Задним числом. ДжазЭкшн в трьох отделениях

Испугавшись не на шутку, Певун, несмотря на контрабас, бежал, что кениец. Учитель, увидев за собой погоню, свернул в переулок, через который он всегда ходил в школу. Там в сокровенном месте из-под земли торчала железяка, так хорошо знакомая его ботинкам. Желая выслужиться перед директором и потом похвастаться перед всем классом, Серёга гнал тело на всех парах. Ещё шаг, два, прыжок, и он схватит Певуна за шиворот. Шаг, два, а вместо прыжка полет и пузом в лужу. Клеопатр таки развёл преследователя на железяку, споткнувшись об которую, невозможно было не упасть. Так сказать, проверено на себе и на разорванных ботинках. Поднявшись с диким ором, что Певун за это ответит, Серёга вновь оказался в луже, когда в переулок забежал Плей, а за ним Эскэйп и парень, носивший логическую кличку. Именно Андроид, ничего не видя, забежал в переулок и налетел на одноклассников, чудом не сбивших Симоненко.

Как известно, чудес не бывает. Валяясь в грязной луже, одноклассники думали, как объяснить, что с ними случилось. И только они нащупали более-менее приличный вариант, как все стало ещё веселее. Прямо на них бежал учитель музыки. Это хорошо. За ним гналась немецкая овчарка, а это не есть хорошо.

Школьники, выбежав на большую перемену, обсуждали разбитое окно директора и того, кто это сделал. Когда же во дворе появился Певун собственной персоной, все просто отказывались что-то понимать.

– Разбить окно и вернуться в школу, что за бред!? – сказал Коца.

– А отмечать выпускной задним числом это не бред? – заметил Кекс.

Друзья печально вздохнули, расстроенные тем, что последний прикол не состоится. Коца хотел предложить то же, что и Кекс, но следом за Певуном во дворе появился Серёга Симоненко и компания. Вся школа замерла, рассматривая перепачканную с ног до головы ватагу. Во двор выбежал директор с громкоговорителем в руках. Надеясь угомонить безудержный смех, Эраст Эдуардович, сам не зная, причём тут паника, крикнул:

– Без паники!

Во двор забежала немецкая овчарка. Вот теперь надо было кричать паника, но перепуганный директор детским голосом крикнул:

– Мамочка!

– Вот это я называю прикол, – засовывая швабру в дверные ручки, сказал Коца.

– Это да, – согласился Кекс, – удерживая двери, в которые пыталась ворваться вся школа.

Пережив приключение с овчаркой, Клеопатр Акакиевич в тревожном ожидании сидел в приёмной директора. Эраст Эдуардович лично вызвал учителя к себе в кабинет.

– Ну, Клеопатр Акакиевич, рассказывайте, как вы докатились до такой жизни, – улыбаясь, в шутку сказал директор.

Пытаясь разгадать, почему с ним шутят, Певун не спешил с ответом. Ёрзая на стуле, он мямлил что-то невнятное, которое сводилось к тому, что не он такой, а жизнь довела, и вообще, если его отпустят, то он больше не будет.

– Что не будете? Окна бить директору?

– Я не разбивал окна! – вскочив со стула, воскликнул Певун праведным фальцетом.

– А зачем, убегали? Как говорится: «На вору и шапка горит»! – крикнул директор, вроде бы обвиняя, и в тоже время смеясь.

Пытаясь выяснить, что происходит, Клеопатр Акакиевич набрался смелости и спросил напрямую.

– Ни в чём вас не обвиняют. Просто я хотел с вами поговорить, а вы бежать.

– Поговорить? Со мной? О чём?

– Не о чём, а о ком, – похлопав по плечу учителя, сказал директор.

Прекрасно понимая, о ком идёт речь, Певун встал и, взяв свой контрабас, направился к двери. Перегородив дорогу, директор извинился и в своё оправдание сказал, что упомянул о Марь Ванне только потому, что хочет взять Клеопатра Акакиевича назад.

– Назад?

– Обратно, – пояснил директор.

– Куда?

– На работу.

– А.., – ляпнув себя по лбу, сказал Клеопатр.

Не давая Клеопатру Акакиевичу опомниться от счастья, директор сказал:

– Мне кажется, что Марь Ванна в глубине души вас простила.

– О, я не верю своим ушам! От кого от кого, но от вас я такого не ожидал!

– Да что ж такое! – изображая обиду, говорил директор. – Я пытаюсь вам помочь, а вы в каждом слове видите колкость.

– Как вы можете мне помочь, если я обязан выехать из Богодухова.

– Не кипятитесь, мой друг, – усаживая Певуна, говорил директор. – Время прошло, все забылось. Если вы не будете так страстны, то кто знает, может, вы и будете вместе.

– Вы так думаете?

– Безусловно… вот только этот инспектор…

– Какой инспектор, – переспросил Певун, прекрасно зная, о ком идёт речь.

– Зеленоглазый высокий шатен.

– Тот, с которым я столкнулся в коридоре?

– Кажется, он хочет вскружить ей голову… или мне так показалось. Не важно, главное, вы согласны вернуться в школу или уже нашли новое место?

– Ха-ха-ха, – театрально рассмеялся учитель. – Конечно, в нашей стране на каждом углу работа, а учителей музыки вообще отрывают с руками и ногами.

– Так что, оформляемся?

– А Марь Ванна?

– Эту неприступную крепость я беру на себя.

Эраст Эдуардович прятался от Марь Ванны целую неделю. Завидев её в коридоре, он сворачивал в первый попавшийся класс или подзывал к себе неважно кого и с криками:

– Это что за бардак! – немедленно приказывал следовать за ним в кабинет.

Перед тем, как уйти с работы, Эраст Эдуардович смотрел в окно и шёл домой только тогда, когда был уверен, что Марь Ванна вышла из школы. Одним словом, прятался, пока не попался. Это случилось, как всё неожиданное. Он тупо шёл, она тупо вышла и, – здравствуйте.

– Что это вы от меня прячетесь, Эраст Эдуардович? – игриво прочирикала Марь Ванна.

– Да куда ж мне от вас спрятаться, – в тон отшучивался директор.

Слово за слово, шутка за шуткой, и вопрос был задан.

– А что вы мне прикажете делать, – пожимая плечами, говорил директор, – министерство позвонило в районо, я, сами понимаете человек подневольный…

– Понятно, – многозначительно сказала Марь Ванна.

Глядя вслед уходящей учительнице, директор тяжело вздохнул. Ничего не поделаешь, надо спасать своё положение, пока зеленоглазый красавец окончательно его не испортил. Прямо на Марь Ванну шёл учитель музыки. В упор, не замечая свою возлюбленную, Клеопатр прошёл мимо Марь Ванны, даже не соизволив сказать «Здравствуйте». И это слегка задело непреступную крепость. Смотря вслед горе-ухажёру, Марь Ванна не могла взять в толк, что с ней не так. Она ожидала тысячу извинений и одну мольбу дать последний шанс, а оно, ты посмотри, прошло мимо даже без «здрасти». Проходя мимо директора, Клеопатр на ходу спросил:

– Ну как?

– Красава, – сказал директор, подмигнув «Ромео».

Глядя на Марь Ванну, директор кивнул головой в сторону Певуна, пожал плечами и улыбнулся, что означало: «Вот видите, человек исправляется». Неукоснительно следуя указаниям директора, Клеопатр Акакиевич добился неплохих результатов. Само по себе то, что Марь Ванна не требовала выполнения обещания покинуть Богодухов, это уже очень даже ничего.

– От денег и женщин надо бежать, как от собаки…

– А кто это сказал?

– Неважно! Главное, что это работает, – учил директор.

План по завоеванию сердца Марь Ванны был прост, как дерево калины.

– Вообще-то, калина – это куст…

– Неважно! Главное, не обращайте на Марь Ванну никакого внимания.

– И всё..?

– «И всё?», – передразнил Певуна директор. – Да не обращать внимание – это целое искусство, которое, как известно, кое-чего да требует.

– И чем же я должен пожертвовать?

– Одиночеством, неряшеством, вечной щетиной…

– Но лёгкая щетина придаёт мужчине сексуальность…

– Эта мифологема придумана авторами аффермации: «Лучше раз родить, чем всю жизнь бриться».

– Афоризма…

– И этим тоже придётся пожертвовать.

– Эраст Эдуардович, давайте без ваших плоских шуток, а то я тоже могу срифмовать ваше имя и отчество.

– Эверест Эклипсович?

– Ну, почти…

– Так это ж не смешно.

– Зато не обидно.

– В смысле?

– Давайте вернёмся к нашим аффермациям.

– Давайте! Повторяйте за мной: Я красавчик! Я нравлюсь женщинам! Я счастье! Я удача!

– Вы что, первый уполномоченный фан-клуба «На позитиве»?

– Нет, я просто трансерфингист.

– Вы знаете про «Транссёрфинг»?

– Я думаю, что о «транссёрфинге» не знает только маятник в кабинете физики.

– Я не совсем вас понимаю.

– Мы сделаем из вас статую Давида.

– Сей аллегорией вы хотите намекнуть, что я не настоящий мужчина.

– Скажем так, не идеальный.

– Мы когда-нибудь перейдём к сути вопроса!

Суть заключалась вот в чём. Певун, под чутким руководством Эраста Эдуардовича, приводит себя в порядок. И весь такой элегантный щёголем появляется в школе. Естественно, бывший растяпа небритой наружности производит фурор, все только о нем говорят, а он, в свою очередь, никого не замечает. И тут начинается психология. Подкормленная чувством значимости, Марь Ванна начинает страдать. Её просто бесит, что на неё не обращает внимания тот, кто ещё недавно не давал ей прохода. Марь Ванна умом вроде бы и продолжает сторониться навязчивого влюблённого, но бессознательно ищет повода с ним встретиться.

– И как долго оно будет искать? – сказал Певун, имея ввиду подсознание.

– Поверьте моему беглому опыту, – сердце женщины не такая уж неприступная крепость. Надо просто найти слабую кладку.

Время шло, а кладка так и не давала слабину. Первые дни Марь Ванна была крайне удивлена и озабочена такой метаморфозой, ожидая скорого подвоха, но Певун продолжал быть тихоней, а это самое главное. Успокоившись, Марь Ванна вплотную занялась зеленоглазым шатеном. Для этого она воспользовалась классикой, «типа я случайно с вами столкнулась». Осталось только дождаться, пока Тарас Ананич соберёт все бумаги и предложить посильную помощь в проверке документации.

– Если, конечно, вы в ней нуждаетесь.

– О, Марь Ванна, – сладко пропел инспектор, – ещё как нуждаюсь.

Итак, помощь за помощью Марь Ванна добилась того, что они перешли на ты, а это вам не «Здравствуйте – До свидания». Марь Ванна так неистово оказывала помощь инспектору, что зеленоглазый шатен созрел для первого свидания. Видя, что зеленоглазый вовсю пользуется Марь Ванной, директор принял решение действовать немедля.

– Ну, и на на-на мне эта зараза? – рассматривая винтовку, ничего не понимал Клеопатр, как его там.

– Акакиевич, – напомнил директору своё отчество Клеопатр.

– Дело в том, что это вовсе не винтовка и не ружьё, и даже не автомат…

– Я так понимаю, что это совсем даже не бомба и не граната…

– В смысле?

– Я не тупой, Эдуард Эрастович.

– И тем ни менее это ружье…

– Я тупой.

– Это ветеринарное ружье «Санитар», предназначенное для дистанционного усыпления…

– Я не тупой, – сказал Певун, на этот раз не перепутав имя и отчество директора.

– Не могли бы вы взять его себе на хранение.

– Я тупой…

Ружье было в кабинете директора. Без чехла. И, чтобы вынести его из школы, не вызывая у коллег и школьников разнотолки, требовался чехол от контрабаса.

– И для этого вам нужен я?

– Вы не помните, кто тут все время пел мантру про то, что он не тупой?

– Я…А

Взяв наконец в толк, чего от него хотят, Клеопатр облегчённо вздохнул. Сбегав за контрабасом, вернее за его чехлом, Певун согласился вынести ружье только в день выпускного вечера.

– Это ещё зачем? – не сразу понял директор.

Певун многозначительно посмотрел на директора, и Эраст Эдуардович, особо не желая вникать в отсутствие логики, вынужден был протяжно сказать букву, которую просит выговорить врач, осматривающий ваше больное горло.

До выпускного вечера оставалась неделя, и все это время ружье будет у Певуна. Об этом директор и не мечтал. За неделю может случиться много чего, что может заставить заряженное ружье выстрелить. Весьма довольный собой, директор потирал руки. Саркастически смеясь в зеркало, директор, перед тем как чокнуться рюмкой коньяка со своим отражением, сказал:

– «Ибуибуди – хуйдао муди», – что в переводе с китайского значило: «Шаг за шагом можно достигнуть цели». Закусив выпитый коньяк лимоном, директор подошёл к окну и, глядя, как десятиклассники заигрывают с девятиклассницами, сказал:

– Ну что, Тарас Ананич, повоюем?

– Эдуард Эрастович… ой… я дико извиняюсь, – глядя на журнальный столик, сказал Тарас Ананич.

– Ничего страшного Ананий Тарасович, – сказал директор, убирая с журнального столика недопитую бутылку коньяка.

– Вообще-то, я Тарас Ананич…

– Да и меня зовут не Эдуард…

– Ой, – ударив ладонью себя по лбу, сказал инспектор.

– Без проблем, – улыбаясь, сказал директор, – знаете, какая у меня кличка? ЭЭ.

Как не пытался директор создать непринуждённую обстановку, напряжение с лица инспектора не исчезало, а напротив, чем больше он шутил, тем сильнее инспектор чувствовал неловкость. Решив перенести тяжёлый разговор на потом, Тарас Ананич извинился и, развернувшись, хотел выйти из кабинета, но вместо дверей открыл дверцу шкафа. Глядя в открытый шкаф, Тарас Ананич не знал, что и думать. В шкафу было развешено женское бельё и прочие глупости для романтического вечера.

– Я смогу все объяснить, – встретившись с осуждающим взглядом инспектора, сказал директор.

– У вас большая недостача и неоправданно завышены итоговые оценки, – красный как рак, сказал Тарас Ананич. – Пару золотых медалей придётся отложить.

– Надеюсь, на второй год никого не будем оставлять, – сказал директор, не теряя надежду обернуть все в шутку.

Надежды были напрасны, инспектор был неумолим. Единственное, что смог выиграть директор, так это время. Проверку документации по всем протоколам ревизии перенесли на завтра. Не успев выйти из кабинета, инспектор вновь вернулся и снова нарвался на коньяк, за которым в сейф полез директор.

– Ой, я извиняюсь, а можно не завтра.

– Ну, если вы так настаиваете, – положив назад бутылку, сказал ЭЭ.

Завтра плохой человек, и это директор знал не понаслышке. Сколько раз, откладывая дела на завтра, мы, в лучшем случае, брались за них послезавтра, а послезавтра – это ещё худший человек, чем завтра, хотя ни такой страшный, как никогда. Узнав причину, по которой инспектор не мог немедленно провести полную ревизию, директор сам не верил в такое везение. Зеленоглазый шатен таки пригласил Марь Ванну на романтический ужин. Теперь оставалось ждать, когда ружье выстрелит. Вот уж правду говорят, что все в этом мире друг о друге заботятся.

Кекс были на десятом небе от счастья. Их пригласили на закрытую вечеринку перед экзаменом.

– Там соберётся вся крутизна 11-го Бэ!

– Ты хотел сказать, что там будет весь класс, кроме нас двоих, – сказал Коца, не понимая, зачем их пригласили.

– Ты что не понимаешь? Мы реабилитированы! Мы снова в крутизне!

Собравшись за школой, выпускной класс обсуждал последние новости. Мало того, что они должны гулять свой выпускной без аттестатов, так ещё им предстоит переаттестация.

– В смысле? – спросил Андроид, тот самый парнишка, которому довелось пережить не слабое приключение с немецкой овчаркой.

– Собака в коромысле! – сказал Серёга Симоненко, чтобы тот замолчал.

Взорвавшийся смех быстро отбил желание чем-то интересоваться.

Андроид был единственным, кому немецкая овчарка разодрала брюки в том месте, которое футболисты прикрывают руками, когда их команде назначен штрафной удар. Плэй и Эскэйп пострадали меньше, им разодрали брюки сзади. Просмотрев в «Ютубе» свой звёздный час, парни решили молчать, чтобы не нарваться на шутки Серёги Симоненко, который в отличие от товарищей не был на школьном дворе в разодранной одежде. Возмущение за возмущением, и класс таки закричал:

– Вау!!!

Оторваться перед тестами на природе прекрасная идея.

– А если мы плохо напишем тесты? – осмелился спросить Андроид.

– Ррррррр, – зарычал Серёга Симоненко, и класс дружно взорвался смехом.

Решив вопрос когда, стал вопрос где. Отвергнув банальное предложение протусить ночь в клубах, класс решил оттянуться не просто на природе, а выбраться в глухой лес – подальше от цивилизации.

– Та ну…

– Та на фиг…

– Боитесь, что собаки покусают? – сказал Серёга Симоненко. – Гав! Гав!

Плэй и Эскэйп таки нарвались на шутку.

– Я знаю одну заброшенную хижину в лесу, – несмело сказал Андроид.

– Красава! – сказал Серёга Симоненко, протягивая руку на дай пять.

– Вот только там во дворе злая собака.

– В смысле, – не понял Симоненко.

– Это была шутка, – сказал Андроид, на всякий случай, сделав шаг назад.

Коца недоумевал, как Катрин могла снизойти до того, чтобы позвонить тому, кто при всех задрал её юбку. С чего это вдруг и как это так? Но Кекс был неудержим в своём оптимизме, забивая на все опасения, которые могли следовать из такого вдруг приглашения.

– Может, перестанешь ныть и поможешь мне собраться, – сказал Кекс, прерывая поток паранойи.

– Зачем тебе на крутой вечеринке швейцарский нож? – сказал Коца, глядя, как друг тщательно собирает рюкзак.

– Посмотри фильм 124 часа, – лаконично ответил Кекс.

– А если бы я был слепым мальчиком?

Два железных аргумента столкнулись на узкой тропинке логики.

– С какого прихода нас вообще зовут на такой крутой сейшин, – опять завел старую пластинку Коца. – Вот так весь год выставляли «игнор», и тут опа – не хотите ли круто зависнуть?

– Жизнь – удивительная штука, правда? – улыбаясь, сказал Кекс, укладывая в рюкзак фен.

Положив ладони на голову, как подросток в американских молодёжных комедиях, Коца хотел иронично воскликнуть: «Зачем!», но увидев, как друг пытается к рюкзаку примостить грабли, решил не спрашивать, зачем нужен фен в лесу. Его больше интересовала красавица Катрин.

– Пипец у нее писец, – сладко улыбаясь, сказал Кекс.

– Та и писец у нее пипец, – представляя то, что говорит, сказал Коца.

Помолчав так с минуту, про себе с головы до ног обнажая Катрин, друзья продолжили свой спор, сводившийся к тому, что только тупой может считать, что на крутой вечерине может пригодиться швейцарский нож, и только наивный может допустить, что их пригласили просто так.

– Капздец ты канделябр! – кинув рюкзак, сказал Кекс.

– А причём тут подставка для свечей?

– Ты приколи, сколько там будет всех благ для веселья!

– И..?

– И, – перекривляя друга, сказал Кекс, после чего выдал истину, достойную Омара Хайяма. – Утром после вчерашнего будет такое как сушнячелло, всем захочется открыть пивка, а открывалку такое как забыли. И тут такой я достаю швейцарский нож. Сечёшь?

– Ты Альфа крут – Омега чел!

– Ты просек? Да!?

– Я просек чел…

– Я открываю пивасик, спасаю всех от жажды – и Катрин моя…

– И Катрин твоя, – в тон товарищу, сладко протянул Коца, но одумавшись, за плечо развернув к себе товарища, спросил:

– В смысле твоя, а я?

– А потом твоя…

– А-а-а, – протягивая ладони для того, чтобы дать пять, стонал Коца, не зная, что друг говорил про открывалку, при этом улыбался, как человек, до которого дошло, зачем в женской бане делают дырку.

Единственно, о чём не спорили друзья, так это над истиной, что не стоит перегружать рюкзак туалетной бумагой. Наконец собравшись, друзья одели наушники и, поставив свой любимый трек, помчали на точку сборки. Но не успели они сделать и пару шагов, как остановились по просьбе Кекса, который предложил на всякий случай заглянуть в «личку», куда Катрин должна была сбросить карту маршрута.

– Чел! Какая «личка», там ничего нет. Я этот лес знаю, как свои два пальца! – не вынимая наушники, кричал Коца и, дав товарищу ногою под зад, побежал.

Добежав до точки сборки, друзья скоротали два часа, выясняя, кто из них перепутал время. Зазвонил телефон. Звонила Катрин. Выяснилось, что они еще перепутали место точки сборки.

– Ну, вы жжете, чувачки, – приятным голосом сказала Катрин. – Я же вам в «личку» сбросила карту места сборки.

– А-а-а, в «личку», – перечёркивая большим пальцем шею, сказал Кекс, испепеляющее глядя на Коцу.

Коца, опасаясь праведного гнева, отошёл на безопасное расстояние.

Сделав шаг в сторону, чтобы чего добро не получить пинок под зад, Коца вступил в кучу, которую щедро наложил человек, переевший варёную кукурузу. Вложив весь мировой запас брани в душераздирающий крик:

– О, нет! – Коца шагнул туда, где стоял, и тут же получил пинком под зад.

Не желая остаться в долгу, Коца дал ответный удар ногой. Но Кекс успел отскочить и сразу закричать. Когда же он посмотрел на кончик носа, на котором красовалась кукурузная фрикаделька, то крикнул так пронзительно, что птицы слетели с деревьев, причём одна из них умудрилась полить фрикадельку белым соусом. Заливаясь от смеха, Кекс убегал от товарища, не зная, во что упал его новый смартфон. Резко остановившись, он поднял руку, взывая о временном перемирии. Теперь очередь смеяться подошла к его товарищу, который забыл, что отдал свой телефон другу, чтобы тот перезвонил Катрин. Из двух телефонов фортуна выбрала Кекса, а смартфон Коцы выпал в кучу, которую наложил человек, переевший кукурузы.

Птицы зря сели на ветки.

– Чувак, надо взять трубку, – протягивая две палочки, сказал Кекс.

– Вот сам и бери!

– Так тебе ж звонят, – сказал Кекс, неправильно поставив ударение в последнем слове.

Взяв палочки, Коца попытался вытащить смартфон, и если бы Кекс не чихнул, то, возможно, телефон не упал бы назад. Коца не ругался только из-за того, что его смешил Кекс, лицо которого стало рыжим от падения телефона назад в кучу.

– Если ты не ответишь, то никакой вечеринки не будет, – сказал Кекс таким спокойным голосом, что Коца передумал говорить шутку: «Рыжий, рыжий конопатый», потому что если бы у Кекса была лопата, то судя по выражению лица, он мог реально убить кого угодно, даже дедушку.

Закрыв нос, Коца палочкой черкнул по сенсорному экрану, и, той же палочкой включив громкую связь, сказал:

– Алло.

– Привет челчики, вы куда пропали? – сказала Катрин, и глаза парней утонули в тумане блаженства от приятного голоса одноклассницы.

– Так мы это, ждём звонка, – ответил Коца голосом медведя, надышавшегося гелием для шариков.

– Что у тебя с голосом? Ты что, простудился или готовишься к фестивалю по имитации расстроенной скрипки?

Шутка была из серии:

«Извините, а поезд «Киев-Одесса уехал?

– Да.

– А куда?».

Поэтому парни дружно рассмеялись. Потом пришлось взорваться смехом от шутки про шпагат, на который села русалка.

– Вы что, уже начали праздновать? – все тем же голосом медведя спросил Коца.

– Нет, вас ждём! Ой, у меня сейчас деньги закончатся, – перезвоните.

– Я так понимаю, что это была не шутка, – голосом печальки сказал Коца.

– Как говорил один проктолог: «Место клизмы изменить нельзя», – голосом смайлика сказал Кекс.

– Я так понимаю, это была шутка, – все с той же печалькой в голосе говорил Коца.

Шутки шутками, а перезванивать надо, и тут палочками не обойдёшься. Так что волен-с-не-волен-с, а руки придётся испачкать.

– А чего ты на меня смотришь так, будто я должен вытаскивать смартфон, – возмущался Коца.

– Во-первых, не вытаскивать, а выковыривать, – спокойно говорил Кекс.

– Что значит выковыривать! – вскочив, крикнул Коца.

– Короче, твой смарт, тебе и вытаскивать.

– Слышишь! Сам упустил, сам и выковыривай!

– Ты это слышишь?

– Плохо слышу, но хорошо вижу, – увидев мужика, вышедшего из кустов, сказал Коца.

Посмотрев туда, куда смотрел товарищ, Кекс так испугался, что вместо ругательства сказал, как баба-яга из мультика:

– Что за напасть!

И если бы он вовремя не отскочил, то «напасть» накрыла бы его своим огромным телом.

– Привет, челчики, почему так долго не перезванивали…

Рухнувши, как мешок картошки, «напасть» не просто упала в кучу, а ещё по невероятной случайности лицом нажала на кнопку вызов.

– Эгей, одноклассники, вы где?

– Мы это – тута, – пришёл в себя Кекс.

– И тута и тама, – рассмеялась Катрин, которая собиралась поступать на филолога. – Короче, вы с нами или пойдёте домой к мамочкам?

Мужик вдруг очнулся и, встав на руки, будто собирается отжиматься, глядя на перепуганных товарищей, не сказал, а прошипел на английском языке:

– Помогите…

– Что это было? – поинтересовалась Катрин.

– Это Коца просит помощи, – огрев мужика граблями, сказал Кекс.

Взглянув на друга, Коца не мог не согласиться с тем, что грабли Кекс взял не зря. Промямлив, что ему очень хочется поскорее узнать, куда им ехать…

– Ехать не нужно, надо идти, – перебила Катрин Кекса и подробно объяснила, на какую тропинку нужно свернуть, чтобы найти хижину, где компаха замутила нехилое пати.

Катрин отключилась, наступила пауза. Никто не думал, что на пути к безудержному веселью они встретятся с таким препятствием. Первым нарушил паузу Кекс, идея бросить тело в лесу была заманчива, но мужик очнулся, и пришлось применить грабли. Товарищи переглянулись, и тяжело вздохнув, нехотя потащили тело. Сил хватило на пару метров. Парни бросили тело, чтобы придумать, как облегчить себе задачу.