Карабасовы слёзы (сборник)

– Милый мой, – недовольно покачала головой Раиса Никитична, – ты прямой потомок знатного рода Чалых и должен чтить традиции пяти поколений дипломатов. Долг и честь – девиз твоих предков! Осмелюсь напомнить, что твой долг – служить отечеству, а честь, дорогой мой, нужно беречь! Я не имею ничего против этой женщины, но о какой чести может идти речь, если она – жена твоего друга?

– Они давно не живут вместе. Развод – это формальность!

– Сережа, как вы будете жить? Ведь у них общий ребенок! Глеб захочет с ним видеться. Он будет вмешиваться в процесс воспитания. Начнутся дрязги! В такой ситуации ты будешь иметь бледный вид!

– Мы все – интеллигентные и воспитанные люди! Мы найдем компромисс!

– Вот ты и произнес это сакраментальное слово – «компромисс»! До сих пор ты жил честно и открыто, как все мужчины в нашем роду, а теперь ты вступаешь на неведомую и ненадежную тропу компромиссов. В конце концов, тебе придется пойти на сделку с собственной совестью!

– Мамочка! Ну что ты делаешь? – Сергей умоляюще смотрел на мать. – Зачем ты омрачаешь действительно праздничный для меня день?

Сердце «железной леди» дрогнуло, и глаза ее увлажнились:

– Я не враг тебе! Просто хочу, чтобы все было правильно. – Она взяла голову сына в ладони, окинула любящим взглядом и поцеловала в лоб.

«Как Мадонна, – подумала Раиса Никитична, – поцеловав сына в чело, отдала человечеству».

– Я еду за Наташей, – улыбнулся Сергей. – К обеду мы будем!

Когда машина Сергея выехала за ворота, Раиса Никитична неторопливо подошла к телефону и набрала номер:

– Доброе утро, Николай Николаевич! Ради бога простите, что беспокою в воскресенье, но мне необходима ваша помощь!

* * *

Светлана позвонила Глебу скорее по привычке – не ожидая ответа, но в трубке послышалось:

– Говорите!

– Любимый! – воскликнула девушка. – Куда ты пропал? Я же волнуюсь! Где ты?

– Я в ж… в норе, милая, прелестная балеринка!

– В какой норе? О чем ты?

– В той норе, в которой мне самое место… Можно было бы выразиться и покрепче!

– Глеб!

– Успокойся, родная. Я дома!

– Почему ты прячешься от меня? Я сделала что-то не так?

– Все так! Ты ни в чем не виновата, все дело во мне!

– Давай встретимся, поговорим… Я помогу тебе!

– Мы обязательно встретимся! Я перезвоню попозже. Пока.

Глеб нажал на кнопку отбоя и отложил телефон. Его взгляд рассеянно скользнул по страницам раскрытой книги, лежащей перед ним. Как в замедленной съемке его рука закрыла фолиант и потянулась к бутылке с коньяком. На обложке книги роскошным тиснением было выведено:

Лев Толстой. «Живой труп».

* * *

Вновь возник утопленник и исчез.

* * *

В тот же день.

Николай Николаевич входил в ворота дома Чалых уже через 15 минут после звонка. Раиса Никитична встретила его на крыльце, с выражением «смиренной печали». Николай Николаевич с достоинством поднялся по ступенькам. В его облике все еще сквозило то положение, которое он занимал в прошлом, – 5 лет он проработал министром иностранных дел.

«Железная леди» изящным жестом протянула гостю руку:

– Николай Николаевич, вы по-прежнему образец для подражания – так быстро приехали!

– Ваш призыв для меня закон! – ответил гость, галантно коснувшись губами протянутой руки. И, как искусствовед, окинув взглядом стройную фигуру Раисы Никитичны, добавил:

– Время не властно над вами!

Женщина одарила гостя царственной улыбкой:

– Благодарю. Вы очень любезны.

Николай Николаевич выдержал приличествующую в таких случаях паузу и вежливо осведомился:

– Чем могу быть вам полезен, дорогая?

– Ах, Николай! – от волнения Раиса Никитична забыла про отчество. – Я потревожила вас, так как после кончины Дмитрия никого ближе у нас нет! Для Сережи – вы практически отец!

– Что случилось?

– Я в отчаянии…

* * *

Сергей с огромным букетом темно-красных роз вошел в квартиру Рязановых. Все семейство, кроме Наташи, высыпало ему навстречу. Сергей, скромно улыбаясь, поздоровался с присутствующими:

– Добрый день, Мария Николаевна, Сашенька, Миша!

Мишаня восторженно бросился к Сергею, но на полпути, вспомнив что-то, остановился, сложил руки по швам и поклоном головы поприветствовал гостя. Сергей ответил тем же.

– Молодец, Миша! Запомнил все, чему я тебя учил! – похвалил он мальчика. – Именно так приветствуют друг друга дипломаты. Кстати, у настоящих дипломатов случаются дни, когда их награждают за хорошую службу! Сегодня тебе, Михаил, полагается награда – высший орден детской дипломатической службы: медаль из чистого шоколада! Ура!

Михаил достойно принял «награду» и только потом дал волю чувствам, крепко обняв Сергея за колени – выше достать не мог.

За этой сценой с умилением наблюдала Мария Николаевна и, с плохо скрываемой неприязнью, Саша.

Сергей поцеловал Мишу в стриженую макушку там, где топорщился забавный вихор, и, обернувшись к Марии Николаевне, спросил:

– А Наташа еще не готова?

– Конечно, готова! Сейчас она выйдет! На-та-ша!

В комнату вошла Наташа. Она была невероятно хороша: с новой прической, легким макияжем, в подчеркивающем фигуру изумрудном платье. Сергей в немом восторге уставился на любимую женщину.

– Здравствуй, Сережа! – улыбнулась Наташа, довольная произведенным эффектом.

– Здравствуй! – промямлил Сергей, чувствуя себя неопытным школьником. – Ты потрясающе выглядишь!

– Спасибо… Ну что, мы идем?

– Конечно! – спохватился Сергей, – нас уже ждут!

Наташа нерешительно взглянула на мать, как бы спрашивая разрешения. Мария Николаевна, с трудом сдерживая слезы, кивнула:

– Помогай вам Бог!

* * *

Раиса Никитична с грустью смотрела на Николая Николаевича:

– Я думаю – это неотвратимо! Он весь в отца: молчит и делает!

– Я могу с ним поговорить, найти аргументы.

– Нет, это не поможет! Я прошу вас о другом: спасите Сереженькину репутацию! Муж этой женщины – Глеб, друг Сергея. С младых ногтей они знают друг друга – учились в одной школе. Мне не интересно, что там между ней и Глебом произошло, но они до сих пор в браке! Нужен быстрый и мирный развод с неукоснительным выполнением определенных условий. Например: ребенок! Я всегда мечтала о внуках… о своих, конечно, но меня можно не принимать в расчет. Отец у ребенка должен быть один! Отец, который будет для мальчика примером и сможет указать ему дорогу в жизни! Вы меня понимаете? Я боюсь, что дитя невольно может стать предметом шантажа!

– Шантажа? Со стороны кого?

– Глеба, конечно! Правда, он всегда производил впечатление интеллигентного и разумного человека, но обстоятельства… кажется, он выпивает!

Раиса Никитична нервно обхватила себя руками:

– Ах, Николай Николаевич, дорогой, я так боюсь скандалов, которые повредят Сереже. Он достиг хорошего положения, но оно так шатко в наше время. Вы согласны?

– Да, карьера – женщина легкоранимая! – согласился бывший министр. – Но не тревожьтесь, дорогая, за время службы в нашем департаменте я привык разруливать самые критические ситуации! Для начала я возьму на себя наиболее ответственный сегмент проблемы – Глеба! Я найду аргументы, дабы склонить его к миру! Поверьте, все будет хорошо!

– Я перед вами в неоплатном долгу!

* * *

Сергей вел автомобиль на небольшой скорости намеренно: оттягивая момент очень важной для него встречи. В его голове роились мысли одна тревожнее другой: как мама примет Наташу? Хватит ли Наташе такта и деликатности, чтобы благосклонно снести мамины «странности»? Что должен сделать он, если две самые дорогие в его жизни женщины примут друг дружку в штыки?

Наташа тоже нервничала: ради того, чтобы начать жизнь с белого листа, она готова была на многое, но если мать Сергея позволит себе унизить ее, то…

Они подъехали к воротам. Наташа инстинктивно взяла Сергея за руку, ища поддержки. Сергей нежно пожал ее руку и спокойным, уверенным тоном сказал:

– Все будет хорошо! Мы же вместе!

Они вошли в дом. Раиса Никитична вышла им навстречу, ни на секунду не забывая о величественной осанке, при этом на ее губах застыла радушная улыбка – все по правилам дипломатического этикета. «Железная леди» пристально и, как показалось Наташе, излишне долго рассматривала пассию своего сына и, кажется, осталась довольна.

– Добро пожаловать! – проворковала Раиса Никитична.

– Знакомьтесь, – поспешно затараторил Сергей. – Мама, это – Наташа. Наташенька, это моя мама, Раиса Никитична.

Наташе захотелось сделать книксен, но она вовремя спохватилась:

– Очень приятно.

– Мне тоже очень приятно наконец познакомиться с женщиной, к которой неравнодушен мой сын.

– Даже очень неравнодушен! – встрял Сергей.

Раиса Никитична едва заметно вздохнула:

– Что ж, соловья баснями не кормят. Прошу к столу!

* * *

Глеб, одетый в мятый, не первой свежести плащ, из-за угла дома наблюдал, как Мишаня, удерживаемый за одну руку Марией Николаевной, пытается запустить в плавание по глубокой луже бумажный кораблик. На заросшем трехдневной щетиной, одутловатом лице Глеба появилась счастливая улыбка: а сынок-то – подрос!

Прошло немало времени, прежде чем Глеб решился выйти из «укрытия». Он медленно приблизился к членам своего семейства:

– Здравствуйте, Мария Николаевна. Привет, сынок. Как ты?

Миша поднял глаза, и его детское личико засветилось искренней радостью. Мальчик хотел было ринуться к отцу, но бабушка стальной хваткой вцепилась в ручонку внука и Мишаня даже не смог сдвинуться с места.

– Зачем вы пришли? – со злостью спросила Мария Николаевна.

– Я к сыну пришел! – с вызовом ответил Глеб.

– К сыну нужно не приходить! С сыном нужно жить! Вернее, нужно было!

– Вы правы! Я, может быть, плохой отец, но… отец! И не вам решать, когда нам видеться! Простите!

– Вы только посмотрите на себя! – брезгливо поморщилась Мария Николаевна. – На кого вы похожи?! Разве такой отец нужен Мишеньке?

Глеб моментально сник.

Мария Николаевна воспользовалась его замешательством и, круто развернувшись, направилась к дому, волоча за собой упирающегося и плачущего внука. Только возле подъезда она вдруг обернулась и злобно крикнула:

– Нужно держать обещания! Оставьте нас в покое!

Глеб остался стоять возле лужи, до хруста сжимая в руках игрушечную машинку, купленную для сына.

* * *

Вечер того же дня.

Сергей понимал, что светские, ни о чем, разговоры за столом – это пролог. Главное впереди! Сославшись на неотложный звонок, он оставил женщин прибирать со стола. В наступившей тишине был слышен лишь звон собираемой посуды. Наташа очень старалась и все делала безупречно. Наконец Раиса Никитична нарушила молчание:

– Наташа, мы с вами мамы! Вы поймете мое беспокойство.

Наташа почувствовала, как сердце ее подпрыгнуло и ухнуло вниз.

– Вы мне нравитесь, – продолжила Раиса Никитична, – и если бы вы с Сережей просто встречались – все было бы нормально. Но он собирается на вас жениться… А насколько мне известно – вы несвободны.

– Я жду развода!

– Я понимаю. Но дело не только в этом. Я – жена и мать дипломатов, мне сложно высказываться прямо, тем не менее скажу: Сергей – человек ответственный, и, учитывая его профессию, не имеет права на ошибку. Понимаете ли вы это, Наташа?

– Да, конечно, я все понимаю, Раиса Никитична…

– Мне кажется – не все! Как быть с Глебом? Ведь они с Сережей друзья! На кон поставлены вечные категории: долг, честь, мужская дружба!.. А как вы намерены поступить с ребенком?

– В каком смысле?

– В смысле отцовства! Кто будет считаться отцом?

– Я… не знаю, – растерялась Наташа. – Я об этом не думала…

В комнату вошел Сергей и мгновенно оценил ситуацию:

– Я вижу стороны обменялись верительными грамотами! Для первого раза, пожалуй, достаточно! Наташенька, нам пора!

* * *

В машине Сергей сперва протер очки, затем вставил ключ зажигания и только после этого повернулся к взволнованной и бледной Наташе:

– Любимая, все хорошо! Ты понравилась моей маме – поверь! – он нежно погладил Наташу по щеке. – Она внутренне согласна, но ей трудно: мешает полувековое воспитание в режиме душевных воздержаний. Моя мама – продукт своей эпохи, и в этом весь секрет! Успокойся! Все отлично. Я люблю тебя.

* * *

Через несколько дней.

Николай Николаевич был профессионалом высшего пилотажа: за несколько дней, пользуясь старыми связями, он собрал весьма внушительное досье на Глеба Рязанова. Память у бывшего министра была отменная: один раз прочитав сведения, он запомнил все, включая даты! Немного поразмыслив, Николай Николаевич решил, что готов к первому раунду переговоров. Хотя профессиональное чутье подсказывало ему, что таких раундов может быть много.

* * *

8 марта того же года.

Глеба разбудил звонок в дверь. Он не сразу понял, чего хотят от него две дородные тетки с кучей бумажек в руках.

– Мы – агитаторы! – громко стрекотали женщины. – Приглашаем вас на выборы!

– А что надо выбирать?

– Это вы так шутите, в честь праздника?

– Праздника?!

– Мужчина, что с вами? Сегодня же 8 Марта!

– А-а-а!

– Поздравлений от вас мы, конечно, не дождемся, так хоть не забудьте двадцать третьего прийти на избирательный участок и исполнить свой долг! – обиженно крикнула одна из теток.

Глеб просто захлопнул дверь:

– Господи! И тут долг!

Он пошел на кухню, поставил чайник на плиту, взял телефон и набрал номер Светланы:

– Любимая, прости меня! Я совсем забыл – голова садовая! С праздником!

– Спасибо, любимый!

– Я всегда в этот день чувствую себя по-дурацки: не знаю, что говорить, что дарить.

– Ничего не надо, глупенький! – звонко рассмеялась балеринка. – Ты позвонил – и это главное! Я очень хочу тебя видеть!

– Я тоже хочу увидеться. Сейчас немного оклемаюсь, соберу мысли в кучку, и мы что-нибудь придумаем. Я перезвоню через час. До встречи.

Глеб положил трубку и задумался. Как ни странно, но при всей безграничной любви к Светлане он не чувствовал себя счастливым. От этой мысли сердце Глеба сжалось и болезненно заныло. Он огляделся по сторонам в поисках предмета, от которого можно было бы оттолкнуться и начать новый день – еще один день без смысла и желаний.

В дверь опять позвонили.

– Да что же это такое? – простонал Глеб.

* * *

За дверью стоял седовласый дяденька лет семидесяти. Одет он был в элегантный, отлично сшитый костюм-тройку синего цвета и начищенные до зеркального блеска туфли. В жилетном кармане поблескивала цепочка старинных часов.

– Позвольте представиться, – сказал дяденька, – Николай Николаевич.

– Вы ко мне? – вежливо спросил Глеб, хотя был абсолютно уверен, что дяденька ошибся дверью, а может быть, эпохой.

– К вам, молодой человек. Позволите войти?

– Да, пожалуйста! – Глеб посторонился, пропуская необычного гостя.

Они прошли в комнату.

– Присаживайтесь! – великодушно предложил хозяин.

Николай Николаевич осмотрелся и понял, что присаживаться, собственно говоря, некуда: в комнате вообще не было мебели, кроме колченогого стола, старой, на ладан дышащей кровати и туалетной тумбочки.

– Я, собственно, не надолго, – дипломатично вышел из ситуации Николай Николаевич.

– А я, собственно, даже не знаю, кто вы…

– Тем не менее мы с вами встречались.

– Да? – удивленно приподнял бровь Глеб. – Это что называется знакомы на пятьдесят процентов. Вы меня знаете, а я вас – нет. Чем обязан?

– Видите ли, – мягко начал ас дипломатии, – я представляю интересы близких мне людей – семьи Чалых. Вопрос настолько деликатен, что, даже находясь с вами в давнишних дружеских отношениях, ни Раиса Никитична, ни Сергей Дмитриевич не смогли бы обсуждать с вами его условия.

– Прошу вас, оставьте свою дипломатическую вязь, выражайтесь яснее – условия чего?!

– Вашего развода с женой.

– Вот это здорово! А какое отношение к моему разводу имеет Раиса Никитична? Ах, да! Сергей и Наташа… Но я не вижу проблемы. Я давно пообещал, что дам жене полную свободу! Я просто беспокоился по поводу ее и Мишенькиного благополучия.

– Весьма похвально, – улыбнулся Николай Николаевич, – но теперь вам не стоит тревожиться. Сергей и Наталья решили пожениться.

Глеб невесело усмехнулся:

– У меня всегда было ощущение, что я помешал их счастью еще тогда, много лет назад. Но… в чем же деликатность вопроса?

– Дело в некоторых условиях, которые вы должны выполнить.

– Должен?! Вот как! И что за условия?

– Первое – даже не условие, а само собой разумеющееся: никаких имущественных претензий!

– Кого к кому?

– Вы не должны претендовать на часть квартиры семьи Рязановых! Это не по-мужски!

– А вмешиваться в чужую жизнь – по-мужски? – вспылил Глеб. Николай Николаевич примирительно поднял руку:

– Не кипятитесь, молодой человек. Я еще не все сказал. Во-вторых, ребенок останется с матерью, и вы не должны контактировать с семьей после развода! Так будет лучше для всех.

– И для моего сына?!

– Но вы ведь не враг себе и ему! Представляете, что будет с мальчиком, если каждый день ему придется сравнивать вас с Сергеем Дмитриевичем. Перевес будет не в вашу пользу!

– Что?! – Глеб задохнулся от обиды. Слова «толпились» во рту, наскакивая друг на друга, не давая сказать что-либо внятное.

Наконец он глубоко вздохнул и выпалил:

– То есть, выражаясь привычным для вас языком, вы ставите мне ультиматум?

– Пожалуй, – спокойно ответил бывший министр.

– И каков же срок исполнения?

Николай Николаевич, ожидавший шумных объяснений и даже истерик, был приятно удивлен мирным исходом:

– Срок? В разумных пределах: неделя, две.

– Хорошо! Прощайте!

– Мое почтение, – Николай Николаевич вежливо кивнул и удалился с таким видом, как будто за его уходом наблюдали особы королевской крови.

Как только захлопнулась входная дверь, Глеб бросился к тумбочке, извлек из ящика книгу с красивым тиснением и открыл ее там, где была закладка. Он внимательно прочитал несколько строк и тихо пробормотал:

– Это невозможно!!!

* * *

Ближе к вечеру того же дня.

Света и Глеб стояли у стойки бара. Глеб уже был прилично пьян и глаза его лихорадочно блестели:

– Понимаешь, Штейн принес мне эту книгу! Я начал читать – сперва просто так. Потом медленно и осторожно, как сапер. Ты не поверишь: каждая страница, каждая сцена, каждое слово поражали меня в самое сердце. Все, что там написано, – это о моей жизни! Откуда человек, который жил за сто лет до меня, знал все обо мне сегодняшнем?

Глеб одним глотком осушил стакан, поморщился и снова заговорил:

– Я заставил себя остановиться на том событии, которое произошло со мной несколько дней назад и было описано в книге. Я боялся читать дальше – вдруг загляну в собственное будущее!.. Но сегодня меня буквально добил визит этого Николая Николаевича. Когда он ушел, я бросился к книге и что же? Там все это есть! Чуть по-другому, по-тогдашнему, но по сути – точь-в-точь! Я человек здравомыслящий! В мистику не верю! Но я растерян!

– Любимый, – Светлана обеспокоенно взяла Глеба за руку, – прошу тебя, не примеряй на себя чужую жизнь! Не читай больше эту дурацкую книгу!

– Дело не в этом, – покачал головой Глеб. – Я думаю, если то, что написал Толстой, актуально через сто лет, значит, это типично, а типичное – неизбежно! Оно предначертано кем-то, когда-то! Вот и все! Может, эта книга – своеобразная «мужская библия» и ей нужно безропотно следовать?!

Светлана отпустила руку Глеба и обиженно насупилась:

– Безропотно? А обо мне ты подумал?

– Подумал! Разве тебе хорошо будет со мной мучиться?

– Мучиться?! Да я жить без тебя не могу, не спрашивай почему – не знаю! Вроде все против, а я не могу!

– Какая со мной жизнь?

– Ты – эгоист!

– Нет. Я хочу сделать так, чтобы всем было лучше.

– Нет, нет! – от волнения щеки Светланы порозовели. – Ты хочешь сделать лучше для себя, а что будет с остальными тебя не волнует!

– Да как ты не понимаешь, что моя жизнь – пустота! Я пропал! Я ни на что не гожусь!

– Я от тебя не отступлюсь! – в глазах девушки сверкнуло упрямство. – Я тебя спасу! Тебе нужно бросить пить!

– Милая, милая балеринка! – грустно улыбнулся Глеб. – Я ведь что ни делаю – всегда чувствую, что это неправильно! И мне стыдно! Я сейчас говорю с тобой и мне стыдно. Стыдно руководить фирмой, к которой не лежит душа, стыдно было врать жене, теще и другим близким и не очень, людям… Я только, когда выпиваю, не чувствую стыда!

Несмотря на протесты Светланы, Глеб наполнил стакан и выпил.

– Ха! А знаешь, девочка, ведь и этот наш с тобой разговор там есть!

– Где?

– В этой чертовой книге!

* * *

15 марта того же года.

Глеб почти кричал в телефонную трубку:

– Инесса, это Рязанов! Где Вячеслав Борисович? До сих пор нет? Когда появится, пусть мне перезвонит – это срочно!

Глеб швырнул трубку:

– Черт, когда надо мне – его нигде нет. А вот когда ему…

В углу комнаты молча сидел Штейн с книгой в руках. Глеб как подкошенный рухнул на кровать и сердито сказал:

– Я обещал этому борову – Николаю Николаевичу не тянуть. Уже прошла неделя. Вот-вот вернется хозяин квартиры. А я не готов!

– А я вот подготовился основательно! – ухмыльнулся Штейн, перелистывая книгу. – Вот послушай. «Мы не убиваем себя, но можем себя убить. Это чудодейственное средство. Не будь под рукой этого кислородного баллона, мы бы задыхались, не могли бы жить. Когда смерть рядом, то становится возможной жизнь, ибо именно смерть дает нам воздух, простор, радостную легкость, движение – она и есть возможность!» Что скажешь?

– Красиво! Но знаешь, я всю жизнь без зазрения совести «вешал лапшу на уши», а сейчас, когда нужно сделать это во благо всех, я не могу! Мне тяжко!

Зазвонил телефон.

Глеб схватил трубку.

– Слава, ты?!

– Глеб Валериевич, это Марина! – послышался из трубки смутно знакомый голос.

– Какая Марина?

– Марина Яровая, бухгалтер.

– Да, я слушаю!

– Глеб Валериевич, кредитные деньги поступили. Я их перечислила по вашим платежкам…

– Подождите, Марина! – завопил Глеб. – Какие платежки? Где Чередниченко?!

– Я не знаю, его второй день никто не видел! Что делать с контрактами? Если мы не поменяем спецификации, то они нам ничего не поставят!.. Глеб Валериевич, вы меня слышите?

– Слышу…

– Так что вы скажете?

– Найдите Чередниченко, и пусть он мне позвонит! Все!

Штейн внимательно наблюдал за другом:

– Что-то серьезное?

– Пока не знаю!

* * *

Наплыв. Утопленник.

* * *

18 марта того же года.

Наташа и Сергей лежали в постели, глядя друг на друга.

– Когда в новогоднюю ночь я тебя позвала, я уже знала, что у нас все получится, – сказала Наташа, вычерчивая пальчиком на обнаженной груди Сергея замысловатые фигуры.

– А я ничего не понял! – признался Сергей. – Когда ты дала мне письмо для Глеба, у меня сердце оборвалось.

Наташа нежно поцеловала его в шею:

– А я тогда очень хотела, чтобы ты вернулся один…

– Господи. А я думал, что не справился, и ты теперь будешь меня ненавидеть.

– А я все эти годы мучилась тем, что любила двоих. Я не понимала, как такое возможно, и это страшно меня пугало…

– А я убедил себя, что любовь к жене друга – это недостойно и нужно заставить себя…

– А я знала, что это еще не все, – прервала его Наташа, – знала, что будет продолжение!

Они прильнули друг к другу.

* * *

20 марта того же года.

Глеб хлебнул коньяка прямо из бутылки, поспешно натянул куртку и взялся за ручку входной двери. Дверь открылась сама, и от неожиданности Глеб отшатнулся. На пороге стояла Саша.

Рязанов мученически закатил глаза:

– Только не это!

– Здравствуй, Глеб! – в голосе Саши чувствовалась уверенность. – Можно войти?

– Сашенька прости, но я спешу!

– Я ненадолго, – девушка решительно шагнула в квартиру, и Глебу пришлось смириться.

Саша прошла в комнату, села на краешек кровати:

– Глеб, я пришла просить тебя вернуться домой.

Рязанов нахмурился:

– Это невозможно! И ты на моем месте поступила бы точно так же.

– Как?

– Ты не стала бы мешать чужому счастью.

– Мешать? Да Наташа жить без тебя не может!

– Может! И будет счастлива. Гораздо счастливей, чем со мной.

– Глупости!

– Это тебе так кажется!

– Если бы я была на ее месте…

– Сашенька, Сашуля, – сказал Глеб, – давай прекратим этот разговор!

– Неужели все так и закончится?!

– Да. Так будет правильно.

– А как же Миша?

– Бабушка что-нибудь для него придумает. Рязановы всегда знают, что сказать!

– Но это нечестно… – Саша неожиданно расплакалась.

– Сашенька, – растерялся Глеб, – не нужно плакать. Все утрясется! Да, я Наташин муж, отец ее ребенка, но я – лишний! Постой, не говори ничего! Ты думаешь, я ревную? Ничегошеньки! Не имею права, не имею повода. Сергей – мой друг, но он любит ее, а она любит его!