Горские народы Северного Кавказа на государственной службе в Российской Империи (XIX век)

К. А. Прокудин

Горские народы Северного Кавказа на государственной службе в Российской Империи (XIX век)

Вместо предисловия

Работа молодого ученого К. А. Прокудина посвящена одной из важных страниц в истории России XIX века. Используя огромный источниковый материал, автор в системном формате с применением разнообразных научных методов, включая расчетные, раскрыл исторические события на чрезвычайно сложном пути вхождения и интеграции народов Северного Кавказа в российское культурное и политическое пространство. Работа, ее актуальность, в том числе и для сегодняшнего дня, говорят сами за себя. Здесь же хотелось хотя бы коротко сказать и о ее авторе.

Окончив исторический факультет Северо-Кавказского федерального университета, Константин Александрович Прокудин учился и в его аспирантуре под научным руководством выдающегося ученого-кавказоведа, доктора исторических наук Т. А. Невской, определившей успешные исследования многих историков.

При этом К. А. Прокудин не ограничился учебной и исследовательской работой в названном университете. Он продолжил свое образование и деятельность на военном поприще, используя на всех этапах своего жизненного пути полученные исторические знания, опыт системного мышления и анализа. Глубоко преданный идеалам патриотизма, любви к Родине, северокавказскому краю, его народам, он полностью отдавал себя работе. Его порядочность, честность, трудолюбие благородные черты характера заслужили признание и уважение друзей и соратников по службе, помогали быть прекрасным семьянином, воспитывать двух дочерей.

Несчастный случай оборвал жизнь 34-летнего успешного и яркого ученого, защитника нашего Отечества. Родственники, друзья и близкие в память о нем, в назидание его детям, в помощь и поддержку тем, кто работает в системе управления и безопасности государства и кто не равнодушен к истории России, кто хочет знать о ней правду больше и глубже, решили опубликовать актуальное по проблематике и талантливое исследование К. А. Прокудина в качестве научного издания.

В. Т. Бекетова, Д. Е. Прокудин

Введение

Изучение практики привлечения горских народов Северного Кавказа на государственную службу России в XIX веке является актуальным не только для исторической науки, но и для выработки взвешенной политики по установлению мира и спокойствия на Кавказе и в наши дни. Расширение российского государства на юг в XVII–XIX веках, обусловленное жизненной необходимостью обеспечить безопасность его южных рубежей, поставило перед ним задачу сближения, а затем и полномасштабной интеграции новых территорий и проживающих на них народов в российское общество. Очевидно, что ее выполнение было сопряжено, в первую очередь, с привлечением на государственную службу Российской Империи представителей горских народов, а также с развитием в их среде просвещения и образования. Степень и характер претворения в жизнь этих взаимосвязанных целей зависели не только от заинтересованности и возможностей России, но и от состояния самого северокавказского общества и внешнеполитической обстановки, складывающейся в XIX веке вокруг него. Сумма последних факторов была в целом малоблагоприятной для России. При этом среди факторов внутреннего характера выделяется доминирование патриархальных отношений в системе управления и в экономике горских народов, ее зависимость от межплеменных конфликтов и набеговой системы и, как следствие этого, ограниченность использования производительного труда в хозяйственном секторе общества. Во внешнеполитической обстановке обозначились устремления и практические действия отдельных стран (Иран, Турция, Египет, Франция, Англия), которые различными методами пытались вытеснить Россию из региона.

В данных условиях вовлечение народов Северного Кавказа в российское общество могло осуществляться на протяжении значительного времени при преобладающем использовании в отдельные периоды силовых методов, что обусловило привлечение на государственную службу представителей горских народов региона и их широкое участие в иррегулярных военных формированиях и частях российской армии. В свою очередь, это стимулировало другие направления интеграции. Среди них выделяются начавшие-ся процессы просвещения и образования в горской среде, служба ее представителей в гражданских институтах России. Царское правительство в своей политике всемерно поддерживало данные направления. Необходимо отметить, что в современной историографии в обсуждении процессов вхождения Кавказа в состав Российской Империи нередко возникают негативные оценки политики России в регионе, поэтому всестороннее освещение интеграции народов Северного Кавказа в российское политическое и правовое поле в XIX веке имеет является наиболее важной задачей кавказоведения на сегодняшний день. Это обусловливает как научную, так и общественно-политическую значимость данной проблемы, решение которой состоит в необходимости целостного и полного освещения событий и фактов, касающихся взаимоотношений Российской Империи с народами Северного Кавказа в XIX веке в контексте привлечения последних к государственной службе, в потребности дать объективную оценку связанных с этим обстоятельств, а также в критике исторических отдельных современных авторов, основанной на привлечении архивных материалов и во взвешенной их оценке.

Материалы проведенного исследования показывают, что нельзя согласиться с мнением тех авторов, которые считают силовую составляющую основой российской политики по отношению к кавказским народам. Исследование позволяет достаточно углублено и масштабно определить то, что проблема интеграции народов Северного Кавказа в российское общество в XIX веке во многих аспектах своей значимости и способов реализации сопрягается с тенденциями геополитики и миропорядка в сегодняшней действительности. Результаты изучения государственной службы представителей автохтонного населения региона в Российской Империи могут быть востребованы в политике нашего государства в условиях решения современных проблем Северного Кавказа. В этой связи изучаемая тема в целом обладает высоким уровнем актуальности.

Глава I.

Подготовка горских народов Северного Кавказа к военной и гражданской службе в Российской Империи

1.1. Горские народы Северного Кавказа в учебных заведениях России

По мере вхождения северокавказских территорий в состав Российской Империи вставал вопрос об интеграции населения региона в общественно-культурную и политическую жизнь страны. Для реализации данной идеи правительство выбрало несколько путей: привлечение горских народов Северного Кавказа к военной и гражданской службе, а также их просвещение и подготовка к ней. Очевидно, что данные направления были тесно взаимоувязаны и отвечали требованиям времени.

На пути просвещения горцев Северного Кавказа и подготовки их к государственной службе стояло много проблем – это неоднозначное отношение на начальном этапе правительства России к народам Северного Кавказа, сложная ситуация во взаимоотношениях между кавказской администрацией и местным населением, которая вылилась в XIX веке в Кавказскую войну, и, наконец, влияние иностранных государств (Турции, Ирана, Англии и др.) на складывающуюся обстановку в регионе.1

Царское правительство понимало необходимость интеграции горцев Северного Кавказа в культурное и политическое пространство государства. На протяжении всего XIX века правительство меняло методику и форму решения этой первостепенной задачи, пытаясь уделить внимание и военному, и гражданскому образованию. В начале XIX века российские власти приступили к созданию на территории Северного Кавказа сети светских школ для знакомства народов Кавказа с русской культурой и обучения элементарной грамоте. Предоставление светского образования давало возможность привить им стремление к службе на благо своего народа и в целом российского государства.

До присоединения к России у горских народов не было светских школ. Дети горцев учились при мечетях у мулл и кадиев; обучение заключалось преимущественно в заучивании молитв на арабском языке. Главной целью учений мулл и кадиев на территориях, позже охваченных Кавказской войной, являлось воспитание фанатиков путем внушения призывов к войне с неверными, ненависти ко всему русскому. Определенное значение для изменения этой ситуации имело открытие в конце XVIII века русских школ в местах дислокации российской армии на Кавказе – крепостях и солдатских слободах. Это были гарнизонные, полковые школы, школы для кантонистов, где наряду с русскими обучались чеченские, дагестанские, ингушские, кабардинские и дети других северокавказских национальностей.2 Позже для более существенного изменения положения царское правительство стало принимать дворянскую молодежь горцев в русские военные учебные заведения, по окончанию которых их зачисляли офицерами в ряды регулярной армии с обязательным сроком службы в шесть лет. Ежегодный контингент приема детей горской знати в русские военно-учебные заведения был установлен численностью в 30 человек.3

Отбор детей горцев для обучения в российских учебных заведениях осуществлялся по специальным правилам. Во-первых, они должны были быть не моложе шести и не старше 13 лет, а главное являться детьми князей, первостепенных узденей и почетных мусульман, которые пользовались среди населения Кавказа уважением, а также имевших русские военные и гражданские чины.4 Так, в прошении начальника Терской области директору гимназии от 20 июня 1874 года говорилось о зачислении в Ставропольскую мужскую гимназию сыновей члена Наурановского окружного суда Васы Мальсагова – Адиль-Гирея и Сая.5 Тем самым правительство осуществляло действия по формированию пророссийски настроенной потомственной знати среди горских народов Северного Кавказа, служащих в государственных структурах, подобных дворянским.

Однако необходимо сказать, что отношение горцев к данным действиям правительства было не однозначно. С одной стороны, прохождение службы и учебы в стенах одного учебного заведения соответствовало природным наклонностям и военной натуре горских племен, с другой – долгий отрыв от родных семейств не мог не сказываться отрицательно на их поведении и службе в российских военных корпусах. Следует отметить, что горцы поступали в кадетские корпуса без всякой предварительной подготовки и соответственного знания русского языка. С учетом этого эффективность обучения и службы была невелика.

Интеграция населения Северного Кавказа в российскую общественную жизнь усложнялась и тем, что, возвращаясь на родину, некоторые из выпускников военных учебных заведений становились предводителями национальных частей, которые воевали против регулярных русской армии на Северном Кавказе. По указанным причинам во второй половине XIX века царское правительство активно занялось решением вопроса об эффективности обучения детей знатных горцев Северного Кавказа в военных учебных заведениях Империи и дальнейшего их назначения в регулярные военные части России.

В 1852 году царское правительство вынуждено было ужесточить правила привлечения горцев Северного Кавказа, грузин и мусульман Закавказья к военной государственной службе после окончания военно-учебных заведений. Так, в своем отношении от 15 мая 1852 года военный министр генерал-адъютант князь Долгорукий писал министру внутренних дел России об изменениях, утвержденных Императором Александром II, в порядке поступления указанной категории лиц в действующие военные части Империи, а именно: по окончанию учебных заведений (кадетских корпусов. – П. К.) дети горской знати обязаны были прослужить в войсках внутренних губерний не менее шести лет и только после этого мог решаться вопрос о переводе их на Кавказ в действующую армию. Долгорукий указывал: «Шестилетнюю службу в кавалерийских и пехотных полках, расположенных в России, воспитанников военно-учебных заведений вообще из горцев, грузин и мусульман, выпускаемых из кадетских корпусов офицерами, юнкерами, считать обязательной. В случаи неудовлетворительного служения в них, переводить их в батальоны внутренней стражи, расположенные, преимущественно в северной, средней и южной полосе Империи. Если по каким-либо причинам они будут уволены от службы до истечения шести лет со времени выпуска из кадетских корпусов, не дозволять возвращать раньше срока. Исключение из сего в тех только случаях, когда начальство Кавказского края найдет необходимым, по семейным обстоятельствам особой важности, сократить для кого-либо из упомянутых воспитанников срок службы и пребывания в России».6

На то время в военно-учебных заведениях оставалось большое количество горцев, которые не справились с учебной программой и продолжали находиться в пансионе на казенном обеспечении. В 1852 году Военное министерство обратилось к наместнику на Кавказе с просьбой о предоставлении мнений руководителей региональных военных округов и войск о целесообразности дальнейшего обучения горцев в военно-учебных заведениях и увеличении числа слушателей в Ставропольской и Екатеринодарской гимназиях.7

По существующему российскому законодательству и правилам приема в военно-учебные заведения подданных Российской Империи при поступлении в корпус родители или родственники должны были «писать обязательство» о том, что они заберут обучающегося из учебного заведения, если он на протяжении двух лет не проявил рвение к учебе и не перешел в следующий класс. На основании 2 дополнения к ст. 828 п. 8 к 3 тому Свода военных постановлений учебная администрация не имела право держать учащегося в корпусе более двух лет и обязана уведомить родственников об отчислении указанной категории слушателей. В том случаи, если «родители или родственники не примут меры к исполнению своего обязательства, то начальство корпуса без всякого снисхождения обязано представить воспитанника к выписке в батальон военных кантонистов».8 На основании ст. 823 3 тома Свода военных постановлений «те воспитанники, которым не исполнилось 16 лет, и которые предались порокам в той степени, что начальство приняло решение о невозможности перевоспитания, направляются в батальон военных кантонистов до 18 лет, а затем определяются в армию на общих основаниях».9

В отношении горцев Северного Кавказа данное законодательство не распространялось в связи с тем, что малолетние горцы доставлялись в военные учебные заведения не родителями или родственниками, а, как правило, кавказскими чиновниками, которые не могли не только «написать обязательство», но и не имели на то право. Действия учебной администрации по отправлению горских слушателей в батальоны военных кантонистов также были затруднены в связи с проводимой либеральной политикой царского правительства по отношению к народам Северного Кавказа.10 Таким образом, горцы находились в корпусе военно-учебных заведений до 16 лет, получая при этом все привилегии воспитанника данных заведений.

Сложившаяся ситуация положительного влияния на горцев не оказывала, так как они заранее знали, что не будут отчислены, и, в свою очередь, оказывали негативное влияние на своих вновь прибывших соплеменников. Только в редких случаях администрация учебного заведения отправляла данных горцев обратно на Кавказ в сопровождении чинов Собственного Его Императорского Величества конвоя, направлявшихся домой после службы в столице (г. Санкт-Петербург – П. К.).11 Руководство Военного министерства Российской Империи, зная о сложившейся ситуации и увеличении расходов на содержание горских воспитанников, продолжавших находиться в военных учебных заведениях, обратилось к главе Кавказского наместничества с просьбой высказать мнение местных чиновников по вопросу целесообразности обучения детей горских князей и уздений, а также старшин в данных заведениях.

В рапорте начальника Центра Кавказской линии генерал-майора Грамотина командующему Кавказской линии и Черномории генерал-лейтенанту и кавалеру Завадовскому от 14 июня 1852 года говорилось о негативном влиянии обучения кабардинских горцев в военных заведениях Санкт-Петербурга, так как оно является в большей степени желанием не родителей, а убеждением местной администрации. Кабардинцы, высланные из заведений «в связи с пороками, неподготовленностью к изучению наук или леностью, мстительны по своей природе, никогда не будут верными подданными. Горцы, выпускаемые из военно-учебных заведений на службу офицерами, особой пользы для службы не приносят. Забывают свой родной язык и не используются в качестве переводчика».12 Данную точку зрения поддерживал в своем рапорте от 12 января 1853 года и начальник Левого фланга Кавказской линии: «весьма скоро возвращенные из Петербурга горцы забывали все полезное там приобретенное и предавались по-прежнему лености и беспечности, составляющим особенную черту их характера, в то же время у большей части остается убеждение, что они люди образованные и выше своих соплеменников…, таким поведением они, конечно, не поселяют в народе выгодного мнения о русском воспитании».13

Главную причину отрицательного результата генерал-майор Грамотин видел в том, что при поступлении в учебные заведения среди горских воспитанников отсутствовал конкурс, и каждый из них был уверен в получении при достижении шестнадцатилетнего возраста офицерского чина в русской армии.14 Грамотин предлагал усилить деятельность российского правительства по обучению горцев Северного Кавказа непосредственно на территории проживания последних. Так, в Нальчикской школе на тот момент обучалось 25 горцев, воспитанием которых занимались не только учителя, но и родственники, исключение из учебного заведения не несло затруднений и осложнений. Обучение в школе приносило больше пользы для подготовки автохтонного населения Кавказа к гражданской или военной службе. В случае поступления на гражданскую службу они получали столько же прав, сколько и офицер, «в особенности, когда правительству угодно будет в программу преподающихся в школе наук внести военное судопроизводство».15

Обращаясь к правительству, военный чиновник предлагал часть расходов за школу взять Военному министерству, увеличить число воспитанников до 50 человек с казенным воспитанием на 15–25 русских мальчиков, которые облегчали бы изучение русского языка горцам и ввести в программу обучения сельскохозяйственные предметы. От 2 до 6 горцев по результатам выпускных экзаменов направлять в кадетские (военные) корпуса. Выпуск воспитанников осуществлять в звании хорунжего или коллежского регистратора. В случае пожелания выпускника служить в регулярных полках, направлять его сразу после школы в полк, чтобы до производства в офицеры он прослужил в чине хорунжего один год.16

Предложения о переносе внимания с военно-учебных заведений Санкт-Петербурга и Москвы на обучение в школах Кавказского края вносил также начальник Правого фланга Кавказской линии генерал-майор Евдокимов в своем рапорте от 9 ноября 1852 года. Так, он сообщал, что «небесполезно было, если бы вместо отправления детей горцев для воспитания в Россию, учредить учебные заведения в важнейших пунктах на Кавказе. Сюда охотно будут поступать дети многих влиятельных людей, следовательно, число воспитанников может быть не сравнительно больше числа отправленных».17

Анализ документальных материалов позволяет выявить кроме выше сказанных причин неэффективности воздействия столичного образования на горцев и тот факт, что не многие народы Северного Кавказа направляли в достаточном количестве воспитанников в учебные заведения Санкт-Петербурга и Москвы, чтобы они смогли после их окончания влиять на своих соплеменников и нести русскую культуру на Кавказ.

Усложняло ситуацию то обстоятельство, что многие из воспитанников военно-учебных заведений плохо переносили изменения в климатических условиях. Так, в рапорте начальника Владикавказского военного округа от 18 декабря 1852 года сообщалось, что из 52 воспитанников, отправленных на обучение, в течение последних трех лет на Кавказ для лечения было отправлено 14 человек, из которых 7 горцев умерло от болезней. Таким образом, желание горских народов направлять своих детей в военно-учебные заведения с каждым годом становилось меньше.18

Учитывая сложившуюся ситуацию, военный чиновник предлагал следующее: «…для предварительного воспитания горцев умножить школы при местных управлениях по примеру школ военных; в Ставрополе, или где угодно Вашему начальству, устроить Кавказский корпус по образцу Губернских корпусов, в который должны будут поступать горцы, получившие предварительное воспитание в школах; программа для преподавания наук в этом корпусе должна быть согласна с потребностью края и с целью воспитания горцев, для определения сея составить особый комитет из опытных генералов и штабных офицеров; воспитанников, кончивших курсы в этих корпусах, производить в офицеры с прикомандированием на 6 лет к полкам, расположенным в губерниях России. Лучшим воспитанникам военного корпуса желающим продолжить изучение науки предоставлять право дальнейшего воспитания в петербургских учебных заведениях и по сдаче выпускного экзамена, предоставлять следующий чин и выпускать на шестилетний срок в полки расположенные в России».19

Особое внимание на получение образования горцами на территории Северного Кавказа в своем отношении главнокомандующему Отдельным Кавказским корпусом уделял командующий войсками Кавказской линии и Черномории генерал-майор Капгер (от 20 марта 1853 года), в котором он сообщал о «безнадобности» учреждения на территории края новых светских учебных заведений, а предлагал усовершенствовать и увеличить контингент преподавателей и слушателей в Нальчикской школе, гимназиях Ставрополя и Екатеринодара.20 Так, кавказский чиновник предлагал детей почетных горцев, князей и уздений зачислять в первые или приготовительные классы, не отделяя при этом от русских воспитанников и не позволять носить национальную одежду. Не справляющихся горцев исключать из пансионата без наделения каких-либо преимуществ перед своими соплеменниками.21

Принимая во внимание все выше сказанное, правительство решило осуществлять действия по усовершенствованию системы просвещения среди северокавказских горцев. В первую очередь главнокомандующему Отдельным Кавказским корпусом было предписано:

– школу в г. Нальчике увеличить по мере надобности;

– учредить такую же школу при Тенгинском пехотном полку, если число желающих получить образование будет увеличиваться;

– определить вакансии в количестве 50 в Ставропольской и 25 в Екатеринодарской гимназиях.22

В конце 1853 года были приняты изменения в § 48 4 главы Положения о Кавказском учебном округе. Благородный пансион при гимназиях учреждался в следующем составе: Тифлисская – 120, Кутаисская – 135, Ставропольская – 182, Екатеринодарская – 135.

Из них казеннокоштных:

– Тифлисская гимназия – 65 мест, 30 из которых для детей князей и дворян Тифлисской губернии, 20 – детей русских чиновников и 15 – детей мусульман высших сословий и армянских меликов;

– Кутаисская гимназия – 60 мест, 35 из которых для детей князей и дворян Кутаисской губернии, 10 – детей мингрельских князей и дворян, 5 – детей абхазских и иных племен, 10 – детей русских чиновников;

– Ставропольская гимназия – 142 места, 30 из которых для детей русских дворян и чиновников, 65 – детей почетных горцев Кавказской линии, князей и уздений, 47 – детей офицеров Кавказского линейного казачьего войска;

– Екатеринодараская гимназия – 120 мест, 35 из которых для детей почетных жителей из числа черкесских племен, проживающих у границ земли войска Черноморского, 60 – воспитанников за счет войсковых сумм, 25 полных мест и 35 полуказеннокоштных мест для детей офицеров и чиновников Черноморского казачьего войска».23

5 сентября 1858 года было принято решение о прекращении предоставления 30 вакансий в военно-учебных заведениях Российской Империи детям кавказских горцев и предписано «… разрешить главному кавказскому начальству ходатайствовать о присылке на воспитание в столичные военно-учебные заведения только трех детей горцев из почетных и владетельных фамилий. На содержание отпускать по 220 руб. серебром на каждого в год из Государственного казначейства».24 Главным препятствием на пути приобщения горцев к государственной службе и получения образования через российские военно-учебные заведения являлась продолжавшаяся Кавказская война.

Однако обращает на себя внимание тот факт, что царское правительство осуществляло целенаправленные мероприятия по предоставлению возможности представителям горских народов Северного Кавказа и Закавказья получать высшее гражданское образования независимо от количества обучающихся в военно-учебных заведениях, в университетах Российской Империи для распространения просвещения среди них и подготовки кавказских воспитанников25 к участию в развитии торговли и промышленности, а также государственной службе, прежде всего, на территории Кавказа.26 Так, в соответствии с § 3 Высочайше утвержденного положения о воспитании кавказских и закавказских уроженцев, за счет казны, в высших и специальных учебных заведениях Империи от 11 июня 1849 года для кавказских воспитанников выделено вакансий за казенный счет в высшее учебное заведения Империи: в г. Санкт-Петербурге – в Императорском Санкт-Петербургском университете – 20 вакансий (для уроженцев Кавказского и Закавказского краев – 15), Главном педагогическом институте – 10 (5), Императорском институте правоведения – 5 (4), Институте корпуса инженеров путей сообщения – 4 (3), Институт корпуса горных инженеров – 4 (3), Строительном училище путей сообщения – 6 (4), Лесном и межевом институте – 10 (7), Императорской академии художеств – 2 (2), Санкт-Петербургском коммерческом училище – 5 (5), Санкт-Петербургском технологическом институте – 2 (2); в г. Москве – Медицинском отделении Императорского московского университета – 20 (15) и в других отделениях университета – 20 (15), Лазаревском институте восточных языков – 20 (14), Константиновском межевом институте – 15 (10), Ремесленном училище Императорского московского воспитательного дома – 2 (2); Императорском казанском университете по отделению восточной словесности – 5 (3); Горыгорецком земледельческом институте – 5 (4); Главном училище садоводства в Одессе – 5 (5).27 Кроме того, с 1849 года при сдачи вступительных экзаменов в университеты уроженцев Кавказского и Закавказского краев не подвергали испытаниям на знание немецкого языка,28 что еще раз указывает на стремление царского правительства к скорейшей интеграции представителей автохтонных народов Кавказа в российское общество и привлечения их к государственной службе в Российской Империи.