Их связывает любовь

«Екатерина, ну что за ересь лезет тебе в голову, спрашивается?! Ты красивая и привлекательная девушка – у тебя всё впереди! Не огорчайся, что ты пока ещё не встретила своего единственного. Ты обязательно его встретишь! Просто всему своё время! Ведь у каждого такая встреча происходит в какое-то определённое время. Не обязательно это должно произойти прямо сейчас и немедленно. Всему своё время. Ты это знаешь, Катя…Возвращайся в реальность, и не переставая верь в свою мечту. Что однажды, она исполнится».

– Кать, с тобой всё в порядке? – Как из глубины колодца услышала Катя голос подруги и её лёгкое прикосновение на своём плече.

– А? Что? – Оживилась Катя, но ненадолго. Катюша задумчиво улыбнулась, глядя куда – то мимо лица лучшей подруги, – что ты сказала, прости?

Таня без труда повторила свой вопрос. Она видела Катю, пока та сидела в задумчивости. Её отрешённый взгляд, который Катерина сохраняла до тех пор, пока Татьяна её не окликнула. Сидела, подперев голову рукой, и уставившись себе на колени. Ноги Катя поджала под себя.

На этот раз, вопрос Катерина услышала и ответила на него без промедления.

– Конечно, всё в порядке, Танюш. Просто задумалась.

Таня села рядом с Катей в выпускном платье, не боясь что оно может помяться. Зато об этом подумала Катя, моментально выйдя из своего задумчивого заточения.

– Танька, ты что с ума сошла – в платье на диван садится? Оно же помнётся, ненормальная! Вставай немедленно!

Катиному возмущению не было предела, и уперев руки в бока, она взирала на Таню.

Та рассмеялась.

– Вот теперь я узнаю лучшую подружку! Задумчивое состояние – совсем не твоя тема.

Танин смех заразил и Катю, и вот они уже вместе смеялись звонко и непринужденно. Смехом счастливых людей.

Катя сквозь смех пробормотала.

– Чего ты смеёшься? – Насильно, за руки, поднимая Таню с дивана. Татьяна смеялась так, что даже живот заболел. Она не могла больше смеяться, но всё равно смеялась, не в силах остановиться.

Катя «запечатала» подругу на месте, но Таня всё равно, и стоя продолжала неистово хохотать. Но… Всё – таки остановилась, вытирая слёзы с глаз. Хорошо, что это слёзы радости и счастья.

– Ух, Катюшка… Больше не могу, извини.

Она порывалась сесть, но Катя ей не давала этого сделать, устанавливая подругу на месте и распрямляя ей плечи. Таня держалась за живот и улыбалась, весело и открыто как ребёнок.

– Наконец то, ты успокоилась, – сварливо проворчала Катя, не подавая вида, что довольна выражением Таниного счастливого лица. – И меня главное дело, заразила своим смехом…

Качала головой Катерина, осматривая Таню с ног до головы. Со всех сторон. Когда «осмотр» был закончен, Катя встала перед лицом Тани и с удовлетворением изрекла: – вроде, всё отлично.

« Вроде всё в порядке!» – язвительно передразнила Катерину Татьяна, – это, как понимать?

Катя, также язвительно ответила:

– Как хочешь, так и понимай. Иди к зеркалу, а я буду смотреть и любоваться на тебя, как и ты любовалась на меня полчаса назад. А на выпускном нами залюбуется вся школа.

А то я из-за своей задумчивости всё пропустила, – говорила Катя нормально и спокойно. Без тени сарказма, усмешки и лукавства.

Таня больше не спорила с подругой. Она грациозно подошла к зеркалу и с удовлетворением себя оглядела. Надо признаться, выглядела она отлично. Даже очень. Очень похожа на изящную фарфоровую куколку. Платье из белого льна( Таня до сих пор не знает, где мама достала эту чудесную ткань, а Клавдия Михайловна не собирается раскрывать своих секретов) без рукавов, с кружевными вставочками внизу юбки… Корсаж с застежкой сбоку. Бант на шее из такого же тоненького кружева, которым была усеяна и вся юбка платья. Красоты Татьяне добавляли, сияющие счастьем и любовью, чуть раскосые зелёные глаза. А лёгкий загар только подчеркивал белизну и чистое очарование платья. Она выглядит как принцесса и даже лучше! Она выглядит превосходно и по праву восхищается собой!

Очарования Тани и её платья Катюша не могла не заметить, и, широко улыбнувшись, захлопала в ладоши.

– Танюшка, ты прелесть, я всегда это говорила! А это платье… – Катя развела руками, не зная как выразить словами своё восхищение, – все парни будут у твоих ног в этот вечер, – Катя изобразила ладонью массовый повал парней на выпускном. Таня говорила Кате тоже самое, когда они мерили её платье, а она только фыркнула, переводя разговор на другую тему.

Танюша загадочно улыбнулась.

– Катюшка, спасибо тебе, – Таня послала Кате воздушный поцелуй одними губами, – но мне не нужны все, мне нужен только один. Мой. И ты знаешь, о ком я говорю.

– Знаю конечно. Я это уже давно поняла. Это я так… Чтобы выразить своё восхищение.

Через секунду Катя бросилась с дивана к подруге и взяла её за обе руки. Взяла так, как берёт мама, выдавая замуж свою дочь, выпуская её из родимого гнезда навстречу счастью и любви. Навстречу новой жизни.

Глава 6

А мамы не было дома. Она ушла к подруге, чтобы не смущать девушек своим авторитетным присутствием. Клавдия Михайловна – мудрый человек, и мы найдём немалое подтверждение этому факту. Кстати, Клавдия Михайловна Любимова не только педагог русского языка и литературы с многолетним стажем и тысячей любимых учеников, но ещё искусная швея – портниха. Именно Клавдия, автор вот этого замечательного платья, которое сейчас на Тане. Катино выпускное платье тоже дело рук Клавдии Михайловны. Как и всех девчонок их класса. Это небольшое существенное дополнение к рассказу. Движемся дальше.

Таня радостно улыбнулась, сверкая зелёными колдовскими глазами. Она, от всей души обняла подругу и снова посмотрела на себя в зеркало.

– Действительно очень здорово, Катюш! Очень! – Выдохнула Танюша и улыбнулась ещё шире, – даже отходить от зеркала не хочется. Так бы и стояла, любовалась собой… – Таня продолжала крутиться перед зеркалом во все стороны.

Катя иронично хмыкнула.

– Это называется нарциссизм, Татьяна. Причём в острой форме. Так что ты не особо себя хвали.

– Ладно тебе, Катюх, никакой это не нарциссизм… – Махнула рукой Таня, – просто искреннее восхищение собой. Красиво же.

– Красиво, Танюш. С этим я даже спорить не буду.

Девушки рассмеялись, а Таня снова продолжила:

– Ну вот видишь, Катюш! А то нарциссизм, нарциссизм… – Говорила Татьяна, рассматривая и рассматривая себя в зеркале.

Идиллию прервала Катя.

– Хорошо, беру свои слова обратно. А теперь давай снимать платье до завтрашней торжественной примерки. Померили и замечательно. И к тому же, нам уже нужно идти.

Таня удивлённо на неё посмотрела.

– Куда?

– Таня! – Укоризненно воскликнула Катерина. Что значит – куда? Нас ребята на речке заждались, а она спрашивает – куда. На кудыкину гору!

– Да, действительно, – протянула Татьяна, не обращая никакого внимания на укоризненные вздохи подруги, – точно. Совсем забыла, – её мысли переметнулись на Ваню. Как же хочется его увидеть! Сегодня Таня Ивана ещё не видела, не считая букетика цветов на подоконнике. Букетик букетиком, а хочется увидеться лично. Его родное лицо, улыбку, взгляд… От Кати не ускользнула эта Танина мечтательная улыбка.

– Ваню представила? – Без тени иронии и усмешки спросила Катя.

Отнекиваться было бесполезно. Да Таня и не собиралась.

– Да, Катюш. Представила.

Секунду помолчала, и внимательно посмотрев на подругу, сказала:

– Люблю я его очень, Кать. Очень люблю. Понимаешь?

Катя понимала.

– Конечно, Танюш, – обняла подругу Катя, и чуть включив юмор, добавила: – тем более пошли быстрее на речку.

– Пойду в комнату, сниму платье, и когда вернусь, пойдём.

Таня величественно неся на себе платье, удалилась, Катя села на диван дожидаться подругу. Её платье лежало тут же. Платье такое же как у Татьяны. Только цвет лиловый, а не белый, как у Тани. Единственное отличие их выпускного наряда – цвет.

Желание подруг было такое «пусть всё будет одинаковым, кроме причёсок и цвета платья». Катя почему то не любила белый цвет.

Желание выпускниц – закон. Клавдия выбрала им для платья одинаковый фасон, но цвет разный.

На том и порешили. На счёт причёсок, такое дело. У Тани – распущенные волосы, у Кати – забраны наверх.

Разница в возрасте тоже была незначительной у девчонок. Тридцать три дня. Да – да, именно тридцать три дня! Смотрите сами.

Таня родилась двадцать восьмого декабря тысяча девятьсот двадцать пятого года, а Катя – двадцать шестого ноября этого же года. В этом году – сорок первом, девушкам исполняется семнадцать лет. Обеим. Впереди взрослая счастливая жизнь… Дом, любимый муж, любимая работа, замечательные люди вокруг, а иногда и не очень замечательные. Но и такие люди нужны. Для опыта, который бесценен. Вот такие перспективы маячат вдали у наших героев. Перспективы, в которые они верят всем сердцем, потому что иначе нельзя. Да они и не могут, честно говоря – живут по своим душевным законам и принципам. Они живут по законам любви. Когда есть любовь, всё остальное получается как – бы само собой, без всяких трудностей и проблем.

Если уж мы заговорили о разнице о возрасте у девушек, то про парней мы тоже забывать не будем. У Вани с Петей она длиной в двадцать дней. Ванька родился двадцатого апреля тысяча девятьсот двадцать четвёртого года, а у Петра день рождения – тридцатого марта тысяча девятьсот двадцать третьего года.

Быстро переодевшись в своё повседневное платье и повесив свой выпускной наряд в шкаф, Таня взяла Катю за руку, и они вместе побежали на речку к ребятам, где можно без лишних забот и треволнений порадоваться, повеселиться, развеяться перед важным и волнительным днём своей жизни. Школьным выпускным балом.

Вообще конечно, окончание школьной жизни – это грустно. Заканчивается очень важный период. Но это нужно принять. В жизни всё течёт и меняется. Оканчивается один этап, начинается другой. Нужно принять конец школьной жизни, с любовью, мудростью и благодарностью. Благодарностью ко всем тем, кто был с тобой все эти годы.

…Отгремели последние аккорды вальса. Окончен выпускной бал. Он вместил в себя и смех, и слёзы, и радость, и тоску, и объятия с любимыми учителями. Фото на память. Все вместе. Большой школьной семьёй.

Потом все выпускники высыпали на улицу – двор родной четвёртой школы. Среди выпускников мы видим и наших с вами героев: радостных, взбудораженных, с широкими улыбками, горящими глазами, из которых льются непроизвольно слёзы отчаяния, тоски и радости одновременно. Эмоции зашкаливают у всех. Среди родителей и учителей можно увидеть Клавдию( она относится и к одному, и к другому составу),также как и Алексей Дмитриевич Стрельников, стоящий сейчас рядом с Клавдией. Пётр тоже среди родителей, со своими и Катиными родителями, с которыми мы пока близко не знакомы.

Щёлкнул фотоаппарат. И вот общее фото во дворе любимой школы.

И все дружной толпой – встречать рассвет, как и положено выпускникам, на площади вождя мирового пролетариата – Владимира Ильича Ленина.

Сфотографировались и здесь.

… Рассвет мягким облаком света вставал над землёй. Всплывал над кромкой горизонта красивой лёгкой волной. Наступал новый день.

Не успел рассвет оформиться, как собравшиеся на площади услышали звонкий пронзительный гул, и небо, окрашенное чудесной дымкой рассвета, потонуло в неизвестности.

Звуки, похожие на оглушительную бомбёжку, то приближались, заставляя содрогаться сердце, то удалялись, и сердце в этот момент билось спокойнее. Никто не понимал что происходит. Сначала, подумали, что это салют… Кто – то решил сделать сюрприз… Но такое предположение быстро сошло на нет. Никаких ярких, праздничных всплесков в воздухе не наблюдалось. Только дым и яркое пламя, похожее на пожар. У Тани болезненно сжалось сердце. Только руки Ивана, лежащие у неё на плечах, создавали ощутимое спокойствие. Дядя Лёша, стоявший неподалёку, еле слышно произнёс:

– Это на погранзаставе. Звуки идут оттуда.

Клавдия Михайловна стоявшая рядом с ним, услышала его слова первой. Зачем то она спросила:

– Что это может значить, Лёша?

Спросила одними губами, не отрывая взгляда от далекого и одновременно близкого зарева чёрного, удущающего дыма и пылающего зарева на кромке неба, где ещё совсем недавно выплывал безмятежный рассвет.

Алексей взглянул на неё. Его поразило в самую глубину сердца её мертвенно – бледное лицо. Что сказать он не знал. Ком стоял в горле. Мысли были самые страшные. Он просто привлёк её к себе и обнял за плечи.

Ваня слышал слова отца, но ничего не сказал. Он тоже не знал что говорить. Взрывы, а это были именно они, раздавались в пятнадцати километрах от города, с пограничной заставы.

«Неужели война?!» – ошарашенно подумал парень и сам ужаснулся своей догадке. Крепче прижал к себе Таню. Она дрожала, и также, как все люди на площади, не сводила, полных ужаса глаз с пылающего огнём неба. Ваня осмотрелся вокруг себя. Справа от него неподвижно стоял Петя. На его глазах Ваня увидел сверкающие слёзы. Чуть позади его и Тани, стояла чуть дрожащая Катя с родителями. Николай Петрович обнимал, прильнувших к нему дочь и жену. Подальше, впереди, стоял его отец с Клавдией Михайловной. Гордый и уверенный профиль Таниной мамы нельзя перепутать ни с каким другим. Сейчас же её плечи чуть обречённо опустились. Она как – будто ожидала какого-то удара, как и все стоящие здесь.

Кто – то не выдержал и заплакал. Сомнений быть не могло – горела пограничная застава. И не переставая гремели взрывы.

Ваня не решался вслух высказать догадку, первой пришедшей ему на ум. Он боялся, что вызовет своим предположением никому не нужную панику. Вдруг оно окажется неверным?

Но не только Ваня подумал, что взрывы эти – начало страшной войны. Так подумал Петя. Такая мысль нашлась и в голове Николая Петровича – отца Катерины и Петра, с которым мы вот сейчас и познакомились. Так думали многие на площади, но отчаянно не хотели в это верить. Боялись говорить вслух. Боялись, что это окажется правдой.

Царила мёртвая тишина среди людей. Стояли как каменные изваяния и боялись даже дрогнуть или что – то сказать. Хотя бы шёпотом. Взрывы потихоньку начали смолкать. И вот, их стало совсем неслышно. Только дым и огонь на горизонте.

Ещё совсем недавно счастливые и радостные лица теперь немели от горя. Все понимали. Верить не хотели. Всё ещё надеялись, что догадки их не оправдаются. Вот она взрослая жизнь выпускников. Неужели она начнётся войной?.. Нельзя даже думать об этом! Нельзя.

У Кати сжималось сердце. Какая – то нелепица творилась в нём. Недоумение.

– Ребята… Это что же, война?

Спросил парень из параллельного класса, ни к кому в сущности не обращаясь. Ему никто не ответил. Все молчали.

Таня сильнее сжала Ванину руку. Рука Тани была холодной и ледяной. Она слышала учащенное дыхание любимого человека. Ваня не показывал своего страха. Только Таня чувствовала как ему страшно, а он чувствовал как страшно ей. Так они и стояли, поддерживая друг друга.

Клавдия стирала капающие слёзы. Она не верила в происходящее. Да, ещё было непонятно…Но Клавдия Михайловна сердцем чувствовала, что это война, не знающая ни пощады, ни сожаления. Господи… Что теперь? Как же хочется, чтобы сердце в этот раз её обмануло! Как выдержат войну дети? Война, она не знает пощады.

Глава 7

Алексей Дмитриевич Стрельников – видавший виды лётчик – испытатель, прошёл огонь, воду и медные трубы, видевший такое, что некоторым людям даже в страшном сне не приснится, испугался. Больше не за себя, а за детей. Что с ними будет?

Петя обнимал маму, которая уткнулась в грудь сына лицом лишь бы не смотреть на небо. Взрывы прекратились, но дым ещё не рассеялся. Перед глазами людей стоял туман.

Таня прошептала Ване дрожащим голосом:

– Ванечка это война?

Ваня чуть не заплакал. Что было сказать?

– Я не знаю, Танюш. Я ничего не знаю.

Она всё поняла и больше вопросов не задавала, только сильнее к нему прижалась.

Алексей Дмитриевич решил взять командование в свои руки. Ещё не всё потеряно. Нужно надеяться на лучшее.

– Ребята, надо идти домой. Сейчас мы точно ничего не узнаем, – он взял паузу и продолжил, – я уверен, что часов в десять мы обязательно узнаем всё более подробно.

Петя, обнимая маму, проговорил ни к кому собственно не обращаясь:

– Этого следовало ожидать.

– Петька, ты думаешь что ты говоришь? – Не выдержала Катя. Голос её был хриплым от долгого молчания, – как ты можешь вообще такое говорить?! – Не успокаивалась сестра. – Совсем с ума сошёл!

Петя ничего не ответил. Только голову опустил ниже. Ему хотелось плакать. Взрослому парню хотелось плакать как маленькому мальчику.

– Петька, не нагоняй тоску и страх. И так тошно, – не выдержал Николай Петрович,– некоторые вещи, сын, лучше держать при себе.

Хотя внутренне был солидарен с Петей. Предпосылки к скорой войне действительно были. Просто этого никто замечать не хотел. Думали обойдётся. Видимо, всё – таки не обошлось. Но делать какие-то выводы пока рано.

Только так считали не всё. Площадь очнулась. Загудела.

– Что с нами будет, если война?.. Встретимся ещё? Или это последний раз, когда мы вместе?

Говорили большей частью выпускники. Боль тугим обручем сковала их души. И молчать они не могли. Не тот характер.

По лицам выпускников, их близких и учителей текли слёзы, и они ничего не хотели с ними делать.

Конечно, ничего неизвестно.

Но предчувствие подсказывало людям, что это не просто пожар, и уж точно не салют и не фейерверк.

Чувствовали – приближается что – то страшное и горестное. И только вместе смогут справиться… С этой бедой. Чудовищной и страшной.

Таня, как заядлый оптимист, верила в лучшее. Нельзя отчаиваться – надо бороться! Хотя на душе такая тяжесть, что выть хочется.

Гул голосов прервался. Все обратили свои взгляды на Алексея Дмитриевича Стрельникова.

Голос его звучал громко и чётко, призывая людей обратить на себя внимание и принять слова его, как руководство к действию.

– Товарищи, друзья, прошу меня услышать! Не время отчаиваться и грустить! Слышите?! Нельзя ни в коем случае! Вы меня поняли?

Все вяло, но всё – таки головами закивали. Алексей Дмитриевич пользовался заслуженным уважением и доверием в городе. Его слова внушали оптимизм. На то он и рассчитывал. Он знает о чём говорит. Через многое прошёл.

– Нельзя вешать носы – мы ещё ничего не знаем! Даже если придётся воевать, друзья…Мы непременно выгоним врага с родной земли! Обязательно! Он и глазом моргнуть не успеет – уверяю вас, товарищи!

Он перевёл дух и продолжил.

– Но про это пока рано говорить. Вы меня понимаете, друзья?!

Народ снова закивал головами, хотя Алексей Дмитриевич и не просил ему отвечать. Ему верили безоговорочно.

– Сейчас мы все идём домой и отдохнём часика два! Без отдыха мы долго не протянем! И не отчаиваться друзья, не отчаиваться!

Под одобрительные возгласы, улыбки и аплодисменты Алексей Дмитриевич подошёл к своей семье.

– Лёша, а твои слова безусловно вдохновляют, – с улыбкой заметила Клавдия, и дольше чем нужно задержала на нём взгляд. – Молодец. Люди хотя бы заулыбались, что уже не мало.

– Спасибо Клава.

Смутился Алексей Дмитриевич. С чего бы это?

Таня поддержала маму, взяв её под руку.

– Правильно, мамуль. Дядя Лёша вы молодец,– она нагнулась к Стрельникову – старшему и поцеловала его в щёку.

И снова небольшое смущение легло на лицо Алексея.

Люди действительно почувствовали себя лучше. Заулыбались. У них появилась надежда. У них появились силы бороться.

– Всё будет хорошо, ребят, справимся… – Неслось со всех сторон.

– Кишка тонка у войны свернуть нам голову…

И всё в таком же боевом духе.

По совету Алексея Дмитриевича, народ с площади отправился по домам в ожидании новостей и небольшого отдыха. Но отдохнуть толком никому не удалось. Так, подремать. И то не всем. Катя с Таней, например, вообще не ложились. Они только сняли свои выпускные платья и повесили их в шкаф. Сами переоделись в обычную одежду. И стали ждать новостей, сидя у Татьяны в комнате на кровати. Стоит ли говорить – девушки были как на иголках. Терпение у них потихоньку заканчивалось. Но они мужественно ждали. Вот так вот начинается их счастливая взрослая жизнь.

Ни Катя, ни Таня ни обмолвились даже словечком. Просто сидели и ждали. Как – будто затаились перед чем – то очень важным.

Ваня вместе с Петром и отцом находились у них дома. Часов в семь – восемь Алексей поехал в город. Там точно можно что – то узнать. Здесь сидеть бесполезно. Иван поехал с отцом. Петя для связи остался дома у Стрельниковых. К нему присоединился его отец Николай Петрович, товарищи из школы, некоторые друзья Николая и Алексея. Всем хотелось узнать новости первыми.

Когда Стрельниковы уехали в город за новостями, к Любимовым зашла Вера Сергеевна Красавина. Они сидели в гостиной молча и ждали. Ожидание было смерти подобно.

Алексей Дмитриевич был прав, что в районе девяти часов им будет всё известно. Так и случилось.

От таких вестей можно было содрогнуться. Сначала, информация была передана по радио через местный райком. Говорил сам Алексей. Голос его дрожал, но он справился, договорив всё до конца.

– Да, война началась. Сегодня, в четыре часа утра. Без объявления. Первыми, удары противника приняли пограничники. Погранзаставы. Как мы… Видели сегодня утром. Более подробно всё станет известно в 12-15, когда с правительственным сообщением выступит Молотов.

…– А может, всё – таки – это ошибка и войны не будет? – Осторожно спросила Таня, с огромной надеждой в глазах, когда мужчины пришли к ним и всё рассказали. По радио женщины ничего не слышали.

– Может..?

Алексей Дмитриевич не стал обнадёживать Таню и отрицательно покачал головой. Видит Бог, ему от всей души хотелось поддержать её и сказать, что возможно войны и не будет, возможно произошла ошибка. Но он не стал этого делать. Зачем давать напрасную надежду? От этого лучше никому не станет.

– Танюша, мне не хочется обнадёживать тебя, да и всех вас, дорогие женщины. Война случилась, и мы должны быть готовы ко всему, даже к самому страшному. И не терять оптимизма.

Губы Клавдии чуть тронула улыбка.

– Интересно, Лёша, как можно быть готовыми к войне? Как к ней можно подготовиться? – Потеряла женщина всяческое терпение, – что ты говоришь? Мы этих тварей за стол должны приглашать?! Так что ли?!

– Клава, они без нашего приглашения за стол сядут, – бескомпромиссно заявил Алексей на крик души Клавдии.

Таня обняла маму за плечи, призывая успокоиться. Её коробило от одной только мысли, что враги могут придти жить в их дом. Господи Боже, за что?! Стало немыслимо страшно. За себя, за страну, за близких людей.

Катя низко опустила голову. На колени ей закапали горькие слёзы. Катюшу затрясло, сердце сжалось от страха.

– Мне страшно, – еле слышно прошептала девушка – вчерашняя школьница.

– Я не смогу. Мне страшно,– повторила она и закрыла лицо руками, содрогаясь от рыданий.

Алексей подбежал к трясущейся от страха Кате и крепко сжал в своих объятиях. Её всю трясло. От жгучей горечи. От страха. И ещё непонятно от чего… Всё внутри смешалось. Больше всего на свете Катя боялась войны. Её страх случился и ему нужно посмотреть в лицо. Что теперь делать? Как теперь жить?! Вдруг её убьют?!

Алексей Дмитриевич, сжимая в объятиях хрупкую Катю, чувствовал её дрожь. Чувствовал её страх и горечь. Ему хотелось выть от безысходности. Юным девушкам придётся испытать на себе всю страшную войну. Это самая противная безысходность, которая только может быть!

– Катюшка, не плачь, – повторял он снова и снова, поглаживая Катю по спине. Всё будет хорошо. Мы сможем, мы справимся – я тебе обещаю.

А она, отчаянно мотала головой и плакала пуще прежнего, отказываясь верить, что всё будет хорошо.

– Я не могу, дядя Лёша, – хрипел Катин голос от слёз, – Я не могу! Я не смогу – я не выдержу, Таня! – Обращалась Катя уже к подруге.

Татьяна обняла за плечи сзади и прижалась лицом к Катиной спине.

– Милая моя, – нежно начала Таня, чуть дрогнувшим голосом. – Мы выдержим. Обязательно выдержим. Отчаиваться нам нельзя. Не мне тебе говорить, что это смертный грех. Мы погибнем. Враг нас легко подомнёт под себя, и мы погибнем. А нам нельзя! Нам нужно детей рожать, замуж выходить.... Книги прекрасные писать. Кто это сделает, если не мы? Ответ очевиден. Надо жить. И на войне жизнь продолжается. И жить мы будем, и любить мы тоже будем, и жизни радоваться,– говорила Татьяна не останавливаясь, и уже больше успокаивая себя, нежели Катю.

Катино сердечко начало стучать более спокойно. Без скачков. У Тани всегда была хорошая способность – находить нужные слова в нужное время.

Катя выскользнула из объятий дяди Лёши, который продолжал гладить её спине и волосам.