Дети капитана Гранта (адаптированный пересказ)

– Вот кто, – сообщил майор, бросая перед входом в хижину животное, которое он застрелил. Животное походило на небольшого верблюда, только без горба. У него была изящная голова, стройное тело, длинные тонкие ноги, шелковистая светло-кофейного цвета шерсть с белыми пятнами на брюхе.

– Это гуанако! – определил, взглянув на него, Паганель.

– Что такое «гуанако»? – спросил Гленарван, подавая Паганелю очки.

– Животное, годное в пищу, – ответил ученый.

– Вкусное? – поинтересовался майор.

– Очень. Я берусь приготовить жаркое, – заявил Паганель.

– Вы еще и повар, господин Паганель? – спросил Роберт.

– Конечно, ведь я француз, а все французы отлично готовят.

Матросы быстро освежевали гуанако, и через пять минут Паганель уже раскладывал на раскаленных углях очага крупные куски мяса. Однако когда он подал товарищам аппетитно зажаренное филе гуанако, путешественники принялись отчаянно отплевываться.

– Отвратительно! – сказал один.

– Совершенно несъедобно! – добавил другой.

Паганель, отведав своей стряпни, вынужден был согласиться, что жаркое невозможно есть даже умирая от голода. Товарищи стали добродушно подшучивать над его кулинарными способностями. Ученый никак не мог понять, почему кушанье не удалось ему. Внезапно Паганеля озарила догадка.

– Я понял! – воскликнул ученый. – Понял, в чем дело!

– Что, это мясо слишком долго лежало? – с иронией в голосе поинтересовался Мак-Наббс.

– Нет, майор, оно слишком долго бежало!

– Что вы хотите сказать? – спросил Том Остин.

– Дело в том, что мясо гуанако годится в пищу, если животное застрелить, так сказать, в спокойном состоянии. Убитое же в результате погони гуанако несъедобно.

Пришлось ложиться спать без вкусного мясного ужина. Каждый завернулся в свое пончо, и вскоре в хижине раздался богатырский храп. Громче остальных выделялся бас ученого-географа.

Эдуард Гленарван не мог уснуть и сидел у очага, время от времени подбрасывая топлива в огонь. Его томило какое-то смутное предчувствие близкой беды.

Прошел час. Гленарвану послышались отдаленные раскаты грома. Он подумал, что ниже по склону горы бушует гроза, решил убедиться в этом и вышел из хижины.

Высоко в небе мерцали звезды. Лунный свет заливал окрестные скалы. Воздух был прозрачен и неподвижен. Не было даже намека на грозу или молнии. Лишь вдали мелькали отблески огнедышащего вулкана.

Между тем раскаты грома приближались, но установить их природу было невозможно. Обеспокоенному Гленарвану ничего не оставалось, как вернуться в хижину. Он не стал будить товарищей, спавших мертвым сном, и сам забылся на несколько часов в тяжелой дремоте.

Разбудил Гленарвана оглушительный шум. Казалось, скрежещет множество повозок, везущих по мостовой ящики с артиллерийскими снарядами. Гленарван выскочил из хижины и почувствовал, что почва уходит у него из-под ног.

Облик гор резко изменился: они словно стали ниже. Остроконечные вершины, качаясь, исчезали, будто проваливались в гигантские люки. Происходило явление, свойственное Андам: горный кряж шириной в несколько километров сползал вниз к равнине.

– Землетрясение! – закричал Гленарван.

Его ошеломленные, охваченные ужасом спутники уже проснулись и беспорядочно катились со скоростью курьерского поезда вниз по крутому склону горы. Никто не мог бы определить, сколько времени продолжалось падение. Наконец сильный толчок оторвал людей от скользящей поверхности и выбросил вперед. Землетрясение кончилось так же внезапно, как и началось. Было около восьми часов утра.

Первым пришел в сознание Мак-Наббс. Несмотря на многочисленные ушибы, он ничего не сломал и твердо держался на ногах. Отряхнув пыль, майор осмотрелся вокруг. На земле неподвижно лежали его спутники. Майор пересчитал их. Все были на месте. Недоставало только Роберта Гранта.

14. Меткий выстрел

Мак-Наббс принялся приводить своих товарищей в чувство. К счастью, ни один серьезно не пострадал. Майору даже не понадобилось оказывать кому-либо медицинскую помощь, хотя он мог бы это сделать. Мак-Наббс не раз участвовал в военных действиях и хорошо умел лечить раны, переломы и вывихи.

Когда исчезновение Роберта обнаружил Гленарван, он пришел в отчаяние. Гленарван твердил, что не имеет права спасать капитана Гранта ценой жизни его ребенка. Путешественники предлагали различные варианты поисков мальчика, один невероятнее другого.

Когда все высказались, заговорил Мак-Наббс.

– Кто помнит, в какой именно момент исчез Роберт? Ответа не последовало.

– С кем рядом был мальчик во время спуска? – не отступал майор.

– Рядом со мной, – отозвался Вильсон.

– Постарайся вспомнить, в какой момент ты видел его в последний раз.

– Минуты за две до толчка, после которого я потерял сознание, мальчик держался слева от меня, – ответил Вильсон.

– Значит, Роберт мог исчезнуть только с этой стороны, – заключил майор. – Он упал на ту часть горы, которая снизу ограничена равниной, а сверху – отвесной скалой. Распределив между собой этот район, мы его найдем.

– Нет, – покачал головой Гленарван, – мы этого не сделаем. Ситуация продолжает оставаться опасной. Не хватало, чтобы погиб или исчез кто-то еще. Мы останемся и будем ждать Роберта здесь. Возможно, он сам ищет нас, если конечно…

Гленарван умолк и отвел глаза.

– Я сам буду искать его, – заявил Гленарван и отправился бродить по склону.

– Бедняга Роберт! – промолвил Паганель, вытирая слезы.

Вильсон и Мюльреди принялись собирать разбросанное по скалам имущество, уцелевшее после катастрофы. Несколько одеял, оружие, немного сушеного мяса и риса составляли скудные теперь припасы путешественников. Майор выбрал место под группой высоких рожковых деревьев и распорядился разбить временный лагерь. Рядом протекала узкая речка, где матросы набрали мутной после обвала воды.

Гленарван вернулся ни с чем. День прошел в унынии. Настала ночь, тихая и безмятежная. Путешественники улеглись на одеялах, но заснуть никто не мог. Гленарван, поворочавшись с боку на бок, поднялся и снова отправился на поиски Роберта. Он напряженно прислушивался, надеясь, что мальчик позовет на помощь, но горы безмолвствовали.

Утром майор стал уговаривать Гленарвана прислушаться к голосу разума.

– Если Роберт до сих пор не объявился, вряд ли он вообще находится поблизости, – осторожно заметил Мак-Наббс. – Эдуард, как ни печально, нам придется двигаться дальше без него. У нас на исходе припасы, а здесь запас пополнить невозможно. Мы все умрем с голоду.

– Давайте немного подождем, – упавшим голосом сказал Гленарван. – Может быть, он найдется.

– Хорошо, давайте отложим выступление на час.

Прошел час. Гленарван опять стал просить своих товарищей задержаться – просить таким тоном, каким приговоренный к смерти молит о продлении жизни. Так повторялось несколько раз. В полдень Мак-Наббс решительно поднялся на ноги и распорядился выступать в путь.

– Ты прав, – прошептал Гленарван, – пора…

Распределив между собой поклажу, отряд тронулся вперед. Один Гленарван стоял на месте, пристально вглядываясь в какую-то черную точку высоко в небе.

– Что это? – спросил он.

Друзья обернулись. Черная точка увеличивалась.

– Это кондор, – сказал Паганель.

– Да, кондор, – отозвался Гленарван. – Он летит сюда, снижается… Подождем.

Мак-Наббс внимательно посмотрел на своего двоюродного брата, догадываясь, на что тот надеется. Огромная птица начала описывать круги, видимо, высмотрев в долине свою жертву.

– Если Роберт еще жив… – прошептал Гленарван. – Эта птица… Стреляйте!

Но было уже поздно: кондор камнем пошел вниз и исчез за высокими выступами скалы. Спустя несколько мгновений птица появилась снова. Она летела медленно, потому что несла в когтях безжизненное тело – тело Роберта Гранта.

Майор, самый меткий стрелок из присутствующих, вскинул карабин, но не успел нажать на курок. Раздался далекий выстрел. Белый дымок поднялся между двумя базальтовыми скалами. Сраженный пулей, кондор стал медленно, словно на парашюте, опускаться на широко распростертых крыльях вниз. Не выпуская добычи, он мягко упал землю у берега ручья.

– Бежим! – крикнул Гленарван.

Не задаваясь вопросом, откуда раздался выстрел, он кинулся к тому месту, где лежал кондор. Остальные помчались следом. Гленарван добежал первым и опустился на колени около мальчика.

– Он дышит! Он жив! – услышали друзья его радостный крик.

Подоспевший Паганель стащил с Роберта одежду и побрызгал мальчику водой в лицо. Роберт открыл глаза, огляделся и улыбнулся.

– Благодарю вас, сэр… – прошептал он.

15. Испанский язык Паганеля

Роберта едва не задушили в объятиях. Все наперебой рассказывали, как пытались разыскать мальчика, и поздравляли его со счастливым избавлением, не удосуживаясь, правда, уточнить, откуда пришла неожиданная помощь.

Майору первому пришло в голову осмотреться по сторонам. Шагах в пятидесяти он увидел неподвижно стоявшего у подножия горы высокого человека, у ног которого лежало длинное ружье. Судя по одежде, это был индеец, уроженец Патагонии. Длинные волосы незнакомца были перевязаны кожаным ремешком, смуглое лицо раскрашено: переносица красной краской, веки – черной, лоб – белой. На нем был прошитый жилами страуса плащ из шкуры гуанако, пушистой шерстью наружу. Под плащом виднелась нижняя одежда из лисьего меха, туго стянутая в поясе. Обувь патагонца была сшита из бычьей кожи и перевязана ремешками на щиколотках.

– Я не знал, не представлял себе, как мы пойдем дальше без тебя, – твердил, обнимая Роберта, Гленарван. – Я все скалы кругом облазил, все звал тебя. все надеялся, что ты отзовешься…

Майор прервал излияния Гленарвана и указал ему на спасителя Роберта. Гленарван поспешно поднялся на ноги, подбежал к патагонцу и крепко пожал ему руку. Майор последовал примеру брата. Индеец слегка наклонил голову и произнес несколько слов.

Мак-Наббс и Гленарван ничего не ответили и только растерянно переглянулись. Тогда патагонец, сказал пару фраз на другом языке. На этот раз его снова не поняли, хотя Гленарвану показалось, что индеец говорил по-испански.

Позвали Паганеля. Ученый обрадовался случаю блеснуть своим знанием испанского и с энтузиазмом принялся рассказывать патагонцу о приключениях отряда.

Теперь настала очередь индейца с недоумением смотреть на своего собеседника. Он не понимал речь Паганеля, и в конце концов ученый был вынужден сдаться и замолчать.

– Все это произношение, – сетовал он. – Никак оно мне не дается.

– Вы уверены, что говорите с ним на правильном испанском? – задал вопрос майор, которому в голову начали закрадываться сомнения.

– Конечно. Ведь я учил этот язык по лучшему образцу национальной литературы, по подлиннику, который нашел на «Дункане»!

– Позвольте мне взглянуть на эту книгу, Паганель, – попросил Мак-Наббс.

– Пожалуйста, – пожал плечами ученый. – Она у меня в кармане. Вот. Это «Луизиада», героическая поэма, которая…

– «Луизиада»? – переспросил ошеломленный Гленарван.

– Да, «Луизиада» великого Камоэнса!

– Камоэнса? – воскликнул Гленарван. – Ну, конечно! Теперь все понятно. Паганель, дорогой мой, Камоэнс португалец! Вы целых шесть недель изучаете португальский язык, который в пампах Аргентины и Чили нам совершенно ни к чему!..

Весь отряд дружно расхохотался. Поистине рассеянность Паганеля превзошла все ожидания. Патагонец, ничего не понимая, стоял с невозмутимым видом и ждал, пока путешественники успокоятся.

– Короче говоря, мы остались без переводчика, – подвел итог майор, когда его товарищи умолкли.

– Ничего страшного, – отозвался неунывающий Паганель, – португальский и испанский языки очень похожи. Я буду внимательно слушать нашего патагонца и уверен, очень скоро заговорю по-испански не хуже, чем сейчас по-португальски.

У Паганеля был настоящий талант к иностранным языкам, потому что буквально через несколько минут ему удалось обменяться с туземцем несколькими фразами по-испански. Географ узнал, что патагонца зовут Талькав. Он оказался профессиональным проводником по пампе и согласился вывести путешественников из долины, в которую они попали вследствие природного катаклизма.

Отряд был готов выступить немедленно, но Роберт еще чувствовал себя неважно. Мюльреди предложил понести мальчика на руках, но Талькав объяснил, что в этом нет необходимости. Индеец нарвал на берегу реки несколько пучков дикого сельдерея и растер ими тело больного. После десяти минут целительного массажа мальчик совершенно ожил.

Затем Талькав сказал, что будет лучше вначале как следует экипировать отряд, т. е. купить лошадей и съестные припасы, которые можно раздобыть в индейском поселении, «тольдерии». Гленарван и Паганель, который выполнял свои обязанности переводчика все лучше и лучше, направились вслед за патагонцем вверх по течению реки.

Тольдерия раскинулась в глубине долины, сжатой отрогами Анд. Здесь, в шалашах из ветвей, жило человек тридцать туземцев-кочевников, которые пасли огромные стада коров, быков, лошадей и овец. В обмен на семь низкорослых лошадок аргентинской породы с полной сбруей, сто фунтов сушеного мяса, несколько мер риса и несколько бурдюков для воды индейцы взяли у Гленарвана двадцать унций золота.

Паганель не упустил случая расспросить кочевников о судьбе трех европейцев, потерпевших два года назад крушение у берегов Патагонии. Но то ли ученый не все испанские слова подбирал правильно, то ли племя не интересовалось ничем, кроме своих стад, только индейцы долго и уверенно качали головами, поясняя, что ни о каких европейцах в последние годы не слышали.

16. Рио-Колорадо

Когда пришло время возвращаться к отряду, Талькав громко свистнул. Из соседней рощицы на зов выбежала великолепная лошадь аргентинской породы. Красавица носила имя «Таука», что на патагонском языке значит «птица». Талькав легко вскочил в седло. Гленарван и Паганель последовали его примеру. Пять оставшихся лошадей они повели за собой на привязи.

Паганель обратил внимание, что снаряжение Талькава состояло из двух охотничьих приспособлений – бола и лассо. Бола представляло собой три шара, соединенных кожаным ремнем. Индейцы бросают их с расстояния в сто шагов в зверя или врага. Снаряд опутывает ноги жертвы, и та падает на землю. Лассо оказалось ремнем метров девять длиной, туго сплетенным из двух кожаных полос. Оно заканчивалось затяжной петлей, скользившей по железному кольцу. Петлю бросают правой рукой, а левой держат ремень, конец которого крепко прикреплен к седлу. Длинный, перекинутый через плечо карабин дополнял вооружение индейца.

Отряд Гленарвана выехал из ущелий Анд, у самого подножия которых начиналась пампа.

– Что такое пампа, господин Паганель? – спросил Роберт.

– Это слово на арауканском наречии означает «равнина, поросшая травой», – с готовностью ответил ученый. – Климат пампы отличается суровой зимой и знойным летом, а осенью, то есть в апреле и мае, здесь идут проливные дожди. Пампу можно условно разделить на три зоны: первая покрыта низкорослыми деревьями и кустарником, вторая – высокими травами, третья – безбрежными лугами и зарослями люцерны и чертополоха.

– Мне кажется, что мы едем по песчаным дюнам, которые сами куда-то движутся, – заметил майор.

– Вам не кажется, Мак-Наббс, – отозвался географ. – Дюны действительно подвижные.

– Что за ерунда!

– Если в дюнах корни растений не переплетены туго между собой, ветер гонит песок с места на место, словно морские волны, – пояснил Паганель. – Мелкий песок при малейшем дуновении взвивается легким облаком и иногда даже превращается в смерч, который может подниматься на большую высоту.

Вечером горизонт на юго-западе заволокло тучами – верный признак перемены погоды. Патагонец подозвал географа и сказал ему что-то по-испански.

– Нам придется познакомиться с «памперо», – обернулся к своим спутникам Паганель.

– Что такое «памперо»? – спросил Роберт.

– Очень сухой юго-западный ветер, – объяснил ученый. – Это частое явление в аргентинских равнинах.

Отряд спешился. Лошади улеглись на землю, а люди сбились в кучу рядом с животными. Ночью памперо разбушевался. Поскольку из теплых вещей у путешественников были только пончо, люди сильно замерзли.

– Обычно памперо свирепствует дня три подряд. Но если барометр поднимается, как в нашем случае, все ограничивается несколькими часами яростного шквала, – успокоил друзей Паганель, приглашая их ознакомиться с показаниями прибора.

Паганель оказался прав. В час ночи ураган стих, и путешественники успели как следует выспаться.

Утром Гленарван поделился с товарищами своим беспокойством.

– Мы в дороге уже несколько дней, – сказал он. – Время идет, а отряд, к сожалению, не встречает по пути никаких индейских племен. Что толку впустую слоняться по пустыне? Это только затрудняет поиски капитана Гранта. Возможно, индейское племя, захватившее его в плен, перекочевало в сторону. Предлагаю расширить район поисков и отклониться от тридцать седьмой параллели.

– Не думаю, Эдуард, – с сомнением протянул майор. – Наберись терпения. Я считаю, что надо все же придерживаться первоначального плана.

Неожиданно мнение майора получило поддержку Талькава. Патагонец через Паганеля указал путешественникам проезжую дорогу, по которой им следовало, по его мнению, двигаться дальше. Паганель сверился с картой и отрицательно покачал головой.

– Это дорога из Кармена в Мендосу. Нам она не подходит.

– Мы поедем не по ней? – удивился Талькав.

– Нет, – ответил Паганель.

– Куда же мы направляемся?

– Прямо на восток.

– Это значит, что мы никуда не попадем.

– Как знать!

Талькав вопросительно посмотрел на Гленарвана.

– Паганель, разъясните Талькаву цель нашей экспедиции. Вы сможете сказать по-испански, почему нам важно попасть именно на восток?

– Это будет очень трудно, – ответил Паганель, – индеец ничего не понимает в географических градусах, а история документа покажется ему фантастической. Но я все же попробую.

Урок географии продолжался около получаса. Ученый рисовал на песке карты, чертил параллели и меридианы, обозначал горы и океаны. Талькав невозмутимо следил за движениями географа, но понимает он его или нет, определить было невозможно. Наконец Паганель замолчал, вытер струившийся по лицу пот и взглянул на патагонца.

– Вы ищете пленника? – спросил тот.

– Да, – ответил Паганель.

– И ищете его именно на протяжении того пути, который тянется от солнца заходящего к солнцу восходящему? – прибавил Талькав, пользуясь индейской манерой выражаться для определения дороги с запада на восток.

– Да.

– Это ваш бог вручил волнам огромного моря тайну пленника?

– Да.

– Пусть исполнится воля его, – торжественно провозгласил Талькав, – мы направимся на восток, и если надо будет, то дойдем до самого солнца.

Паганель задал индейцу вопрос, не слышал ли он о чужестранцах, попавших в плен к индейцам пампасов.

– Слышал, но не видел, – помедлив, ответил Талькав. – Я знаю о нем по рассказам индейцев.

Ученый с удвоенной энергией принялся объяснять, как важно найти пропавшего европейца, и не забыл упомянуть, что в отряде находится Роберт, сын капитана. Талькав пристально посмотрел на мальчика. Лицо индейца выражало сочувствие.

– Пленник находится у вождя индейского племени пойуче, Кальфоукоура. Это человек с двумя языками и с двумя сердцами, – неодобрительно добавил Талькав. – Но с ним можно договориться.

– Где стоит это племя? – спросил Гленарван.

– Прямо по пути, которым мы следуем, – ответил Талькав. – Нельзя отклоняться в сторону. Я провожу вас.

– Вот видишь, Эдуард, – заметил майор, – поспешишь – людей насмешишь.

Отряд тронулся в путь и спустя несколько часов остановился на берегу Рио-Колорадо. Паганель искупался в ее водах, окрашенных красноватой глиной. Река оказалась широкой, и лошади не могли переплыть ее. Двигаясь вверх по течению, путешественники обнаружили висячий мост, сделанный индейцами из сплетенных гибких ветвей, связанных ремнями. Так маленькому отряду удалось перебраться на левый берег, где матросы и раскинули лагерь.

17. Пампа

На рассвете отряд двинулся в путь. Грунт, скрепленный корнями деревьев и кустов, стал твердым. Мелкий песок, из которого образовывались дюны, и пыль, клубившаяся в воздухе, исчезли.

Скоро путешественники заметили на земле множество костей животных, лежавших компактно в одном месте. Это оказались истлевшие и побелевшие останки огромного стада быков, которые почему-то не были разбросаны, как обычно валяются скелеты павших в пути животных. Это стало загадкой даже для Паганеля, и он обратился за разъяснениями к Талькаву. Индеец не замедлил удовлетворить любопытство ученого.

– Не может быть! – воскликнул Паганель, получив ответ.

Его реакция заинтриговала товарищей.

– Что это такое? – засыпали они Паганеля вопросами.

– Молния! – ответил ученый.

– Неужели? – не поверил Том Остин. – Молния убила наповал стадо в пятьсот голов?

– Вряд ли Талькав ошибается. Грозы в пампе отличаются невероятной яростью. Хорошо бы нам не испытать их на себе!

– Смотрите, не сглазьте, Паганель, – заметил майор. – В воздухе так и парит!

– Действительно очень жарко, – промолвил Вильсон.

– Термометр показывает тридцать градусов в тени, – объявил Паганель.

– Я чувствую себя так, словно по мне пробегает электрический ток, – произнес Гленарван. – Надеюсь, эта жара скоро спадет.

– Конечно, спадет, – подхватил Мак-Наббс. – Вот гроза прогремит, ливень пройдет, и сразу станет прохладно.

В этот вечер привал сделали на заброшенном ранчо – в глиняной мазанке с соломенной крышей. Ранчо было обнесено полусгнившим частоколом. В нескольких шагах от хижины была вырыта яма, служившая очагом. В ней еще сохранилась остывшая зола. Внутри ранчо имелась скамья, убогая подстилка из бычьей кожи, котелок, вертел и расписанный узорами чайник.

– Чайник-то здесь зачем? – не понял Мак-Наббс. – Да еще такой красивый!

– Это особая посуда для кипячения матэ, «чая индейцев», – пояснил вездесущий Паганель. – Матэ – напиток из настоя сушеных трав, очень распространенный в Южной Америке. Его пьют через соломинку.

По просьбе Паганеля Талькав приготовил несколько чашек матэ, и путешественники с удовольствием завершили им ужин.

На следующий день, 30 октября, солнце с утра висело над пампой в раскаленном тумане и заливало землю жгучими лучами.

– Такое впечатление, что откуда-то доносится запах гари, – заметил Гленарван. – Неужели поблизости пожар?

– У памп совершенно ровная поверхность, – успокоил его Паганель. – Воздушные потоки не встречают никаких препятствий, и бывает, что запах гари можно почувствовать километров за восемьдесят.

– За восемьдесят? – недоверчиво переспросил майор.

– Да, – подтвердил Паганель. – Это горит трава. Пожар может охватить огромное пространство, но не добраться до нас.

– Кто же поджигает прерии? – спросил Роберт.

– Иногда молния, а иногда сами индейцы.

– Зачем?

– Они утверждают, что после пожаров в пампе лучше растут злаки.

– Все это хорошо, – заявил Гленарван, – но надо что-то придумать, чтобы не оказаться на пути пожара. Если нас накроет бушующее пламя, нам не выжить.

– Не волнуйтесь, дорогой Гленарван, – улыбнулся Паганель, – мы уцелеем. Я читал Купера. Его герой, Кожаный Чулок, всегда спасался от надвигающегося огня, вырвав траву вокруг себя в радиусе нескольких метров. Нет ничего проще. Мы поступим так же.

Однако вступать в единоборство с огнем не потребовалось, и путешественников поджаривали только жгучие лучи солнца. Поначалу это ни у кого не вызвало беспокойства. Вильсон, отвечавший за питьевую воду, уверял, что у отряда имеется достаточный запас. Однако матрос не принял в расчет сильной жажды, которая мучила его спутников весь день. На пути им не попалось ни одной речки. Даже искусственные водоемы, вырытые индейцами, пересохли. Признаки засухи начинали беспокоить Паганеля, и он прямо спросил Талькава, где тот рассчитывает найти воду.

– В озере Салинас, – ответил индеец.

– Когда мы туда доберемся?

– Завтра вечером.

– Да, придется потерпеть, – обернулся Паганель к своим товарищам. – Как правило, путешествующие по аргентинской пампе роют колодцы и находят воду на глубине нескольких метров. Жаль, что у нас нет необходимых инструментов.

– Ладно, переживем, – отмахнулся майор. – Будем утолять жажду урезанными порциями. Там на дне бурдюка еще осталось немного.

– Да, только вода теплая и противная на вкус, – поморщился Гленарван.

Вечером, после перехода в тридцать километров, путешественники сделали привал. Они рассчитывали восстановить силы крепким сном, но ночью налетели тучи комаров и москитов. Паганель совершенно извелся.