Теория поля

– Но у меня тоже есть это самое «Я». И оно ничем не хуже твоего! А ты утверждаешь, будто ты тут один такой. Мне кажется, само существование меня опровергает твое предположение!

– Именно! Совершенно верно, Петр Степанович! Я именно об этом и говорю! С твоей точки зрения, все выглядит ровно точно так же. Ты точно знаешь только про себя самого, про остальных, вообще говоря, не имеешь ни малейшего понятия. Вот оно, твое «Я». И дальше это «Я» имеет некий набор чувств, с помощью которых «Я» воспринимает окружающую действительность. И это все. Объективность на этом заканчивается. Все остальное исключительно наша субъективная интерпретация, как бы это лучше сформулировать, «результатов чувств». Мы интуитивно проецируем наши ощущения на ощущения других объектов, внешне похожих на нас, и приписываем им те же самые свойства. Но это не более чем одна из возможных гипотез. Всего лишь. Откуда тебе знать, может быть, ты не меня сейчас слышишь? Твой мозг или, может, другой какой орган преобразовал поступающую информацию и уже интерпретировал ее определенным образом. Ты, точнее то, что является твоим «Я», всего лишь потребляет эту интерпретацию. Вот это безусловно и очевидно, а все остальное – лишь домыслы досужие.

– Это твое «Я» очень похоже на то, что в религии принято называть душой.

– Можете называть это душой, но однозначно существует нечто, что отличает меня от всех остальных людей. То, что является сутью меня. Из придуманных человечеством терминов душа определенно лучше всего подходит на эту роль.

– И все же я до конца не понял идеи, – продолжал недоумевать Платонов. – Евгений Михайлович, давай поближе к жизни.

– Ну хорошо, Вань. Объясни мне тогда, что такое зеленый цвет!

– Да вот он, зеленый цвет! – Иван Иванович с готовностью указал на яркую зеленую полоску на шторе. – Зеленый это как трава, листья, я не знаю, что там еще, изумруд!

– Вот именно! – засмеялся Малахов. – Ты не способен объяснить мне про чувственные восприятия никак иначе, кроме как продемонстрировать мне их или сравнить с чем-то, о чем знаю я и знаешь ты. Но ты понятия не имеешь, как именно я воспринимаю зеленый цвет, а я понятия не имею, как ты его воспринимаешь. Откуда тебе знать, может быть, я вижу зеленый, как ты видишь красный, а я вижу красный, как ты видишь синий. Мы наверняка знаем, и ты, и я, что зеленый другой, чем красный. Но какой именно он в твоих представлениях или моих, мы не знаем и никогда не узнаем! Более того, если хочешь, цветов в природе и не существует вовсе! Что есть цвет? Да не что иное, как длина волны электромагнитного излучения. Это наши органы чувств преобразуют ее в нечто ощутимое, сравнимое. Интерпретируют как зеленый и подносят на блюдечке в готовом виде. Нате вам, кушайте! И так во всем, что касается чувств. А ведь границы видимого диапазона у многих людей наверняка не совпадают. Вдруг кто-то имеет возможность наблюдать воочию небольшую частичку инфракрасного спектра? Или, наоборот, ультрафиолетового. Как он объяснит его цвет всем тем, другим, которые не наделены столь уникальной способностью?

– Ну ты нагнал тумана, Жень, – Иван Иванович покачал головой. – Допустим, в твоих словах есть что-то, но к чему ты все это начал?

– А он любит пофилософствовать. Вы, медики, народ сугубо практический, вам такие рассуждения чужды. А я думаю, в этом во всем есть какой-то великий смысл. Ну-ка признавайся, к чему ты клонишь, Жень? – Нонна Алексеевна забрала готовые вареники и поставила на стол новую порцию заготовок.

– А я это говорю к тому, что как бы ни развивалась наука, каких бы успехов мы ни достигли на тернистом пути познания, мы никогда, во-первых, не сможем постичь ее сути полностью, так сказать, абсолютно, ибо уже на самом первом шаге у нас возникают гигантские допущения. А во-вторых, вопреки мнению некоторых, – Малахов выразительно посмотрел на Николаева, – я все ж таки считаю, что научными методами, да и вообще никакими методами никогда невозможно будет просчитать прошлое и будущее на основании знания текущего состояния Вселенной. Потому что в законах ее развития изначально заложен выбор! И это выбор как раз того самого «Я», на которое прямо и непосредственно никто, кроме меня, повлиять не может!

– А что это ты на меня так смотришь? – бурно отреагировал Владимир Петрович. – Все эти твои умозрительные рассуждения хороши, конечно, с философской точки зрения, но практической пользы от них никакой! Если наука может совершенно точно предсказать поведение конкретного объекта, зная начальные условия и воздействия на него, то она в принципе, пусть даже путем гигантских, титанических вычислений, зная точно так же начальные условия всех остальных объектов Вселенной, законы их взаимодействия, может просчитать точное его состояние как в прошлом, так и в будущем! А поскольку весь наш организм в конченом счете состоит из этих самых элементарных объектов, а чувства суть химические реакции, мышление суть электрохимические процессы, то и все поведение наше абсолютно предопределено, а воля наша – лишь иллюзия!

– Нет уж, друзья, позвольте, – в спор снова вмешался Петр Степанович. – Я, конечно, не вполне согласен с Женей, но и ты, Володь, тоже не прав. Даже с точки зрения чистой физики согласно принципу неопределенности мы лишь с некоторой вероятностью можем предсказать поведение частиц!

– Да в том-то и дело, что нет! Конечно, на первый взгляд так оно и есть, но если мы точно знаем волновую функцию, значит, мы точно так же знаем и вероятность события! А значит, все равно, пусть даже с какой-то вероятностью, но будущее предопределено! Мы не можем влиять на эту предопределенность!

– А знаете что, мужчины, – вставила свое слово Нонна Алексеевна, – согласно свежим идеям теории струн вполне возможно, что черные дыры поглощают элементарные частицы вместе с их волновыми функциями и таким образом скрывают информацию от анализа! Перерабатывают ее так, что она теряется навсегда.

– Я тоже читал об этом. Но уверенности нет. Поскольку черные дыры все же излучают и могут «испаряться», то информация может быть восстановлена, чисто гипотетически, конечно. Поэтому я пока продолжаю придерживаться своих детерминистских взглядов.

В этот момент на кухню зашел Павел Тимофеевич. Известный своим тонким юмором, он, как всегда, точно подметил:

– Другими словами, Бога нет. Есть физические законы. Но если их нарушать, то попадешь в Ад!

– Как это было бы на самом деле грустно, – со свойственной ей женской впечатлительностью заметила Лариса Федоровна. – Жить в мире, в котором все предопределено заранее!

– Какая разница, – ответил Платонов, – если мы все равно об этом даже не догадываемся в большинстве своем.

– Первая порция вареников готова! А ну-ка все быстро к столу, нужно есть, пока горячие! – своей властью хозяйки Нонна Алексеевна перевела беседу на более приземленную тему, а всю компанию – из кухни в гостиную.

Какое-то время за столом слышались только причмокивания да восторженные возгласы по поводу вкуса свежих вареников. Русак, немного растерявшийся среди малознакомых людей, да еще таких представительных и необычных, обдумывал услышанное, но принять активное участие в разговоре пока не решался. Первым нарушил всеобщее молчание Платонов:

– Мне сложно согласиться с каждым из оппонентов, и все же мне как врачу ближе идеи Малахова. Ну не могу я поверить в то, что мы лишены свободы выбора и являемся лишь совокупностью мельчайших элементов природы, движущихся по строго определенным законам в соответствии с когда-то заданными начальными условиями.

– А мне бы все-таки хотелось вернуться к этому загадочному «Я», – встрепенулся в свою очередь Петр Степанович. – Что это за «Я» такое? Все же при всем своем развитии точная наука пока никак не приблизилась к описанию чего-нибудь, хоть отдаленно похожего на это ваше мистическое «Я». Ну или давайте называть его разумом, душой, да как угодно!

– Есть еще одно модное направление, пока еще, правда, находящееся на начальном этапе исследований, но, на мой взгляд, довольно перспективное, – наконец-то решился поддержать беседу Илья Кондратьевич. – Называется теория физического вакуума. Мне кажется, если какая-то из теорий и приблизилась хоть немного к этой теме, то это именно она.

– Хорошо, что вы заговорили об этом! Это именно то, к чему я и хотел подвести нашу дискуссию! – обрадовался Евгений Михайлович.

– Ну да, конечно, я тоже кое-что слышал про эту теорию, – скептически заметил Николаев. – Не знаю, не знаю. По мне, так все это псевдонаучно!

– Когда-то и генетика официально признавалась лженаукой. Общество консервативно, оно с трудом воспринимает новые, необычные идеи, – возразил Платонов.

– Как говорил Нильс Бор, «если идея не кажется безумной, от нее будет мало току». – Малахов определенно любил цитировать великих людей. – Давайте попробуем подробнее рассмотреть, что же такое есть человеческая мысль. Когда человек что-то придумал, это сложно охарактеризовать иначе, как словами «мысль пришла в голову». Ведь она действительно или рождается там вдруг из ничего или приходит откуда-то извне. Иногда идея возникает очень неожиданно, часто в тот момент, когда ты даже не думаешь на эту тему. Бывает, конечно, что, перед тем как что-то придумать, человек долго ломает голову над какой-то проблемой. Что же может означать это «ломает голову». Перебирает в голове мысли, ища подходящую? Мне кажется, что процесс мышления именно так и происходит. Но ведь тогда получается, что эти мысли, которые он перебирает, уже есть в его голове! И мы снова вернулись в начало рассуждения: откуда они там взялись? Как хотите, а я считаю, что данный процесс по сути своей является чем-то типа настройки радиоприемника на нужную волну. Мы, плавно меняя резонансную частоту, натыкаемся на соответствующие волны в эфире, преобразовываем их в понятную форму, затем анализируем, подходит ли нам эта мысль, и, если не подходит, продолжаем искать дальше. Или какой-то внешний фактор может вдруг вызвать новую идею. И тогда мы кричим «Эврика!». Что же произошло? Просто этот фактор помог нашему мозгу донастроить приемник.

– Да, рассуждение интересное, трудно что-либо возразить, – согласился Бурлак.

– Так вот в этом-то и вопрос! А что это за волны такие в эфире, какое новое поле они образуют? Науке они неизвестны, и если они имеют под собой физическую природу, значит, это некий неизвестный на сей день вид взаимодействия. Если же они имеют под собой нефизическую природу, то это означает лишь то, что физика, да и вся наука в целом, ограничена и не может в принципе объяснить природу сознания. Во что лично я верить отказываюсь!

– И что из этого следует? – саркастично спросил Николаев.

– Зря иронизируете, Владимир Петрович. Я считаю, что это новое и интересное направление, и я думаю всерьез заняться данным вопросом. Мне все ж таки кажется, что это серьезная альтернатива теории струн, М-теории. Или, как это часто бывало уже в истории науки, может так оказаться, что она является лишь их логичным дополнением.

Ища поддержки, Николаев обратился к Козыреву:

– Павел Тимофеевич, а почему ты молчишь? Твое-то какое мнение?

– Я не просто молчу, я внимательно слушаю. А вообще я считаю, что спорить с Малаховым опасно, потому что обычно он оказывается прав!

Дружный смех подвел итог бурным дебатам, и беседа плавно перетекла в другое, более спокойное русло.

* * *

Арсений продолжал ухаживать за Викторией. Время бежало неумолимо, и отпуск мало-помалу пересек свой экватор. Молодой человек, дабы разнообразить впечатления от отдыха, пригласил юную леди совершить прогулку в одно из самых красивых мест побережья Крыма: на вершину горы Ай-Петри. Идея подняться на те самые зубцы, которые столь хорошо просматривались практически из любой точки Кореиза, казалась очень заманчивой. Они так часто любовались величественными, нависающими километровым исполином скалами, что желание достичь их, дабы насладиться противоположным видом, возникло совершенно естественным образом. Как же это должно быть великолепно: почувствовать себя на вершине мира, подняться выше птиц, охватить взглядом весь южный берег, а заодно отыскать где-то у подножья знаменитого горного массива крышу того самого, знакомого и родного домика.

Обычно подобное восхождение осуществляется очень просто. Необходимо лишь добраться до нижней станции канатной дороги, и вместительный вагончик мигом домчит ленивых туристов почти на самую вершину Ай-Петри. Далее останется лишь немного подняться пешком по протоптанной удобной тропинке. Бодро преодолеваешь высоту двадцатипятиэтажного дома – и вот ты уже у самых зубцов!

Но нашим влюбленным не повезло. Дул сильный ветер, и канатка не работала. Зато прямо от нижней станции предприимчивые местные жители оперативно организовали доставку туристов на вершину горы посредством частного автомобильного транспорта. Небольшие микроавтобусы по мере заполнения тут же отправлялись наверх. Арсений и Вика решили не менять планов. В конце концов, увлекательная поездка по горному серпантину тоже обещает немало интересных моментов. Они уютно расположились на заднем сиденье и терпеливо ждали, пока наберется необходимое количество попутчиков.

Вика накануне работала до двух часов ночи, а потому была только рада возможности немного расслабиться, фривольно развалившись в удобной позе. Маршрутка отправилась полупустая, соседи отсутствовали. Она сняла туфли, пододвинувшись поближе к Арсению, протянула свои стройные ножки на свободные кресла, положила голову ему на колени и почти моментально задремала. В движении по извилистой горной дороге машина то и дело меняла направление. Темные участки зеленых зарослей переходили в залитые солнцем просветы, а те, в свою очередь, снова уступали место густой обволакивающей тени. От этой постоянной смены освещенности красивые рыжие волосы девушки ярко переливались всевозможными оттенками красного. Юноша беззастенчиво любовался пестрящей вакханалией цвета, но пошевелиться боялся, дабы не потревожить чуткий сон спутницы. Вика же, находясь в блаженной дремоте, вожделенно наслаждалась близостью дорогого ей человека, и в подобном сладостном забытье все реально происходящее приобретало нечеткие оттенки мистического сюрреализма.

В непосредственной близости от верхней точки автомобильной дороги на Бахчисарай, по которой туристы поднимались на гору, располагалось несколько небольших кафешек и удобная обзорная площадка, с которой открывался отличный вид на весь южный берег Крыма. Однако станция канатки, от которой и начинался пеший подъем к отрогам Ай-Петри, находилась на некотором от нее отдалении. Никто из пассажиров не проявлял желания подняться на плато, а потому автобус припарковался там же, на импровизированной стоянке, чтобы через полтора-два часа, собрав вдоволь нагулявшихся туристов, спокойно двинуться в обратном направлении.

– Эй, красивый! Не торопись, подожди! Дай руку, расскажу, что было, что будет, чем сердце встревожится, а чем успокоится! – Арсения крепко ухватила за рукав неопрятная цыганка неопределенного возраста, невесть каким образом внезапно возникшая в этом месте, которое сегодня волей непредсказуемого ветра оказалось отделено километрами труднопреодолимого горного серпантина от кишащих людской толпой курортных прибрежных центров. За цыганкой вплотную следовал галдящий хвост разновозрастной пестрой и грязной детворы. – Все как есть поведаю! Чистую правду скажу тебе, ясноокий, доверься мне, не пожалеешь! Все хотят знать свою судьбу!

Цыганята мгновенно окружили замешкавшуюся влюбленную парочку, в то время как мать всего многочисленного семейства уже с готовностью собралась вещать дежурные байки, предусмотрительно заготовленные в изобилии для подобных туристов-ротозеев.

– Позолоти ручку, красавчик! Да не скупись, щедрый дар окупится сторицей! Много больше получишь, если сейчас пожертвуешь на благо детишек. Будь мудрым, не упусти столь счастливый случай! Дай скажу, что было, послушай меня, не торопись. Сам поймешь, сколько дать, когда узнаешь всю правду про себя, как сейчас вижу судьбу твою…

Козырев еще не успел толком ничего сообразить, когда гадалка схватила его руку, что-то там пошарила своим пальцем по папиллярным линиям, затем закрыла глаза и усердно принялась бормотать себе под нос какие-то непонятные мантры, ловко имитируя запредельный экстаз. Детвора вокруг тоже не теряла времени даром, сполна отрабатывая уготованную им роль в этом любительском, но талантливом спектакле, направленном на мистификацию доверчивых и рассеянных простаков. Они кричали, толкались, пихались, дергали за одежду, в общем создавали повсюду вокруг себя атмосферу полного сумбура и агрессивного безобразия.

Вдруг цыганка резко распахнула своих огромные черные глазищи, ошарашенно зыркнула ими на растерявшегося Арсения, что-то громко выкрикнула на своем непонятном диалекте, и весь выводок во главе с ней самой практически моментально испарился. Исчезновение получилось настолько стремительным, что пораженный юноша еще некоторое время продолжал оставаться в той же позе, с наполовину вытянутой в сторону рукой, тупо созерцая пустоту вокруг себя, которая еще буквально секундой раннее задорно бурлила повсюду.

– Проверь деньги! – испуганно прошептала Виктория, но Арсений и сам уже поспешно шарил по карманам, с ужасом предугадывая потерю своих нехитрых материальных ценностей. Собственно, таковых у него с собой оказалось немного, и все они по-прежнему присутствовали в полном и безусловном наличии.

– Что это было? – растерянно пробормотал Козырев, наконец-то понемногу приходя в себя после неожиданного нашествия и не менее неожиданного отступления агрессора.

Девушка лишь хмыкнула и недоуменно пожала плечами. Логического объяснения не находилось. Казалось, что спектакль прошел на ура, вожделенная цель легкого обогащения была практически достигнута, даже если вороватым малолеткам не удалось обчистить карманы, зомбированный турист был и сам уже готов выложить некоторую сумму за радость сомнительного предсказания. Что-то явно спугнуло нечистоплотных, но осторожных артистов.

Все хорошо, что хорошо заканчивается. Долго переживать по поводу забавного происшествия путешественники не стали. Арсений не желал упускать столь удобного случая подняться на локальную вершину местного мира, к тому же он категорически не признавал компромиссов. Уж если любоваться побережьем с километровой высоты, то непременно из самой лучшей точки для обзора! Ведь они уже проделали большую часть пути, оставался сущий пустяк: добраться до верхней станции и затем подняться на плато. Он слишком любил это место, считал для себя обязательным условием в каждое свое посещение Крыма непременно забираться на самые зубцы Ай-Петри. Викторию, правда, несколько смущал тот факт, что им придется намеренно отстать от экскурсии и еще неизвестно как возвращаться обратно. Но она слишком доверяла своему молодому человеку, и тому легко удалось уговорить ее на небольшое авантюрное приключение. Молодые люди крепко взялись за руки и смело направились в безлюдную пустоту горного серпантина.

Им предстояло преодолеть около трех километров по практически пологой петляющей дороге. На высоте уже явственно ощущалось приближение осени. Сильный ветер пробирал до костей, странникам пришлось торопливо облачиться в предусмотрительно захваченную с собой одежду: Вика с готовностью забралась в теплую толстовку, а Арсений накинул на себя непродуваемую ветровку. Джинсы и кроссовки на ногах изначально являлись подходящей обувкой для любого, даже самого сложного путешествия.

Они неспешно брели по залитому солнцем пустынному плоскогорью. Арсений тонко шутил, травил свежие анекдоты из Интернета или читал стихи. Вика с удовольствием слушала его, временами смеялась, иногда романтично вздыхала. Рассказывала про свою жизнь и работу. Вокруг них не было ни души: ни машин, ни людей. Даже всегда кишащая народом площадь перед канаткой с кучей палаток, продающих вино, плов или шашлыки, на сей раз зияла непривычной пустотой. И этот факт вполне соответствовал их обоюдному настроению. Ветреная погода, которая поначалу, остановив движение подвесных вагончиков, намеревалась было внести в их планы серьезные коррективы, в итоге оказала влюбленным неоценимую услугу, полностью изолировав их от шумной, раздражающей толпы неугомонных туристов.

Последний участок пути от верхней станции до вершины плато, круто вздымавшегося застывшей в камне волной, пришлось проделать по исхоженной горной тропинке, которая сначала петляла в густом лесу, цепляясь за корни невысоких деревьев, а в под конец выводила путников на гладкую наклонную каменистую плиту без единого деревца. Это и была итоговая цель маршрута: последние полсотни метров и плато резко обрывалось отвесной скалой, практически достигавшей берега моря.

После получаса стремительного восхождения уставшие, вконец запыхавшиеся путешественники наконец достигли вожделенной вершины, и перед ними тут же ожидаемо и одновременно внезапно разверзлась неимоверная бездна. Оба одновременно испытали схожие противоречивые чувства: дух захватило от неописуемого восторга, а разум ужаснулся от осознания последствий возможного падения вниз.

Какое-то время они стояли неподвижно, затаив дыхание, под сильными порывами пронизывающего ветра, будучи не в состоянии оторвать взгляды от потрясающей воображение картины. Все побережье, от Гурзуфа до Фороса, предстало в полном своем великолепии пред восторженными взорами молодых людей. Еще теплое, но уже не палящее, а скорее ласковое солнце ранней осени заливало своим мягким светом пляжи и набережные, крыши домов и кроны деревьев, отвесные скалы и ленты дорог и, отражаясь в бесчисленных волнах, вспыхивало несметным количеством ярких звездочек на темно-синей глади бескрайнего моря.

Вдоволь насладившись волшебной картиной, влюбленные, романтично держась за руки, медленно двинулись вдоль обрыва в сторону от вытоптанных туристических троп. Пейзаж становился все более диким, а нетронутая присутствием человека трава – все выше. С новых точек открывались другие, но не менее прекрасные виды на городки и поселки густонаселенного побережья.

Вика, всерьез боявшаяся высоты, старалась не подходить вплотную к обрыву. Тогда Арсений, прижавшись сзади и крепко обняв за талию, стал медленно, но настойчиво подталкивать ее к отвесной пропасти. Девушка инстинктивно сопротивлялась, но все же медленно двигалась к краю под настойчивым напором мужчины, и, находясь в полушаге от смертельной бездны, испытала будоражащее чувство колоссального восторга и панического ужаса одновременно. Но уверенные, сильные руки, волнующе сжимающие тонкую талию, позволяли сохранять некоторую иллюзию относительной безопасности. Юноша начал медленно поднимать их, плавно скользя по ее одежде. Нащупав небольшую девичью грудь, руки остановились, и он еще сильнее прижал Вику к себе. К уже и так переполнявшим ее эмоциям добавились еще более яркие эротические переживания. Теплая волна, поднимаясь снизу, наполняла все тело приятной истомой.

Арсений тоже изрядно возбудился, его уже невозможно было остановить. Он опять опустил руки на талию, забрался под толстовку и вытащил наружу заправленную в джинсы рубашку. Теперь его руки снова скользили вверх, но теперь уже непосредственно по ее гладкой, нежной коже. Вновь достигнув груди, юноша с блаженством ощутил в ладонях приятную упругость молодого тела. Вика откинула голову назад и, немного повернув ее, открыла доступ к своим губам. Во время страстного поцелуя она перевернулась к нему лицом, с силой оттолкнула от края пропасти и сама тут же увлеклась следом прочными, нерушимыми объятьями.

Мужчина снял с девушки толстовку и бросил ее на траву. Тут же рядом упала его ветровка. Потом он поднял Вику на руки и аккуратно опустил сверху на разбросанную одежду. Они продолжали страстно целоваться, торопливо раздевая друг друга. Арсений сорвал с девушки рубашку и его вожделенному взору предстали два аккуратных соска в небольших темных ареолах обнаженной груди. Он поочередно прильнул к ним губами, наслаждаясь тем, как соски, послушно откликаясь на его ласки, возбужденно набухают и твердеют. Перенося поцелуи все ниже и ниже, юноша добрался до ремня джинсов и поспешно расстегнул его дрожащими от предвкушения руками. Девушка помогла избавить ее от последней одежды. Козырев на секунду залюбовался полностью обнаженным женским телом, покорно лежащим в густой траве на краю высоченного обрыва. Сейчас он целиком и полностью властвовал над ней, владел ею, такой хрупкой и беззащитной, а она со все нарастающим нетерпением жаждала его тела. Вожделение обоих влюбленных больше не могло удерживаться внутри и с остервенением вырвалось наружу.

Они занимались сексом два часа практически без перерывов, неустанно лаская друг друга и задыхаясь от невозможности насытиться любимым человеком. Все вокруг потеряло смысл, стерлось, покрылось густым туманом. Для него в целом мире оставалась только она, даже он сам перестал существовать на какое-то время, целиком растворившись в собственных чувствах. Она же полностью перестала себя контролировать: остервенело вонзала длинные ногти в его спину и неистово кричала от нестерпимого удовольствия.