Байки из курилки НПО «Близкая связь»

§§§

Стены курилки сотрясались от безудержного хохота. Десяток солидных мужиков ржали самым неприличным образом. Чем был вызван этот приступ бурного веселья, я не знал, потому что только что вошел и, похоже, опоздал к началу представления. Смеялись неистово, до слез, до коликов в животе, до надсадного кашля. Но смеялись не все. В центре круга, образованного корчащимися от смеха людьми, стоял нормоконтролер Скуряков. Губы его были плотно сжаты, брови насуплены. Злобным презрительным взглядом Скуряков обвел гогочущих коллег, укоризненно покачал головой, властным жестом отодвинул в сторону самозабвенно хохочущего конструктора Караваева, протиснулся в образовавшийся проход и с высоко поднятой головой гордо вышел из курилки, громко хлопнув дверью. И тут из угла курительной комнаты, перекрывая хохот, послышалось:

Чего ржете? Я же правду говорю! У нас в городке все мочу пили! Кроме меня и Пельмехи!

Очередной взрыв хохота оказался такой силы, что задребезжали стекла в старой оконной раме. А Василий Откосов (именно ему принадлежал голос), оттопырил нижнюю губу, пожал плечами и в недоумении развел руками.

Вася пришел к нам в НИИ по распределению после окончания института и менее чем за три месяца умудрился стать всеобщим любимцем. Рассказчик он был непревзойденный. Если из курилки доносился раскатистый хохот, это могло означать лишь одно – Василий, с присущей ему непосредственностью, травит очередную байку. Почти все его рассказы начинались со слов: "А у нас в городке…" – Василий Откосов, сын майора гвардейской части войск ПВО, жил с родителями в военном городке под Всеволожском.

Ну, Вася… Ха, ха… Ну, уморил! – сквозь смех выдавил стоявший рядом со мной кандидат наук Покрышкин.

Что он на этот раз отчебучил? – спросил я, доставая пачку сигарет из кармана пиджака.

– Уф! – Покрышкин глубоко вздохнул, вытащил платок и вытер слезы. – Прямо цирк какой-то! Чуть не задохнулся от смеха.

Опять, я гляжу, Петровича обидели, – я протянул открытую пачку Покрышкину.

Да он сам хорош, – усмехнулся Покрышкин, выуживая предложенную сигарету. – Ты ж знаешь нашего Скурякова. Как на чем зациклится, так целыми днями только об этом и талдычит. Он как на шестой десяток перевалил, – помешался на здоровье. А точнее – на нетрадиционной медицине. Помнишь, пару месяцев назад он все с банками стеклянными бегал – воду заряжал? А сейчас у него новое увлечение – уринотерапия. Он нам здесь минут двадцать лекцию читал, – как правильно мочу выпаривать, да как полезно ее пить и от каких болезней она помогает. Сначала все хихикали и подкалывали Петровича, а потом откровенно стали ржать. Петрович разозлился, раскипятился и чуть из штанов не выпрыгнул, доказывая нам, какие мы все дураки, что не хлещем мочу стаканами. И тут пришел Вася. Послушал, послушал Скурякова, а затем…х, х…такое выдал!

Постепенно смех стих, все угомонились и смогли, наконец, отдышаться.

– Да, Василий, – усмехаясь и промакивая платком вспотевшую шею, сказал технолог Уфимцев – здоровенный толстяк с огромным животом и тройным подбородком, – теперь тебе в нормоконтроль лучше не соваться – Петрович ни одного твоего чертежа не подпишет.

– А чего такого я сказал? – притворно-обиженным голосом отозвался Откосов. – Это вы тут над ним насмехались. А я и не думал смеяться. Не понимаю, из-за чего он на меня обиделся.

– Василий, я не понял, у вас в городке, что – добровольное общество любителей мочи, что ли? – ухмыльнулся начальник химической лаборатории Свирский.

Нет, – Василий, как всегда, был абсолютно серьезен. – Просто так случайно каждый раз получалось.

Как это случайно? Расскажи! – раздались голоса.

Василий на секунду задумался:

Ну, например, с полгода назад, весной, такой вот случай с нашими ребятами приключился: мой сосед по лестничной площадке, Ерема, а точнее, Андрюха Еременко, отличный, я вам скажу, парень, попал в передрягу. Считай, ни за что свои же пацаны ему морду начистили. А ведь он хотел, как лучше. От чистого сердца, можно сказать.

Как-то пошел он с утра в школу – он молодой еще, в десятом классе учится, – заглянул за батарею на лестнице – он там сигареты от родителей прячет, – и наткнулся на бутылку вермута. С чего ему в голову стукнуло, что вермут прапорщики припрятали, не знаю. А с прапорщиками, точнее курсантами школы прапорщиков, у нас война лютая. А той весной вообще были очень напряженные отношения. Драки между нашими ребятами и прапорами случались почти каждый день. А то и по два раза на день. Серьезные такие драки. Стенка на стенку. С колами и солдатскими ремнями.

Ну так вот, Ерема, в полной уверенности, что бутылку прапорщики спрятали, чтобы вечером, пойдя в клуб на танцы ее употребить, придумал страшную месть. Такие бутылки в народе зовутся "фугасами" – скорее всего из-за их объема – ноль восемь десятых литра. Закупориваются эти "фугасы" здоровенной полиэтиленовой пробкой, которую при умении можно аккуратненько вынуть, а затем вновь воткнуть в горлышко и никто не заметит, что бутылку открывали. Вы, наверное, уже догадались, что было дальше. Ерема бутылку открыл, половину вермута выплеснул и, злорадно ухмыляясь, дополнил бутылку до прежнего объема собственной мочой. И, поставив разбавленный вермут на прежнее место за батарею, радостный и счастливый помчался в школу. А вермут этот вовсе и не прапорщики спрятали, а наши же пацаны – Валерка Дроздов по кличке Дрозд и братья Кабановы – Славка и Виталик. Ерема в школе всем нахвастался, какой он хитрый и коварный, и все бы могло быть нормально, если бы слух о его героическом поступке вовремя достиг ушей Дрозда или кого-нибудь из двух братьев. Но ни Дроздов, ни Кабановы не учатся в школе, – Валерик грызет гранит науки в аграрном техникуме, а Славка с братом – в строительном ПТУ.

Вечером, перед танцами, Дрозд с братьями Кабановыми, прихватив с собой совсем молоденького и неопытного мальчонку – Лешу Оприщенко – потащились на пустырь за клубом, чтобы перед танцами разогреть себя вермутом. Дрозд, как старый опытный алкоголик зубами лихо сорвал с пресловутой бутылки пробку и протянул бутылку Леше. Для Леши это было боевое крещение, – в таком мероприятии он участвовал впервые – никаких стаканов, пить надо было из горлышка. Леша взял огромную бутылку двумя руками, с сомнением понюхал содержимое, поднес горлышко к губам, сделал маленький осторожный глоток, сморщился и спросил:

Как вы только такую гадость пьете?

А вот так! – ответил Валера. Он выхватил из Лешиных рук "фугас", помпезно встал в позу юного горниста и одним махом выхлестал треть содержимого бутылки. Остальное допили братья Кабановы.

В тот же вечер на танцах все и всплыло. Дрозд с братьями Кабановыми для начала прямо в танцевальном зале набили Ереме морду, а уже затем пошли в туалет, сунули два пальца в рот и долго пугали унитазы. Такие вот дела. Хорошо, хоть не отравился никто.

Когда смех в курилке пошел на убыль, Уфимцев спросил:

– А зачем же ты, Василий, ляпнул Петровичу, что у вас в городке буквально каждый абориген – страстный поклонник уринотерапии? По твоему рассказу получается, что любителей попить чужую мочу у вас всего трое.

– Ну, Николай Константинович, вы меня поражаете! – притворно обиделся Вася. – Я же всего об одном таком инциденте рассказал.

Неужто еще подобные случаи были? – удивился Уфимцев. – Поверить не могу!

Еще как были! – воодушевлено заявил Василий. – Случай с Дроздовым и братьями Кабановыми послужил своего рода катализатором. Страшная история о разбавленном мочой вермуте будоражила умы и стала притчей во языцах. Со всех сторон только и звучало: "Слышал про Дрозда?". Но одними разговорами дело не кончилось. Многие решили сами повторить подвиг отважного Еремы, и стали устраивать друг другу подлянки. И, как не стыдно в этом признаться, даже я поддался общему настроению.

Ну, Василий, не ожидал от тебя такого! – покачал головой Уфимцев. – Как же ты докатился до жизни такой?

А, Николай Константинович, – Василий махнул рукой. – Сам себе удивляюсь. Единственное оправдание, – что не со зла мы с Пельменниковым напоили нашего лучшего друга Леху Пухова чистой мочой. Пошутить хотели. Откуда нам было знать, что Леху жажда замучила?

Как-то раз, в начале лета, сидим мы с Саней Пельменниковым, нашим соло-гитаристом, на скамеечке возле клуба и ледяное пивко из бутылок потягиваем. Солнце так и печет, жарища страшная. Сидим, болтаем. Слово за слово – вспомнился недавний случай с Дроздом.

Слушай, – говорит мне Санек. – Давай тоже подшутим над кем-нибудь.

А давай! – соглашаюсь я.

Было у нас две бутылки пива. Из одной мы все выпили и, извините, нассали туда. Ровно полбутылки мочи получилось. И сели снова на скамейку, как ни в чем не бывало. Я с бутылкой пива сижу, а Пельмеха – с бутылкой мочи. Сидим ждем. Вдруг видим, – Лешка Пухов, наш бас-гитарист, идет. Подошел к нам, поздоровался. Сашка ему и говорит:

Леха, хочешь пиво допить, а то в меня больше не лезет?

Давай, – отвечает Пухов.

Мы-то предполагали, что Леша, помня о происшествии с Дроздовым, понюхает сначала содержимое бутылки. Во всяком случае, поить его мочой мы не собирались. Но остановить Леху мы не успели, – мы просто лишились дара речи, когда Пухов, выхватив бутылку из рук Пельмехи, залпом выпил все до последней капли. Выпил и на нас уставился:

Вы что, нассали туда, что ли?

А на нас как столбняк напал. Пельменников только и смог, что утвердительно головой кивнуть.

– Дураки, – констатировал Пухов совершенно спокойным голосом и тоскливо побрел за угол клуба. Через несколько секунд до нас донеслись характерные рвотные звуки.

§§§

А я вам говорю, что кошка – самое умное животное в мире!

Если Василий Откосов был в чем-то убежден, переубедить его не мог ни кто.

– А как же собаки? Да дельфины, наконец? Они, что, по-твоему, глупее кошек? – резонно заметил старший инженер Новоселов.

– Конечно глупее! – безапелляционно заявил Василий. – Кошка – единственное животное, способное скрывать, насколько оно умно.

Не согласен! – не унимался Новоселов. – Дельфины однозначно умнее!

Насчет дельфинов ничего не скажу, встречаться не приходилось, – заявил Вася. – А собаки, в большинстве своем, абсолютные дуры. Особенно домашние и породистые. Они полностью от человека зависят. Вот возьми ты какого-нибудь дога или терьера и оставь одного в дремучем лесу. Я гарантирую, что через неделю он сдохнет от голода. И точно также я могу гарантировать, что кот в подобной ситуации не только выживет, а будет даже очень хорошо себя чувствовать.

А бездомные дворняжки? – Новоселов никак не мог успокоиться. – Видел ты когда-нибудь, как они проезжую часть переходят, когда им на другую сторону улицы надо? Они стоят у светофора и ждут, когда люди начнут улицу переходить! И идут вместе с пешеходами. А если дорога широкая и основная масса людей останавливается на середине, чтобы пропустить машины, собаки тоже останавливаются!

Ну вот поэтому и дуры! – спокойно заявил Василий. – Своего ума нет, – на пешеходов надеются. А вдруг пешеход – пьяный в стельку, или псих-самоубийца? А? Тогда что? Не на пешеходов надо смотреть, а на машины. Видели, как кошки дорогу переходят? Никакие пешеходы им не нужны. Посмотрят туда-сюда, а затем – вжик – и уже на другой стороне улицы.

А чаще – под колесами автомобиля, – подытожил Новоселов.

Всякое случается, – примирительно сказал Василий. – Только раскатанных по асфальту собак я за свою жизнь видел гораздо больше, чем кошек. Кстати, насчет задавленных кошек. Вспомнился мне один случай. Давно это было, – я тогда еще в школе учился, в девятом классе. И жил тогда у нас дома кот по прозвищу Пират. Кот самый что ни на есть обыкновенный – гладкий, короткошерстный, серый в темную полоску – на любой помойке таких котов просто пруд пруди. Поздней осенью дело было. Как сейчас помню, возвращаюсь я из школы, – решил путь срезать, свернул с шоссе и пошел по грунтовой проселочной дороге. Дорога – одно название, что дорога – две глубокие колеи, дождями размытые. И вот иду и вдруг вижу, – батюшки мои! – впереди в правой колее около грязной лужи лежит наш Пират, – лежит на боку, пасть приоткрыта, лапы в сторону, голова неестественно запрокинута, а хвост в луже мокнет. Мертвый, в общем. Я встал, как вкопанный. Комок в горле застрял. Кота жалко, прямо не могу. Стою, подойти к коту не решаюсь. Тут на встречу мне по дороге какая-то бабка ковыляет. Прошла мимо моего Пирата, глянула на кота и запричитала:

Ой, ой, котика задавили!

И своей дорогой дальше поковыляла. А я все стою на месте и думаю:

"Какая же это сволочь моего кота машиной переехала?"

Тут откуда-то трясогузка выпорхнула, приземлилась около лужи и стала расхаживать самым наглым образом перед носом Пирата, – чего ей бояться дохлого кота – мертвые не кусаются. Я уже собрался замахнуться, чтобы прогнать нахальную пичугу, как вдруг заметил, что правый глаз Пирата дрогнул и стал медленно приоткрываться. И в следующее мгновение мой якобы задавленный котяра уже стоял на всех четырех лапах, а в зубах его трепыхалась глупая птица. Оказывается, он охотился таким способом! Прикиньте, каким умным должно быть животное, чтобы до такого додуматься! Заметьте, Пират притворился мертвым не где-нибудь, а именно на дороге, в грязной колее. Он сознательно разыграл роль кота, сбитого автомобилем. И никто его этому не учил. А теперь скажите мне, способна хоть какая-нибудь собака сделать нечто подобное?

Ты прямо сказки какие-то рассказываешь, – недоверчиво пробурчал Новоселов.

Хотите – верьте, хотите – нет, а так оно на самом деле и было.

А сейчас Пират жив? – спросил кто-то из присутствующих в курилке.

Нет, – грустно ответил Василий. – Собаки его загрызли. Давно уже. Вообще, не везло ему на собак. Помню, как-то зимой собрался я на лыжах покататься. Вышел из парадной, лыжи на плече, и вижу такую картину – с десяток собак окружили моего бедного Пирата, скачут вокруг него, лают неистово, а напасть на кота бояться – знают, что без глаз остаться можно. Шерсть у Пирата вздыблена, хвост – как веник распушен, уши прижаты, глаза злющие, правая лапа с выпущенными когтями приподнята и готова к бою. Тут во мне такая злоба закипела, – что же это такое, думаю – совсем эти собаки обнаглели, – кот в двух метрах от своего дома уже и погулять спокойно не может. Схватил я лыжу да как начал этих собак по хребтам охаживать! Лай, визг, вой – ну просто жуть. Собаки в рассыпную кинулись. И тут мой Пират допустил страшную ошибку. Видимо, в критической ситуации его инстинкты возобладали над разумом, и вместо того, чтобы бежать ко мне, он рванул к ближайшему дереву. А за ним увязался здоровенный бульдог. Мой бедный Пират успел-таки добежать до дерева и даже вкарабкаться по стволу на полутораметровую высоту, когда бульдог в отчаянном прыжке вцепился ему зубами в хвост. И вот картина – кот висит на дереве и дико орет, а на хвосте у него болтается здоровенная собака, сучит в воздухе лапами, рычит и мотает головой из стороны в сторону, пытаясь откусить кошачий хвост. Тут я подоспел и со всей силой звезданул бульдога лыжей по хребтине, – лыжа аж на три куска разлетелась. Бульдог взвыл, а хвоста не отпускает – хватка-то у него мертвая! Я опешил и думаю: "Что же делать? Как кота спасать?" И тут бульдог под воздействием силы тяжести стал медленно сползать вниз, пропуская сквозь зубы хвост моего несчастного кота. Я огрызком лыжи еще успел пару раз пройтись по собачьей спине, пока бульдог не отцепился окончательно, а потом так врезал ему по ребрам тяжелым лыжным ботинком, что пес подлетел в воздух метра на полтора и, визжа и жалобно скуля, убежал. А Пират, почувствовав, что больше никто не висит у него на хвосте, забрался на самую макушку дерева. Я его потом полдня снимал, – даже лестницу из сарая пришлось притащить. Хорошо, что дерево не очень высоким оказалось. Хвост Пирата, побывавший в бульдожьей пасти, выглядел страшно – весь заскорузлый, в засохшей собачьей слюне. И, что самое ужасное, хвост по форме походил на коловорот. Без всякого рентгена уверенно можно было сказать, что у кота двойной закрытый перелом хвоста. Сейчас бы я, конечно, потащил бы кота к ветеринару, а тогда это было как-то не модно. Принес я Пирата домой и приступил к лечению. Взял синюю изоленту, деревянный карандаш и смастерил из этого шину – плотно примотал карандаш изолентой к кошачьему хвосту. В таком виде кот проходил у меня около месяца. Этот месяц, наверное, был самым счастливым в жизни Пирата, – я ухаживал за ним, как за тяжелобольным, жалел и подкармливал свежим мясом, молоком и сметаной. Снятие гипса прошло довольно болезненно для нас обоих – половина шерсти с хвоста осталось на изоленте, а я после этой процедуры оказался весь исцарапанный. Хвост зажил, но сросся не совсем правильно, – по форме он напоминал сильно вытянутую букву "Z".

Да, досталось твоему Пирату, – сказал Новоселов. – А бульдог этот чей был?

Откуда я знаю! Я его не спрашивал, чей он. Некогда как-то было спрашивать. Приблудный какой-то был бульдог. Я его больше не видел. Из всех барбосов, что к моему коту приставали, он единственный породистым был. Остальные – шавки дворовые. Бульдог этот, скорее всего, сбежал от хозяев и пристал к стае бродяжек. К нам в городок иногда забегают потерявшиеся породистые псы. И сколько я таких не наблюдал, все дурные до предела. Помню, как-то раз пошел в магазин. Выхожу из парадной, а на встречу мне – соседский кот Маркиз. Идет по дорожке, весь вальяжный такой. Вдруг, откуда не возьмись, выскакивает на дорожку здоровенная овчарка! И с диким лаем несется к Маркизу. А у Маркиза уже прием против собак четко отработан, – около нашей парадной на газоне стоит толстый деревянный столб высотой около двух с половиной метров. Для каких целей его установили, я не знаю. А вот Маркиз знал. Он даже шерсть вздыбливать не стал, увидев кровожадную собачью пасть. Просто забрался на этот столб и уселся на верхушке, раздраженно помахивая хвостом. Овчарка вокруг столба носится, прыгает, лает беспрерывно, а до кота не достает. Обидно ей очень – вот же кот, совсем рядом, а не укусить. Посмотрел я на эту картину минут пять, пожал плечами и пошел в магазин. Вернулся я домой часа через три, не меньше, потому что по дороге знакомых девчонок встретил и заболтался с ними. Подхожу к парадной и вижу такую картину – Маркиз лежит на столбе и спит, даже лапы и хвост вниз свесил, а овчарка… Честно скажу, мне ее даже жалко стало. Она, бедная, до того долаялась и допрыгалась за три часа, что аж шаталась от усталости, а вместо лая из ее глотки доносились какие-то хрипящие и сипящие звуки. И все равно она упорно продолжала пытаться прыгать и лаять. Ну не дура ли?

Ты все про каких-то дурных собак рассказываешь, – сказал Новоселов. – Но есть же умные псы, дрессированные.

Вот именно, дрессированные, – уцепился за слово Василий. – Обученные тапки хозяевам приносить. А вот у моей знакомой был кот – такое приносил, закачаешься! И, заметьте, никто его не дрессировал. Приходит раз моя знакомая домой, открывает дверь, а на полу пыжиковая мужская шапка лежит. Чужая. Знакомая сначала испугалась, – может, кто в квартиру залез, да и обронил шапку, но тут же сообразила – лето ж на дворе! Прошла по комнатам – никого нет, вещи, вроде, все на месте. Просто полтергейст какой-то! На следующий день возвращается она с работы, открывает дверь, а на полу кукла Барби лежит. Тоже чужая. Тут моя знакомая не на шутку встревожилась, – решила, что какой-то сумасшедший бывает в квартире в ее отсутствие. Расстроилась страшно, потому что не понятно, что ж предпринять? В милицию обратиться? – так вроде не украли ничего, а даже совсем наоборот. В общем, идиотское какое-то положение.

На следующий день была суббота, и моя знакомая сидела дома и с замиранием сердца прислушивалась, не лезет ли кто-нибудь в квартиру. И вдруг видит, как приоткрывается неплотно закрытая балконная дверь и в образовавшуюся щель протискивается с балкона ее любимый котик. А в зубах у котика – чужой мохеровый мужской шарф.

Балконы в доме у моей знакомой были сделаны так, что по цветочным ящикам кот свободно мог добираться аж до трех соседних по этажу квартир. И заметьте, какой умный котик – не какое-то барахло в дом тащил, не тапки какие-нибудь рваные, а хорошие, добротные дорогие вещи. Пришлось моей знакомой прибить фанерный лист между балконами, потому что кот – хоть и самое умное на земле животное, но ему же не объяснишь, что воровать грешно.

§§§

– Я этого Скурякова когда-нибудь прибью! – руки Уфимцева заметно дрожали, когда он прикуривал сигарету от услужливо поднесенной Василием спички.

Да не расстраивайтесь вы так, Николай Константинович.

Минуту назад в курилке случился форменный скандал. Народу после обеденного перерыва набилось много, и надымили так, что слезились глаза. И, нет бы форточку открыть, проветрить помещение, – так Скуряков ни в какую не дает. Дует ему, видишь ли! На улице, видишь ли, мороз – двадцать градусов. И вообще, кругом одни эгоисты, совершенно не думающие о других людях, которые только-только от насморка избавились. Связываться с Петровичем никому не хотелось, потому что все по опыту знали – с ним только свяжись – вони не оберешься. А потом пришел Уфимцев.

"Вы чего, обалдели, – говорит. – Тут же дышать нечем!"

И к форточке. А Петрович не дает. В общем, слово за слово, чуть дело до рукоприкладства не дошло. Но в результате форточку все-таки открыли. Петрович, уходя из курилки, так хлопнул дверью, что штукатурка с потолка посыпалась.

– Придурков везде хватает, – сказал Василий, гася спичку. – У нас в городке такие кадры есть – закачаешься! Скуряков, по сравнению с ними – образец нормального человека. С такими заскоками мужики встречаются, что просто диву даешься! А заскоки эти все в основном на почве пьянства. Вот у Толика Караваева, например, отец, – когда трезвый – абсолютно нормальный, умный человек, но как выпьет – все, туши свет. Заскок у него всего один, но уж очень оригинальный. Стоит только Караваеву-старшему нализаться, он тут же берет молоток, гвозди, идет на кухню, садиться на деревянный табурет и начинает себе к этому табурету гвоздями приколачивать. И не рубашку или брюки, и даже не руку приколачивает к табуретке Караваев-старший, а знаете что? В жизнь не догадаетесь – свой собственный член! Во как! Правда, я пока не слышал, чтобы ему удалось приколотить себя окончательно, потому что Толик с матерью, зная об этом заскоке Караваева-старшего, следят за ним и постоянно его спасают. У них в доме теперь никакого инструмента не сыщешь, – Толик все гвозди и молотки повыкидывал.

Лечиться ему надо, – покачал головой Уфимцев.

У нас многим лечиться надо, – усмехнулся Василий. – Один Жорик-алконавт чего стоит.

Кто, кто? – не понял Уфимцев.

Есть у нас в городке местный алкоголик – Егор Колбасов, по кличке Жорик-алконавт. Этакое чудо в перьях неопределенного возраста с синюшным лицом. Каких только историй с ним не приключалось. Один раз даже спасателей с автогеном вызывать хотели.

Городок у нас военный и спиртного в магазинах не продают. За водкой и вином приходится во Всеволожск ездить. Вот как-то раз перед майскими праздниками отправились наши мужики, Артем Заклунный и Володька Токарев во Всеволожск отовариться, и так удачно попали – как раз в магазине дешевый портвейн давали – то ли "Агдам", то ли "72", сейчас уже не помню, да это и не важно. Важно то, что купили они этого портвейна по ящику на брата и на обратном пути в автобусе успели крепко приложиться. И вот идут веселые и счастливые по городку, у каждого в рюкзаке за спиной по четырнадцать литров вина булькает, а на встречу им – Жорик-алконавт – весь трясется, глаза остекленевшие – с утра ни капли во рту не было. Увидел Жорик мужиков с рюкзаками, сразу же обо всем догадался и взмолился, – помираю, мол, мужики, спасите и хоть полстаканчика поднесите. Мужики сначала не хотели Жорика поить, да это и понятно – Жорика поить, все равно, что просто портвейн на землю вылить – уж у него и капли никогда не допросишься. Но Жорик-алконавт пристал к мужикам, как сера липучая – налей, да налей полстакана.

"Отчего же только полстакана, – говорит вдруг Заклунный. – Я тебе целую бутылку прямо сейчас подарю, если сделаешь, чего скажу".

Жорик чуть слюной не захлебнулся.

"Что делать надо?" – спрашивает.

"Видишь, вон там, около гаражей, пустая бочка из-под бензина стоит, – спрашивает Заклунный и ехидно так своему приятелю, Володе Токареву подмигивает. – Выверни пробку, сядь на бочку, вытащи свои яйца и засунь их в бочку. Сделаешь – бутылка твоя".

"А не обманешь?" – подозрительно спрашивает Жорик.

Артем Заклунный усмехнулся, скинул с плеч рюкзак, поставил его на землю, расстегнул ремни и вытащил бутылку портвейна. У Жорика при виде бутылки отпали все сомнения, и он со всех ног кинулся к гаражам. А Заклунный с Токаревым закурили и не спеша пошли вслед за Жориком. Когда они подошли к гаражам, Жорик уже сидел верхом на грязной бочке со спущенными до колен штанами.