Водопад жизни

Стоял тёплый сентябрьский вечер. Всё было готово к отъезду, сумка собрана. Рита сидела на кровати как нахохлившийся воробушек, набросив на плечи древнюю клетчатую шаль прабабушки Насти. Эта шаль была моей реликвией, я верила, что она приносит удачу, и не хотела с ней расстаться. Я поцеловала дочь и отбыла с сильным чувством тревоги.

В Москве для меня была заказана на сутки не самая дешёвая гостиница. Комната показалась мне тесной и неуютной, особенно угнетал красноватый цвет стен. В 10 часов утра я созвонилась со своей протеже, и мы договорились о встрече. В голове не было ни единой мысли, кроме ощущения края и полной неизвестности впереди.

Мартина – так звали мою протеже – оказалась высокой, худой и деловитой особой, она ни на минуту не прекращала говорить по мобильному телефону. По большей части звонили ей. Мне пришлось долго ждать в большой комнате, которая представляла собой нечто среднее между офисом и бухгалтерией. Наконец, когда за окнами уже стемнело, меня пригласили в комнату поменьше, и мы приступили к обсуждению деталей завтрашнего дня. К нам зашёл какой-то мужчина, вероятно, помощник Мартины. Их лица вполне внушали мне доверие, но подспудная тревога не покидала.

– Я уверена, вы пройдёте собеседование, – сказала Мартина. – У вас вполне подходящая, достойная внешность. – Однако, её уверенность не передалась мне. Не пойму – что меня гложет? – висела в воздухе мысль. Мужчина не проронил ни слова.

Затем в комнату вошла клиентка с тёмно-рыжими волосами в сопровождении своей протеже. Еще одна желающая найти свое счастье за границей. Она была чем-то озабочена. Наши «гиды судьбы» вышли посовещаться, а мы остались вдвоем.

– Я буду сто процентов судиться, – процедила сквозь зубы женщина. – Пусть возвращают деньги. Я платила за то, чтобы не проходить собеседование, а теперь они мне заявляют, что оно будет.

У нее был до предела возмущённый вид. Мой лоб покрылся испариной – а вдруг я не пройду собеседование? Кому я там нужна? У меня ни дома, ни какой-либо другой собственности, а мои деньги просто смех. Там нужны богатые. Вся моя затея выглядит по меньшей мере авантюрой. Надо поговорить с Мартиной, прощупать ситуацию с деньгами, но очень уж щекотливо и неприятно.

Вскоре «гиды» вернулись, и рыжеволосая ушла. Помявшись, я заикнулась о том, что не худо бы получить какие-нибудь гарантии. Лучше бы я этого не делала. Мартину словно подменили. Из приветливой и интеллигентной дамы она вдруг превратилась в манекена, из которого вылетала одна и та же фраза:

– Вы готовы прямо сейчас заплатить 27 тысяч?

Как я ни уходила от ответа и пыталась задать ей свой совершенно естественный вопрос, она продолжала в том же духе, как на допросе. Ничего, кроме денег, её со спутником не волновало.

– Если не готовы, я отменяю все договорённости и до свидания.

Я вспомнила заповедь моего рачительного сына – никогда не спешить выкладывать денежки – и подавила искушение достать из своей сумочки треть всей нашей наличности.

– Я готова, но деньги у меня в гостинице.

– Хорошо. Завтра утром я заеду за вами, будьте готовы к девяти утра, и чтобы никаких фокусов. Постарайтесь выспаться, по дороге в машине повторим все детали ещё раз. В консульстве – ни-ни, там может быть прослушка. – И зачем такие предосторожности, если всё так просто и собеседование всего лишь формальность?

У меня страшно болела голова. Я возвращалась в гостиницу пешком. В свете фонарей улицы казались призрачными. Ещё более фантастичной была моя ситуация – что я здесь делаю? Моросил дождь, и пока я добиралась до гостиницы, у меня зуб на зуб не попадал, но не от холода, а от внутренней дрожи.

Впервые в жизни я приблизилась к совершенно незнакомому миру и ощутила чужой дух. А что же будет за границей, если уже здесь мне плохо?

В гостинице легче не стало. Маленькая комната показалась ещё неприветливее, чем утром. Шторы на окнах приобрели зловещий багровый цвет. Я включила телевизор, но он казался чужеродным предметом и не воспринимался моей воспаленной психикой. Я решила отвлечься и повторить фразы, которые дала мне Мартина, но голова совсем отказывала – было лишь одно ощущение тесноты. Я выключила свет и попыталась уснуть. Воздух уплотнился, стало трудно дышать. Всю ночь я металась в бреду как перед казнью, и мне приснилось, что моя иконка, которую я неизменно брала с собой, горит.

Наутро я взглянула на себя в зеркало – серое осунувшееся лицо, тёмные круги под глазами, взлохмаченные волосы. В следующее мгновение пришло решение – я никуда не еду. Я ощущаю стену и не в силах прыгнуть на другую сторону пропасти.

Внизу в холле заметно нервничала Мартина. Она уставилась на меня, как на привидение.

– Я не могу, я решила не ехать, верните мой паспорт. Извините, – только и сказала я обессилевшим голосом.

Мартина была ошарашена, она не произнесла ни слова, вернула мне паспорт и удалилась. Тягостный момент закончился, и я была рада этому.

Что-то вмешалось и почти физически меня не пустило. Причину своего состояния после мистической ночи я была склонна приписать духу тёти Киры, которая для того и умерла, чтобы я никуда не уехала. Судьбу не обманешь.

По дороге на вокзал я постепенно успокоилась, так действует полная определенность. Слетело с плеч всё, что давило и угнетало в последнее время. Я прошла над пропастью, ощутила её смертельный холод и вновь вернулась к себе прежней. Ну и ладно, всё, что ни делается – к лучшему. Зато теперь дочка будет не одна, и это уже хорошо. Завтра мы вместе с Ильей и Ритой подумаем о том, как нам жить в Петербурге. Дети – вот моё достояние и счастье. А сейчас нужно срочно переключиться на что-нибудь другое. Заграница отошла на задний план.

В ожидании поезда я бесцельно бродила по вокзалу, подошла к книжному киоску, и мой блуждающий взгляд упал на небольшую книжку в мягком переплете – «Воин света» Пауло Коэльо. Кажется, моя тольяттинская подруга упоминала это имя и страстно рекомендовала прочесть. Сейчас был хороший повод скоротать время до поезда. Ничего более подходящего для меня в тот момент не могло и быть. Я проглотила книжку в мгновение ока, тут же купила ещё одну – «Алхимик» и читала запоем всю дорогу, словно пила успокаивающий бальзам. Что-то отстраненное вроде философской сказки для взрослых, но очень полезное тому, кто находится на перепутье. В книжке говорилось о том, что всё в жизни неслучайно, и нужно смело смотреть в лицо своей судьбе.

Мысли мои были далеко от Москвы и несостоявшейся Великобритании. Проблема отъезда отпала сама собой и больше не мучила меня. Я вновь была свободным человеком в своей привычной, хоть и неустроенной среде. – «Заграница нам поможет» – посмеялась я над словами Остапа Бендера, а заодно и над собой.

Все пассажиры спали, и я им завидовала, потому что не могла спать сидя. О, как я не люблю сидячие места в долгой дороге, но у них есть одно достоинство – они дешёвые. В тёмное окно врезались лучи света от проносящихся мимо станций. Под мерный стук колёс хорошо думалось и по привычке, которая появилась у меня в последнее время, я снова ушла мыслями в прошлое.

Я отрабатывала последний год по направлению и мечтала все изменить. Но как? Мне 24 года и я не люблю свою профессию. Я не знала, что любимая работа – редкая роскошь, особенно для женщины. Далее – никакой личной жизни и ужасное одиночество. Я научилась жить сама с собой, книги по-прежнему были моими лучшими друзьями. Восемь лет самого цветущего возраста я высушила ненужной мне наукой и делала то, что не хотела. Во имя чего? И что для меня главное в жизни?

Я вспомнила, как услышала новость от тёти Киры, и как больно она меня ударила.

– Таечка, Вадим женился.

Что же в этом удивительного? Он ведь не монах. Внутри меня установилась тишина, которой нет названия, и только зеркало узнало мою боль и безотрадность.

Я стала вспоминать все мелочи, слова и подробности, чтобы составить картину происшедшего и хоть что-нибудь понять.

Надька не раз говорила о той, с которой Вадим якобы по временам встречался, но настолько пренебрежительно, что я не придавала этому значения.

– Зачем ты связался со старой бабой? – рассказывала она со слов его друзей.

А однажды мы с Иркой увидели ее, когда прогуливались по городу. Вадим шёл с ней под ручку нам навстречу. Мы все друг другу едва кивнули, а Ирка прошептала:

– Какой ужас!

Девушка была худой и щуплой, что ещё больше подчёркивалось сильно облегающим её платьем из розового кримплена. Тёмные волосы были высоко взбиты в виде львиной головы. На наш вкус это было слишком претенциозно. Она была далеко не красавицей, несколько грубоватой, но странным образом, я и эта девушка были чем-то похожи, одного типа внешности.

В третий раз я видела их вдвоём уже глубокой осенью на вокзале. Мама провожала меня в Минск, и я показала ей Вадима, о котором она только слышала от тёти Киры, но никогда не видела.

– Да, он настоящий, в смысле видный, парень, а она?!… – только и сказала мама.

Я знала, что мать Вадима строга и осуждает девушек, которые вешаются на шею парням. Однажды она спросила тётю Киру:

– Говорят, у вас есть племянница?

– Есть и живёт у меня.

– Вадим так удивил меня вчера, говорит за ужином, – Мама, мне, наверное, нужно жениться, чтобы не свихнуться. – Надо же! Прямо насмешил. А вообще, у него хороший характер, им легко руководить.

Я думала, что бы это могло значить. В сердце вспыхивала робкая надежда, но, по какому-то заговору судьбы, мы были недосягаемы один другому.

После его женитьбы тётя Кира периодически заводила о нем речь, не зная, какую рану наносит мне каждый раз.

– У Вадима родилась дочь, а он не поехал даже в роддом за ребёнком, забирал его отец. Но они приличная семья, и не могли допустить, чтобы девочка росла сиротой.

В следующий раз она восхищалась:

– Он оказался таким хорошим семьянином. Я видела, как он гулял с дочкой – и попрыгает с ней, и на руки возьмёт, и все с прибаутками.

Я долго не могла освободиться от этой своей непонятной любви и в студенческие годы теряла поклонников. Мама говорила,

– Надо бы подумать о замужестве. Хорошо, чтобы муж был хозяйственным. А любовь – что? Главное, чтобы в подоле не принесла, а то мне тогда хоть в петлю.

Мне было тошно, и я избегала разговоров на эту тему.

Конец августа 1976 года. Смысл моей жизни определялся теперь ближайшими целями, отдалённое будущее было покрыто мраком и не сулило ничего хорошего.

Посвежевшая от летнего отдыха, я с удовлетворением осмотрела себя в зеркале – синий костюм, сшитый своими руками, ловко сидел на фигуре, красивый белый воротник с вышивкой ришелье обрамлял круглый вырез – в этом наряде я пойду на последнюю линейку 1 сентября. Чистые блестящие волосы были схвачены высоко надо лбом шарфиком из тонкого шелка, открывая четкий изгиб бровей. На ногах в тон костюму – белые с синим босоножки.

– Скорей бы уже доработать этот последний год, – вздохнула я и поехала на Полесский вокзал, который был неотъемлемой частью моей жизни уже несколько лет. В электричке я держала на коленях толстый иллюстрированный словарь французско-русского языка – моё очередное увлечение.

В Столбцах все пассажиры обычно пересаживались на другой поезд, который шел до Минска. При выходе я зацепилась случайным взглядом за окошко соседнего тамбура и увидела… лицо Вадима! Какая неподдельная радость отразилась, вероятно, на моем лице, ведь я почти научилась не скрывать свои чувства.

На перроне я протянула ему руку.

– Здравствуй.

Вадим широко улыбался – он тоже был рад. Почти два часа до Минска, вдвоём – какой подарок судьбы! Вот для кого я так тщательно одевалась. Учительское ремесло научило меня заполнять нежелательные паузы, и разговор между нами потёк легко и непринуждённо. Вадим немного отяжелел фигурой и выглядел солиднее. Я посмотрела на его правую руку, там красовалось широкое обручальное кольцо.

– Вот женился, – смущаясь или оправдываясь, произнёс он, глядя в пол.

– Поздравляю.

Я перевела разговор в более безобидное русло, о его учебе, он три года уже был в студентах на своем электротехническом факультете. Потом похвасталась,

– А мне остался последний учебный год, и я буду свободна, как птица.

– Да, не каждый так сможет – взять и поехать на периферию, – польстил мне Вадим.

– А куда было деваться? Спасает хобби, – я показала ему французский словарь. – А когда подступают воспоминания, то и бокал хорошего вина. При этих словах я посмотрела Вадиму прямо в глаза. Его вопрошающий взгляд поглотил все моё существо, но в нем нечего было прочесть, как и в моем сердце.

К чему это, – опомнилась я, стряхивая наваждение. Все уже в прошлом. Неужели в прошлом? Что за загадка для меня Вадим? Нет, это не он, а я для себя загадка, в том, что не узнала, не смогла, не захотела узнать его. Почему? Гордость, трусость, страх или что-то другое?

Весь остаток пути мы молчали. Это немного тяготило, и я встала у открытого окна. Лёгкий, ещё тёплый августовский ветерок и нежаркое солнце расслабили меня, мне снова стало легко, и я улыбнулась Вадиму.

В Минске мы ещё некоторое время ехали в трамвае и попрощались долгим непонятным взглядом. Ещё один кусочек счастья, которым я жила вплоть до весны.

Год пролетел незаметно, отзвенел последний звонок и впереди остались только выпускные экзамены. Я ликовала, что больше не придется вести уроки, ломать себя и играть роль учительницы. Вопреки всему ученики стали мне дороги, но я старалась об этом не думать, дабы не впасть в сентиментальность.

У меня появилось больше свободного времени. В мае мой день рождения, и тётя Кира всегда дарила мне что-нибудь красивое и полезное. Я ехала домой, чтобы, как обычно отметить этот день в семейном кругу. В Минске я решила, что спешить ни к чему, можно приехать домой вечерней электричкой, а напоследок прогуляться по городу, который особенно хорош в это время года.

Я прошлась вдоль корпусов химфака, завернула на улицу Октябрьскую к своему бывшему общежитию – все навевало воспоминания весёлых студенческих лет. Веселья хватало, потому что великая сила молодости перемалывала все невзгоды. Мне было хорошо – впереди желанная свобода, я будто прощалась с каким-то этапом жизни.

Пройдя через стадион Динамо, я вышла на главную улицу Ленинский проспект и долго шла, пока не оказалась перед общежитием Политехнического института. Потом, подчиняясь все той же молодой силе, я купила в ближайшем магазине бутылку шампанского и прошла мимо вахтера, словно так было задумано давно. Ноги несли меня сами, и я оказалась на четвёртом этаже именно в ту минуту, когда по коридору навстречу мне шёл Вадим. Он не удивился – как будто мы заранее договорились. Что это? Совпадение или он увидел меня из окна?

– О, Таиса! – он деловито взял бутылку, и повёл меня в комнату. Мы были одни.

– Я пришла отметить своё освобождение и заодно попрощаться, – объяснила я.

– Ты куда-то уезжаешь?

– Да, далеко, – соврала я. Если бы я знала, как это было близко к правде.

Вадим не спросил, куда именно я собираюсь. Он был не любопытен, даже деликатен и не задавал лишних вопросов. В мгновение ока шампанское было открыто и пенилось в больших бокалах. Мы не стали чокаться – это было бы пошло. Не стали вести и светских разговоров, как тогда в электричке. Я посмотрела на гитару над кроватью.

– Ты ещё играешь? – он кивнул.

– Сыграй, – попросила я.

Он тронул струны и стал негромко напевать известную песню «Есть только миг между прошлым и будущим…».

– Это моя любимая песня, раньше не нравилась, а теперь нравится, – сказал Вадим и снова наполнил бокалы.

А ведь он поёт о своем теперешнем ощущении жизни. Счастлив ли он, хотелось бы мне знать?

Тут вдруг открылась дверь, и чары были разрушены. На пороге стоял сосед Вадима по комнате Виталий и широко улыбался. Вадим представил меня как свою одноклассницу, и я состроила подобие вежливой улыбки. Вслед за этим пришли парень с девушкой – партнёры по бальным танцам. Потом Вадима позвали. Он вышел, а когда вернулся, то извинился и стал куда-то собираться. Приятели позвали его поиграть в волейбол на Минском море, чтобы не терять прекрасные деньки. Мне стало обидно, ведь до моей электрички ещё четыре часа. Вадим попрощался и препоручил меня заботам Виталия, чему тот был несказанно рад.

Это был симпатичный голубоглазый шатен, крепкого сложения и среднего роста, с располагающей белозубой улыбкой. В голове у меня бродило шампанское, звучала песня Демиса Руссоса «Сувенир», мы сидели и о чем-то беспрерывно говорили. За разговором я совершенно потеряла чувство времени, а когда хватилась, поняла, что опоздала на последнюю электричку.

– Оставайся здесь, куда ты пойдёшь? – предложил Виталий.

Я сидела, схватившись за голову – что скажет Вадим? Так мы и сидели в неловком ожидании.

Вадим и в самом деле был очень удивлён, но потом всё решил очень просто и неожиданно – он предложил мне свою койку, а сам ушёл ночевать к сокурснику. Что же это? Я буду спать в постели… Вадима?

Когда Вадим уходил он несколько раз объяснил мне, каким полотенцем вытираться. Что он тогда думал и чувствовал, я не узнаю никогда. Я осторожно присела на край кровати, мне хотелось плакать. Виталий уловил моё настроение.

– Я знаю про тебя и Вадима.

– Расскажи что-нибудь о нём.

– Что рассказывать? Приходит тут к нему одна.

– Какая она?

– Такая же, как ты. – Надо же, все на меня похожи, и жена, и любовница.

Виталий подошёл и погладил мои волосы, потом прикоснулся губами к щеке, словно хотел утешить. Какой славный парень, почему бы мне его не полюбить? Но разве так бывает? Мне теперь все равно.

В ту ночь я сгорела дотла и ушла на рассвете, так и не тронув постель Вадима. Больше я никогда его не видела.

В конце лета я покинула Белоруссию и разом освободилась от всего – от нелюбимой работы, от Зиновия и от чувства. Если бы я знала тогда, каким игрушечным было это первое чувство по сравнению с тем, что ожидало меня впереди.

Мы проезжали Детское село, и среди пассажиров началось движение. В детстве я увидела проездом Ленинград и мечтала когда-нибудь во взрослой жизни оказаться в этом красивом городе. Что ж, хочу я этого или нет, но моё желание осуществилось.

В прошлом остались одни миражи, и теперь лицом к лицу меня ждала жизнь, такая, какая она есть.

БЕГ ПО КРУГУ

Часть 2

ГЛАВА I

Осень выдалась в Петербурге тёплая, погожая, лучше весны. Недаром Пушкин любил это время года.

Илья начал посещать лекции на факультете шоу-бизнеса. Мне не нравилось все, что имело отношение к шоу-бизнесу, но я верила Илье и не мешала ему лепить свою жизнь, как он хотел.

– Дело не в факультете, у нас есть предметы, которые развивают личность, а это дорогого стоит, – объяснял он мне.

У Риты все по-другому – она еще не знала, чего хочет, и желания ее ограничивались пока количеством съеденного шоколада, просмотром телевизора и раскладыванием пасьянса на компьютере, а Петровский колледж был необходим ей на первых порах, чтобы получить хорошее базовое образование.

Для начала все было неплохо, если не считать отсутствие какого-либо плана жизни в Петербурге. Я была морально не готова к этому.

Вечером мы сидели каждый в своем углу нашей тесной комнатушки. Илья создавал на компьютере свой первый музыкальный альбом, я читала книжку, а Рита хрустела чипсами на своей кровати у телевизора – фонировала от нас. Она сказала,

– Мне все время кажется, что мы так и продолжаем ехать на поезде, и это не комната, а трехместное купе.

– По сути, так оно и есть – мы едем, пока неизвестно куда, предположительно в светлое будущее. А пока у нас – ни жилья, ни прописки, хотя газеты и столбы пестрят объявлениями – очередной лохотрон, – заметила я.

Илья проницательно подвел итог,

– Такое впечатление, что одна часть населения пытается нагреть другую, и этим заняты все.

– Да, все знают, но продолжают играть в эту игру. Придется и нам поиграть – сделать левую регистрацию на полгода, потом найти работу, а там подумаем, что делать дальше.

В дальнем уголке моего сердца затаилась маленькая надежда на покупку хотя бы самого захудалого домика в Ленобласти не только ради прописки – я продолжала тосковать по земле. Кроме того меня беспокоил наш плутоватый хозяин.

Соседка Галя знала кое-какие его «мокрые» дела.

– В вашей комнате раньше жил некий Слава, пьющий, как и ваши теперешние соседи. Хозяин стал его еще больше спаивать, а потом в нужный момент подсунул на подпись бумагу и, таким образом, лишил законного жилья. Его сестра – директор агентства недвижимости, через которое ты сняла комнату. Они там всей бандой дела творят – вылавливают таких, как Слава. Говорят, его уже нет в живых. Теперь очередь Сашки.

– Какой кошмар! Теперь понятны странные слова хозяина, – и не надо приставать к соседу с разговорами типа – может, за ум возьмешься, пить перестанешь.

«Черные риелторы» – так называли в Питере подобных мошенников от недвижимости. Каждый раз, когда хозяин приходил за квартплатой, его маленькие алчные глазки бегали по комнате, и я решила, что лучше принимать его на кухне. Каждый раз я опасалась, что он повысит плату, а мы никуда не денемся, кроме как на улицу или в агентство, где берут еще дороже. Мне было невдомек, например, что договор лучше заключать не на полгода, а на год, и, кроме того, нужно очень внимательно проверять ордер на жилье.

– Ну, как у нас дела? – осведомлялся хозяин, приходя в очередной раз за деньгами. – Как наши соседи? Я с содроганием смотрела на жирную лоснящуюся физиономию, странно блестящие глазки, маленькие пухлые ручки. Это совсем не праздный вопрос – он ждал ответа и был не прочь поболтать.

– Пьют с утра до вечера.

– Жертвы перестройки, – лицемерно вздыхал он.

– Да, Питер – город контрастов, – соглашалась я, чтобы не молчать.

– Большой город. Здесь присутствуют все пороки. Почитайте классику – король Лир, например, – глубокомысленно заметил он однажды.

Среди мошенников, оказывается, встречаются философы, – изумилась я.

Тем не менее каждые полгода нам повышали плату за комнату на достаточно ощутимую сумму.

Расслабляться не приходилось, я накупила кучу газет и села на телефон. Работы в Петербурге было море, но все не про меня. Требовались молодые, с высшим образованием и постоянной Питерской пропиской даже для уборщиц. А все, что на первый взгляд привлекало приличной зарплатой без ограничивающих условий, оказывалось просто приманкой – ненавистным мне сетевым маркетингом. В который раз у меня появился повод посетовать на свою, не приносящую радость, профессию. В условиях выживания это особенно чувствуется, ведь бороться за то, что нравится, гораздо легче, и рано или поздно увенчивается успехом. А какая у меня причина для вдохновения? Никакой. С прискорбием обнаружила я в газетах немалое число вакансий для переводчиков – моя несбывшаяся мечта, – причем, хорошо оплачиваемая и без возрастных ограничений. И это естественно. Талантливых переводчиков можно пересчитать по пальцам, и дело здесь, на мой взгляд, не только в практике, а в величайшей культуре и определенном складе ума, хотя изучают язык и считают себя знающими огромное количество людей.

Ничего подходящего в газетах я так и не нашла и обратилась в платное агентство по трудоустройству. Были работодатели, которые смотрели на статус сквозь пальцы, чтобы не платить налоги. К такому работодателю я и попала. Меня взяли администратором бильярдного зала в ночной клуб «Аризона» в индейском стиле, за четыре тысячи рублей в месяц. Работать нужно было сутки через двое.

При таком графике моя жизнь превратилась в дурную бесконечность, состоящую из грохота музыки, сигарного чада, холодного трамвая по утрам и полуголодного сидения, так как взятой с собой еды на сутки не хватало, а дешевый комплексный обед был несъедобен. Выдержала я там всего две недели и слегла с температурой. Заплатили мне меньше положенного, этому не приходилось удивляться. Так закончился мой первый опыт работы в Санкт-Петербурге. Единственным приобретением от этого места была моя сменщица, которая стала моей первой Питерской приятельницей, а наши добрые отношения сохранились до сих пор.

Началась депрессия. Особенно по ночам. Я не могла уснуть и плакала все ночи напролет, засовывая в рот уголок подушки, чтобы подавить рыдания. Ко мне подступал безотчетный ужас, впереди маячили картины, одна хуже другой. Я представляла себя нищенкой или старушкой, которых не раз видела стоящими на паперти или у метро с протянутой рукой. Под утро, когда дети расходились по своим учебным заведениям, я едва забывалась сном. Потом вставала с опухшим лицом и снова впадала в уныние. Я была в растерянности, в тупике и никак не могла взять себя в руки. Мне было стыдно за себя, и это были мои самые тяжелые дни.

– Я же оптимистка, и мне всегда удавалось преодолевать невзгоды, почему же теперь я так раскисла? Разве это в моем характере? Вот случай помериться силой с обстоятельствами, которые, как говорят, сильнее нас. И какой пример я подаю детям? – Так я рассуждала, ходя из угла в угол по комнате.