Земля – Паладос

– Да уж, это точно, – Исаак скривился; казалось, мерзкая вонь проникла в слюну, скопилась комком на кончике языка. Священник поморщился и сплюнул прямо на пол.

Обычно священники Церкви не позволяли себе плеваться, мусорить или что-нибудь портить, но Исаак решил, что если уж весь этот тесный салон представляет собой один большой мусорный бак, то нет необходимости соблюдать чистоту, проповедуемую Святым Кодексом Поведения.

– Хочешь отделаться от этого запаха? – полюбопытствовал спут.

– Издеваешься?

– Интересуюсь, – парировал Антрацит.

– Разумеется, хочу.

– Тогда советую принять вот это, – верхняя левая конечность спута исчезла в кармане, а когда снова показалась на свет божий, на протянутой ладошке лежала маленькая голубая таблетка. – На, проглоти.

– Что это? – с подозрением воззрился на пилюлю Исаак.

– С.И.Н.А.

– Зина? Какая еще Зина?

– С.И.Н.А., – терпеливо объяснил спут. – Симптомокомплексный интенсивный нейтрализующий агент. Притупляет ощущения.

– В самом деле?

– Просто положи таблетку под язык и подожди десять минут, потом проглоти.

– А потом что? – съехидничал священник. – Три дня поноса, на четвертый смерть?

Но таблетку взял и сунул под язык, как и было велено. Средство оказалось практически безвкусным, словно в рот попал кусочек пластика. Он попытался прочувствовать эффект, но ничего не произошло. Не было ни жжения, ни зуда, ни пощипывания.

Он улыбнулся и достал тонкий лист пластика – межгалактические новости замелькали мелкими строками. Взгляд побежал за ними: интервью со знаменитостями, прогнозы погоды, политические сводки… Ничего интересного. Хотя… Из стандартной новостной требухи Исаак вычленил статью о пользе различных видов эля и с удовольствием погрузился в чтение. Точнее сказать, попытался погрузиться. Его хватило всего на несколько строчек. Потом буквы поплыли перед глазами, веки налились свинцом, став непомерно тяжелыми. Не в силах сопротивляться, он уснул. По крайней мере, ему так показалось…

– Эй ты, просыпайся! – прошипел кто-то.

Габриель попытался открыть глаза. От этого, казалось бы, простого движения всё тело пронзила острая боль. Священник поморщился.

– Ну ладно тебе прикидываться, – продолжил голос. – Не настолько сильно я тебя и ударил.

Превозмогая боль, Габриель открыл глаза и потихоньку огляделся. В темной сырой комнате, что, скорее всего, была каким-то подвалом, не нашлось ничего примечательного. Единственное, что заслуживало внимания, – склонившаяся над ним высокая фигура.

Когда в глазах прекратило двоиться, стало окончательно ясно, что перед ним человек. Мужчина среднего телосложения с короткими черными волосами, одетый в простой джемпер. Габриель шевельнулся, попытался подняться с пола.

– Вот и славно, – сообщил незнакомец, хотя ничего славного Габриель в данной ситуации не видел.

Мужчина отошел назад и присел, наблюдая за священником со стороны. Тот понял, что встать сейчас, по крайней мере сразу, у него не получится, и принялся изучать своего пленителя полулежа.

На Габриеля смотрело обычное лицо с серыми глазами, и он не мог понять, как случилось, что самый простой человек смог так легко отправить его в нокаут. Или он не так прост, как кажется?

– Я знаю, о чем ты думаешь, старина, – словно прочитал мысли незнакомец. – Тебе интересно, как я это сделал?

– Сделал что? – Габриель решил сыграть в простачка, пытаясь выиграть время, чтобы до конца оценить ситуацию.

– Как такой парень, как я, смог уложить такого священника, как ты?

– Может, тебе просто повезло, – пожал плечами Габриель, собеседник и впрямь словно видел его насквозь, и это напрягало.

– Повезло, конечно, – ухмыльнулся незнакомец. – Куда ж без везения? Но в основном благодаря вот этому.

Он забросил руку за спину и ловко вытащил странного вида предмет. Более всего он напоминал металлическую трубку в метр длиной с каким-то чудным приспособлением на одном конце и стеклянным шаром на другом. На трубке мигало несколько красных огоньков, а из двух расположенных в центре дырочек выходил голубой пар.

– Нестандартная штуковина, – небрежно заметил Габриель.

– Вращающийся излучатель, – с гордостью объявил незнакомец. – Моя разработка. Авторская. Я сам сделал эту долбаную штуку, старина, прямо здесь вот этими самыми руками.

– Угу, – кивнул священник. – А теперь то же самое, но по-человечески. А то из твоего объяснения я понял только, что ты гений.

– Ну, не гений, конечно, – приосанился тот. – Но спасибо, что заметил. Смотри: по сути, это типичное лучевое оружие, только с некоторыми модификациями, так сказать. Изначально, если честно, я сделал его, чтобы отгонять космических крыс. Потом началась вся эта история с карантином, и меня здесь заперли вместе с другими. Тогда я еще немного повозился с прибором, и конечный результат оказался весьма неплох для самообороны. Безусловно, это не совсем оружие, убить им нельзя, но хорошенько наподдать можно. – Незнакомец хихикнул и подмигнул пленнику. – Ты же понимаешь, что я имею в виду?

– Да уж, – поморщился Габриель, ощущая характерную боль в затылке. – Понимаю как никто другой.

– Ну извини, – снова хихикнул незнакомец. – Вообще-то я целился в спину, но боюсь, я не очень меткий стрелок.

– Это точно, – сердито кивнул священник.

Изобретатель лучевой штуковины пребывал, казалось, в хорошем настроении, и Габриель решил, что пора переходить в наступление.

– А ты вообще-то кто такой? – небрежно поинтересовался он.

– Ой, извини, старина, – хлопнул себя по лбу мужик. – Меня зовут Топор.

– Топор? Странное имя для человека.

– Для человека – да. Но я рос не среди людей. А для тех, кто занимался моим воспитанием, в этом имени нет ничего странного.

Габриель пошевелился. Боль понемногу отступала, но от долгого сидения в одной позе затекла нога. Священник выбросил ее вперед, поморщился.

– И кто же занимался твоим воспитанием?

– Бревиане.

– Сожалею…

– С чего это? – не понял Топор.

– Насколько мне известно, бревиане не любят людей с того самого момента, как была создана Федерация.

– Глупые слухи, – отмахнулся мужчина. – Бревиане такие же, как и все прочие инопланетяне. Им нет особого дела до людей – это так, но им вообще ни до кого нет дела. Что касается меня, то мне повезло. Я повстречал образованных бревиан, они приютили меня, кормили, одевали и дали хорошее имя – Топор. И ничего плохого сказать об этих люд… о них я не могу.

– Ну тогда рад с тобой познакомиться, Топор.

– А тебя как зовут, священник?

– Брат Габриель, – раз к нему обратились как к священнику, то и представиться Габриель решил как священник.

– Габриель, – со смаком повторил Топор. – Интересное имя, а что оно значит?

– Разве оно должно что-нибудь значить?

– Конечно. Вот, например, брат Христофор… Христофор – несущий Христа, хотя, кто такой Христ, я не знаю. Или Алексий… ты же священник, правда?

– Да, – кивнул Габриель.

– Тогда у твоего имени есть какое-то значение. Какое?

Габриель задумался.

– …и тогда моя тетушка разродилась в четвертый раз и принесла дядюшке тройню. Эти три несчастных спутика еще малы, чтобы самостоятельно определить свое будущее, но за них уже всё определено. Они, как и их родители, и братья, и сестры, и другие родственники, будут чистить дренажные системы.

На свое несчастье, Исаак уже проснулся и теперь слушал спута вполуха. Игнорировать попутчика совсем не получалось, отчего рыжий священник пребывал в тоске. Потому, когда в проходе появилась стюардесса, Исаак заметно приободрился и замахал рукой:

– Девушка, есть у вас еще какой-нибудь оригинальный эль?

Помимо пользы, указанной в статье, эль имел и еще одно неоспоримое достоинство: он не давал свихнуться от того дикого потока ненужной информации, которую выдавал спут. Последние часов шесть он рассказывал о своих родственниках, и Исаак, плюнув на приличия, решил пить, дабы не пришибить синекожего любителя поболтать.

– Боюсь, что вы перепробовали уже весь наш ассортимент, – отозвалась рыженькая бортпроводница с очаровательным чуть вздернутым носиком.

– Тогда принесите еще темного.

– Которого? Того, который вы пробовали первым, четвертым или седьмым?

– Давайте первый, – махнул рукой священник. – Повторим весь цикл.

Девушка удивленно посмотрела на представителя Церкви Света.

– Вот бы никогда не подумала, что такое может быть, – не удержалась она. – А говорят, что священники не пьют вовсе.

– Почему не пьют? – нетрезво усмехнулся Исаак.

– А как же запрет Церкви?

– На путешественников запреты не распространяются. А я сейчас в дороге, – объяснил Исаак.

Девушка посмотрела на него с еще большим удивлением, и рыжий следователь почему-то почувствовал себя неловко, словно его застали за каким-то крайне неприличным занятием.

– Понимаете, у меня боязнь безвоздушного пространства и аллергия на синий цвет. А тут в открытом космосе и в такой компании. – Исаак скосил глаза на примолкшего спута. – Вы поймите, если не эль, я просто сойду с ума, а кому нужен свихнувшийся священник? И потом, вы знаете, насколько полезен эль для человеческого организма?

Девушка покачала головой.

– Принесите кружечку, и я вам расскажу, – пообещал священник.

– Вот уж не думал, что ты знаешь о том, что запрещено и разрешено священникам света второго и третьего тысячелетия, – восхищенно выдохнул спут, стоило только бортпроводнице отойти в сторону.

– С чего ты взял, что я это знаю? – не понял рыжий следователь.

– Ты же сам сказал, что в дороге запреты Церкви смягчаются. Эти запреты и разрешения не имеют отношения к служителям Церкви Света, но были широко распространены в…

Исаак схватился за голову и завыл:

– Прошу тебя – помолчи.

– Но это же информация, – удивленно выпучился Антрацит.

– Это ненужная, лишняя информация, – зарычал Исаак. – Пойми же, мой синий друг, я – не ты. Я примитивное существо со своими примитивными потребностями. Я хочу выпить и забыться, а меня гонят на другой конец галактики, и ты еще трещишь без умолку. А я хочу только выпить и подремать.

– Маслоу, – констатировал Антрацит.

– Чего? – не понял Исаак.

Спута снова понесло.

– Была такая школа психологии. Это еще до того, как психологию признали лженаукой.

– Земля, второе тысячелетие, – пробормотал Исаак и тут же мысленно отругал себя за длинный язык.

– Нет, – радостно подхватил Спут. – Земля, третье тысячелетие. Эта психологическая школа возникла в третьем тысячелетии. Принято считать, что она основывалась на трудах некоего Абра Хама Маслова, но это спорные данные. Именно благодаря последователям этой школы, а также школы некоего Анна Зиг Муда Фрейна в двадцать седьмом веке психологию признали лженаукой. Позднее, в двадцать восьмом столетии…

На счастье Исаака, вновь появилась стюардесса. Священник-следователь подхватил кружку и сделал мощный глоток. Прохладная пьянящая жидкость ринулась внутрь, расслабляя и успокаивая.

– Вы обещали рассказать о пользе эля, – мило улыбнулась девушка.

– Да-да, конечно, – кивнул Исаак и повернулся к спуту: – Извини, дружище, но даме требуется информация, а дамам отказывать неприлично.

– Почему неприлично?

– Это я тебе потом объясню.

– Но как же психология?

– И психология потом, всё потом, – Исаак похлопал инопланетянина по плечу, обернулся к девушке и принялся вещать так, как вещают искусные актеры или политики, но никак не священники-следователи Церкви Света.

Тело давно уже пришло в нормальное состояние. Габриель понял это, когда смог без последствий для самочувствия напрячь и расслабить каждую мышцу. Однако вида не подал. Зачем противнику знать, что он может в любой момент вскочить на ноги и легко уложить несчастного Топора?

Насчет «легко уложить» священник слукавил. Легко бы получилось вряд ли. Именно поэтому он уже четверть часа прикидывал, в какой момент лучше подскочить и ударить. Собеседник говорил много и по большей части ни о чем. Предавался воспоминаниям детства, отрочества и юности, потом вернулся к лучевой конструкции и закопался в технических пояснениях.

Габриель не слушал. Он считал шаги. Пять шагов вправо, шаг на разворот, пять шагов влево, еще шаг на разворот. Бить надо на развороте, значит, вскочить за мгновение до того. Причем вскакивать тогда, когда на него не смотрят. Например, когда Топор закатывает к потолку глаза. Определить этот момент не составит труда. Священник давно уже обратил внимание на манеру крысолова говорить что-то, повышая тембр голоса, и заканчивать реплику глазами к небу и тяжелым вздохом. Теперь осталось только дождаться нужного момента, когда глаза закатятся за мгновение до разворота.

Увлеченный своими мыслями, Габриель напрягся, готовый ринуться вперед. Но планам не суждено было сбыться, несмотря на тонкий расчет священника. Топор резко остановился, прервав себя на полуслове, и пристально посмотрел на Габриеля. Вместе с изобретателем на представителя Церкви Света скосилось и лучевое изобретение.

Неправда, что оружейный ствол смотрит угрожающе, или бесстрастно, или еще как, мелькнуло в голове следователя. Это всё придумки беллетристов и сходящего с ума воображения. Просто человек, на которого наводят ствол, чувствует себя не очень-то весело, вот и очеловечивает оружие.

– Ты это… – Топор повел стволом своего изобретения, – того… в смысле без глупостей.

– В смысле? – осклабился священник.

– В смысле драк устраивать не будем.

– Я и не собирался, – Габриель миролюбиво улыбнулся, потянулся и неторопливо поднялся на ноги.

– Ну-ну, – кивнул Топор.

По глазам изобретателя было видно, что священнику он не поверил.

– Ты пойми главное, – поспешил объяснить он, глядя, как Габриель разминает ноги. – Я не враг. И ты не враг.

– А кто враг? – словно между делом поинтересовался Габриель. – И потом, я на тебя не набрасывался, свои изобретения на тебе не испытывал. И в бессознательном состоянии тебя на дальние расстояния не перетаскивал.

Священник поглядел в глаза собеседнику. Тот опустил излучатель и насупился. По всему было видно, что Топор обижен. С другой стороны, стало ясно, что нападать он не собирается. И расстройства по первому поводу Габриель испытывал явно меньше, чем радости по второму.

Изобретатель засопел, словно собираясь что-то сказать, но промолчал. Только фыркнул, крякнул, выдал еще парочку нечленораздельных звуков и умолк. Священнику стало чуть более совестно, он хотел уже было извиниться, не очень понимая, за что, но Топор снова засопел и на этот раз разразился тирадой:

– Во-первых, не на дальнее расстояние. Всего-то в подвал спустил.

Он прервался, но только для того, чтобы еще раз обиженно посопеть. Не дав Габриелю вставить и слова, порывисто продолжил:

– Во-вторых, я ничего ни на ком не испытывал. В-третьих, хороших людей здесь давно уже не осталось, а на плохих лучше нападать первым, пока тебя не прибили. Кто знал, что здесь окажется священник, а не эти…

Последние несколько сапов вышли совсем уж натужными и не столько грозными, сколько смешными.

– И вообще, я тебя спас.

– Ты?

– Да.

– И от кого же?

– От них, – Топор кивнул куда-то в сторону. – Пока ты со своей пушкой за монитором наблюдал, четверо тварей к тебе с тыла подбирались.

– Хм-м. Интересно, и почему я их не засек?

– Да потому, что они за титановыми ящиками прятались, а ящики эти сигналы сканеров отражают…

Объяснения Топора звучали убедительно и, что самое главное, искренне. Священник-следователь улыбнулся.

– Ладно, извини. Не хотел тебя обидеть.

– Не хотел, – передразнил успокоившийся изобретатель. – Уволокли его… на дальние расстояния… Надо было там оставить. Там как раз сейчас какая-то дрянь ходит.

Внутри похолодело. Габриель почувствовал, как лоб покрывается испариной.

– Какая дрянь?

– Да ты особенно не суетись. Он хоть и синий, как утопленник, и страшный, как сороконожка, но мелкий. Один точный выстрел – и всё!

– Синий, – Габриель облегченно вздохнул. – Это не враг. Это спут.

– Кто? – не понял Топор.

– Спут, представитель одной очень известной инопланетной расы. Ты что, – искренне удивился Габриель, – спутов никогда не видел?

Топор покачал головой.

– Счастливый, – искренне позавидовал священник. – Пойдем наверх, познакомлю.

Свет ударил в лицо так ярко, что стало больно смотреть. Габриель зажмурился, но только в первый момент – спустя несколько секунд глаза адаптировались. Топор, напротив, щурился, опускал голову, прикрывал лицо ладонью, второй рукой хлопая себя по карманам. Наконец достал очки с темными стеклами и, поспешно надев, немного расслабился.

– Последнее время чаще всего прячусь по подвалам. Редко выхожу на свет, отвык, – пояснил изобретатель. – Снаружи опасно.

– А внизу? Нет?

– Внизу тоже опасно, – пожал плечами Топор. – Но дома и стены помогают. Верно?

Ответить Габриель не успел. К ним вразвалку приближался спут. Видом своим он сейчас больше всего напоминал мыльный пузырь – синий и надутый.

– Ты меня очень расстроил, – выпалил он и застыл в ожидании реакции.

– Это Топор, – представил Габриель. – Это 100 ГЦ.

– Вообще-то мое полное имя 100 градусов по Цельсию, – быстро вернулся к привычно трескучему состоянию спут, – но…

– Но, пожалуйста, обойдемся без длинных историй, – прервал священник-следователь.

– А с тобой я не разговариваю, – с достоинством сообщил 100 ГЦ. – Мало того что не научился выражать свои мысли, не в состоянии объяснить, чего хочет. Мало того что всё время обрывает меня на полуслове, так еще и уходит неизвестно куда. И даже не предупредил. Я уже подумал, что задание мое завершилось…

Священник повернулся к Топору. Взгляд его за темными стеклами угадать не удалось, но отвисшая челюсть говорила о многом.

– Это спут, – со злорадством, недостойным священника Церкви Света, пояснил Габриель. – Типичный представитель.

Космопорт выглядел довольно паршиво. Небольшой, основательно замызганный. В конце зала горел старомодный светящийся рекламный щит с изображением шахтера в допотопном костюме. У шахтера фальшиво светилась белозубая улыбка, а рядом с ним моргала надпись «Добро пожаловать на Паладос». Причем несколько буковок почему-то не горели, отчего надпись выглядела загадочно.

Картинка вырисовывалась весьма прискорбной. Впрочем, если развлечения здесь выдержаны в том же допотопном духе, то это может быть интересно. Дремучая экзотика.

Утешив себя такой мыслью, Исаак потопал к контрольному пункту. Проблем с таможней не возникло, так как самой таможни толком не было. Просто под мерцающей надписью, подвешенной, видимо, вместе с рекламным щитом сотни лет назад, стоял скучающий дядька в форме.

– Оружие, наркотики, драгоценности…

– Отсутствуют, – закончил рыжий.

– А жаль, – вздохнул таможенник, – могли бы договориться.

От подобного Исаак слегка растерялся, но взял себя в руки и попытался принять серьезный вид.

– О чем вы? Я же священник, – голос прозвучал фальшиво. Оставалось только надеяться, что лицо сохранило благостность и солидность. Впрочем, лицу Исаак доверял меньше, чем голосу.

Таможенник покосился на следователя равнодушно. Пожал плечами.

– А что, священник не человек? Проходи. Не задерживай.

Исаак двинулся вперед, за спиной притормозил Антрацит.

– Имя, номер, – так же бесстрастно вопросил таможенник.

– Простите? – не понял спут.

– Шучу, – ухмыльнулся таможенник, и рыжий следователь понял, что это первая эмоция, которую он увидел на лице паладосийца. – Добро пожаловать на Паладос.

В городе было чище, чем в космопорте, но ожившая древность здесь словно напитала воздух. Создавалось впечатление, что когда-то давно возведенная столица планеты умерла для всякого рода строителей, архитекторов и прочих гениев инженерной мысли. Будто бы люди, равно как и представители других цивилизаций, забыли, что здесь можно что-то построить или хотя бы отремонтировать. Возможно, так оно и было на самом деле.

Исаак со смешанным чувством поглядел на спута и решил всё же не уточнять у синего попутчика подробности местной истории и географии. Во всяком случае, до той поры, пока эти подробности не станут жизненно важными.

Главный город забытой богом и строителями планеты светился всё теми же допотопными рекламами, вывесками и табличками. Правда, среди абсолютно идиотских встречались и весьма приятные. Например «Кафе-бар». Причем у этой надписи светились все буквы, а даже если б вдруг перестали светиться все разом, то огромную пивную кружку Исаак не пропустил бы никак.

Ноги сами понесли к заведению, и рыжий священник не стал противиться рефлексу.

– Думаю, – подал голос спут, – нам сперва нужно отправиться к местному правительству и выяснить…

– Неправильно мыслишь, – благосклонно отозвался Исаак. – Для начала надо выпить.

– Зачем? – заморгал спут.

– То есть как… Здоровье поправить.

– Ты говорил, что у тебя боязнь безвоздушного пространства, но мы уже не в космосе.

– В космосе, дружище, в космосе. Планета – тот же космолет, только побольше и естественного происхождения. И он точно так же несется через безвоздушное, темное, страшное… И потом – ты забываешь про аллергию на синий цвет. Пока ты рядом, я буду пить.

– А если я уйду? – заинтересовался Антрацит.

– Я всё равно буду пить, – пожал плечами священник-следователь. – Только никто не будет задавать мне идиотских вопросов.

До бара оставалось совсем немного, и он ускорил шаг. Антрацит еле поспевал следом. Даже запыхавшийся, он не мог противиться своей природе.

– А как же задание? – сделал он последнюю попытку. – Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

– У тебя устаревшие данные. Записывай в свой блокнот, на подкорку или куда вы там пишете… фиксируй важную информацию: не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра. Или вот… Работа не… впрочем, это тебе пока рано. Идем.

И он толкнул тяжелую деревянную дверь.

Глава 7

«До чего я дожил?»

Этот вопрос терзал рыжего священника-следователя Церкви Света крайне редко и относился к ряду вопросов, ответа не имеющих. Что произошло раньше: курица или яйцо? Кто убил Цезаря? Кто такой этот самый Цезарь? До чего я докатился? Как жить дальше? Подобные штуки приходили в рыжую голову на той редкой стадии опьянения, когда становится грустно за прошлое, страшно за будущее и хочется поплакать о настоящем.

Посетителей в питейном заведении было немного. Пара завсегдатаев в зале, бармен по ту и спут по эту сторону барной стойки. Исаак поманил бармена.

– А что, дружище, плесни-ка еще по рюмке. Могешь?

Бармен повел плечом и выставил на стойку три рюмки.

Сперва Исаак подсадил на алкоголь спута. Антрацит сопротивлялся как мог, но обещание массы новой информации подействовало на синекожего инопланетянина. После третьей рюмки спут раздухарился, после пятой приобрел странно лиловый оттенок, чем немало напугал собутыльников. После шестой сообщил, что без алкоголя больше никогда не сможет медитировать, и завис.

Третьим стал сам бармен. Этот был явно не прочь выпить за счет клиента, и долго уговаривать его не пришлось. Хотя дежурную фразу: «Я на работе» – он произнести успел… пока протирал пыльную бутылку. Сейчас жидкости в бутылке осталось меньше половины.

Бармен поднял пузатый сосуд темного стекла и бережно принялся разливать мутноватую жидкость по рюмкам.

– Могу, – прокомментировал он свои действия. – Если клиент платит, почему не смочь.

– Не знаю, – пожал плечами Исаак. – Обычно людей смущает то, что я в рясе.

– Не на Паладосе, – покачал головой бармен и закупорил бутылку. Пробка с недовольным скрипом втиснулась в узкое темное горлышко. – Здесь у нас на чин не смотрят. Есть деньги – живи, как хочешь. Нет денег – живи, как получится.

– На Земле иначе, – вздохнул Исаак. – Если священник, то будь добр соответствовать. Если полицейский… если… да кто угодно. Кругом камеры наблюдения, каждое движение записывается. Попробуй не посоответствуй статусу, и всё: проблемы обеспечены.

Бармен поднял рюмку и покосился на спута. Исаак перехватил взгляд и пихнул Антрацита в бок. Тот сидел с закрытыми глазами, растопырив все шесть конечностей, и молчал, чего за спутами отродясь не наблюдалось. На беспардонный тычок спут только блаженно улыбнулся, но глаз не открыл.

Исаак махнул рукой, поднял рюмку и, чокнувшись с барменом, выпил.

– Не знаю, – продолжил тот, ловко убирая рюмки. – Я Землю только на картинках видел в журнале. У нас ее не любят, но это вслух только. А так все спят и видят, как бы туда слинять. На периферии вот мечтают сюда, в столицу, перебраться, здесь мечтают с планеты свалить. Лучше, конечно, на Землю. А на Земле куда мечтают?