bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
9 из 9

– Кен, это же ракен. Ракен! Сечёшь? Он вырастет и будет жрать людей. С тебя же и начнёт! – Блошка почти кричал. На побагровевшем лице выделялась бледная россыпь веснушек. – Ну, не хочешь убивать его, так просто оставь, не накликивай беду.

Кешка вскинул голову:

– Боишься? Поворачивай оглобли! Я тебя не держу. Спасибо, проводил. Дальше я сам! Если поторопишься, догонишь своих до следующей Красной луны.

Это было жестоко, несправедливо, но Кешка устал спорить. Собрал вещи, натолкал себе за пазуху травы, устроив гнёздышко для малыша, и двинулся в путь.

Может, оно и к лучшему. Незачем Блошке рисковать из-за чужака. У него есть семья – они в своей затерянной деревне, должно быть, все родня. Да и без того… Кешка знал, что значит расти с кем-то бок о бок, поддерживать друг друга, вместе встречая напасти… И в то же время он всегда был один, заключённый в футляр пустоты, свободный от настоящих, глубоких привязанностей. Пусть так и остаётся. Он знает лес, он справится…

Шорох за спиной. Угрюмый голос: «Не туда гребёшь». Рыжий проводник, громко сопя, обогнал несносного чужака с Той Стороны и пошёл первым. Как всегда.

Кешка едва сдержался, чтобы не рассмеяться вслух. Шагалось легко, словно в подошвы кроссовок вставили пружины, в голове крутилась ещё одна песня – из фильма, который любил дядя Вадим: «Журавль по небу летит, корабль по морю плывёт…»

К обеду Блошка подстрелил перепёлку. Маленький ракен вскарабкался по Кешкиной футболке, высунул нос из ворота рубахи и требовательно пискнул.

– Чует кровь, – заявил Рыжий. Помешкав, спросил: – Может, нацедить?

– Не надо. Рано ему пока.

Кешка сделал для малыша новую смесь: надавил в сыту сок черники, добавил толику просяной муки. Ракен проглотил всё. Животик у него раздулся, и зверёк заснул прямо на ладони у своего спасителя – мягкий, тёплый, доверчивый.

– Спи, Бумбараш, – шепнул ему Кешка. – Люди вон не то что волков приваживают, со львами дружбу заводят. А ты такой маленький, тебя можно приучить… Ты у меня не будешь есть человечину, слышишь, Бумбараш? Я тебе обещаю.



Сначала пахнуло влагой, проблеснули меж стволов зеленоватые воды. Потом деревья расступились, открыв взгляду Хотимь, или просто Реку, как звали её лесные жители – уважительно, с большой буквы, словно все остальные реки, включая Щучью, что бежала в холмах близ сожжённой деревни, были лишь подражанием её величию.

Из рассказов Мары и разговоров с ребятами Кешка представлял себе грандиозный поток в духе «Редкая птица долетит…» и ломал голову – как через него переправляться. Тщетно силился припомнить что-нибудь внятное о плотах, долблёнках или дощаниках и без конца выдумывал собственные конструкции плавсредств, таких, чтоб легко, быстро строились и надёжно держались на воде.

И вот те на. Великая река называется. Ширина – от силы метров сорок. Немало, конечно, и вода холодновата, но одолеть Хотимь вплавь труда не составит.

Проблема в одном: правый берег оказался высок и обрывист.

В глинисто-жёлтой стене зияли круглые дыры. Ласточки, крича, носились над водой и чёрными росчерками взмывали в небо.

– Красиво летают, – сказал Кешка.

– К дождю, – Блошка скорчил рожу. – Опять будем лягухами по мокроте скакать.

И запрыгал раскорякой, всплёскивая руками: «Ква-а-а! Ква-а-а!»

Жара давно спала, осень хмурилась с небес и часто плакала – то ливнями, то моросью. Временами накатывали грозы, не такие страшные, как тогда, на поле, но с чёрно-сизыми тучами, артиллерийской канонадой грома, плазменными вспышками молний.

Нынче день выдался тихий, ясный. Закат румянил речную гладь, золотил воздух, подцвечивал малиновым брюшки облаков. Эх, была бы лодка…

Кешка снял с плеч мешок, бросил на землю. Бумбараш тут же взобрался сверху – сторожить.

– Чири-чик-чирик! – раздалось из листвы.

Кроха ракен взвизгнул, метнулся к Кешкиным ногам, полез вверх, цепляясь за джинсы и холщёвую рубаху. С плеча каркнул на Чмока – тоненько, пискляво, но торжествующе. Тут, мол, не достанешь.

Кешка машинально погладил маленькое тело и отдёрнул руку, ощутив под пальцами нежное, как шкурка персика, тонкое, как папиросная бумага…

Крылья и зубы у Бумбараша резались два дня – он метался, кричал, раздирал Кешке руки, и снова кричал от боли. К вечеру второго дня крылья вышли наружу – на спичечно-тонких косточках, влажные от белёсой смазки и крови. А вместе с зубами у ракена прорезалась тяга к мясной пище. Кешка старался не давать ему сырого – и он брал сам. Вгрызался в потроха только что разделанной заячьей тушки, рвал коготками горло утки, которую Блошка небрежно бросил у костра… Только появление лазицы его и останавливало.

– Трус, – констатировал Блошка с удовлетворением.

– Это не трусость, а разумная осторожность, – вступился за питомца Кешка.

Сели слушать реку – искать место для переправы. Кешка только-только ощутил трепет Эфира: крики, хлопанье крыльев, свист воздуха, плеск волн у крутого берега, томное, неспешное движение вод… А Блошка уже скатился с дерева, в рыжих вихрах – листва, как у ежа на иголках.

– Там, – он махнул рукой вверх по течению. – Далековато, но к ночи дойдём.

Пуща напоследок выстроила для них настоящую полосу препятствий. Заросли подлеска, густые, будто в джунглях, чередовались с буреломами, под ногами топорщились корни, возникали кочки и ямы. Но Кешка был даже рад преградам. Перебираясь через завал, протискиваясь под аркой из сцепленных, переплетённых друг с другом стволов, он забывал о том, что завтра Блошка уйдёт из его жизни. Как ушли Мара, Велет, Маниська…

Первое время Маниськин взгляд-щекотка лип к нему назойливой мухой. Это раздражало. Но когда расстояние стало слишком велико и зыбкая связь между ними прервалась, он ощутил чувство потери. А ведь Маниська в сущности ему чужая – несмотря на то, что между ними произошло. Узнать её толком, привязаться к ней он не успел.

Блошка – другое дело. Если полтора с лишним месяца день изо дня шагать рядом, есть из одного котелка, спать у одного костра, прятаться от ненастья в одном шалаше, чувствовать плечо друг друга тревожными ночами Красной луны, вместе выслеживать дичь, обороняться от хищников… Всегда вдвоём, и ни единой живой души кругом – Чмок и Бумбараш не в счёт… После этого спутник должен стать тебе или врагом, или другом. Нельзя просто уйти и забыть о нём.

И всё же мысль о долгом путешествии в неизвестность будоражила. Кешка всегда был одинок, но никогда не оставался один. Теперь он узнает, что это такое.

Ночью спалось плохо. Донимал налетевший с реки гнус. Облачность скрыла звёзды, погасила новорожденный месяц Зелёной луны. Всё затопил мрак.

Будущее было так же темно. Возможно, через три дня разбойник прирежет Кешку на лесной дороге и великое странствие закончится, не начавшись. Или пару месяцев спустя он будет стоять на крыльце дома Куролововых, глядя в привычное земное небо и спрашивая себя, был ли на самом деле этот безумный провал в чужой мир или ему всё пригрезилось.

Он заснул, представляя себе, как лунная дорожка ведёт его по воде, взбирается на высокий берег и дальше, по-над деревьями, бежит на юго-запад. Если бы в этот момент Маниська смогла дотянуться до него своим чутьём, то обнаружила бы, что он улыбается во сне.



Поутру они с Блошкой нарубили сучьев, обтесали и связали рядком. Получился плотик для дорожных мешков, оружия и Бумбараша. Не стоило бы тащить ракена с собой, но и не тащить нельзя – слаб ещё, в лесу не выживет.

– Здоровый получился, – сказал Блошка, скептически оглядывая плотик. – Небось, один не вытянешь. Давай-ка я тебе подсоблю. Заодно гляну, как оно там, на той стороне.

Кешка засмеялся – а ведь и правда, правый берег для Блошки и его соплеменников всё равно что другой мир. Та Сторона.

Рыжий снял с плеча Чмока, пересадил на ветку.

– Подождёшь меня здесь.

Подумав, сложил свои вещи поверх Кешкиных.

– Вдруг понадобится что.

– Как же ты назад? Со всем барахлом.

– Да как-нибудь. Я-то посильнее тебя буду.

Блошка – метр с кепкой – был сама серьёзность. И Кешка не стал над ним смеяться. Спорить тоже не стал. Чтобы не сглазить.

С погодой им повезло: овечья отара облаков откочевала к горизонту, солнце пекло макушку, но вода за долгую череду ненастных дней остыла. Кешка сразу закоченел. Спасибо, плот, небольшой с виду, оказался тяжёлым и неподатливым. Вдвоём с Блошкой они с трудом заставляли его слушаться. Тянули-толкали изо всех сил. Так и отогрелись.

В реку вошли немного выше нужного места, и всё равно течение едва не проволокло их к глинистым обрывам внизу – мимо песчаного бережка, от которого начинался подъём, поросший травой и кустами. Да ещё Бумбараш пронзительно верещал, переползая с мешка на мешок. Глаза у него были такие отчаянные, что Кешка боялся, как бы дурачок не сиганул в воду.

Он спросил Блошку, но Блошка понятия не имел, умеют ли ракены плавать. Если догадается распластать крылья, может, и удержится…

К счастью, зверёк был то ли впрямь трусоват, то ли слишком умён. Как только плотик приткнулся к берегу, он соскочил на землю. Дождавшись Кешку, вскарабкался ему на спину и расположился на заплечном мешке с мехами – удобно, мягко и на должной высоте.

– Вот паршивец! – восхитился Блошка.

Цепляясь за травяные лохмы и ветви кустарников, они взобрались наверх. Рыжий огляделся, и лицо его приняло обиженное выражение:

– Да тут всё такое же, как там! Ну, может, деревья пореже.

– А ты думал, – засмеялся Кешка, – тут трава синяя?

Он посмотрел назад. С правобережной кручи пуща казалась зелёной меховой шкурой на теле земли – клочковатой, разномастной, то темнее, то светлее, а то уже сжелта, но при этом густой, монолитной, способной проглотить и перемолоть любого пришельца. Где-то в глубине этой ворсистой массы упрямо ползли к цели чёрные блохи – браккарийцы, и где-то, хотелось верить, что очень далеко, пробирались в своё тайное укровище Мара и её подопечные. Лес представлялся вечным, бескрайним, но Кешка, маленький человечек, глядел на него сверху вниз, и в этом угадывался нехороший символ: однажды сюда придут люди, не разрозненными кучками, а большой организованной силой, и лес из владыки превратится в невольника, потом в калеку, а потом от него останутся крошечные островки между городами и сёлами, полями и пастбищами. И что тогда скажет Марино Сердце земли?

За спиной удивлённо вскрикнул Блошка:

– Ты отколь? Не лезь за пазуху-то, мокрый!

Недовольно пискнул, царапнув шею, Бумбараш.

– Я же говорил, вещички оставь, – улыбнулся Кешка. – Теперь ещё и Чмока назад придётся тащить.

Сказал – и внутренне замер. Что-то ответит друг?

– Вот ещё! – фыркнул Блошка. – Сам поплывёт. Проводим тебя до тракта, тогда уж… А то заблудишься тут. Будешь вдоль речки по лесу туда-сюда шастать, пока зима не настанет.

Оба хохотнули, и Кешка заметил – осторожно, чтобы не спугнуть удачу:

– Но тебе возвращаться надо. Догонять остальных. Мара, должно быть, волнуется.

– Мара поймёт. Она же ясновидица. Уж, верно, знала, что я за тобой увяжусь.

Кешка отвернулся от реки, от леса не левом берегу, посмотрел на юго-запад – деревья и правда реже, мельче, не то что в заповедном Захотимье. Он попытался достать чутьём до дороги – где-то там, вдали…

И вдруг очнулся от наваждения.

Воды Хотими смыли с него Марины чары, отсекли от земель, пропитанных её властью.

Это должны быть чары. Наверняка. Иначе почему только сейчас ему пришёл в голову очевидный вопрос: даже если когда-то Мара и правда знала Бармура из Летуприса, откуда у неё, безвылазно просидевшей в глуши полвека, уверенность, что он до сих пор там, что он вообще жив?


***


Денёк выдался загляденье. Сверкало солнце, в небе красивыми барашками висели облака, щебетали птицы. Может, выправится ещё погодка, подумал мастер Бармур, привычно поднимая взгляд на шпили Филиала: флагштоки и резные флюгеры горели золотом, как в былые времена. А если глядеть сквозь прищур, детали окружающего смазывались, в черепице шатровых крыш исчезали щербины, таяли грязные разводы, и казалось, что головы гордых башен сияют тем же изумрудным блеском, что и двадцать лет назад.

Порой он жалел, что его глаза всё ещё остры, как в молодости…

Старый учёный запер дверь и спустился с крыльца на мостовую, блестящую от подтаявшей наледи. А ветерок-то промозглый. Повесив пустую пока корзину на сгиб локтя, он накинул капюшон, посильнее запахнул пальто, но опомнился – вновь обнажил голову, с досадой оправил на шее белый шарф и побрёл вверх по улице.

Повсюду виднелись признаки запустения: никто не менял разбитые стёкла в коробках уличных фонарей, не выправлял погнутых столбов, не трудился спилить засохшее дерево и вычистить сор из фонтана, да и выбоин в мостовой прибавилось. Будто кто ночью камни из земли ворует, вздохнул мастер Бармур. Впрочем, по нынешним временам, неудивительно… И ладно бы ветшало лишь общее городское имущество. Неужто Марн-свечник не может подновить облупившуюся вывеску, а Валин-сапожник не в силах козырёк над входом залатать, чтобы заказчикам в дождь за загривок не капало? Вон у Фартаньи-белошвейки занавески в окне на половые тряпки похожи…

Мастер Бармур болезненно усмехнулся. Сам-то хорош! Ставень с прошлой осени на одной петле болтается, и чинить никакой охоты нет. Окно торцевое, смотрит к соседям, не на улицу, а ставни магистрат всё равно закрывать не велит – под угрозой штрафа и тюремного заключения.

Но, вечные силы, как жаль! Ведь красивейший город был, Сипра ему не чета.

Прохожие кутались в плащи, пальто и куртки, осторожно ступая по заледенелым булыжникам. Зима заявила о себе прежде времени, и люди вздыхали: то ли ещё впереди!.. Только бесстрашные мальчишки затеяли игру в мяч и посох на углу с улицей Зеленщиков. Сорванец в толстом свитере, куцых штанишках и грубых башмаках поскользнулся, едва не сбив с ног женщину с тяжёлой корзиной. Она забранилась, грозя отодрать хулигана за уши, мальчишка ловко увернулся и показал язык.

Мастер Бармур прошёл мимо, пряча улыбку: хвала Деве-Матери, дети Летуприса всё ещё полны жизни…

– Колдун! – ударил в спину звонкий крик. – Смотрите, колдун!

В один миг ребята взяли его в окружение.

– Эй, колдун, это из-за тебя такая холодина?

– Покажи ошейник, колдун!

– Колдун – старый пердун!

– Ошейники только собаки носят! Полай, колдун! Гав-гав!

– Прочь! – Грозно нахмурив брови, мастер Бармур растолкал маленьких насмешников.

Но они налетели снова. Кто-то поддел его за щиколотку изогнутым концом посоха, и он рухнул ничком на мостовую. Боли не почувствовал – только жгучее унижение. Резким молодым движением перевернулся, вскинул руки к небу:

– Ахташарам карах! Шугум душекарра!

Голос его прогрохотал громовым раскатом, на кончиках пальцев заплясали малиновые искры.

Мальчишки бросились врассыпную, пища, как испуганные мышата. Улица опустела. А мастер Бармур сидел в ледяной сырости, чувствуя, что не в силах подняться, и дрожал мелкой дрожью.

Внезапно перед глазами выросли маленькие ноги в серых штанах, заправленных в чёрные сапоги с голенищами гармошкой. Учёный поднял голову.

– Это я, Таби, мастер Бармур! – из-под соломенных вихров распахнулись голубые глаза. – Мама послала меня помочь вам.

– Спасибо, Таби.

Тяжело опираясь на узкие мальчишеские плечи, старик подумал: а ведь он меня боится.

До лавки было тридцать шагов. Крупная, с сильными мужскими руками, Марафия Травница встретила их в дверях и, подхватив учёного под мышки, втянула в пахучее тепло дома.

– Снимайте пальтецо, мастер Бармур. Ой, да вы весь мокрый! Ну-ка давайте, раздевайтесь, не то простудитесь… Владычица-Мать! У вас лицо в кровь разбито…

Она сберегла остатки его гордости, проводив в маленькую коморку за прилавком и позволив раздеться самому, без свидетелей. Он сложил на скамье штаны и камзол в пятнах влажной грязи, принял из просунувшейся в приоткрытую дверь руки одежду покойного мужа Марафии. Аспьер Добряк был выше и крупнее, но не настолько, чтобы бывший гранд-магистр, мастер-наставник, член Коллегиума Академии Высокого Учения и глава её летуприсского филиала, выглядел комично.

Через четверть часа он сидел в кресле у камина, пил чай с имбирём, мёдом и мятой и слушал, как сокрушается матушка Марафия:

– Я в окно глянула, не поверила. Вот глумливцы! До чего докатились! И ведь трое с нашей улицы, на моих глазах росли. Уж я с их матерями потолкую…

– Полно вам, – мастер Бармур вздохнул. – Они не со зла… Дети, как звери. Чуют, что в воздухе разлито. А в воздухе теперь страх и ненависть.

– Ну, про зверей это вы зря, – обиделась Марафия. – Всё от родителей идёт. Мои ни за что на старого человека руку не поднимут.

Мастер Бармур склонил голову. А если б в компании приятелей, да разгорячённые игрой? Но возражать не стал.

Марафия сложила ему в корзину салата, моркови, добавила крупную репу, пучок петрушки, кочан капусты, пару свеколок…

– Стойте-стойте, матушка! Мне такие роскошества нынче не по карману.

– А вы не спорьте, – грубовато отозвалась Марафия. – Берите, коли дают. После сочтёмся.

Она укрыла корзину льняной салфеткой, бурча себе под нос:

– Пусть не думают, что из-за поганой браккарийской нечисти Марафия Травница от добрых людей нос воротить станет… Табька! Пойдёшь с мастером, корзину с товаром ему в дом снесёшь.

Таби выскочил на зов матери и застыл, вытаращив глаза. Бармур знал, на что он смотрит: чёрная змея обвивала старческую шею, на чешуйчатой шкуре зеленовато-белым фосфорным светом тлели Шалаоховы письмена. Если глядеть долго, покажется, что они движутся… Ошейник явился и пропал, остался только красный шрам на дряблой коже.

Бармур кашлянул:

– Мне бы мой шарф, матушка.

– Так вон же – я и плащ, и шарф приготовила. А ваши, как отстираю, с Табькой пришлю.

Плащ был серый, из толстой шерсти, шарф – синий, в серую полоску.

– Мне белый надо. Сами понимаете, увидит кто, – старик стыдливо опустил глаза. – Я ведь обращался к потоку. Совсем чуть-чуть, конечно, но…

– Ох… ладно. Сейчас ваш старый шарф принесу. Пятнышко там небольшое, но на белом-то заметно, вот я и хотела…

В дверях Марафия приостановилась:

– А что это было за заклинание? Я уж боялась, вы этих охальников по ветру развеете.

Старик устало улыбнулся:

– Это не заклинание. Пустое сотрясение воздуха и толика пиротехники для острастки.

Ссадины на лбу, скуле и ладонях Марафия смазала ему отваром листьев черники. Про боль в коленях и локтях он промолчал, но добрая женщина добавила в корзину флакончик с травяной настойкой на спирту, чтобы прикладывать к ушибам. И очень кстати. Дорогой разнылось правое бедро, вдобавок при падении он, кажется, потянул спину.

Простая реверсия витальных энерготоков поставила бы его на ноги к завтрашнему утру. Так учуют же…

Подходя к дому, Бармур ощутил тошноту и скользящий холодок в солнечном сплетении. В конце улицы, не бросаясь в глаза, стоял чёрный экипаж. Вечные силы – уже?.. Он замедлил шаги. Таби обернулся.

– Помочь вам, мастер Бармур?

– Спасибо, малыш. Дальше я сам. А ты беги домой. Мама волнуется.

– Но она велела в дом снести! – заартачился Таби.

– Ступай, – Бармур взял корзину из рук мальчика. Он ещё не утратил способности добиваться повиновения одной силой голоса, безо всякого потока.

Дверь оказалась не заперта. Он постоял, вцепившись в ручку и закрыв глаза.

Внутри, конечно, знали, что он здесь. Быть смешным, жалким не хотелось. Он заставил себя войти, поставить корзину на пол, двинуться дальше, в затенённую гостиную, и низко склонить голову перед тем, кто по-хозяйски развалился в его любимом кресле.

– Мой господин.

Старший брат Анма, правая рука отца-резидента Хамайи. Слишком важная птица, чтобы самолично вразумлять своевольного учёного…

– Да ты, я вижу, шалун, Бармур. Балуешься с магией, затеваешь уличные драки.

Старший брат Анма не шевелился, не моргал, мраморные кисти рук с неестественно длинными пальцами бездвижно лежали на подлокотниках, в стекляшках белёсых зрачков не было ни отсвета. Только голос – но и тот неживой, холодный, с лёгкой сардонической нотой.

Старик склонился ещё ниже.

– Простите меня, господин. Я был неосторожен.

– Я-то прощу. На первый раз, – браккариец усмехнулся. – Но что скажет отец-резидент? Ты заставил себя ждать, когда был так ему нужен. Его заинтересовал ещё один ваш артефакт… Боюсь, тебе придётся очень постараться, чтобы вымолить прощение.

– Да, мой господин, – мастер Бармур сглотнул.

Старший брат Анма поднялся – длинный, худой, как жердь, в просторных чёрных одеждах.

– Ты похож на пугало. Хотя бы плащ смени.

Он стремительно прошёл к выходу, не дав Бармуру времени исполнить своё повеление. Старик потрусил следом. Сердце в груди замирало, ныли ушибы. Сейчас бы согреть вина, лечь в постель…

После, пообещал измученному, больному телу мастер Бармур. Вечером. Если доживу.

Глава 8. Скуловорот

К вечеру Кешка с Блошкой добрели до большого притрактового села. Вдоль дороги стояли крепкие, крытые тёсом дома, над трубами курились дымки.

– Это что за деревня? – спросил Блошка курносую девку с коромыслом через плечо. – Как называется?

– Сам ты – деревня! – прыснула девка. – А Рамию на сто вёрст вокруг все знают!

И пошла – спинка ровная, бёдра так и колышутся, вода в вёдрах ловит блики закатного солнца.

Блошка вытянул шею ей вслед, браво шмыгнул носом:

– Эй, красивая, а звать тебя как?

– Не про твою честь! – крикнула, не оборачиваясь. – Слыхал такое имя?

И уплыла в боковую улицу.

Блошка дёрнулся было следом. Кешка поймал его за рукав.

– Куда? Забыл, что Имьян говорил? Не хватало нам свары с местными.

Неделю назад друзьям повстречались шестеро странников во главе с лысым Имьяном. Ходили они к Святому Дубу, по которому Заступник, бог сирых и обиженных, будто бы однажды взобрался на небо, чтобы просить старших богов о милости для рода людского. От Имьяна Кешка с Блошкой наслушались разных страстей – о голоде и море в западных землях, о наводнении, смывшем пять деревень в долине Имбри, о засухе в Притамье, об ураганах, которые поднимали в воздух дома, скот и людей, о снегопадах посреди лета, о мертвецах, восстающих из могил, и о ракенах, вырезавших целые хутора…

– В прежние времена думали, этакая нежить только в сказках бывает, – посетовал Имьян. А про Рамию сказал: – Село большое. Народ себе на уме. Заступника не чтит, из богов больше всех уважает Рада Четырёхрукого. Он мастеровым людям помогает и деньги в дом приманивает. Если думаете мягкую рухлядь сбыть, к старосте не ходите. Мелкий человечек и гонористый. Лучше загляните к Тавину-колёснику. У него две мастерские, но и купить-продать он тоже не прочь. Цену даст честную.

– А что, девки там красивые? – спросил Блошка. – До парней охочи?

Имьян усмехнулся.

– Девки там с малолетства за своих же, местных, сговорены. Засмотришься на какую, так тебе жених с приятелями тотчас бока намнут. У вас, в Варьинском бору, разве по-другому?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
9 из 9