Отважная охотница

Молодого охотника здесь знали, но друзей среди присутствующих у него, по-видимому, не было. Я заметил, что большинство мужчин, особенно джентльмены в сюртуках, смотрели на него свысока. С ним много не разговаривали, да его сдержанность и не располагала к этому. Если же кто-нибудь из сидевших за столом и обращался к нему, то делал это с видом богатого человека, удостаивающего своим вниманием бедняка. Действительно, нетрудно было заметить, что охотничья куртка, когда-то красивая, сильно поношена, а зеленые суконные обмотки выцвели и стали почти бурыми. Все это в совокупности с другими мелочами указывало на то, что кошелек молодого охотника весьма легок; во всяком случае, легче, чем его настроение, которое, судя по выражению лица, было весьма грустным.

И все-таки он возбуждал всеобщий интерес, и к нему, несомненно, были бы прикованы все взоры, и дружелюбные и враждебные, если бы не мой мундир и золотые пуговицы с орлами. Они также требовали некоторой доли внимания со стороны жителей Суомпвилла. Вот почему любопытные взгляды присутствующих были устремлены не только на молодого красавца, но и на меня. Не знаю, что они думали обо мне, да, впрочем, это меня мало заботило, но, судя по взглядам мужчин, особенно богатых, мне показалось, что моя особа не вызывала в них ни восхищения, ни симпатии.

Я было самонадеянно решил, что мисс Альвина и ее визави мисс Каролина посматривают на меня довольно благосклонно, но, взглянув на красивое лицо и роскошные кудри молодого охотника, понял, что, имея такого соперника, нет смысла начинать сражение. Правда, мы друг другу не завидовали. Наоборот, он был со мною вежливее всех присутствующих и раза два пододвинул поближе некоторые наиболее соблазнительные на вид кушанья, стоявшие далеко от меня. Я почувствовал невольную симпатию к нему, и мне показалось, что он отвечает мне тем же. Охотник видел, что я приезжий, и, несомненно, заметил, что мой «блестящий» мундир сильно поношен. Он догадался, что я так же беден, как и он сам, и его симпатия была скорее всего вызвана таким предположением.

Глава XII. Полковник Кипп

После ужина я подошел к хозяину гостиницы. Как я уже успел установить, фамилия этого почтенного джентльмена была Кипп. Постояльцы же называли его «полковник Кипп».

Мне хотелось получить некоторые сведения о местонахождении моей будущей усадьбы и узнать все, что было известно о ней в Суомпвилле. Я был уверен, что хозяин гостиницы сможет ответить на мои вопросы.

Я нашел его на веранде. Он сидел в кресле-качалке, и ноги его, покоившиеся на перилах веранды, находились дюймов на шесть выше уровня носа, а огромные сапоги из лошадиной кожи почти на полтора фута высовывались на улицу.

Внешность этого человека никак не гармонировала с громким званием «полковника». В ней не было ничего военного. Он был высок, кособок, постоянно жевал табак и каждые полминуты выплевывал густой коричневый сок, посылая его чрезвычайно ловко поверх своих сапог, не задевая их. Когда я подошел к полковнику, он был окружен только что окончившими ужин постояльцами, которые молча ковыряли в зубах зубочистками. Затем они стали расходиться, и я решил начать разговор, когда хозяин останется один. Сначала он не обратил на меня ни малейшего внимания, и, только когда я оказался настолько близко, что уже нельзя было сомневаться в моем намерении заговорить с ним, хозяин гостиницы оглянулся в мою сторону. Повернувшись вполоборота, он снял ноги с перил веранды, но по-прежнему остался сидеть в кресле.

– Служите в армии, сэр, я полагаю? – спросил мистер Кипп.

– Нет, – ответил я столь же лаконично.

– Нет?

– Служил, но недавно вышел в отставку.

– А-а! Воевали в Мексике?

– Да.

– Дела в Суомпвилле?

– Да, мистер Кипп…

– Меня тут обычно зовут полковником… – перебил он, снисходительно улыбаясь и всем своим видом как бы протестуя против насильно навязанного ему звания. – Конечно, – продолжал он, – вы приезжий…

– Извините, полковник, я действительно только что прибыл в ваш город и, конечно, не знал, что…

– Чего там, сэр, – снова прервал он меня добродушно, очевидно, польщенный моим почтительным тоном и тем, что я вежливо назвал Суомпвилл городом.

– Так вы, значит, у нас по делам?

– Да, – ответил я, чувствуя, что он собирается начать расспросы об этих делах. Не желая посвящать его в них, я поспешно продолжал: – Не знаете ли вы случайно место, называемое вырубкой Холта?

– Место, называемое вырубкой Холта?

– Вот именно.

– Такое место есть.

– Это далеко отсюда?

– Если вы о Хике Холте говорите, так он живет милях в шести отсюда, на Илистой речке.

– Так, значит, там живет скваттер?

– На вырубке Холта? А как же!

– Его фамилия Холт?

– Ну да.

– Вы не знаете, может здесь кто-нибудь проводить меня туда?

– Отчего же? Видите того парня в енотовой шапке? – И полковник кивнул в сторону молодого человека в куртке из оленьей кожи, стоявшего недалеко от веранды возле тощей клячи.

Я ответил утвердительно.

– Ну, так вот он и может указать вам дорогу к вырубке Холта. Он сам скваттер с Илистой речки и как раз возвращается домой.

Я очень обрадовался его словам. Если молодой охотник жил около моего участка, он, по всей вероятности, мог дать мне о нем все необходимые сведения. И, судя по его честному, открытому лицу, на его слова можно было положиться. Поэтому я тотчас же решил изменить намеченный ранее план действий. Было еще рано – в лесной глуши ужинают в то время, когда в более цивилизованных местах еще пьют чай, – и солнце должно было сесть только часа через два. Моя лошадь была свежа, и ей ничего не стоило сделать еще шесть миль. Я отказался от намерения ночевать в гостинице и решил: если молодой охотник не будет возражать, ехать с ним до Илистой речки, не задумываясь, найду ли я там где переночевать. К задней луке моего седла был привьючен плащ; он неоднократно служил мне одеялом, а само седло – подушкой. Сколько раз мне приходилось ночевать под открытым небом в дождь и бурю, покрываясь этим плащом! А в тот день небо было безоблачно и ничто не предвещало непогоды. Я уже повернулся, чтобы подойти к молодому человеку, но меня остановил мистер Кипп.

– А ведь вы еще не сказали мне, зачем приехали в Суомпвилл, – как бы в шутку напомнил он.

– Нет, не сказал, – ответил я учтиво.

– Так зачем вы едете к Холту?

– Это, мистер Кипп… прошу прощения – полковник Кипп, мое личное дело.

– Личное и секретное?

– Весьма.

– Ну, тогда держите его при себе.

– Как раз таково мое намерение, – ответил я, поворачиваясь и спускаясь с веранды.

Молодой охотник уже затягивал подпругу. Подойдя к нему, я увидел по его улыбке, что он слышал конец нашего разговора, и, по-видимому, остался очень доволен тем, как я вежливо осадил «полковника», который, как я потом узнал, был самым хвастливым и заносчивым человеком в Суомпвилле.

Одного моего слова было достаточно, чтобы молодой охотник тотчас же разрешил мне ехать с ним. Он охотно, хотя и не в изысканно литературных выражениях, согласился показать мне дорогу к вырубке Холта.

Я вернулся в гостиницу, чтобы заплатить по счету и приказать оседлать своего коня. Было совершенно ясно, что хозяин обиделся на меня. Я это понял как по сумме счета, так и по тому, что мне пришлось самому седлать своего коня, так как даже негр не появился в конюшне.

Но мне так часто случалось это делать, что такая мелкая неприятность нисколько меня не задела и не раздосадовала. Через пять минут я уже был в седле и выехал на улицу, где меня ожидал мой спутник. Мы покинули негостеприимный кров гостиницы «Джексон» и оставили ее воинственного хозяина на веранде ломать голову, какое дело могло привести меня в Суомпвилл.

Глава XIII. Через лес

Когда мы ехали по улице, я заметил, что являюсь предметом оживленных толков и пересудов жителей Суомпвилла. Они с жадным любопытством рассматривали меня из окон или стоя кучками у дверей своих домов. Вряд ли мой спутник мог вызвать такой интерес. Охотничья куртка из оленьей кожи не была редкостью на улицах Суомпвилла, но зато военный в мундире с золотыми пуговицами и верхом на прекрасной лошади был необычайным зрелищем. Особенное восхищение вызывал мой конь, который гарцевал подо мной так, как будто не выходил из конюшни целую неделю.

Однако через пять минут и Суомпвилл и его жители остались позади. За этот короткий промежуток времени мы миновали окраину «города» и въехали в густой темный лес. Его прохладный полумрак скрыл нас и от взглядов любопытных зевак, и от жгучих лучей солнца. Не знаю, как мой спутник, но я был этим очень доволен.

В течение нескольких минут мы ехали молча, молодой охотник впереди, а я за ним. Подобный способ передвижения объяснялся характером дороги. Это была попросту вьючная тропа, петляющая меж деревьев, зарубки на которых указывали направление пути. Ни одна повозка не оставила следа на мягкой грязи, в которой лошади вязли до самых бабок. Так как два всадника не могли здесь проехать рядом, мне пришлось держаться позади моего проводника.

Добрую милю, а может быть, и больше мы ехали по топкой низине, где росли влаголюбивые деревья – огромные тополя и сикоморы. Их стройные серые стволы, возвышаясь по обе стороны тропы густыми, порой совершенно правильными рядами, напоминали колонны величественного храма. Я с тайной радостью глядел на этих лесных великанов, с которыми мне предстояло делить мое одиночество. В то же время я невольно подумал о том, что, если мои новые владения заросли так же густо и такими же огромными деревьями, вряд ли мистер Холт мог расчистить большой участок.

Немного дальше начался подъем. Низина осталась позади – мы пересекали водораздел между Илистой речкой и рекой Обайон. Почва стала сухой, каменистой и менее плодородной. Тут рос редкий сосновый лес, и мы наконец смогли ехать рядом. Я был очень доволен, потому что хотел поговорить со своим новым знакомым.

Всю дорогу охотник хранил глубокое молчание, но все же мне казалось, что он тоже не прочь поболтать со мной. Видимо, он из деликатности не решался заговорить первым. Я вывел его из этого затруднения, задав ему следующий вопрос:

– Что за человек этот мистер Холт?

– Как вам сказать, сэр. Он из тех, с кем, как говорится, лучше не связываться.

– Неужели?

– Да, с ним трудно иметь дело.

– Он беден?

– Уж куда бедней. У него только и есть, что старая кляча и акра два земли. Да и та не его.

– Так, значит, он не покупал участка, на котором живет?

– Покупать-то не покупал, сэр, да считает его своим, как будто платил за него наличными, как я за свой.

– Вот как!

– Да. Я бы не позавидовал тому, кто купит эту землю у него за спиной, – сказал он и многозначительно посмотрел на меня, словно спрашивая: «Не это ли дело привело вас сюда?»

– А семья у него есть? – продолжал я.

– Есть… дочка.

– И больше никого? – спросил я, увидев, что он замялся.

– Была еще одна дочь, немного постарше…

– И что с ней случилось?

– Она… она уехала.

– Вышла замуж, по-видимому?

– Здесь никто ничего не знает. Даже куда она уехала.

Голос молодого человека вдруг стал печальным. Я заметил, что лицо его омрачилось. Мне сразу стала понятна причина этой грусти: резкая перемена в настроении молодого охотника была, несомненно, вызвана разговором об уехавшей дочери скваттера. Из чувства деликатности я не расспрашивал его дальше, к тому же тропа снова сузилась и мы опять были вынуждены ехать гуськом. Охотник стал нетерпеливо понукать свою лошадь, и я почувствовал, что ему хочется прекратить разговор, по всей вероятности, вызвавший горькие воспоминания. В течение получаса мы ехали в полном молчании. Мой спутник вновь погрузился в раздумье, а я старался представить себе встречу со скваттером. После разговора с охотником не приходилось сомневаться в том, что она будет чрезвычайно неприятной. Нечего было надеяться, что Холт примет меня приветливо и позволит переночевать в его хижине. По-видимому, мне предстоял малоприятный разговор и ночевка в лесу. Раза два я чуть было не рассказал моему спутнику о деле, приведшем меня в Суомпвилл, и не спросил у него совета, как мне поступить. Но, не зная, друг он или враг моего предполагаемого противника, я решил, что благоразумнее будет промолчать.

Вдруг молодой охотник снова заговорил, уже более веселым тоном. Он сказал, что скоро дорога улучшится, так как мы приближаемся к лесной поляне, за которой тропа достаточно широка, чтобы ехать рядом. Едва мой спутник кончил говорить, как мы выехали на эту поляну. Контраст между нею и оставшейся за нами темной тропинкой был разителен и производил самое приятное впечатление. К этому времени полная луна поднялась уже высоко над лесом и заливала своим сиянием все вокруг. Осыпанные каплями росы цветы сверкали подобно драгоценным камням; их опьяняющий аромат доносился до нас, когда мы еще ехали лесом. Не было ни ветерка, и неподвижные листья отливали серебром. При ярком лунном свете я мог даже различить их оттенки: листву красного клена – от алого сумака и сассафраса и темную зелень Каролинского лавра – от серебряной магнолии.

Эта великолепная картина открылась мне еще с тропинки, и я на минуту придержал коня, чтобы насладиться созерцанием ее. Молодой охотник все еще ехал впереди меня. Я хотел было попросить его тоже остановиться, но не успел вымолвить и слова, как увидел, что он сделал это сам, причем настолько поспешно и неловко, что я невольно перестал любоваться поляной и посмотрел на него. Резким, словно непроизвольным, движением охотник так сильно натянул поводья, что чуть было не поднял свою лошадь на дыбы. Побледнев, он застыл в седле, словно увидел что-то ужасное. Пришпорив лошадь, я в одно мгновение поравнялся с ним и окинул взглядом поляну.

Несколько правее пересекающей ее тропинки, там, куда был устремлен взгляд охотника, я заметил на траве что-то белое. Это было упавшее дерево. Его лишенный коры ствол ярко блестел в лучах луны. В двух шагах от него виднелась темная фигура. На поляне было достаточно светло, и я без труда различил, что это женщина.

Глава XIV. Су-ва-ни

Да, это, без сомнения, была женщина, и, судя по легким и быстрым движениям, молодая. Ее костюм был необычен – коричневая рубаха из кожи лани, кожаные чулки и мокасины. Голова была непокрыта, руки и шея обнажены. Ее кожа казалась немного темнее одежды. Значит, перед нами была индианка. На это указывали и многочисленные браслеты на руках, блестящие бусы вокруг шеи и массивные, сверкающие при свете луны кольца в ушах.

Побледнев, он застыл в седле, словно увидел что-то ужасное

Я остановил лошадь и увидел, что незнакомка быстро идет к нам. Кляча охотника и мой конь насторожили уши и испуганно захрапели. Вероятно, им передалось волнение всадников. Впрочем, то, что я испытывал, было скорее изумление. Появление женщины в таком месте и в такой час могло поразить кого угодно, но я видел, что моим спутником овладело совершенно иное чувство. На его лице был страх!

«Чего он испугался?» – подумал я, глядя на приближавшуюся женщину. На мой взгляд, в ней не было ничего, что могло бы напугать лошадь или человека, а тем более внушить ужас, так ясно написанный на лице моего спутника. Хотя, как уже говорилось, ее кожа была бронзового цвета, но черты лица, хотя и не безупречно правильные, могли скорее вызвать восхищение. Особенно хороши были большие глаза, блеск которых соперничал со сверканием ее позолоченных серег. Нет, по всей вероятности, не внешность девушки испугала моего проводника. Очевидно, он не впервые встречался с индианкой. Она была высока, сильна и могла бы внушить страх робкому человеку, если бы захотела. Но я не замечал ничего враждебного в ее поведении, да и мой спутник не казался трусом. Здесь, видимо, крылась какая-то тайна.

Шагах в шести от нас индианка остановилась, словно не решаясь подойти ближе. До сих пор она не проронила ни единого слова, так же как и охотник, если не считать его невольного восклицания, когда он ее заметил: она здесь, и в такое время?

Теперь охотник спросил слегка дрожащим голосом:

– Су-ва-ни?

По-видимому, это было ее имя, но она ничего не ответила.

– Су-ва-ни! – повторил мой спутник громче. – Это ты?

– Разве Белый Орел лишился зрения, любуясь на бледнолицых красавиц Суомпвилла? На небе луна, и лицо Су-ва-ни повернуто к ней. Пусть Белый Орел взглянет на него. Оно не так красиво, как лицо метиски, но того лица Белый Орел никогда больше не увидит.

Я заметил, что слова ее произвели впечатление на молодого охотника. Он нахмурился и вздохнул; видно было, что ему хочется прекратить этот разговор.

– Уже поздно, – проговорил он после короткого молчания. – Зачем ты сюда пришла?

– Су-ва-ни пришла не зря. Она ждет Белого Орла уже много часов. Нежные руки бледнолицых девушек очень надолго задержали его в Суомпвилле.

– Ты меня ждала? Что тебе надо?

– Пусть Белый Орел попросит незнакомца отъехать в сторону. Су-ва-ни хочет говорить с Белым Орлом наедине.

– Ты можешь говорить при нем. Это мой друг.

– Разве Белый Орел хочет, чтобы знали его тайны? Не все из них можно рассказать даже другу. Су-ва-ни может открыть Белому Орлу еще одну тайну. Когда он ее узнает, его щеки станут алыми, как цветы красного клена.

– У меня нет никаких тайн, которые надо скрывать от других.

– А метиска?

– Я не хочу слышать о ней.

– Белый Орел лжет. Он очень хочет знать, что стало с пропавшей Мэриен. Су-ва-ни может рассказать ему о ней.

При последних словах поведение охотника внезапно изменилось. Теперь он порывисто наклонился вперед, как будто страстно желал услышать то, что она собиралась сообщить. Заметив это, индианка вновь указала на меня и спросила:

– Должен ли бледнолицый незнакомец знать сердечные тайны Белого Орла?

Мне показалось, что мой спутник уже не хочет, чтобы при их разговоре кто-нибудь присутствовал. Не ожидая его ответа, я повернул лошадь, намереваясь отъехать назад, и увидел при этом его лицо, которое по-прежнему выражало испуг. Я не ошибся – когда я проезжал мимо, он наклонился и шепнул озабоченно:

– Не отъезжайте далеко, сэр. Я ей не доверяю. Она на все способна.

Я кивнул и, вернувшись на тропинку, остановился в тени огромного дерева.

Я находился шагах в десяти от охотника и хорошо видел его, но поросль белой магнолии заслоняла от меня индианку, в то же самое время скрывая от нее меня и мою лошадь. Стрекотание цикад заглушало разговор, но отдельные слова вполне отчетливо долетали до меня, и благодаря им я понял, о чем идет речь. Я хотел было отъехать дальше, но, вспомнив странную просьбу молодого охотника, остался на месте.

С первых же слов я догадался, что они говорят о Мэриен Холт, старшей дочери скваттера, о которой я уже слышал от моего спутника, и легко понял эту часть разговора, а также и то, что Мэриен – возлюбленная охотника, или, вернее, была его возлюбленной до того, как покинула этот край. Несколько месяцев назад она не то уехала, не то кто-то ее увез, – словом, девушка исчезла самым таинственным образом, не оставив никаких следов. Кроме того, я узнал, что прекрасная Мэриен вышла замуж, причем за очень странного человека. Индианка говорила о нем с презрением. Его фамилия, насколько я мог разобрать, была не то Стивенс, не то Стеббинс, и прежде он был школьным учителем в Суомпвилле.

Пока индианка разговаривала с охотником, я не спускал с него глаз и заметил, что он ничего не знал об этом браке. Он побледнел и пошатнулся в седле. Но, очевидно, он все же что-то подозревал, потому что, услышав фамилию мужа, воскликнул сдавленным голосом:

– О боже! Я так и думал, что это он увез Мэриен! Бедняжка!..

Помолчав немного, охотник продолжал:

– Скажи мне, куда они уехали? Ты ведь сказала, что знаешь все.

Пронзительное стрекотание цикад заглушило ответ. До меня долетели лишь отдельные громко произнесенные слова «Юта» и «Большое Соленое озеро». Но этого было вполне достаточно.

– Еще одно, – нерешительно сказал отвергнутый возлюбленный. – Ты не знаешь… она поехала с ним добровольно или… или ее силой принудил отец… или кто-нибудь другой?

Я с нетерпением ждал ответа. Цикады умолкли, но молчала и индианка.

– Ответь мне, Су-ва-ни! – с мольбой в голосе повторил молодой охотник. – Скажи мне это, и я обещаю…

– Обещает ли мне Белый Орел забыть девушку, потерянную для него навеки?

– Нет, Су-ва-ни, этого я обещать не могу. Я никогда не забуду ее.

– Можно не забывать, но ненавидеть.

– Ненавидеть Мэриен? Нет, нет!

– Даже если она изменила своим клятвам?

– Откуда я знаю, что это так? Ты же не говоришь, сама она согласилась уехать или ее заставили?

– Белый Орел сейчас узнает все. Его кроткая лань добровольно пошла в логово волка. Повторяю тебе – добровольно. Су-ва-ни может доказать это.

Удар был настолько силен, что охотник вздрогнул и покачнулся в седле. Смертельная бледность покрыла его лицо, в глазах застыло отчаяние.

– Теперь, – продолжала индианка, словно желая воспользоваться его растерянностью, – обещает ли Белый Орел больше не вздыхать об изменнице? Обещает ли он любить ту, которая будет ему верна?

В голосе девушки вдруг прозвучала горячая мольба. Теперь наступила ее очередь ждать с нетерпением ответа. Но этот ответ глубоко ранил ее гордое сердце и развеял в прах сокровенные мечты.

– Нет, нет! – воскликнул охотник в смятении. – Невозможно ни забыть, ни разлюбить Мэриен. Пусть даже она мне изменила… Все равно слишком поздно! Я никогда не полюблю другую!

Послышался приглушенный, полный отчаяния крик, упреки и угрозы, произнесенные на индейском наречии и потому для меня непонятные. В тот же миг я увидел, что молодой охотник сильно натянул поводья и осадил лошадь, словно желая объехать индианку и двинуться дальше. Я решил, что мне пора вмешаться, пришпорил коня и рысью выехал на поляну. К моему величайшему удивлению, я увидел, что охотник один. Су-ва-ни исчезла!

Глава XV. Чистосердечное признание

– Где она? Ушла? – удивленно спросил я, оглядываясь.

– Да, ушла! Ушла! И с кем? С мормоном!

– С мормоном?

– Да, сэр. Прости ей бог! Мне было бы легче услышать о ее смерти, чем знать, что она вышла замуж за мормона, у которого кроме нее может оказаться еще двадцать жен.

– Разве с ней был какой-нибудь мужчина? Я никого не видел.

– Ах, сэр, извините меня. Вы имеете в виду эту индианку, а я говорил не о ней.

– О ком же?

Молодой охотник смутился. Не подозревая, что мне известна тайна его сердца, он понял, что я заметил его волнение, но сказать мне имя той, о ком он думал, значило открыть самые заветные тайны своей души. После короткого колебания он поборол смущение и ответил:

– Не знаю почему, сэр, но я чувствую к вам доверие. И отчего бы мне не рассказать вам все, что произошло? Глупо, конечно, влюбляться в красивую девушку, но если бы вы ее видели!

– Судя по вашим словам, она действительно красавица, – сказал я не совсем искренне. – Что же касается того, что глупо влюбляться в хорошеньких девушек, то никто из нас не застрахован от этой маленькой слабости.

– Приходится только пожалеть об этом, сэр. Но поздно! Какой смысл запирать конюшню, когда коня уже украли? Она уехала, и все кончено. Наверное, никогда в жизни я ее больше не увижу, – грустно сказал он.

Эти слова сопровождались тяжелым вздохом, и я понял, что передо мной человек, искренне любящий и сильно страдающий.

«Вероятно, – подумал я, – дело объясняется просто. Молодой охотник беден, а школьный учитель немного зажиточнее. Во всяком случае, настолько, чтобы практичная красотка предпочла его».

– Но вы еще не сказали мне, – обратился я к моему спутнику, – кто ваша возлюбленная. Раз это не индейская девица, с которой вы только что расстались…

– Нет, сэр, не она, хотя в той, кого я люблю, тоже есть индейская кровь, поэтому Су-ва-ни и назвала ее метиской. Но это неправда. У нее мать была метиска.

– Как же зовут вашу любимую?

– Ее звали Мэриен Холт. Теперь ее зовут Мэриен Стеббинс. Я только сейчас узнал, что она вышла замуж.

– Нельзя сказать, что ее новая фамилия благозвучнее, – заметил я.

– Она дочь скваттера Холта, – продолжал охотник, – того самого, к которому вы едете. У него есть еще одна дочь, помоложе, ее зовут Лилиен.

– Красивое имя. Так вы говорите, что старшая хороша собой?

– Я никогда никого красивее не видел.

– А младшая похожа на нее?

– Как белка на енота.

– Значит, младшая некрасива?

– Ну, это зависит от вкуса. Многим Лилиен нравится больше. Но не мне. Кроме того, Лил совсем девочка. Ей еще и семнадцати нет.

– Но, если она тоже хороша собой, почему бы вам не влюбиться в нее? В Мексике, где я недавно был, есть хорошая пословица: «Un clavo saca otro clava», что в переводе означает: «Клин клином вышибают». Иными словами, от любви есть лекарство: другая любовь.