Полная версия
Избранная проза
– Значит так, товарищи, – седой человек в дорогом импортном костюме и модных очках обвёл взглядом присутствующих, – или господа, как это сейчас принято? Ситуацию вам полностью обрисовал товарищ из Комитета.
– Не Комитета – эФэСБэ, – тихо поправили из угла.
– Не важно. Короче, ситуация нетерпимая, надо ее решать. Я разговаривал на самом верху, – он сделал небольшую паузу, – там очень недовольны. Вы понимаете – карт-бланш нам не дадут: не те времена, но и особо придираться тоже не будут. Вот так. А вообще-то, я не понимаю, – он повернулся к директору НИИ Прикладной Химии, – вы что, сами не в состоянии справиться с этим как его… Парнокопытным?
– Паперным, – тихо поправили из того же угла.
– Как? – горько спросил директор – низенький толстенький академик. – Из партии исключить? – так он в ней сроду не был, да и что она сейчас… Премии лишить? – ну, так не купит он себе лишних две бутылки пива – знаете, какие у нас сейчас премии… Выгнать с работы? – так представляете, какой шум поднимется? В Гринписе он свой, у местных «зеленых» тоже, а «Мемориал»? А Боннэр, у которой он каждую субботу пасётся? Выгоните, попробуете – через два дня сто пятьдесят западных газет, да и наших тоже, завопят, что репрессирован борец за окружающую среду, за демократию, за чёрта в ступе… Думаете, это увольнение не свяжут с его заявлением о продолжающихся в нашем НИИ работах по химоружию?
– Зелёные, – пробурчал в модных очках, – звезднополосатые, желтоблакитные… Хосподи! Докатились: несколько серьёзных организаций не могут заткнуть рот одному болтуну. Резюмирую: ситуация нетерпимая. Надо решать. И решать – вам. Ну а мы – если что помочь…
– Феликс Юрьич, – после отъезда седого обратился академик к эфэсбэшнику, – вы ведь говорили как-то, что у Паперного где-то там, в Дубне, кажется, пассия… Может, их сфотографировать в постельке…
– Господи! Ну что вы говорите? – отозвался тот, – Жены у него нет, кому мы эти фотки предъявим? Гринпису? Так это же не американский Конгресс. Им всё равно, с кем он трахается, лишь бы не с моржихой или там… Да и не любовница это, а первая любовь, ещё со школы. Они и не видятся, только переписываются, правда, очень пылко. Фотки – не то… Хотя… подумать об этом стоит.
Через две недели старший научный сотрудник НИИПРИХИМа Паперный стоял перед директором института.
– Прекрасно вас понимаю, милейший Михаил Давидович, – вкрадчиво, но тепло говорил академик. Конечно, поезжайте. О работе не беспокойтесь, здесь всё же не дети, да и план вы оставили подробный, видел, хвалю. Только вот одна мелочь. Чисто для проверяющих. Знаете, времена новые, но и старых инструкций никто не отменял. Два месяца за свой счёт, это, знаете… Лучше так: командировка по линии «Гринпис» с такого-то на неопределенное время. Вернётесь – поставим дату. Вам всё равно, а отделу кадров спокойней.
Еще через два дня СНС НИИПРИХИМа Паперный сидел в кресле напротив главврача специализированной клиники неврозов им. профессора Хорвата в подмосковной Дубне.
– В общем, Михаил Давидович, ничего страшного. Но подержать ее здесь, полечить – поправился главврач – придётся. А теперь извините великодушно, я – на совещание. А вам всё очень подробно объяснит старшая медсестра отделения, кстати, очень опытная медсестра, рекомендую, – Хронина Нина Каллистратовна.
– Понимаете, Михаил Давидович, – говорила Хронина, – когда они прогуливались по саду перед главным зданием клиники, – она обратилась к нам в первый раз два года тому назад. Вы не знали. Естественно. Она вам об этом не писала. Нет, то, что у неё – конечно, не сумасшествие. Вы знаете, мы, медики, вообще не употребляем таких слов. Это, как минимум, не научно. Но здесь действительно ничего опасного. Нужно только время, терпение и – тут она проникновенно посмотрела в глаза Паперного – хоть немного любви и понимания… Дело в том, что отношения с вами, я знаю, что только письма, знаю… у нее стали чем-то вроде мании. Всё, что она писала вам про своего мужа… – нет у неё никакого мужа, и не было. Она просто… сначала боялась себя и своего чувства – отсюда выдумки про семью, а потом запуталась, испугалась, в общем, вы понимаете. У нас таких женских историй, знаете сколько? – Словом, Михаил Давидович, дорогой, мы её немножко подготовили, теперь всё зависит от вас… На сколько у вас отпуск? – и месяц, и два? Отлично. Будете приходить раз в два-три дня, гулять, беседовать, я уверена, это даст положительный результат. Всё. Идите. Я вам там не нужна. По этой дорожке до чугунных ворот, они открыты, потом всё время вперёд, там будут следующие, она там. Ждёт. Ну, ни пуха!
«Подумать, как все поворачивается, – думал Паперный, не забыв послать “к чёрту” милую Нину Каллистратовну, – бедная Лариса! Почему не написала, что одна? – я бы сразу… Сколько же это мы не виделись?»
– Всё в порядке – доложила главврачу Хронина и тихо вышла из кабинета. В коридоре она остановилась у окна и закурила длинную сигарету Данхилл, щёлкнув красивой импортной зажигалкой. По дорожке сада медленно, задумчиво шёл их новый пациент, бывший СНС НИИПРАХИМа Михаил Давидович Паперный. Он шёл по направлению к чугунным воротам, которые, этого он не знал, закроются за ним навсегда, а у вторых, несуществующих, его встретят два санитара, которые и решат за него все его бывшие и будущие проблемы. Михаил Давидович шёл медленно, потом вдруг ускорил шаги и быстро, решительно двинулся по длинной и прямой, как стрела, дорожке сада. Медсестра долго смотрела ему вслед…
Рассказ третий: «Ночное задание»– А почему «медсестра-то»? Ты что, в медицинском училась? – сидящий в кресле бритоголовый «бык» с удовольствием разглядывал длинноногую, с роскошной грудью и прекрасной формы жопочкой красотку, наводившую макияж перед высоченным, в два человеческих роста, зеркалом.
– Какой там медицинский! В тюрьме кличку дали.
– Ты что, сидела? – в голосе «быка» проступило уважение.
– Да нет, – совершая какие-то действия кисточкой, отозвалась красотка, – только этого не хватало. Я тогда путанила в Европейской, ну, шеф и послал меня в Крестуху. К серьезным людям. У них там в камерах, вообще-то, всё было – кроме баб. Ну, меня и послали им помочь. Типа расслабиться и тэ-пэ. А мне что, работа есть работа. Там, конечно, бесплатно, но никогда не знаешь, что может пригодиться. А мужчины там действительно сидели серьезные. У них сам начальник корпуса, полковник, как мальчонка, шестерил. Так вот, там был один авторитет из Средней Азии, то ли узбек, то ли таджик, я в них не разбираюсь, в гостинице у меня только фирма, так он всем мужчинам говорил «брат», а женщинам – «сестра». И когда меня трахал, всё время говорил: «Ты как мэд, сестра. Ты как мэд, сестра». Вот они, остальные, и прозвали меня «мэдсестра». А оттуда на волю как-то передалось. Теперь уже все: «медсестра» да «медсестра». Так и пошло. Я привыкла.
– А спидович где приобрела? – поинтересовался второй, помельче и прыщавый, но тоже бритоголовый.
– Да уж не за партой, понятно, – ответила красотка, отойдя, наконец, от зеркала. И ведь никогда же не шла с азиатами, только с фирмой, а тут купилась. Красавчик, весь в золоте, одна булавка с брюликом чего стоит, да и подруги с опытом говорили: не пренебрегай арабами, у них миллионеров – каждый второй. По нефти. Вот и приобрела – на весь миллион.
– Кончили разговоры. К делу, – появившийся без стука молодой человек с дипломатом внимательно посмотрел на девушку. – Лариса, готова? Пошли, – уже вдвоём, без охраны, они подошли к маленькому смотровому окну, через которое был отлично виден отдельный кабинет ресторана ***. – Вот этот, в сером пиджаке и в очках. Посмотри хорошенько, не перепутай. А перепутаешь – поправим, – он хищно усмехнулся. – Считай, что тебе повезло: парень красивый, да и в постели, говорят, гигант – бабы от него без ума. Так что работа у тебя будет приятная. Вот ключ от номера на втором этаже – там всё: прикид, драгоценности, сумочка, туфли, всё, что надо, в лучшем качестве, без подделки. В сумочке штука баксов – твоя. Еще колечко с бриллиантиком. Значит так: твоя работа – две ночи. Это, чтобы с гарантией. И гуляй. Но две ночи надо работать хорошо. Через час жду тебя здесь. Знакомство и прочее – дело наше. Всё.
Утром следующего дня Лариса лежала на шикарной, громадной, как лётное поле, кровати, отдыхая от только что отбушевавшей любви, и удовлетворенно мурлыкала под восхищенным взглядом любовника.
– И откуда ты такая взялась? – в который раз говорил он. – Где я только ни был, чего только ни видал – и Бразилию, и Таиланд, в швейцарской Давосе был на симпозиуме, там элита со всего мира, а самое прекрасное, – его руки опять потянулись к её груди, – оказалось здесь, в своём городе. Под боком.
– Лара! – продолжил он, оторвавшись от ее губ. – У меня сейчас дел буквально на два-три дня. Потом – поедем… куда ты захочешь: Канары, Багамы, Амазонка, Ниагара – на неделю, вдвоём, Лариса, а?
– Ми-и-лый, милый мой, – говорила, она, перебирая пальцами его волосы, – какая неделя? – ты же знаешь, я замужем, через два дня муж приезжает, всё, что я могу – это остаться с тобой – боже, как я этого хочу – ещё на одну ночь. Еще на одну неземную, волшебную ночь. Поэтому распорядись сделать нам кофе, пей, одевайся – и поскорее возвращайся. Я буду тебя ждать здесь. Слышишь: я бу-ду тебя жда-а-ать.
– Жалко? – спросила себя Лариса, когда дверь спальни закрылась за мужчиной. – Жалко, жалко, жалко, да нет, не жалко. Все они дерьмо, и этот такой же – ласковый.
Она стояла у большого, «венецианского» окна, украшавшего шикарный трёхэтажный особняк, расположенный посреди огромного, обнесённого сплошной оградой, участка. Выйдя из дверей, Марат Дмитриевич Панов – так со временем будет высечено на могильной плите – подошёл к своему, уже выведенному телохранителем из гаража, Мерседесу и, послав воздушный поцелуй окну спальни, сел рядом с водителем. «Мерс» легко взял с места и тихо пошёл по направлению к уже начавшим открываться воротам.
Держа у распухших, нацелованных за ночь губ длинную сигарету Данхилл, только что прикуренную от красивой импортной зажигалки, «Медсестра» долго смотрела ему вслед…
6 августа 1998
Техника письма
Где-то в середине или даже ближе к концу 70-х ко мне в руки попал журнал «Аполлон», изданный в Париже незадолго перед тем эмигрировавшим Михаилом Шемякиным. Из всего журнала – особо полистать не случилось времени – запомнились мне стихи приятеля моего Вити Ширали, особенно первое, начинавшееся оптимистической строчкой «Ни х*я себе зима!» и ещё одна, тоже поэтическая, публикация: стихотворение также незадолго до того эмигрировавшего (и также, к слову сказать, художника, только уже москвича – бывшего, конечно, бывшего) – Вагрича Бахчаняна.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
