Полная версия
Год в Сирии между миром и войной
Несмотря на эффектный внешний вид, салон машины довольно потрепанный, не люкс и не шик. У меня возникла аналогия с битком набитым товарным поездом, в который на каждый станции загружают дополнительный груз. Не хватает воздуха, но окна не откроешь, так как на улице то дождь, то снег.
Вот так, в тесноте, как селедки в бочке, едем мы по скоростной трассе из Бейрута в Дамаск. За окном сначала мелькают высокие здания большого города, через несколько минут они сменяются трущобами, а затем все постройки вовсе пропадают из виду.
Мне невесело, скучно и утомительно. Быстро темнеет, в салоне очень громко играет арабская музыка. Мужчины яростно жестикулируют, шумно и эмоционально что-то обсуждают. Не скажешь, что они познакомились только несколько минут назад. Я понимаю лишь отдельные слова и в бурном мужском разговоре не участвую. Мое неумение говорить по-арабски кажется мне большим недостатком. По натуре я – рассказчик, а не слушатель, но здесь пока остается довольствоваться ролью немого наблюдателя.
Дорога действительно опасна. Местами ее пересекают большие сугробы. Преодолевать их непросто. Автомобиль то буксует в снегу, то сбрасывает скорость на поворотах, чтобы не свалиться в овраг. Я замираю от волнения на каждом крутом повороте, где колеса противно скрипят по дорожному льду.
Спать хочется ужасно, но я не могу закрыть глаза. Пытаюсь раз- глядеть в кромешной темноте хоть что-то, похожее на свои восточные сказки. Увы, нет ни пустыни, ни солнца, ни жары… Темная зимняя ночь. Всё похоже на нашу прибалтийскую зиму, где в декабре так же темно и холодно. Только громкие голоса сирийских мужчин напоминают мне, что я очень далеко от дома.
Мы – на границе Ливана и Сирии. Нет ни очереди, ни транспорта, ни людей, хотя обычно здесь выстраиваются длинные вереницы машин.
Для моих сирийских попутчиков все проходит быстро и без всяких формальностей, так как они могут свободно пересекать ливанско-сирийскую границу по внутреннему удостоверению личности без всяких виз и штампов в паспорте.
А мы с мужем полчаса ждем служащего, который выдает сирийские визы. Он куда-то отлучился по своим делам, и никто не знает, где он и когда появится.
Вернувшись, он приветливо берет мой паспорт, с любопытством рассматривает его, внимательно оглядывает нас с мужем и интересуется:
– Какова цель визита? Туристическая? У кого вы собираетесь жить?
Вас кто-то принимает в Сирии?
– Я еду по проекту на работу, и у меня в Сирии супруг, – отвечаю я. Пограничник, слегка нахмурив брови, продолжает:
– А кто супруг? Вы, что ли? – и, обращаясь к Мохаммеду, переходит на арабский. – Вы действительно муж и жена? А почему до сих пор не оформлен брак в Сирии?
Он смотрит на меня с настороженностью, ведь наш брак в Сирии не легализован, и, по сути, здесь я не являюсь замужней женщиной.
Мне все эти вопросы кажутся нелепыми, ведь мы уже почти два года в официальном браке. «В чем разница? Да, расписаны мы в Эстонии, но свидетельство о браке есть и на английском», – рассуждаю я про себя.
Оказалось, что наше свидетельство о браке не является здесь серьезным документом. Все браки сирийцев с иностранными гражданами нужно легализовать в Сирии, и только в этом случае можно считаться официальными супругами.
Муж изрядно нервничает, но не падает духом и старается убедить пограничника, что мы действительно муж и жена. Он объясняет, что зарегистрировать брак пока не успел, но по приезду обязательно этим займется. С горем пополам заслуживаем снисхождение пограничника.
Плачу госпошлину за визу в сумме 12 долларов, служащий ставит в мой паспорт наклевает что-то похожее на почтовую марку. Поверх «марки» пограничник что-то вписывает арабской вязью. Вчитываемся и видим:
. «жена сирийца»
– Добро пожаловать в Сирию! – уже приветливо говорит он, возвращая мне паспорт. – Эта виза-марка пригодится, если приедешь с этим паспортом одна, а брак в Сирии еще не будет оформлен.
Паспорт с визой готов, я с восторгом восклицаю про себя:
«Ну вот я уже одной ногой в Сирии, да еще как «жена сирийца»! В глубине души мне чуточку боязно, ведь я не знаю, что ждет меня впереди. Но сердце трепещет от предвкушения грядущих перемен.
Продолжаем путь в желанный Дамаск по хорошо освещенной дороге. По обочинам на высоких столбах всюду весят одинаковые пор- треты молодого мужчины – президента Сирии. На каждом портрете – надпись на арабском языке: Эта фраза мелькала у меня перед глазами, наверное, раз сто. , – размышляю я. «Мы, Сирия, лучше знаем нашего Башира Аль-Асада». «Видимо, так сирийский народ дает иностранцам понять, что ему неважно мнение других стран о своем президенте, главное – что сами сирийцы о нем думают»
Спрашиваю у мужчин о достоинствах президента. Вместо ответа таксист и попутчики дают мне как иностранке простой совет – никогда не спорить о политике. И, боже упаси, отозваться плохо о действующей власти. На вопрос о сирийском президенте лучше сказать так: . Этой фразой я никого не обижу, и реакция на нее будет положительной. «Думаю, что он компетентный и достойный президент»
На календаре – 10 декабря 2010 года. В мировой политике к Сирии относятся неоднозначно. С западными странами отношения у нее довольно натянутые. Они периодически обвиняют сирийское руководство в поддержке иракского сопротивления, в вооружении Хезболлы, в нарушениях прав человека и диктаторских методах управления. Исключением можно считать Францию, которая сотрудничает с Сирией в сфере экономики. Особые отношения складываются у Сирии с Россией, поскольку она рассматривает Россию как главный источник инвестиций и как основной военнотехнический партнер. Для России Сирия – важный стратегический партнер на Средиземном море. В приморском сирийском Тартусе расположена российская военная база. 4
Через пару километров от границы портретов президента стано- вится меньше, но ближе к Дамаску изображения мужчин в светской и военной одежде появляются снова. Это портреты предыдущего и нынешнего сирийских президентов Хафеза и Башира Асадов. Они висят повсюду – как вместе, так и по отдельности.
Хафез Асад считается основателем современного сирийского государства. Сирийцы уважают его как сильного президента страны. Многими лидерами европейских стран и США он воспринимается как диктатор. Несмотря на это, некоторые зарубежные политики считают его влиятельным и харизматичным политическим деятелем. В свое время президент США Билл Клинтон назвал его политиком номер один в мире. Хафез Асад известен как лидер, сумевший объединить мульти-конфессиональный сирийский народ в единую нацию, укрепить экономику страны и выстроить светское общество. Он боролся со всеми видами исламского радикализма, создал сильную и боеспособную армию. Его называли правителем с железной рукой. После смерти Хафеза Асада люди в разных уголках страны до сих пор вешают его плакаты, отдавая дань уважения основателю сирийского государства.
Во многих арабских странах лидер традиционно появляется на публике в арабском платке на голове. Но сирийский президент всегда одет в классический деловой костюм или в военную форму.
4«Хезболла» – военизированная ливанская шиитская организация и политическая партия, выступающая за создание в Ливане исламского государства по образцу Ирана. Считает Америку своим врагом и выступает против государства Израиль.
Признаки возвеличивания президента присутствуют всюду. Наверняка можно предположить, что здесь действует своего рода культ личности.
Часто можно увидеть и плакаты международной тройки: сирийский президент Башар Асад, иранский президент Махмуд Ахмадинежад и лидер ливанской шиитской политической партии и полувоенной организации «Хезболла» Хасан Насралла. Эта тройка подчеркивает дружбу братских народов и общность политических взглядов. Сирия, Иран и «Хезболла» совместно выступают против политики Америки и Израиля на Ближнем Востоке.
Широкая, хорошо асфальтированная дорога петляет, с обеих сторон нас окружают невысокие рыжеватые горы. Пара экскаваторов и бульдозеров усердно расчищает оставшиеся на проезжей части сугробы. Едем со скоростью не больше 80 км в час.
Это главная дорога из Ливана в Дамаск. Надписи на указателях преимущественно арабские, а там, где все же удосужились дать перевод, он мало помогает из-за своей корявости. В результате английские названия на указателях так отличаются от названий реальных, что запутаться в них – раз плюнуть.
Машин ночью мало, и они отличаются от бейрутских, здесь они беднее, старее. Порой можно увидеть экземпляры, место которым – в каком-нибудь музее раритетных автомобилей. На глаза попались несколько «Жигулей» и «Лад», а также новая для меня марка «Шам». Это иранско-сирийский автопром. Свое название машина получила в честь древнего названия Сирии.
Въезжаем в Дамаск. Среди городских построек много пестрых магазинчиков с едой, они открыты даже ночью. Достаточно многолюдно, несмотря на поздний час. Снега и дождя уже нет, температура около 10 градусов. Не зря ли я выложила свитера и шапки?
Вокзал заполнен местными маршрутными автобусами и такси. Шум транспорта и многочисленные яркие огни свидетельствуют о том, что город не спит.
Новая обстановка будит мое любопытство. Я в Сирии! Я в древнем славном Дамаске! Меня ждут самые разные открытия.
Эпилог первый
Лето 2017 года. Внимание всего мира приковано к 20-миллионной стране под названием «Сирия». По нескольким каналам и по несколько раз в день рассказывают о трагических событиях: боевики ИГИЛа (Здесь и далее: «Террористическая организация запрещена в РФ»), Джебхат ан-Нусра («Террористическая организация запрещена в РФ»), борьба за власть и ресурсы между повстанцами и войсками режима президента. Страна с богатейшим культурным и историческим наследием превратилась в одно из самих несчастных мест на земле. Все только и говорят о разрушениях и человеческих потерях.
О свободных и безопасных поездках в Сирию можно забыть. Грустное совпадение: самый безопасный путь в Сирию на сегодняшний день – это дорога из Бейрута в Дамаск, по которой я когда-то ехала. Теперь здесь туристов не увидишь. Иностранцы на территории Сирии – это либо военные корреспонденты, либо военные советники, либо головорезы, приехавшие со всего мира воевать в рядах ИГИЛа.
Дорога из Бейрута от ливанской границы до Дамаска находится под контролем государственной власти. Армия надежно защищает проезжую часть от террористов. Военные останавливают каждого, тщательно осматривают машины и пассажиров. Сами сирийцы теперь стали беженцами в Ливане. В Ливане уже более полутора миллиона беженцев. В мире сирийцев не хотят видеть нигде, они ассоциируются или с террористами, или с беженцами. Получить визу какой-нибудь страны для них почти нереально.
Я называю последние шесть лет «уничтожающей трансформацией». Сравнивать начало и конец этого периода невозможно. Это как день и ночь, черт и Бог. изменения ужасные и устрашающие. По-моему, война – это проклятье для любого народа и страны, так как она уничтожает все.
Глава Сирии Башар Аль-Асад в 2014 году снова был избран прези- дентом, набрав абсолютное большинство голосов. Отношение к нему противоричивое. Сирийский народ раскололся на два лагеря – на сторонников режима Башара Аль-Асада и его противников.
Дорога на Дамаск для многих фанатиков-исламистов стала главной целью их жизни. Исламистские радикалы стремятся в Сирию для борьбы с «неверными», для них это – священное поле битвы. Если хочешь попасть в рай, ты должен пройти через Сирию. Война продолжается.
Когда я слушаю истории моих знакомых сирийцев, у меня щемит сердце. Господи! Неужели все это происходит в моей Сирии?! Мне до сих пор не верится в происходящее. После каждого разговора по телефону или электронного письма я плачу навзрыд. К счастью, многие мои сирийские друзья еще живы. Я всегда держу за них кулаки. За всех тех, кто еще остается в Сирии и несет на себе бремя войны. Я жду момента, когда мы снова встретимся на этой прекрасной земле.
Но в то же время я благодарна судьбе, что наша маленькая семья сейчас живет в Эстонии. Мы в безопасности и далеко от ужасов войны.
Часть II. Затишье перед бурей
Из моей любимой песни известного современного сирийского певца Али ал`Дика» Доброе утро, Сирия!»
Первое утро
Будильник мусульманского Востока, или как я проснулась в новом доме.
Утреннее знакомство с жилищем. Что удивило меня в первые дни?
А что, уже утро?! Первая ночь пролетела невероятно быстро. Чувствую себя слегка уставшей от вчерашнего путешествия, хочется еще понежиться в кровати. Кажется, что в доме все еще спят и не торопятся подниматься со своих теплых, нагретых телами уютных лож. Ранняя утренняя тишина.
В комнате довольно холодно. Похоже, зимой она не отапливается, и меня это настораживает. Бр-р-р… Бр-р-р-р… Я словно в холодильнике. Казалось бы, мне, жительнице северной страны, не пристало жаловаться на температуру зимнего сирийского воздуха. Однако, похоже, о вечной жаре Ближнего Востока придется забыть или хотя бы свыкнуться с мыслью, что зима бывает везде.
Оглядываюсь и понимаю, что здесь вообще нет привычных радиаторов и других электрических обогревателей. Их заменяет странный металлический предмет, он стоит в углу и похож на буржуйку. Я совсем не умею пользоваться такой печкой – здесь нет привычных поленьев, которые можно забросить в топку. Сама печь давно остыла, но от нее идет мерзкий запах мазута. Пахнет, как на бензоколонке. Похоже, по ночам ее не топят – мало ли что может случиться. Вот и получается, что под утро помещение остывает.
Я еще совсем сонная, но спать дальше не дает холод, он щиплет мои высунувшиеся из-под одеяла ноги и нос. Однако я осознаю, что не холод прервал мой сон, а что-то другое. Может, ход часов? Кстати, где часы? Сколько уже времени? Одинокий циферблат уныло висит на белой пустой стене, но он мне не помощник. Нет привычного мерного тиканья, стрелки застыли на месте, забыв о своем основном предназначении.
В спальне нет окон, так что не определить – на улице еще темно или уже солнце светит.
С улицы доносятся странные протяжные монотонные звуки. Прислушиваюсь. Да, это завывающий мужской голос. Очень интригует.
Мохаммед, как маленький ребенок, крепко спит рядом. Не осмеливаюсь его будить после вчерашнего длинного дня. Да и незачем, сама попытаюсь догадаться. Пение продолжается, и мое любопытство побеждает.
Я тихонько встаю с кровати. Хорошо, что на полу лежит мягкий шерстяной ковер и мне не нужно топать босиком по холодным бетонным плитам с восточным узором. Второпях натягиваю пижамные штаны и единственный привезенный шерстяной вязаный свитер, который не раз согревал меня в Эстонии, на цыпочках выскальзываю из комна- ты, дохожу по широкому коридору до соседней гостиной, ее большое окно наконец удовлетворяет мое любопытство.
На улице только светает, но уже можно разглядеть ближайшие окрестности. Панорама не очень-то живописная. Сплошные дома. Яблоку негде упасть. Дома стоят так близко друг к другу, что кажется, рукой можно дотянуться до дома соседа. На улице – никого. Но кто-то же поет свою песню в надежде, что его услышат. Значит, спят не все.
О, мне кажется, что в этой просторной комнате значительно теплее, чем в спальне. Наверняка солнце нагревает здесь стены в течение дня. Странно, но и здесь нет исправных часов. Сколько же все-таки времени? И кто поет эту песню?
Быстро поднимаюсь на третий, последний, этаж дома, где пока никто не живет. Стройка в полном разгаре. Еще не очень понятно, что здесь будет, но уже видно, что помещение разделено на четыре просторные комнаты, как и на других этажах. Оконные рамы пока не застеклены, на полу – песок, серые бетонные стены. Окна без стекол в середине зимы? Впрочем, осадков зимой здесь, пожалуй, немного, так что стройку не обязательно консервировать.
Любопытство гонит меня выше, я поднимаюсь на крышу здания. Совсем другое дело. Отсюда вид гораздо лучше. В том смысле, что я вижу, где нахожусь и откуда доносится эта утренняя песня.
Окидываю взглядом открывшуюся панораму. Песчаная гора плотно усыпана однотипными малоэтажками и разрезана узкими улочками. Дома лепятся к горе и друг к другу и напоминают скопление птичьих гнезд. На крышах – веревки с выстиранным бельем и телевизионные спутниковые тарелки, напоминающие распустившиеся бутоны цветов.
На первый взгляд, дикое зрелище. Этот район Дамаска представляет собой поселок, где нет ни зелени, ни архитектурного разнообразия. Серые бетонные дома без начала и конца. Его будто слепили из конструктора «лего» в одно бесформенное целое, не задумываясь об эстетической стороне.
Неподалеку остроконечная башня светится зелеными фонарями. Это сооружение радует глаз и выделяется на фоне скучного жилого массива. Внимательно разглядываю башню и вижу несколько больших рупоров. Да, именно из них и идет этот завораживающий звук. С запозданием понимаю, что башня – это мечеть, а пение мужчины – молитва.
Сейчас, должно быть, около шести утра. Я сижу на крыше на белом пластмассовом стуле и думаю: я же приехала в мусульманскую страну, чего еще ожидать? Должна была сразу догадаться, что это за пение.
Молитва – одна из самых важных обязанностей исповедующих ислам. Мусульмане молятся Аллаху пять раз в день: когда встает солнце, в середине дня, после обеда, на закате и при наступлении ночи. Сейчас я слушаю первую молитву.
Солнца еще не видно, но небо ясное. Предвкушаю дивную погоду. Мне не терпится отправиться в город, но надо подождать, пока проснутся остальные обитатели дома. Я на цыпочках спускаюсь вниз.
Опять тишина, молитва закончилась. В доме никто не молится, все спят. По крайней мере, мои новые родственники не всегда выполняют священный долг мусульманина – совершение молитвы.
Раз все еще спят, я тоже могу немного поваляться. Но в холодную спальню возвращаться не хочется. Прилягу-ка я в этой комнате с широкими окнами, через которые уже пробиваются первые желтые лучи солнца. Я поудобнее устраиваюсь на маленьком диванчике возле окна и засыпаю.
Цыпленок в новом гнезде
Знакомство с обитателями дома. Братья Хасан и Рида.
Сестра Ноха. Роскошный завтрак на ковре.
Сколько времени я проспала, не знаю. но точно знаю, что вторым моим будильником стал шум проезжающих машин. Открываю глаза и вижу, что в комнате я одна.
Солнце залило помещение ярким светом. С первого этажа доносятся голоса мужчин. Мне хочется поближе познакомиться с обитателями дома и узнать, где я, собственно, нахожусь. Какое оно, мое новое гнездышко?
Спешу в ванную привести себя в порядок. Ванную – это я, конечно, громко сказала. Никакой ванны нет. Это просторная комната, сверху донизу облицованная белым кафелем, в стене – душевая насадка и раковина с краном, в полу – слив для воды. Вместо унитаза – дырка в полу. Туалетной бумаги нет, вместо нее из стены торчит шланг для полоскания. Выглядит совсем не по-европейски.
Вода в кране – не просто холодная, а ледяная. Замечаю, что на стене висит скромненький бойлер, но включить его не решаюсь. кое-как чищу зубы и споласкиваю лицо и руки. Главное – побыстрее, чтобы не обморозиться. Как цыпленок, приходит мне на ум аналогия. Да-а-а, несладко приходится здесь зимой местным чистюлям, хорошо, что хоть бойлер спасает их.
На цыпочках спускаюсь на первый этаж. С каждой ступенькой лестницы мое волнение усиливается, я стесняюсь того, что сейчас мне придется что-то сказать на арабском. Навстречу мне выходит молодая красивая девушка.
– Сабах аль хэир! – приветливо говорит она. 5
– Мархаба! – скромно отвечаю я. Это пока почти единственное, что я могу произнести без смущения и отчетливо на арабском. 6
5Доброе утро, Таня! (араб.)
6Привет! (араб.)
Девушка обнимает меня и целует три раза в обе щеки, примерно так делают при встречах во Франции. Она что-то щебечет по-арабски, но я, к моему глубокому сожалению, ничего не понимаю. Догадываюсь, что это Ноха – младшая сестра моего мужа, о которой он мне не раз рассказывал.
Ноха – симпатичная двадцатилетняя брюнетка. на ее белом юном личике из-за застенчивости изредка проступает румянец. Ее длинная толстая коса доходит до тонкой талии, а светлые голубые глаза прекрасны. Она улыбчива и мила со мной. Я уже знаю, что она изучает историю в Дамасском университете. Во время учебы она живет в доме братьев, а на каникулы и на выходные уезжает к родителям в деревню. Братья-холостяки опекают сестру в городе, а в ответ Ноха помогает им по хозяйству.
Ноха манит меня в кухню, где она готовит завтрак. На столе лежит большой круглый поднос с десятком маленьких тарелочек. В одной – вареные яйца, в другой – зеленые оливки. остальных продуктов я толком не знаю. Наверное, местные блюда. Ноха снимает с газовой плиты маленький чайник и ставит в середину подноса.
Я сижу за кухонным столом и жду остальных членов семьи, чтобы дружно позавтракать. Но, оказывается, есть мы будем не на кухне. Ноха ловко подхватывает тяжелый поднос и уносит в соседнюю комнату, где до сих беседуют мужчины. Я плетусь следом.
Эта комната – просторная и солнечная. На окнах висят тяжелые бархатные занавески с узорами и бахромой. Мебели почти нет, только громоздкий платяной шкаф и массивная деревянная тумба с телевизором. На полу – большущий разноцветный ковер. А все стены опоясы- вает своего рода диван. Но назвать его предметом мебели сложно, он совсем не похож на обычный диван с устойчивой конструкцией. Этот диван образуют большие квадратные и прямоугольные подушки, размещенные на ковре буквой П.
На первый взгляд, кажется, что люди сидят на полу, но на самом деле они сидят на мягком диване из разноцветных подушек и причудливых цилиндрических валиков. Мест на таком диване не сосчитать, он занимает большую часть комнаты площадью 30 квадратных метров.
В одном углу устроились трое молодых мужчин. Я знаю только мужа, но по внешнему сходству легко догадываюсь, кто его собеседники. Это братья моего супруга – младший Рида и старший Хасан. Мохаммед и Рида очень похожи – оба худощавы, зеленоглазы, совсем как близнецы, только у Мохаммеда темные волосы, а у Рида – русые. Хасан, напротив, – голубоглазый, с небольшими залысинами в темно-русых волосах, ухоженный коренастый мужчина 35 лет.
Как только мы входим, братья сразу встают поприветствовать и обнять меня – крепко и каждый по очереди. Все снова дружно повторяют фразу:
– Добро пожаловать в Сирию!
Поднос с завтраком занимает свое место на ковре в центре комнаты, и моя первая трапеза в Сирии начинается.
Все очень по-восточному. Все – по-другому. Забавно, что в XXI веке сохраняются такие древние традиции. Я думала, что только в восточных сказках герои трапезничают на ковре. Мне непривычно завтракать, сидя на полу. В этих краях считается, что пищу следует принимать именно так, как поступал посланник Аллаха пророк Мухаммед. Кроме того прием пищи на полу больше соответствует принципам скромности и смирения.
Мне же это пока напоминает семейство цыплят, которые дружно клюют семечки на подносе.
Честно говоря, это не так уж и удобно. С непривычки не знаю, как наклониться за едой, как держать стаканчик чая. Ноха показывает, как нужно сесть, чтобы было комфортно и легко принимать пищу. Она укладывает свою левую ногу под себя, наподобие позы лотоса, а правую, согнув в колене, плотно прижимает к груди.
Я пытаюсь повторить это гимнастическое упражнение. В прин- ципе, ничего сложного.
За завтраком узнаю, что есть и другие тонкости при приеме пищи. Сухие продукты надо брать с подноса тремя пальцами правой руки. То есть щепоткой. Своей тарелки ни у кого нет. Поэтому нужно считаться со всеми сидящими за столом и соблюдать вежливую очередность, когда протягиваешь руку за лакомым кусочком. Жидкие блюда едят ложками или макают в них лепешки и лаваш.
Знакомлюсьс новыми блюдами – хумус, бабагануш, фалафель, макдус, пирожки с заатаром. Типичный сирийский завтрак. Все безумно вкусно. Я – вегетарианка и в незнакомом месте частенько привередничаю в еде, так как не знаю, что из чего приготовлено. Местные яства на завтрак мне по вкусу – нет ни колбасы, ни сосисок, которые обычно предлагают в европейских гостиницах. Однако смущает обилие оливкового масла. Все будто плавает в нем. Родственники мужа без устали макают в него лаваш, а потом еще заворачивают в него чрезмерно пропитанный оливковым маслом макдус. А на подносе стоит тарелка с острыми оливками. У меня возникает ощущение, что масло скоро потечет у меня из ушей. Больше всего мне нравится фалафель. За завтраком я только и ем эти маленькие оранжевые нутовые котлетки, заполняя желудок полезной и легкой пищей. 7 8 9 10 11