Гельсингфорсские перезвоны

Но у колоколов было свойство не отступать от задуманного. Поэтому они продолжали размышлять о жизни Друга, и в тоже время вглядывались в лица других людей, приходящих в храм. И что же? У многих в глазах они замечали всю ту же человеческую грусть… Даже у тех, кто не был одинок, как их звонарь, скорей наоборот – эти люди были окружены другими людьми, большими и маленькими, молодыми и не очень…

«Странные, странные люди…» – выплывали наружу наивные колокольные мысли, медленно и тихо вливаясь в белые облака. «Добрые, славные колокола, – думал старик, заканчивая работу, – вот и прожили мы с вами еще один день…»

После всех трудов и уборок звонарь прощался с колоколами, читал про себя «Достойно есть», совершал земной поклон, и, перекрестившись, уходил вдаль, за церковную ограду.

                                          * * *

Однажды, проводив своего любимого звонаря Иннокентия, колокола вдруг разговорились между собой. Их охватили воспоминания.

Благовестник: – Я самый старый валдаец. Помню еще как матушка Пелагея Ивановна, владелица Усачевского завода аж с 1875 года, заботилась обо мне, тогда еще молодом, только что отлитым на ее заводе колоколе. Многие приходили к ней, прося ее отдать меня на их колокольни. Но отдала меня матушка, царствие ей небесное, в исключительно хорошие, по ее мнению, руки. Одному из лучших звонарей на Валдае, служащему в храме Николы Угодника!

Средний, подзвонный колокол: – Да, братец, я ведь тоже валдаец. Наша дружная четверка, – он обвел глазами все старинные колокола на звоннице, – всегда звучала в Новгородской епархии в традиции русских северных звонов, отличающихся своей размеренностью, степенностью, распевностью и узорчатыми переливами…

Свежеотлитые колокола – зазвонная группа: – Какой восхитительный рассказ! Никогда я не был на Валдае, – вздохнул самый маленький и самый звонкий колокольчик.

– Ты, малыш, не переживай! – вступил в разговор соседний колокол (из новых, свежеотлитых). – Мы все (пусть нас всего трое), – москвичи! И у нас есть своя замечательная «московская традиция» звонов. «Московские перезвоны» славятся своей быстротой, плясовыми подвижными ритмами, оптимистическим настроем и особой звонкостью!

– «Валдайцы и москвичи! – вдруг обратился ко всем самый большой, старый Благовестник, – завтра, в воскресение, 20….. года, – Благовестник смахнул слезу (-Надо же! До 3-го тысячелетия дожил!) – нам с вами предстоит играть совместный концерт для прихожан нашего храма города Гельсингфорса. Так, тряхнем же стариной, славные мои валдайцы! А „москвичам“ – в добрый колокольный путь и счастливого звона!»

Все колокола ответили дружным одобрительным звоном.

А потом вдруг заспорили совсем на другую тему.

Кто важнее?

Зазвонная группа. Три колокола.

Первый колокольчик:

– У меня такой высокий и красивый голос, с меня часто начинается весь звон. Наверное, я здесь самый необходимый колокольчик.

Третий колокольчик:

– Ну, ты сказал! Мы с тобой почти всегда вместе звоним. Вспомни: «Крайние – нижний-нижний-нижний удар, средний – пропуск!» Звон по московской традиции. У меня звучание пониже и покрасивее. Так что не ты, а я самый необходимый колокольчик.

Средний колокольчик:

– Извините, друзья! Я формирую почерк звона, если даже и ценой своих пропусков. Зато – какие форшлаги я даю, как мной только одним и управляют, когда производят верхний удар в трели! Нет, у меня самая важная функция на звоннице!

Подзвонная группа. Три колокола.

Самый тяжелый из подзвонных:

— Вы маленькие колокола, а потому наши меньшие братья, хоть и исполняет на вас звонарь самые интересные рисунки, и зазываете вы людей, и привлекаете их внимание… Зато вы просто висите на балке и к вам прикреплены обычные, ничем не примечательные веревочки… А мы прикрепляемся при помощи струн (!) к специальному столбику по левую руку звонаря. И вносим настоящее разнообразие в колокольный звон. Именно наши ритмические рисунки и определяют традицию колокольного звона: Ростовскую, традицию Новодевичьего монастыря или Суздальскую, или Ярославскую… Их много, традиций. А нас всего три. Вот, и наша значимость очевидна. Разве не так? Скажи ты нам, Благовестник? Что же ты все молчишь и молчишь? Колокола встрепенулись, переглянулись и все посмотрели на самый большой и молчаливый Колокол на всей звоннице.

Благовестник:

– Да что вы, братья! Что я вам могу сказать! Я же под ногой у звонаря: мерные одиночные удары – вот все, что я могу! А вы трезвоните, вы заливаетесь трелями, от вас идет вся красота! И не спрашивайте меня…

А зазвонные и подзвонные колокольчики вдруг низко опустили свои золотистые головки. «Благовестник – это ведь главный колокол. Он несет Благую Весть, первый сообщает о начале богослужения и первый отмечает все его главные моменты! Он же Благовестник!» – так или очень похоже подумали все другие колокольчики, вместе или поочередно, один за другим. Как бы там не было, но им вдруг стало очень стыдно и неудобно из-за своего спора «кто важнее?». И они с удивлением и радостью еще раз посмотрели на колокол Благовестник и решили тоже исполнять свой долг тихо (хотя и со звоном) и без лишних громких слов.

Ночной зазвон

Никто не слышал, как глубокими осенними ночами на церковном дворе грустно позванивали маленькие колокольчики. Человеческого жилья поблизости не было. Вокруг храма ютилось кладбище, а сосновая аллея, начинавшаяся прямо за калиткой, вела на морское побережье.

Холодное северное море сливалось с ночным небом и были неразличимы. Только иногда море выдавало себя неожиданными всплесками: то ли от дуновения полусонного ветра, то ли от собственных неспокойных сновидений.

Вздрогнет море, волны, точно мурашки по телу, взволнуют поверхность, и снова выравнивается морская гладь, и смыкаются крепким сном усталые глаза…

Белки и зайцы в обилии населяли весь сосново-березовый мир неподалеку, а также буйно разросшиеся кустарники на пригорках. Сейчас эти зверьки спали без задних ног, намаявшись за день в поисках пропитания, в вечном беге по аллеям и отчаянных прыжках сверху вниз и снизу вверх по высоким стволам.

Даже неугомонные чайки, со своими несмолкаемыми гортанными переговорами, вдруг затихли, замерли до утра, собравшись в кружок и согревая друг друга.

Чей же сон был крепче всех? Укрытые беседкой, защищенные стенами родного храма, мирно почивали средние и большой колокола. Они не страдали бессонницей и с наступлением позднего часа мгновенно проваливались в свои удивительно мелодичные сны.

А вот у чутких и нежных зазвонных колокольчиков сон наступал нескоро и был очень-очень тревожным. Снился ли им старый звонарь, странную и непонятную жизнь которого они пытались разгадать даже во сне? Или еще что-то волновало их отзывчивые и бесхитростные колокольные сердечки…

Но просыпались они часто, смотрели печально друг на друга и тихо позванивали, стараясь не разбудить старших братьев. Просто в эти ночные минуты звоны сами рвались из души, выражая грусть и смятение…

Ночное время было не только для сна. Где-то в городе затерялся многоокий большой дом, похожий на все другие дома по соседству. Только те дома спали, а этот словно одноглазый великан смотрел в ночь одним светящимся оком.

В звонарской комнате горела лампадка. Освещались все лики и образа небольшого иконостаса в красном углу. Звонарь стоял на коленях. Рядом стопкой лежали простые школьные тетрадки, все исписанные людскими именами.

Молитва наполняла ночь. Звуков не было, но тишина становилась живой и осмысленной. Время растворялось в воздухе, и кусочек вечности проникал в комнату.

«Господи помилуй – Господи помилуй – Господи помилуй…»

Неизвестно, как долго продолжались ночные бдения, только в доме делалось теплее от горячей молитвы, и все четче и ярче прорисовывались лики святых на старых иконах.

За окном просыпался день. Неожиданно наступала минута, когда сплошное темное небо сначала сереет, потом светлых полосок становится все больше и больше, и в серовато-белесом цвете вдруг проступают очертания соседних домов и причудливые силуэты безлистных деревьев. Рассвет постепенно набирает силу и уступает место новому осеннему дню.

«Покров, сегодня Покров день, любимый осенний праздник!» Звонарь торопился на утреннее богослужение. Уличные звуки привычным трезвоном оглашали окрестности: дзынь-дзынь – пробежал по рельсам зеленый трамвай; у-у-у – просигналила нетерпеливая поливальная машина; тук-тук – простучали по асфальту тонкие женские каблучки…

Колокола ждали звонаря. «Сегодня Покров, – радовались они, – такой праздник… Пора звонить к началу!»

Фигура в длинном плаще приближалась к звоннице. Старик шел бодрым шагом, и уже издали передавались колоколам его энергичная поступь и боевой настрой.

Вскоре всю округу затопили призывные колокольные звоны. «Покров день-Покров день-Динь-динь!» – торжественно вещал благовестник… Средние и малые колокола готовились к своему вступлению. Теплые руки звонаря крепко держали управление…

Куда улетает звон?

За церковной калиткой стоял мальчишка и слушал колокольные звоны. Он знал, что в эти часы его никто не обнаружит, можно спокойно слушать, даже прогуливаться вдоль ограды и размышлять. На вид ему было лет двенадцать. Резиновые сапоги по осенней погоде, залихватский шарф, как-то по-особенному закрученный и завязанный на шее, весело раскрашенный рюкзачок за спиной. В руках у паренька был поводок, которым он невольно отбивал такт по своему колену, вслед за колоколами. Собаки поблизости не было видно.

Размышления у мальчишки были не сложные и вполне соответствовали его юному возрасту и пытливому уму.

«Куда уходит этот звук? Такой сильный и протяжный, такой большой… и почти бесконечный… – Он подбирал и не находил слов. – До какой, интересно, высоты, он долетает? До тех верхушек деревьев или выше? До облаков доберется или нет? Вряд ли, наверно не дотянет!..»

Подросток часто по субботам и воскресеньям приводил свою любимую собаку в эту сосновую аллею и прогуливался с ней к морю. Лопоухий друг его с охотой гонялся за чайками на берегу, но стремился не догнать их, а просто попугать, даже поиграть с ними. Чайки не могли разгадать игрового настроя добродушнейшего пса и с недовольными криками перелетали с места на место.

Хозяин пса наблюдал за этими гонками, представлял себя в роли преследователя кого-то поопасней, чем чайки, слушал заливистый лай, перемешанный с тревожными птичьими голосами… И однажды, не сразу отличил в этих звуках еще что-то, а точнее медленно вырастающий над всеми шумами особый звук, очень объемный, с непередаваемыми красками. Волнующий гулкий звон будто бил по сердцу.

Невольно захотелось пойти навстречу этому звону и посмотреть из какого места он доносится. Так впервые мальчишка столкнулся со звучащими по-особенному русскими церковными колоколами.

Как в первый раз, так и во второй, и в третий… и сколько уж их было и не сосчитать, паренек не решался перейти ту грань, которая разделяла привычную прогулочную тропу и тот мир, который скрывался за оградой. Очень таинственный, непонятный и в то же время интересный и притягательный!

Поэтому он большую часть своей прогулки, оставляя увлеченного чайками друга на берегу, сам стоял около калитки или бродил вокруг ограды, из-за которой лились эти бередящие душу звуки.

Чего хотел мальчишка? Точно он и сам не знал. Конечно, интересно было бы войти т-у-д-а, посмотреть, потрогать эти чудо-колокола… Но ему становилось как-то не по себе, когда из-за калитки выходила высокая фигура в сером плаще. Лицо старика показалось ему очень суровым и неприступным. Сам паренек в это время стоял боком к калитке с самым независимым видом, а потом стал свистом вызывать с берега свою собаку.

Старик вначале не обратил на него никакого внимания, и потом, казалось, тоже не обращал. Так решил мальчишка, бережно храня свою тайну. Он уже знал примерно, когда откроется эта калитка, и появится серый плащ, поэтому успевал скрыться за широкими бронзовыми стволами высоченных сосен. Березы так хорошо не укрывали его худенькую фигуру.

Наивный чудак! Звонарь его давно приметил, даже почувствовал, что мальчику не хочется быть обнаруженным и решил до поры до времени его не тревожить. «Такие сами приходят!», – улыбался он самому себе, а мысли ныряли куда-то вглубь, вычерпывая из памяти воспоминания за воспоминаниями, картинки из прошлого, чаще из далекого прошлого, как это часто и бывает у стариков…

Он ведь тоже стоял когда-то подолгу у той колокольни, откуда первый раз услышал звоны местного приходского звонаря. И билось сердце, и не хотелось уходить, а подняться на колокольню было страшно, да и кто бы разрешил ему…? «Что же делать?!» – сам собой вырывался наболевший вопрос.

«Посади саженец деревца, сынок!, – вдруг обратилась к нему в такой момент какая-то старушка в платочке, одна из тех, кто всегда хлопочет на церковном дворе и бегает туда-сюда после службы. Возможно, она по слепоте своей приняла его за одного из мальчиков-алтарников.

– Поднимись, голубчик, к Палычу на колокольню, он тебе все покажет…! Наш незаменимый – и звонарь, и садовник», – это она произнесла уже себе под нос, так, что никто не слышал ее последней реплики.

А после этого случая у местного звонаря появился ученик…

Неожиданно громко просигналила машина и резко затормозила. Старик очнулся и тут же потерял канву воспоминаний. Он чуть было не попал под машину…

«Выбрался, старый! Благодари Бога…! – пробурчал он самому себе. – Про веревку-то и забыл!» Ему надо было приобрести крепкую не тянущуюся веревку для связки зазвонных колокольчиков, и он решил зайти в хозяйственный магазин.

«А видел ли я еще когда-нибудь ту старушку в платочке, благодетельницу мою? Или нет…?» – пронеслась в голове обрывочная мысль и погасла. Дверь магазина хлопнула, поглотив высокую и чуть сутулую фигуру звонаря.

                                          * * *

Конечно, в этой заметке Милка имела в виду Антуана, сына Мирки, которого очень любила. Мальчик не говорил по-русски и очень смущался, когда не мог объясниться на этом языке. Он действительно стал приходить и слушать звоны старого звонаря. Колоколов было много, а Милка всегда звонила только в один Благовестник. Антуан хотел, но от стеснения не мог переступить порог церковного двора. Милка поговорила с Миркой, а Мирка поговорила со своими родителями, и план был составлен.

Первое знакомство

Прозвучали благовест и трезвон к литургии. Православный храм наполнился людьми.

Звонарь стоял неподалеку от выхода, поближе к своей наземной звоннице, хотя времени до следующего звона было вполне достаточно. Но это уже застарелая привычка старика еще с тех времен, когда он выполнял послушание помощника звонаря в Лавре.

Сколько же лет тому назад это было…? Целая вечность!

Во время длинных лаврских богослужений молодой звонарь всегда находился в притворе церкви, рядом с крутой высокой лестницей на колокольню. Он уже хорошо знал порядок, устав службы и те моменты, когда надо было стремглав взбежать по лестнице к своим колоколам и начать звонить в нужную минуту. Чувствовал он по времени и тот период, в который звоны продолжались, поэтому безошибочно мог и закончить их. Но правила у звонарей были особые, на память не всегда можно было рассчитывать, поэтому в определенное время начала и конца звона на колокольне зажигалась сигнальная лампочка.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.