Три мушкетера (адаптированный пересказ)

– Это верно, де Тревиль, это верно. Но как же так? Неужели вы утверждаете, что виноваты именно гвардейцы?

– Я понимаю, Ваше величество, что справедливость требует выслушать обе стороны. Поэтому я расскажу вам без утайки, как все произошло на самом деле. Трое лучших ваших мушкетеров – вы их прекрасно знаете, это Атос, Портос и Арамис – прогуливались в районе монастыря Дешо в компании одного молодого гасконца, которого я поручил их заботам. Откуда ни возьмись, на пустырь позади монастыря явился гвардеец де Жюссак, и с ним еще четверо. Любому здравомыслящему человеку было бы очевидно, что столько вооруженных людей не могут случайно оказаться в таком уединенном месте. Видимо, Жюссак пришел к такому же выводу.

– Вы полагаете, они собирались там драться на дуэли? Как это я сам не догадался!

– Я не вправе обвинять своих мушкетеров, Ваше величество. К тому же никакой дуэли не было. Посудите сами, господин Атос был накануне тяжело ранен – зачем же ему было ввязываться в новый поединок, который он наверняка бы проиграл? И с кем? С двумя лучшими своими товарищами? Или с юношей, почти ребенком? Однако, завидев мушкетеров, гвардейцы решили представить дело иначе. Они обвинили их в том, что они явились к монастырю драться на дуэли. Хотя еще неизвестно, с какой целью у монастыря появились сами гвардейцы!

– Действительно. Значит, мушкетеров было четверо, причем один опасно ранен, а один очень молод?

– Именно так, ваше величество.

– И они сумели взять верх над пятью лучшими гвардейцами господина кардинала? Да ведь это победа! – просиял король. – Как зовут того молодого человека?

– Д’Артаньян, ваше величество. Это сын моего старого товарища, доблестного солдата, который вместе с отцом вашего величества участвовал в военных походах. Надо сказать, гвардейцы его преосвященства, прежде чем начать поединок, предложили этому славному и мужественному юноше, поскольку он не принадлежит к полку мушкетеров, покинуть поле боя.

– Теперь я полностью уверен, – перебил король, – что первыми напали гвардейцы. Иначе зачем им было диктовать мальчику какие-то условия?

– Я не сомневался, ваше величество, что вы докопаетесь до истины. Для этого надо обладать проницательностью Людовика Справедливого. Не мудрено, что наш гасконец, едва выслушав предложение гвардейцев, отклонил его и заявил, что выступит на стороне мушкетеров короля Франции, которому он беззаветно предан. После чего он опасно ранил господина де Жюссака. Наверное, именно это так жестоко оскорбило его высокопреосвященство.

– Но Жюссак – один из самых прославленных фехтовальщиков государства! И он ранен юношей, почти ребенком? Как вы это мне объясните, Тревиль?

– По-видимому, на стороне вашего величества сражался противник более сильный и грамотный.

– Приведите ко мне этого юношу, Тревиль.

– Как прикажете, ваше величество.

– Завтра в полдень я хочу встретиться со всеми четверыми. Мои герои заслуживают благодарности. Но – потихоньку, с малого подъезда. Зачем зря расстраивать кардинала, правда?

В тот же вечер де Тревиль уведомил четверых друзей, что король оказывает им честь и приглашает во дворец. Д’Артаньян ужасно разволновался. Аудиенция у короля казалась ему предзнаменованием блестящей и скорой карьеры.

Утром, до приема в Лувре друзья отправились к люксембургским конюшням, чтобы поиграть на пустыре в мяч. Поскольку д’Артаньян еще не имел опыта игры, то игра шла без очков. Один из мячей, посланных Портосом, пролетел в опасной близости от лица юноши, и он отметил про себя, что если бы не успел отклониться и мяч попал ему в лицо, то столь мощный удар сделал бы визит в Лувр невозможным. Тогда он учтиво отказался продолжать игру и объяснил Портосу и Арамису (Атос также выбыл из игры, поскольку его рана по-прежнему доставляла ему массу неудобств), что примет участие в игре, когда сумеет помериться с ними силой на равных.

– Да, с некоторых пор ученики мушкетеров стали бояться мяча, – вдруг раздался у него над ухом чей-то насмешливый голос.

Д’Артаньян подскочил как ужаленный и резко обернулся. Перед ним стоял гвардеец кардинала и самодовольно покручивал ус. Уже весь полк его высокопреосвященства был осведомлен о вчерашнем происшествии, и, вероятно, гвардейцу не терпелось любым путем взять реванш за сокрушительное поражение своих товарищей.

– Да-да. вы не ослышались, милейший, – с вызывающим видом заявил гвардеец.

– Раз так, попрошу следовать за мной, – отозвался д’Артаньян.

– И вам даже не интересно, как меня зовут? Знай вы мое имя, может, вы бы не спешили так.

– В таком случае, назовитесь, сударь.

– Бернажу, милостивый государь.

– Я жду вас за углом, господин Бернажу.

И д’Артаньян как ни в чем не бывало направился в указанном направлении. Он действительно не имел понятия о том, с кем ввязался в историю. Бернажу, несмотря на все законы и указы, королевские и кардинальские, дрался на дуэлях чуть ли не ежедневно.

Друзья д’Артаньяна были заняты игрой, а потому не заметили, что их юный спутник куда-то исчез. Гасконец был полностью поглощен мечтами о предстоящей встрече с королем и жаждал как можно скорее покончить с неожиданно навязавшимся на его голову поединком. Он выбрал в схватке с Бернажу уже оправдавшую себя накануне тактику, и очень скоро ранил своего противника. Тот, впрочем поединка не прерывал, а только отступал понемногу в сторону особняка господина де ла Тремуля, где служил его родственник. Тем временем на шум прибежали Атос, Портос, Арамис и двое приятелей Бернажу. Бернажу упал, сраженный шпагой д’Артаньяна, а двое гвардейцев, оказавшись лицом к лицу с четырьмя мушкетерами (мысленно д’Артаньян уже называл себя мушкетером), подняли отчаянный крик, призывая на помощь людей де ла Тремуля.

Однако и мушкетеры не дремали. Увидев, как из особняка на улицу выбегают слуги, Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян закричали:

– На помощь, мушкетеры!

Каждому парижанину было прекрасно известно о вражде, которую питали мушкетеры к гвардейцам и к кардиналу лично. За это подопечных господина де Тревиля в городе любили, а солдаты многих полков, становясь свидетелями подобных столкновений, принимали сторону мушкетеров.

Проходившие в этот момент по улице три гвардейца полка Дезэссара бросились нашим друзьям на помощь. Двое вступили в бой, а третий по мчался к дому де Тревиля за подкреплением, которое подоспело всего через несколько минут. Гвардейцы кардинала отступили во двор особняка. Тяжело раненого Бернажу унесли в дом. С улицы послышались возбужденные голоса, предлагавшие поджечь дом в отместку за то, что люди де ла Тремуля напали на королевских мушкетеров. В ворота полетели камни. Атос, Портос и Арамис, памятуя об аудиенции, с трудом успокоили своих разгорячившихся союзников. После чего поспешили к господину де Тревилю, который уже знал, что произошло.

– Нам надо торопиться, – предупредил он. – Лучше, если мы увидимся с королем раньше кардинала и успеем предоставить свою версию случившегося. Вчерашний и сегодняшний поединок можно будет свести в одно дело.

Но они опоздали. В Лувре господину де Тревилю сообщили, что король уехал на охоту, повидавшись предварительно в его высокопреосвященством. Капитан отправил своих мушкетеров и д’Артаньяна по домам, поняв, что сегодня им лучше не встречаться с королем, ибо кроме гневных речей он вряд ли чем-то их удостоит.

Сам господин де Тревиль решил действовать осмотрительно. Он направил де ла Тремулю письмо с требованием отказать в гостеприимстве гвардейцу, который напал на королевского мушкетера. Вельможа прислал ему ответ, в котором укорял мушкетеров за то, что они собирались поджечь его дом. Спор мог затянуться, а решение надо было принять быстро. Ведь судьба трех мушкетеров и д’Артаньяна зависела от того, в каком свете будет преподнесено королю их новое приключение. Жалоб на отчаянных храбрецов накопилось многовато, и было важно, чтобы на этот раз свидетельство правильности их действий исходило из уст человека независимого, не принадлежащего ни к роялистам, ни к кардиналистам.

Тогда господин де Тревиль лично отправился в особняк де ла Тремуля. Зная хозяина, как человека высоких понятий о чести, капитан был уверен, что расследование, проведенное самим де ла Тремулем, непременно установит истину.

– Как себя чувствует господин Бернажу? – учтиво осведомился господин де Тревиль.

– Врач не надеется на выздоровление, – с сожалением, хотя и холодно, признался де ла Тремуль. – Пока господин Бернажу еще в сознании.

– Он в состоянии говорить?

– Он отвечает на вопросы.

– Скажите, раненый упоминал, кто стал инициатором поединка?

– Он ничего не говорил, но со слов моих слуг я понял, что это один из мушкетеров.

– Прошу вас, сударь, отправимся вместе к господину Бернажу и попросим его честно рассказать, из-за чего произошла сегодняшняя ссора. Совсем скоро этот достойный солдат предстанет перед лицом Господа, а стало быть не станет лгать, находясь на смертном одре. Я безоговорочно поверю тому, что он скажет, и признаю моих людей виновными, если он будет на этом настаивать.

Господин де ла Тремуль не был близко знаком с де Тревилем, но очень уважал капитана мушкетеров за его безупречную репутацию. Предложение гостя показалось хозяину очень разумным. Господин де ла Тремуль и сам прежде замечал за Бернажу некоторую неумеренность и горячность, а потому допускал, что он вполне мог оказаться зачинщиком свары.

Раненый Бернажу не стал оправдывать свои действия и поведал вельможам всю правду о причине, по которой он спровоцировал вызов д’Артаньяна.

Вечером господин де Тревиль дождался возвращения короля с охоты и, улучив подходящий момент, как бы невзначай пожаловался Людовику на клеветников, которые распространяют слухи о том, как честные и порядочные люди – королевские мушкетеры – нападают на гвардейцев кардинала.

– Уж не хотите ли вы сказать, что его высокопреосвященство обманывает меня? – грозно начал король.

– Избави бог, ваше величество. Но – увы! – и кардинал может быть обманут клеветниками. А надо установить истину. Ведь господин де ла Тремуль, возле дома которого разыгралась сегодняшняя драма, самый беспристрастный свидетель, не был допрошен его высокопреосвященством.

– Тогда его допрошу я. Ведь недаром меня называют Людовиком Справедливым, – решил король. – Но вы, де Тревиль? Вы согласитесь с тем, что скажет де ла Тремуль? И подчинитесь его суждениям?

– Да, ваше величество.

– В таком случае я немедленно посылаю за ним.

– Прошу вас, ваше величество, пообещайте мне, что никого не примете между де ла Тремулем и мною.

– Раз вы этого хотите… Будь по-вашему. Приходите завтра утром и приводите с собой Атоса, Портоса, Арамиса и их гасконского приятеля. Но горе вам, если ваши мушкетеры окажутся зачинщиками!

– Тогда я сам отдам их под суд. До завтра, мой государь.

На следующее утро, ровно в семь, Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян были у господина де Тревиля. Капитану пока были неизвестны результаты переговоров короля с де ла Тремулем. Поэтому господин де Тревиль объявил мушкетерам, что берет их с собой в Лувр, ничего не обещая и не скрывая того, что их будущее висит на волоске. В Лувре капитан узнал, что король занят – рано утром к нему прибыл господин де ла Тремуль, которого накануне вечером не удалось застать дома.

После недолгого ожидания двери приемной растворились и на пороге появился король в сопровождении герцога де ла Тремуля. Герцог сразу же направился к капитану мушкетеров.

– Его величество вызвал меня, чтобы узнать подробности о вчерашнем деле, – сообщил герцог. – Я рассказал ему все без утайки и признал, что виновны были мои люди. Я приношу вам за них извинения и прошу в будущем считать меня вашим другом.

– Это большая честь для меня, герцог, – поклонился де Тревиль. – Я не желал лучшего заступника за себя перед его величеством. Благодарю вас от всего сердца.

– Где же ваши герои, де Тревиль? – воскликнул король.

– Они с покорностью ожидают, когда ваше величество соизволит принять их.

– Пусть подойдут ко мне. Что-то не видно на их лицах раскаяния по поводу того, что они за два дня уложили семерых гвардейцев его высокопреосвященства! – озорно подмигнул король. – Так который из них молодой гасконец? Ну-ка, идите ко мне, милостивый государь. Неужели это он нанес такой страшный удар де Жюссаку?

– И еще нанес две серьезные раны Бернажу, – сообщил де Тревиль.

– Кроме того, он спас меня, ваше величество, когда мне грозила смерть от руки Каюзака, – добавил Атос.

– Настоящий боец! – похвалил король.

Д’Артаньян низко поклонился.

– Ла Шене! – позвал король камердинера. – Поройтесь-ка у меня по карманам, не наберется ли там сорока пистолей, и принесите их мне. А я пока послушаю этого молодого человека. Он расскажет нам о своих подвигах за последние два дня.

Д’Артаньян охотно поведал королю подробности столкновения с Бернажу.

– Ну, что ж, все именно так, как говорил герцог, – кивнул король, беря из рук подоспевшего Ла Шене горсть золотых монет и протягивая их юноше. – Я доволен, господа. Теперь можете удалиться. Я жду господина кардинала. Предчувствую, он будет взбешен решением, которое я принял относительно вас. Но что мне до этого? Ведь я рассудил по справедливости.

Как и предполагал король, кардинал жестоко обиделся и даже целую неделю подряд не заходил к нему играть в шахматы. Это мешало королю регулярно со снисходительной улыбкой задавать всесильному министру вопрос:

– Господин кардинал, а как здоровье ваших бедных Бернажу и Жюссака?

7. Будни мушкетеров

– Как лучше потратить свою часть сорока пистолей? – спросил друзей д’Артаньян после того, как они вышли из Лувра. Он еще никогда в жизни не держал в руках столько денег. Атос рекомендовал заказать роскошный обед, Портос – обзавестись хорошим слугой, а Арамис, опустив глаза, посоветовал найти красивую любовницу.

Д’Артаньян решил последовать советам сразу троих друзей.

По рекомендации Портоса, д’Артаньян взял в услужение некоего Планше. Портос увидел его на мосту. Планше плевал в воду и созерцал расходящиеся по воде круги. Такое занятие, по мнению Портоса, свидетельствовало о рассудительности. Не наводя о Планше никаких справок, Портос увел его с собой и через полчаса представил д’Артаньяну.

Прислуживая вечером на обеде, заказанном Атосом и оплаченном д’Артаньяном, Планше решил, что ему обеспечено сытое и спокойное будущее, поскольку щедрость его нового господина произвела на слугу огромное впечатление. Однако мечты рухнули той же ночью, когда Планше узнал, что в доме д’Артаньяна всего одна комната и передняя. Там слуге и пришлось улечься спать прямо на полу, на одеяле, взятом с постели хозяина.

Атос тоже держал слугу. Звали его Гримо. Отношения его с хозяином были особенные. Атос и сам предпочитал больше молчать, чем говорить, а уж слугу своего он и вовсе приучил общаться с ним преимущественно жестами. Вслух Атос говорил только о существенном, кратко и выразительно. Гримо обожал своего господина и старался угадать малейшее его желание. Без сомнения, он рискнул бы ради него жизнью.

Атосу было около тридцати лет. Он отличался внешней красотой и утонченными манерами, но при этом никто и никогда не слышал, чтобы у него было любовница. Атос не возражал, когда при нем говорили о женщинах, но сам никогда в эти разговоры не вступал, только временами вставлял какое-нибудь горькое замечание, из чего становилось ясно, что предмет беседы ему неприятен.

Атос жил на улице Феру в небольшой квартирке из двух комнат. Скромность убранства компенсировалась несколькими предметами – прямыми указателями на подлинный аристократизм хозяина. Так, на стене висела шпага, составлявшая предмет зависти Портоса, который отдал бы десять лет жизни за право владения ею. Шпага, вероятно, появилась на свет еще в эпоху Франциска I, эфес ее украшала россыпь драгоценных камней. Несомненно, вещь стоила дорого, но никогда, даже в самые тяжелые минуты и голодные времена Атос не снимал ее со стены, чтобы заложить или продать. Другой интересной деталью интерьера был портрет знатного вельможи, на груди которого красовался орден. В облике вельможи наблюдалось очевидное сходство с Атосом, из чего друзья заключили, что на портрете изображен какой-то его предок. Сам Атос на эту тему никогда не распространялся. Он вообще не любил говорить о прошлом. А прошлое Атоса – в виде бумаг, писем, семейного архива – хранилось в ларце изумительной красоты, украшенном резьбой и гербом, таким же, как на портрете и шпаге. Ключ от ларца Атос всегда носил с собой и лишь раз, в присутствии Портоса, открыл ларец.

С Портосом Атос дружил уже более пяти лет. Удивительно было, как сошлись столь противоположные по характеру люди. Портос был разговорчив и громогласен, любил роскошно одеваться и хвастаться направо и налево своими победами над женщинами. Чем дальше, тем высокопоставленнее были его любовницы и без ума влюбленные в красавца-мушкетера женщины. Большинству из них Портос не считал нужным платить взаимностью. Однажды, отправляясь на свидание с очередной герцогиней, Портос попросил Атоса одолжить ему шпагу, но тот только молча вывернул карманы, собрал все свои деньги и немногие драгоценности и предложил все это Портосу взамен. Шпага же, по словам ее владельца, могла покинуть дом только вместе с самим Атосом.

Дом Портоса на улице Старой Голубятни, судя по рассказам хозяина, блистал роскошью и был поставлен на широкую ногу. К сожалению, несмотря на тесную дружбу и очень доверительные отношения между тремя мушкетерами, Атосу и Арамису так и не довелось побывать в гостях у Портоса. К себе он никогда не приглашал, а за стать его дома как-то не получалось. Впрочем, всякий раз, когда они проходили по улице мимо его дома, они могли видеть у одного из окон слугу Портоса, Мушкетона, в парадной ливрее.

О слуге Портоса надо сказать отдельно. Воинственное имя, которым называл его хозяин, было дано слуге самим Портосом. В прошлом Бонифаций, а ныне Мушкетон, он поступил на службу к Портосу с условием, что его будут роскошно одевать и обильно кормить. Портос заказывал Мушкетону у одного ловкого портного камзолы, перелицованные из старых вещей самого Портоса, и слуга был совершенно счастлив.

Арамис же не уставал повторять, что он мушкетер только временно, что в душе он – служитель церкви. Он твердил, что избегает светских развлечений. Слугу Арамиса звали Базен, и, по примеру своего господина, он посвящал почти все свободное время чтению духовных книг. Базен отличался сдержанностью, уравновешенностью, кротостью, умел хорошо стряпать, неизменно ходил в черном и все ждал благословенного дня, когда Арамис примет сан. Верность Базена не подвергалась сомнению; Арамиса он боготворил. Обязанности Базена сводились в основном к тому, чтобы поддерживать в идеальном порядке маленькую уютную квартирку Арамиса, окна которой выходили в тенистый сад.

Друзья проводили время весело. Атос часто играл, и всегда оставался в проигрыше. Занимать деньги было против его правил, хотя сам он постоянно выручал друзей. Партнеры доверяли Атосу безоговорочно, ибо, играя на честное слово, наутро он обязательно отдавал долг. Портос играть не любил, но если выигрывал, то бывал остроумен и дерзок. В случае проигрыша он исчезал на несколько дней в неизвестном направлении, а когда возвращался, у него был усталый вид, но зато в карманах звенели пистоли. Арамис же не играл ни при каких обстоятельствах, предпочитая в самый разгар застолья удалиться, объясняя, что ему необходимо поработать над диссертацией или встретиться с неким ученым богословом наедине. При этом Арамис обязательно просил его не беспокоить.

Никакие попытки д’Артаньяна разузнать, что за имена скрываются за прозвищами его друзей, не привели к успеху. Он решил пока не настаивать и ждать, пока судьба подарит ему подходящий случай, чтобы узнать поподробнее о прошлом Атоса, Портоса и Арамиса.

Тем временем королевские пистоли подошли к концу, и Планше начал находить свое полуголодное существование неудобным, на что и принялся пенять своему хозяину. Трое друзей д’Артаньяна в один голос порицали Планше и советовали поставить его на место. Атос рассчитал бы такого недостойного слугу немедля, Портос задал бы ему трепку, а по мнению Арамиса, д’Артаньян просто распустил Планше, ибо, как известно, кроме слов восхищения, господин вообще не должен ничего слышать от слуги.

Д’Артаньян избрал собственный оригинальный способ указать Планше его место в жизни. С этой целью он как следует выпорол слугу, а затем категорически запретил тому бросать службу без его, д’Артаньяна, согласия.

– Заруби себе на носу, – закончил свое напутствие д’Артаньян, – что судьба ко мне благосклонна. Лучшие времена не заставят себя ждать. Если ты останешься у меня, тебя ждет блестящее будущее. Поскольку у тебя пока не хватает ума понять это, я, как добрый господин, не могу допустить, чтобы ты пропал по своему недомыслию, а потому не могу отпустить тебя со службы.

Мушкетеры одобрили подход д’Артаньяна к воспитанию слуги, а сам Планше проникся столь глубоким уважением к хозяину, что больше никогда не заикался об уходе.

Д’Артаньян окунулся в новый для него мир мушкетерского полка, он, хотя и не состоял на службе, с трогательной добросовестностью исполнял обязанности, как если бы уже был мушкетером, – например, стоял в карауле вместе с товарищами. Вскоре, по приказу короля, его зачислили в гвардейскую роту кавалера Дезэссара, и тогда уже Атос, Портос и Арамис, в свою очередь, принялись стоять на карауле вместе с новоиспеченным гвардейцем.

8. Господин Бонасье

Как уже говорилось, сорок пистолей короля Людовика растаяли довольно быстро. Надо было на что-то жить дальше, и четверо друзей занялись поиском денег. Вначале Атос кормил друзей на свои средства, потом куда-то исчез Портос, а, появившись с деньгами, целых две недели содержал их, затем Арамис пристроил какому-то издателю часть прочитанных книг на богословские темы и выручил несколько пистолей. Потом пришла пора получать от знакомых приглашения на обеды и приводить с собой голодных друзей. У д’Артаньяна знакомых в Париже почти не было, и потому ему было очень стыдно, что он пока не может прийти своим друзьям на помощь. Впрочем, ему удалось однажды угостить их обедом у гвардейского корнета, который, увидев, что вместо одного гостя явилось четыре, проявил неслыханную щедрость. Второй раз друзья, позавтракали у одного священника родом из Гаскони, уничтожив у него двухмесячный запас шоколада.

Однажды Планше ввел в комнату д’Артаньяна скромно одетого человека лет пятидесяти, невысокого, полноватого. Лицо гостя показалось д’Артаньяну знакомым, хотя он никак не мог вспомнить, где и когда мог встречать этого человека.

– Господин д’Артаньян, – начал посетитель, – мне рассказывали о вас, как о человеке мужественном и умеющем хранить тайны. Присмотревшись к вам, я пришел к выводу, что могу обратиться к вам за защитой.

– Слушаю вас, сударь, – кивнул д’Артаньян, чувствуя, что разговор обещает некоторую выгоду.

– Дело касается моей жены. Она чудесная женщина, добрая, умная. Ни разу за три года я не пожалел о том, что меня женили на ней, – поведал гость. – Но вот теперь… Понимаете, она приходится крестницей господину де Ла Порту, камердинеру королевы. Он-то и устроил мою жену кастеляншей к ее величеству. Ла Порт очень предан королеве. Он хотел, чтобы подле нашей повелительницы, которую незаслуженно подозревает во всех смертных грехах король и против которой строит козни кардинал, был хоть один верный человек.

– И что же?…

– Мы были очень довольны, сударь, очень, – заторопился посетитель. – Это хорошая служба. Моя жена пару раз в неделю навещала меня, потом я провожал ее обратно в Лувр. А вот вчера утром она неожиданно исчезла.

– Исчезла?

– Да, сударь. И я полагаю, что ее похитили.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Да.

– И кто же этот коварный искуситель?

– Понимаете, сударь, я уверен, что в этом деле замешана не столько любовь, сколько политика. Или вернее, любовь, но не моей жены, а одной очень высокопоставленной дамы.

– Госпожи де Буа-Траси?

– Я же сказал – очень высокопоставленной…

– Выше, чем госпожа д’Эгильон?

– Безусловно.

– Выше, чем госпожа де Шеврез?

– Гораздо выше.

– Вы хотите сказать…

– Именно так, сударь.

– И кто же…

– Герцог Бекингэм, сударь, – чуть слышно пролепетал гость. – Видите, как я откровенен с вами, господин д’Артаньян. Мне рассказала об этом жена. Королева предполагает, что герцогу было отправлено от ее имени письмо, чтобы вы звать его в Париж и заманить в ловушку.

– При чем здесь в таком случае ваша жена?

– Понимаете, ее преданность королеве известна всем при дворе. Вот ее и решили убрать подальше. Ведь она всего-навсего слабая женщина. Ее можно запугать, заставить выдать тайны королевы, в конце концов подкупить и принудить шпионить за ее величеством.