Теория поля

Видя нерешительность Арсения, Евгений Михайлович сам вложил записку ему в руку.

– Бери, я уверен, письмо предназначалось тебе. Береги его, возможно, оно стало причиной смерти прекрасного человека. Даже не знаю почему, но он был очень к тебе привязан!

Козырев рассеяно посмотрел на обрывок листка и не задумываясь, чисто автоматически сунул его в нагрудный карман рубашки. На следующий день вечером, когда он наконец-то вспомнил про послание и решил заняться его расшифровкой, записки на месте не оказалось. Он перерыл все карманы, сумки, кошельки, но тщетно. Мятый клочок рваной бумаги с возможно бесценной для всего человечества информацией исчез бесследно.

* * *

Вика и Снежана уехали. Козырев до последнего момента не верил, надеялся, что здравый смысл все же одержит победу над эмоциями.

Несмотря на его бравую тираду в беседе с Линой, Арсений переносил разлуку с женой и дочкой очень тяжело. Привычный уклад жизни рушился. Теперь у него не осталось ни работы, ни семьи, ни даже любимого хобби. Вернее сказать, само хобби пока еще оставалось, навряд ли что-то в этом мире могло помешать Козыреву думать и анализировать, но место его воплощения в жизнь было уничтожено.

Первые дни он буквально не мог найти себе места, никак не получалось хоть чем-то занять себя. Все вдруг стало пресным, скучным, неинтересным. Он часами сидел на диване, щелкая телевизионным пультом, не в силах найти передачу хоть мало-мальски достойную его внимания. То, что раньше, когда день его был расписан по минутам, казалось любопытным и на что никогда не хватало времени, теперь, когда времени этого стало предостаточно, уже больше не грело, не радовало и не вызывало ни малейшего интереса.

Искать утешение в алкоголе или наркотиках, хорошо притупляющих чувство пустоты и одиночества, он не собирался принципиально. Для него это было равнозначно проявлению слабости, капитуляции, поражению. А он не считал себя побежденным. Он по-прежнему свято верил в благоприятные перспективы своей дальнейшей жизни. А то, что сейчас пока сложно, ну что ж, бывает. Пройдет. Переживем. Никто не обещал, что дорога к счастью будет легкой!

Ему не хотелось ни гулять, ни встречаться с друзьями, ни тусоваться по ночным клубам. Даже родители одним своим видом почему-то напоминали ему о прошлом, которое теперь сразу показалось столь родным, столь желанным, но, к сожалению, недостижимым. Кое-как дождавшись вечера, он буквально заставлял себя добрести до кровати и, проворочавшись в постели с час или полтора, забывался чуткой, беспокойной дремотой. В одну из таких ночей и произошло событие, кардинально повлиявшее на всю его оставшуюся жизнь.

Толчком к столь ключевым изменениям послужил один необычный сон, прервавший собой утомляющую череду беспокойных ночей и в очередной раз побудивший его к активным действиям. Действия эти, в свою очередь, перевернули с ног на голову не только его личную судьбу, но и весь мир вокруг.

А начиналось все вполне обычно и даже, пожалуй, банально. Козырев никак не мог подобрать удобную позу. Мысли сменяли друг друга, постепенно закручивая сюрреалистичный дремотный калейдоскоп. Картинки поначалу мало чем отличались от повседневной действительности, постепенно, шаг за шагом вовлекая разум в иллюзию продолжающейся реальности, так что граница между сном и явью становилась размытой и совершенно не поддающейся надежной идентификации. Но Арсения подобные фокусы сознания уже давно не вводили в заблуждение. За долгие годы практики осознанных сновидений в его личном загашнике скопилось такое огромное количество всевозможных маячков, однозначно определяющих пребывание во власти Морфея, что теперь редкая ночь обходилась без волшебного путешествия сквозь границы возможного. И хотя у Козырева все было готово для их преодоления так же и в грубой материальной реальности, для решительного последнего шага требовался некий толчок. Что-то, что явилось бы формальным поводом и подвигло ученого для воплощения своих смелых замыслов.

Многие вещи, которые наяву воспринимаются, мягко говоря, странно, во снах выглядят совершенно нормальными. Точнее, конечно, наоборот, ибо изначально эти несуразности возникают именно в нашем затуманенном дремотой сознании. Нормальные, с точки зрения спящего, факты впоследствии, наяву, воспринимаются как неадекватные. Вот только суждение об адекватности субъективно, и хотя присутствует такое понятие, как мнение большинства, никто достоверно не вправе утверждать, что именно наше явственное восприятие и является истиной в последней инстанции. Анализируя свои многочисленные сновидения, Арсений пришел к выводу, что истинное положение вещей скорее обратное. Мы во сне знаем нечто такое, что значительно расширяет границы сознания. Имеем возможность оперировать такими субстанциями, о которых наяву даже и не догадываемся. А упуская их из рассмотрения, теряем целостность картинки и воспринимаем увиденный во сне фрагмент лишь как отдельную детальку огромного пазла. Естественно, земной разум даже самого мудрого из живущих не в состоянии достоверно достроить недостающие звенья и по достоинству оценить масштабы единого разума всей Вселенной. И мы, исследуя мироустройство, уподобляемся слепым мудрецам из известной притчи, наощупь изучающим форму слона. В зависимости от условий эксперимента подробно описываем составные части мироздания, будучи не в силах собрать их воедино и представить в своем ограниченном сознании единый, законченный образ бытия.

Но вернемся к содержанию столь значимого для всех последующих событий сновидению. Той ночью Арсений, привычно осознав в себя во сне, впервые за долгие годы практики не сумел воспользоваться ни одним из полученных навыков. Волшебство не действовало, сколько бы он ни пытался. Внешне вроде бы все было по-прежнему, но ставшие уже привычными чудеса почему-то не происходили. А Козырев настолько привык к ним, что потрясение от их внезапной потери оказалось гораздо сильнее даже тех, самых первых попыток удачного применения.

Унылая серая картина промозглой и дождливой поздней осени. Голые стены то ли недостроенных, то ли полуразрушенных зданий. Группка единомышленников непонятной идеи, в число которых входит и Арсений, пытается укрыться в развалинах от наседающих с разных сторон неприятелей. Сквозь густые тучи с трудом пробиваются солнечные лучи. Точнее, такой же серый, как и тучи, диск светила несколько выделяется яркостью на их фоне, но тепла, да что там тепла, не добавляет даже красок в унылый урбанистический пейзаж. Лица людей вокруг него испуганы. Они жмутся друг к другу и взволнованно шарят глазами в поисках надежного укрытия. Приближающаяся опасность ощущается всей поверхностью тела, но общая картина настолько сюрреалистична, что у Козырева тут же возникает подозрение в нереальности происходящего. Потянув за эту ниточку, через пару секунд он уже почти уверен в правильности своей догадки.

Молниеносно преодолев несколько ступеней, он смело выходит в зияющий пустотой оконный проем прямо навстречу приближающимся врагам. Сердце переполнено гордостью. Вот сейчас, еще одно мгновение, и он всех спасет, разметает неприятеля силой собственной мысли. Друзья смогут воочию лицезреть его подвиг, а он, поймав на себе их восхищенные взгляды, с удовольствием насладится заслуженной славой! Но что-то идет не так, как задумывал наш герой. Справа от него, буквально в полуметре, с пронзительным грохотом врезается в стену огромный тяжелый снаряд. Орудие, выпустившее его, явно не огнестрельное, но мощь удара настолько сильна, что стена трескается, а все его тело пронзает острая боль от разлетающихся в разные стороны осколков. Он едва успевает отпрыгнуть и укрыться за ближайшим простенком, как мимо с ужасным свистом пролетает очередная каменная глыба.

Но теперь враг знает, где укрылись несчастные повстанцы. Их местоположение рассекречено, и несколько штурмовых отрядов тут же бросаются по грязным переходам к проломам и проемам в стенах импровизированного укрепления. А наш несостоявшийся герой, стараясь хоть как-то исправить допущенную небрежность, хватает за руку первого подвернувшегося ему соратника и с силой тащит его за собой вниз, в подвалы, надеясь хотя бы там, под землей, обрести спасительное убежище. Тот цепляет за руку следующего, этот тоже успевает кого-то схватить и вот уже вся группа, цепочкой, друг за другом бежит в темноту подземелья навстречу неизвестности.

А там, внизу, декорации, да и весь сюжет необычного сна неожиданно меняются. Теперь это огромная коммунальная квартира, которая расположилась в старинном особняке какого-то бывшего графа где-то в самом центре Москвы. Арсений присмотрел эту квартиру для себя и теперь ему необходимо расселить последних жильцов, чтобы лично владеть недвижимым имуществом безраздельно. И все-то ему нравится в будущем семейном гнездышке. Высоченные потолки дают ощущение воздуха и свободы. Хитрые переходы позволяют быстро оказаться в нужном месте. Причем нарушение законов геометрии во сне нисколько не смущает. Просторный двухсветный танцевальный зал с огромным полукруглым эркером, в котором утопает половина высокого подиума. Вероятно, когда-то на нем располагалась сцена.

Он увлеченно перемещается по комнатам и залам, планируя будущие интерьеры и с удовольствием фантазируя о новой, удобной и роскошной жизни. Вот только кухня… Она почему-то очень маленькая, совершенно невозможно представить, чтобы на ней готовились яства для шикарных многолюдных приемов. Помещение почти полностью занято плитой, которая топится дровами. Кроме плиты там нет ничего, даже стола. Лишь небольшая лавка, на которой можно присесть, чтобы было удобнее подбрасывать дрова в узкую топку.

Козырев пытается что-то сделать с кухней, расширить ее габариты, придать ей необходимый блеск и изящество, наполнить содержимым, чтобы хотя бы во сне сполна насладиться мечтой о красивой жизни, но снова ничего не выходит. К тому же назойливые, все еще нерасселенные жильцы постоянно гудят под ухом, пытаясь вытребовать для себя лучшие условия сделки. Они всеми силам препятствуют любым изменениям, и Арсений вынужден сдаться, подчиниться их напору, хотя прекрасно помнит, что еще недавно запросто смог бы разделаться с ними в одну секунду!

А мечта вот она, совсем рядом, но по-прежнему недостижима. Ах, как замечательно он смог бы спланировать жилое пространство! Маленькая кухня… Да бог с ней, он бы пожертвовал одной из комнат, наверное, в былые времена это была комната прислуги. И вместе с ней кухня уже не казалась бы столь убогой. А вот эта комната идеально бы подошла под его рабочий кабинет. Она расположена в удаленном, уединенном уголке дома. И к ней весьма удобно примыкает вторая дверь спальни. А между кабинетом и спальней есть небольшая комнатка метров на десять. Как раз для ванной. А вот здесь, рядышком, было бы здорово сделать две детские комнаты. Вторую так, на всякий случай. Спальня жены с шикарным будуаром. Во сне, как ни странно, он совершенно не помнил о недавнем разрыве с супругой. Комнаты для гостей. Далее коридор превращается в широкую застекленную террасу: здесь самое место для зимней оранжереи. А сразу за ней – танцевальный зал. Небольшой, около сотни квадратных метров, с той самой сценой внутри эркера. Пожалуй, вполне достаточно. Так, а это что? Винтовая лестница наверх… Мгновенный подъем, а там, наверху, комнатка метров двадцать под круглым куполом. В куполе несколько окошек необычной формы, устремленных непосредственно в небо. Телескоп буквально просится занять свое место в этой домашней обсерватории. Из нее выход на крышу. Тут можно было бы разбить летний сад, поставить красивые деревянные скамеечки. А может быть, и маленький прудик. Или бассейн… Черт, как же избавиться от этих надоедливых жильцов?!

И снова мысль: надо бы исследовать подвалы на предмет размещения там новой лаборатории. Какое-то время на поиск лестницы… Лестница упорно не желает отыскиваться. Хотя он точно уверен: подвал существует! А может быть, это опять происки нудных, приставучих жильцов? Возникают прямо на твоем пути из ниоткуда, заставляют сворачивать в очередной проход, в котором нет пути вниз.

Козырев проснулся. Первый мыслью, которая резанула его пробужденное сознание и острой болью отозвалась где-то в груди, стало осознание потери. Сон был неприятным – он не мог применить в нем свои обычные возможности, но все же в нем он не помнил об отъезде Вики, о разлуке со Снежаной. Там по-прежнему его семья продолжала существовать как целый, неделимый организм. Впрочем теперь почти каждое утро, просыпаясь, он чувствовал боль потери, кроме тех редких случаев, когда он не забывал про нее даже во сне. Он успел привыкнуть, и острая боль постепенно ослабевала, переходя в постоянную, ноющую тоску, которая уже не отпускала до самого вечера, то разгораясь, то затихая.

Когда реальность полностью вернула свой контроль над разумом, Козырев задумался. Что же произошло? Почему столь привычные возможности вдруг исчезли? Ведь законы физики не могут исполняться по своему усмотрению, эпизодически, время от времени. А то, что в осознанных сновидениях всегда проявлялся истинный потенциал его мозга, он не сомневался. Так что же тогда? Куда вдруг подевались с таким трудом развитые способности? Как будто реальность завладела его сном, проникла в ту заповедную область, которую он уже начал считать своей безраздельной, полноправной вотчиной. Привнесла туда свои консервативные законы, расползлась вязким прозрачным туманом, ограничила, связала по рукам и ногам, лишила волшебной силы.

Арсений не собирался так просто сдаваться. Очень не хотелось терять уже привычную свободу, хотя бы даже и во сне. «Раз уж реальность сумела пробраться в мои грезы, – логично рассудил он, – стало быть, настало время и сон сделать явью! В самом деле, почему бы им не поменяться местами?»

Еще немного поразмыслив, он понял, что никакого пробуждения внутри сновидения не было. Всего-навсего самый обычный сон. Из тех, что миллиарды людей по всему миру видят каждую ночь. Просто в сюжете его присутствовало осознанное сновидение. Козырев не просыпался, ему лишь снилось, что он проснулся. Потому и отсутствовали сверхвозможности. Такое простое и понятное объяснение. Но решение уже было принято.

* * *

Лаборатории больше не существовало, но теперь и дома никто не мешал заниматься любимым делом. Конечно, квартира не самое удобное место для проведения экспериментов, но никаких специальных, особо сложных приспособлений для осуществления его планов не требовалось.

Он сел за компьютер и загрузил с удаленного сервера последнюю версию своей программы. В течение пары часов внимательно изучал различные куски кода, в очередной раз убеждаясь в его корректности. Затем перешел к анализу результатов. Расчеты были сделаны уже давно и представляли из себя пять вариантов кластерной фрактальной структуры воды. На их основе Козырев даже подготовил и заморозил небольшие кубики льда, по шесть на каждый из вариантов, которые хранились теперь в промышленных морозильниках университета под бдительным присмотром Малахова.

Естественно, создать самостоятельно с нуля полностью корректную структуру, которая бы однозначно отражала желаемую реальность, было практически невозможно. Слишком уж много влияющих факторов потребовалось бы учесть. Поэтому Арсений постарался экспериментально смоделировать наиболее близкие условия, соответствующие его целям, и на основе компьютерного анализа громадного числа аналогичных состояний определил изменяемые области структуры, а также приблизительные формы новых кластеров. Вот эта приблизительность его и смущала. Ведь то, что он задумал, еще никогда не существовало, во всяком случае среди доступного ему материала для исследований. Поэтому смоделировать желаемые условия можно было лишь с некоторой степенью вероятности. Вот если бы ему позволили пообщаться с каким-нибудь просветленным тибетским монахом, проанализировать водное отображение его текущей судьбы, тогда, возможно, такие данные позволили бы значительно повысить шансы на успех! Но, к сожалению, подходящего старца рядом не оказалось, и Козыреву пришлось уповать исключительно на собственную интуицию.

Требовалось сделать непростой выбор, остановиться на одном из пяти вариантов. Различались они не только нюансами интерпретации данных компьютерного анализа, но и некоторыми исходными предпосылками. Те цели, которых можно было достичь, воспользовавшись тем или иным кубиком, отличались друг от друга, причем довольно существенно.

Козырев смотрел на пять результатов расчета кластерных структур и размышлял не столько над проблемой выбора, сколько над самой возможностью подобного выбора. То, что он сделает через несколько часов, действительно ли это событие станет следствием его осознанного выбора или же оно уже жестко записано где-то в недрах акашапраны? Да и сами его сомнения не являются ли они лишь частью исполняемой пространством программы? Если это так, то нечего и мучиться над непростым решением. А если это не так, то значит, и вся его теория неверна, и то, что он собирается сделать, не имеет никакого практического значения, ни к чему не приведет. Козырев не хотел в это верить, а следовательно ему оставалось согласиться с первым предположением – что от него уже более ничего не зависит, – и со спокойной совестью подчиниться судьбе. Так он и поступил, все дальнейшие свои действия исполняя с тупой покорностью и фатальной обреченностью.

И все же при выборе конкретного кубика он не стал полагаться на случай, поступив вполне осознанно. Пусть даже потом окажется, что это был не выбор, а всего лишь его иллюзия, в случае неудачи эксперимента подобный подход давал дополнительную информацию для анализа. Будучи ученым до мозга костей, Козырев не упускал ни единого шанса, который мог впоследствии благоприятно повлиять на дальнейшие научные исследования.

Это был кубик «возможностей». Кластерная структура быстро замороженной воды хранила программу расширения человеческого сознания. Испытав на себе ее воздействие, Арсений должен был превратиться в суперличность. В теории. Его разум получал силы для преодоления инертности материального мира и становился способным осуществлять наяву все то, что до этого получалось добиться лишь внутри осознанных сновидений. Добиться моментально, сразу же, не дожидаясь исполнения задуманного и не позволяя всевозможным помехам или собственным душевным метаниям повлиять на результат и как-то его испортить.

Он не стал осуществлять задуманное прямо в университете. Рискуя потерять образец, он, тем не менее, в переносном морозильнике доставил его к себе домой. Встречи с Малаховым удалось благополучно избежать. Профессор бы наверняка заинтересовался, зачем это Козыреву потребовался вдруг один из его кубиков. Пришлось бы отвечать на вопросы учителя, и хотя Арсений был абсолютно уверен в собственном решении, лишних прений на этот счет ему сейчас не хотелось. Вот когда он исполнит задуманное, тогда пожалуйста, тогда он будет готов обсуждать любимую тему хоть до скончания времен!

На всякий случай он перекрыл в квартире все батареи центрального отопления и настежь распахнул все окна. На улице стоял легкий декабрьский морозец. Добиться отрицательной температуры внутри помещения все равно не удалось, но Козырев таким образом пытался минимизировать процесс таяния образцов. Талая вода не содержала кластеров, а значит, какая-то его часть неизбежно будет потеряна. Все это было несущественно, даже одна капля вряд ли успела бы растаять, и даже эта растаявшая капля вряд ли оказала бы какое-то существенное влияние на эксперимент. Но Арсений предпочитал перестраховаться.

На предполагаемой границе зоны искривления он разместил самодельный динамометр, в задачу которого входило зафиксировать факт достижения градиентом заданного значения. Устройство было оснащено звуковым зуммером. На тот случай, если зазевавшийся экспериментатор выпустит этот момент из своего поля зрения.

Через пару часов температура внутри упала до плюс десяти градусов, и ученый решил, что пора. Он достал самый мощный преобразователь и положил две его половинки на стол прямо перед собой. Радиус действия прибора не превышал пяти метров, и никто из посторонних чисто физически не мог попасть в искривленную область пространства. Затем он аккуратно с помощью большого пинцета извлек один за другим сантиметровые кубики из морозильника и водрузил их на специальные теплоизоляционные подставки. Над собой, под собой, спереди, сзади, слева и справа. Таким образом, сам он, а точнее его голова, оказалась в геометрическом центре октаэдра, в каждой из вершин которого находились ледяные кубики.

Козырев всегда обычно производил впечатление сдержанного и уравновешенного человека. Во всяком случае он старался никогда не выставлять свои истинные чувства напоказ. Даже сейчас, будучи в полном одиночестве, он никоим образом внешне не проявлял бушующих внутри него страстей. А эмоции эти были – и весьма яркие и непривычные, целый букет новых, неведомых доселе ощущений. Ладони вспотели от сильного волнения, руки дрожали. Вместе с тем все его тело буквально трясло от нетерпения. Эта гремучая смесь страха и желания вызывала совсем уж, казалось бы, неуместное сексуальное возбуждение. В паху приятно саднило. Дух перехватывало от предвкушения близости развязки. Голова слегка кружилась от осознания грандиозности замысла и ответственности за возможные последствия. Ко всему этому примешивалась толика гордости и решимости. Уровень адреналина в крови зашкаливал. Сердце бешено колотилось.

Перекрестившись, Арсений соединил половинки преобразователя. Растащить их обратно было непросто. Однажды он уже столкнулся с подобной проблемой. Хорошо еще, что в тот раз использовался гораздо менее мощный прибор. Теперь у него существовала специальная система домкратов, которая в нужный момент позволяла разъединить упрямые половинки.

Оставалось ждать. Минуты тянулись бесконечно долго, каждая из них превращалась в вечность. Мучительная, тягостная необходимость вынужденного бездействия, безвольного выжидания. Процесс изменения информационной матрицы должен был произойти практически мгновенно, в момент отключения прибора, когда искусственно искривленное им пространство за счет присущей ему упругости будет восстанавливать свою первоначальную форму, возвращаясь из недалекого будущего обратно в настоящее. Локальный искривленный участок несет в себе записанную на замороженную воду программу. При обратном движении программа эта передастся акашапране, а та, в свою очередь, как только обычный процесс расширения пространства восстановится, реализует ее в реальности.

Секундная стрелка, двигаясь, по ощущениям экспериментатора, со скоростью часовой, сделала несколько полных оборотов. Кое-где на границе зоны искривления начала перемещаться мебель. Козырев заволновался. Он как-то упустил этот момент из рассмотрения. На уровне здравого смысла ему представлялось, что возникшие силы не должны повлиять на расположение массивных предметов интерьера. Но точных расчетов он не проводил. Однако все обошлось. Прежде чем громоздкие шкафы сдвинулись с места, градиент на границе искривленной зоны достиг-таки заданного значения. Истошно запищал зуммер. Арсений привел в действие механизм домкратов и разделил половинки преобразователя. Замер. Просидел неподвижно около минуты. Вокруг все оставалось по-прежнему. Внутренние ощущения тоже не изменились. Ничего. Абсолютно никакой реакции. Будто бы ничего и не было. Он встал и осмотрел образцы. Под ними начала проступать влага, но в целом они выглядели достойно. Спохватившись, поспешно убрал их обратно в морозильник. Зачем-то попрыгал. Гравитация не изменилась, впрочем, и не должна была.

– Так и что же? – громко произнес он. – Я таки не понял, что-то произошло или же эксперимент провалился?

Тишина была ему ответом. Внутреннее напряжение спало, нервозность немного отпустила, но соображал Козырев пока с трудом.

Он начинал мерзнуть. Нужно было закрыть окна и снова включить батареи отопления. Сделав пару шагов в сторону окон, он вдруг замер, стремительно развернулся и уселся в кресло напротив одного из них. Сконцентрировался. Вспомнил свои сны и попытался мыслить примерно так же. Дал команду окну закрыться. Ни малейшей реакции. Он призвал на помощь все свои умственные силы, хоть и с трудом представлял себе, как именно в этом случае следует напрягать мозги. Во сне все происходило просто, без малейших усилий. Сильный порыв ветра ворвался в комнату. Занавеска дернулась, взмыла в воздух, одна из створок со звоном ударилась об откос и, отразившись от стены, закрылась. Половинки преобразователя упали на пол и покатились навстречу друг другу. Арсений, обернувшись на звук падения и обомлев от нехорошего предчувствия, кинулся к ним. Споткнулся об кресло. Одна из кресельных подушек упала под ноги. Он в ярости отшвырнул ее куда-то за спину. Успел. Облегченно выдохнув, сидя на полу, посмотрел в сторону окна. Подушка лежала на подоконнике, вторая створка была почти закрыта, лишь узенькая щелка все еще зияла между ней и рамой. Козырев, действуя скорее автоматически, нежели осознанно, посильнее прижал ее и повернул ручку фиксатора.