Зайтан-Бродяга

Да что же это такое? Как не стараюсь думать о другом, а в голове Мишка с его картой. Что на ней? Не назову Мишку жлобом, но и не припомню, когда мой приятель добром разбрасывался? За сотню патронов можно неделю в заведении Шваньки Розовощёкой кислую пить с девицами хороводить. С чего вдруг Мишка расщедрился? И с какого перепуга Чумазому доверился? Да уж, странно всё это.

Вот и дождался, дождик заморосил. Вокруг всё серое, мрачное, чёрные тучи цепляются за крыши домов и тянут их в сторону реки. Плохи мои дела, всё говорит в пользу грозы, только её мне и не хватало. За раздумьями время пролетает незаметно и дорога вдвое короче. Впереди, между рыжих домов замаячили стены казармы, за ними сквер. Это одно из самых нехороших мест в Тихом городе. Бывало и такое, даже днём зверьё охотится. Беда тому, кто именно здесь с зубастыми повстречается. Место открытое, спрятаться негде.

Дядька Яков мне как-то рассказывал, когда-то очень давно здесь было красиво. Не знаю откуда Якову это известно, но рассказывать он умеет, приврёт чуток, отсебятины добавит, заслушаешься.

По вымощенным булыжником аллеям гуляли люди, в фонтанах плескались дети, громко играла музыка. По вечерам включали фонари, и от этих фонарей было светло как в ясный, солнечный день. Даже представить сложно, ночью и вдруг светло. Но вот беда, от былого великолепия уцелел разве что булыжник на дорожках, да и то не везде. Заросла округа жесткой травой, непролазными кустами, корявыми деревцами на которых не растут листья, а вот колючек больше чем предостаточно. Зловоние бурой гнили из фонтанов разносится далеко за пределы сквера. Пойдёшь на запах, не промахнёшься выйдешь к фонтанам. И вокруг этой помойки вздуваются корни уродливых растений. А ещё, повсюду торчат фонарные столбы. Опутаны они вьющейся травой и липкой паутиной, под всем этим непотребством, остатки железа доедает ржавчина. Не долго осталось ждать, упадут столбы, рассыплются они, как и дома, те что когда-то стояли вокруг сквера. В земле дыры и трещины заглядывать в которые врагу не посоветую. Зверьё там прячется. Вот такой у нас сквер, с фонтанами и фонарями.

Под ногами осыпается крошево из камня и древесной трухи, желудок выворачивает от стойкого запаха гнили. Дальше, только бегом, и желательно без оглядки. Глубокий вдох и что есть сил до лежачего исполина.

Исполин – это дерево такое, огромное оно, метров сто в длину, три в толщину. Об этом мне Яков поведал. Заверил дядька – сам измерял. Но я думаю и тут чуток приврал. Хотя, мне-то какая разница? Пусть и приврал, недосуг проверять, да и кому придёт в голову этим заниматься?

Вот и добрался, теперь по скобам наверх. Эти скобы Яков в исполина заколотил. Он за ними и присматривает, если нужно чинит и заменяет. Работа у него такая, оружие починять и за исполином приглядывать.

Наверху и воздух свежей и обзор лучше. Огляделся, проверил подошвы ботинок, вроде чистые, грязи не вижу. Подтянул лямки рюкзака, умастил на плече винтовку и ходу. В хороший день можно и дух перевести, посидеть, отдохнуть на свежем воздухе. Небо заметно потемнело, скоро дождь грянет не до отдыха.

Внизу провал, огромная, глубокая яма. Что на дне никто не знает, жёлтый туман не даёт. В тёплую погоду туман лезет наверх, без маски не пройти, горло дерёт и глаза слезятся.

Вниз, лучше не смотреть, разве что только под ноги. Главное не поскользнуться, кора давно стёрлась, древесина гладкая, от влаги скользкая. Дождик накрапывает, всё за то чтобы свалился, но в мои планы это не входит. Главное дышать ровно и спешить медленно.

Осторожно, крадучись, шаг за шагом, иду на ту сторону. Это вояки исполина на землю опрокинули. В те времена их много было, я о вояках. Позади остались их казармы, одни только стены и уцелели, перекрытия и крыша давно рухнули. Ходят слухи, сильны были когда-то вояки. На танках ездили из пушек стреляли. Наверное, из пушки в дерево бабахнули. Топором его не срубить, да и где взять такой топор что опрокинет этакую громадину? По большому счёту, мне всё одно из чего или чем дерево повалили? Главное мост получился хороший, может и не совсем безопасный, но по нему самая короткая дорога к Бочке. В обход далеко, там низины и глубокие ямы с жёлтым туманом.

В этом месте нужно быть особенно осторожным. Нарост, горб или огромная шишка, как не назови всё подходит. Винтовку поправил чтобы не сползала и ползком. Странно выходит, кора вытерлась, древесина растрескалось, а шишка как была пупырчатой, такой и осталась. Ну, хоть бы чуток усохла. Так нет, скорее наоборот, подросла. Сколько дядька Яков её не рубил, как не строгал, растёт она всё больше и больше. От того и бросил он это занятие. Вон и на боку появился ещё одна загогулина. И там, с другой стороны тоже пузырь вылез. Торчит, даже отсюда видно.

Фу-у-ух, вот и перебрался, минуту отдышусь и двинусь дальше. С этого места можно Бочку увидеть. Не всю конечно, из-за деревьев торчит кусок плоской крыши. Поговаривают, в таких бочках когда-то давно керосин хранили. Лично я не верю, откуда столько? Один раз ещё в детстве, видал целое ведро. Посёлок гудел от счастья. Кто притащил и где взяли не помню. Давно это было. В наши дни, за полбутылки пришибут, даже не задумаются, а тут целая бочка. Если кому интересно моё мнение, Бочка не совсем верное название, может цистерна или ещё как-то? Бочки такими не бывают.

Старожилы рассказывают, по началу, она была вдвое ниже и уже. Нарастили высоту, расширили бока. Вот и подросла Бочка, раздулась.

Внутри постоялый двор в два этажа, приёмная контора, пекарня, баня, и питейная-лавка Гундосого. Это я ещё не назвал котельную, хлев и, да много чего не назвал. Оно и понятно почему, так сразу всё и не припомнить. С керосином явный перебор. Не бывает его столько, выдумки. Да и не пахнет в Бочке керосином, совсем не пахнет.

Недолгая пробежка через лес по извилистой дорожке и вот она громадина, стоит много лет и всё ей не почём. Провалилась Бочка в землю, обросла кольями, тянется к небу, крышей тучи подпирает. У ворот глубокий ров, перед ним колья торчат, опутали их колючей проволокой. За кольями бревенчатый мостик. Обычно, ворота до самой темноты нараспашку, а сегодня заперты. Странно это, почему?

Дождь усилился, барабанит в спину большими, холодными каплями, стучит по голове. Ветер так и хлещет, подталкивает, торопит. Без слов говорит – уходи, прячься, нельзя под открытым небом стоять, ночь на пятки наступает.

2

– Стой! Кто идёт!? – Окликнули сверху. – Назовись!!!

– Открывай! Бродяга я! – Ответ получился не особо приветливый, запыхался.

– Тут все бродяги! Ты имя назови! – Ответили с издёвкой.

– Зайтан я!!! Из посёлка мусорщиков. – Пришлось помахать рукой, и нацепить улыбку. Понятное дело, сверху её не видно, но всё же, а вдруг?

– Карлуха! – Проревели зычным басом. Ветер гудит сдувает слова, плохо слышно. – Ступай вниз, погляди, что за птицу к нам занесло?!

– Эй, наверху?! – Признаюсь, такой ответ меня удивил, озадачил. – Вы часом кислой не перебрали?! Открывайте ворота! Нашли время дурачиться!

– А если не откроем?! – Пробасили совсем не приветливо. – Приступом возьмёшь?! – Громкий смех вперемешку с бранью, двух, а то и всех четырёх лужёных глоток. Похоже, караульные попивают кислую, весело им. А вот мне совсем грустно. Мокро под открытым небом, ветер холодный, пронизывает до костей. Заскрипели несмазанные петли, отварилась калитка в крепких, железных воротах.

– Здорово Бродяга. Заходи. – Прохрипели из чёрной дыры. – Оружие не тащи в контору. Оставь у Носатого.

– Что за придурки наверху? – Такого (радушного) приёма, я не встречал в этом месте. Карлуха, он же Коротун, прячется в тени, с его-то ростом это не сложно. На входе не горят лампы, да и менял что первыми встречали гостей тоже нет. Не припомню я такого дня что бы менялы у входа не тёрлись.

– Привет. – Коротун добавил света в масляной лампе, вытер о штаны руку и протянул мне ладошку. Потёртая кожаная куртка висит мешком, старые заплатанные штаны грязно синего цвета волочатся по земле. От такого убранства низкорослый приятель выглядит большим серым пятном.

– Привет. А чего темно? – Пожимая руку спросил я и принюхался. Керосином даже и не пахнет, а вот нечистотами из отхожего места и хлева разит как никогда раньше. В прошлый приход, тоже подванивало, но не так сильно.

– Не знаю. – Карлуха пожал плечами. – Ты проходи не стесняйся, я дверь запру.

– Ага, запирай. – Отошёл в сторону, заглянул в темноту коридора и там темень непроглядная. – Колесо крутить некому? Темно как в склепе. Ушастые подохли?

– Нет, не подохли. – Карлуха топчется на месте, потирает ладони. – Живы, крутят.

– Чего темно?

– Ты у Гундосого спроси. Это его забота лампы менять.

– Как Шванька поживает? Всё ли у неё ладно?

– Хорошо поживает. Нам с тобою так не жить. – Карлуха лукаво улыбнулся и взялся запирать калитку. – Гости у неё, не протолкнёшься.

– Что за гости? – За спиной брякнул тяжёлый засов. Где-то в глубине проблеяли, громко завизжали напуганные грохотом животные, но уже через минуту затихли.

– Пришлые к нам заглянули, да так и остались. С виду ничего, спокойные. – Поведал Карлуха и подёргал за мешок. – Платят патронами и консервами. А ты чего нарыл? Есть что интересное?

– Да так, мелочи разные.

– Будет врать-то. – Не поверил Коротун. – Что бы у тебя и мелочи?

– День не задался.

– Бывает. – С участием выдохнул Карлуха и подбодрил. – Ничего, в другой раз повезёт.

– Говоришь, Шванька нынче в наваре?

– Ага. – Низкорослый улыбается, выставил напоказ кривые, жёлтые зубы. – Пару сотен ещё днём девицы заработали. Патроны новые, в бумажных обёртках, жиром измазаны. По тридцать штук в каждой пачке. А ещё, огромную коробку хрустяшек девкам подарили. Хлеб такой, сушёный, в шуршащей обёртке. Вкусный, но вот пахнет не очень.

– А может и не ходить в контору? У Шваньки добро скину? – Встряхнул мешком, послышался тихий звон. – Патроны ей ни к чему, всё одно на барахло сменяет.

– Идея хорошая, но. – Карлуха пожимает плечами и ковыряет пальцем в ухе. – Прознают в канторе, пускать перестанут. Оно тебе нужно?

– И то верно. Та же Шванька и растрезвонит.

– Не знаю, как Шванька, а вот её девицы, языки распустят. Добро сменять не успеешь, как звон пойдёт. – Карлуха подмигнул. – Ступай в контору и бегом к Шваньке. Я договорюсь. Ну, так что? Два патрона, и ты без очереди на чистых простынях с девицей кувыркаешься. Тебе какую, беленькую или чернявую?

– Лучше беленькую, хотя?

– А бери обеих. Гони три патрона.

– Уже три? Наглеешь Карлуха?

– Дык это. – Низкорослый захлопал глазищами, а они у него большие. – Ты что, глухой? Гости у Шваньки, свободных девиц нет. Думай быстрей.

– Сначала в контору.

– Верное решение. Ступай. Только гляди, не засиживайся. Шванькины девки нынче нарасхват. Очередь за ними. – Не теряя надежды заработать патроны предупредил Коротун. – Ладно, беги к Носатому. Ружьишко там оставь. Да и ножичек, тоже выложи. На всякий случай.

– Держи. – Я полез в карман. Два пистолетных патрона легли Коротуну в маленькую, но широкую ладошку. Посмотрел он на патроны и сразу повеселел.

– Уже бегу. Мягкая кровать, чистая постель, пышногрудая девица. Всё устрою, ты меня знаешь.

– Да ты не торопись. Мне бы к Якову. Винтовку нужно подладить, что-то с затвором. Патроны возьми за так, подарок.

– Не возьму. – Карлуха протянул руку. – Забирай, не нужно мне такое.

– Не шипи. – Попросил и похлопал мелкого по плечу. – Патроны старые, отрыл на развалинах. Выбрасывать жалко, а проверять не с руки. Сам знаешь, не под моё ружьишко.

– Ясно. – Карлуха скривил кислую рожицу. – Втюхаю Гашеку-Пружине. Он жадный и подслеповатый. Думаю, полкувшина кислой нальёт.

– Вот и хорошо, беги к Гашеку. А я, заскочу к Якову и сразу в контору.

– Не спеши. – Карлуха спрятал подарок в карман штанов. Почесал нос и зарылся пятернёй в шевелюру, поскрёб и как-то грустно вымолвил. – Нет здесь Якова. Ушёл с Пуздро, да так и не вернулся.

– С Пуздро?

– Ага. Петька Пузатый, со скотного двора. С ним и ушёл Яков.

– Какого рожна, Яков с ним выперся? А главное куда?

– Косматый велел загоны подлатать. – Пояснил Коротун. – Вот и послал Пуздро за жердями. Тут неподалёку. Не знаю, по какой нужде Яков за ним увязался, но ушли они вместе. Я их за ворота провожал. Тыщу раз за жердями ходили и ничего. А тут. – Карлуха развёл руками.

– Не вовремя Яков ушёл. Хотел у него ружьишко подладить. Ну да ладно, в другой раз наведаюсь.

– А будет ли он, другой раз-то? – Карлуха опустил голову и тяжело вздохнул. – Может уже и не свидимся с Яковом.

– Шутишь? – Спросил и склонился пониже. Не вышел ростом Карлуха, от того и нужно нагибаться. – Что, кислой перебрал? Несёшь околесицу. С чего это вдруг не свидимся?

– Ага. Перебрал. – Карлуха осмотрелся и заговорил шепотом. – Пуздро, второго дня отыскался в овраге. А вот Яков, как сквозь землю провалился.

– И что Пуздро говорит? Где Яков?

– Не говорит Пуздро. Нечем ему говорить. Башку отрезали и брюхо вспороли. – Коротун поскрёб затылок. – И вот что самое странное, зверьё его не тронуло. Совсем не тронуло. Как лежал с выпущенными кишками, таким и нашли. Голова в кустах, глаза выковыряли, в рот травы напхали. Жуть.

– Карлуха мать-перемать твою!!! – Прогорланили в дыру в потолке. – Ты куда подевался, пукан кривоногий?!!!

– Здесь я!!! – Отозвался Карлуха. – Чего глотку рвёшь?! Приятеля встретил, поболтаю и вернусь!!!

– Приятеля он встретил. Тащи кислую!!!

– Не положено! – Рявкнул Коротун и тут же добавил. – Заткнитесь уроды, занят я!!!

– Кто наверху?

– Пришлые. Я тебе о них говорил. – Выдохнул Карлуха. – Вояки-то от нас свинтили. Дней десять как ушли.

– С какого перепугу? Почему ушли?

– Барахло собрали, только мы их и видели. Наскоро собирались, казаны да миски позабыли. Я их в коморку Носатого отнёс.

– А эти откуда взялись?

– Не знаю. Что не спроси лыбятся, глазами хлопают. Славка Метла, меня приставил за ними приглядывать. Помочь если нужно. Мужики крепкие, но с мозгами набекрень. Тупые как носки моих ботинок. – Карлуха улыбнулся и поглядел на обувь. Ботинки у него сплошная беда. Замш протёрся до дыр, тупые носки глядят вверх. Коротун поскрёб шею и поведал. – Вроде как из Широкого яра, говорок у них тамошний. Сказывают охотники они. А вот я не верю. Одежонка у этих. – Карлуха задрал голову посмотрел в потолок. – Военная, оружие совсем новое. У охотников ружья, у этих автоматы. Какие же они охотники? Про нашу жизнь ничегошеньки не знают. Бородарь от болота забрёл, увидали с крыши и давай в него палить. Патронов не жалеют. Стреляли как оглашенные, свалился бородарь замертво, а они всё палят и палят.

– Зачем убили? По какой нужде? Может, у кольев рылся?

– Нигде он не рылся. Я же тебе сказал, вышел от болота. Гулял он.

– Запутал ты меня Карлуха. Если бородарь у кольев не рылся, почему стреляли?

– Так ты у них и спроси. Я не знаю. Как прибили, сильно радовались, а потом за свежиной меня посылали. Сам знаешь, какая у бородаря свежина? Его мясом хорошо крысомордов морить, любая зверюга подохнет. Не охотники они. Брешут.

– А чего Метла сам за ними не приглядывает? Кислую хлещет?

– Вроде того. В услужение к пришлым подался. – Карлуха опустил голову, почесал затылок. – Ты-то как? Давно я тебя не видал. В Тихом промышлял или ещё куда захаживал?

– Крысомордых в низине стрелял, житья от них нет. Совсем обнаглели к забору подбираются, поселковые на огороды выходить боятся.

– Всех пострелял? – С издёвкой спросил Коротун.

– Самок выбил, самцы разбежались.

– Верное решение. Едой платили или патронами?

– Спасибо сказали. Хорошо хоть не выгнали.

– Не густо. – Карлуха криво улыбнулся. – Попрут из посёлка, перебирайся в Бочку. Я тебе комнатушку найду. Есть у меня одна на примете.

– Ага, переберусь. – Я кивнул. – А если и у Вас ворота не откроют?

– Откроют, куда они денутся? – Коротун глянул в потолок. Караульные горланят песни. В дыру выпал окурок, разбился о земляной пол и разбросал искры.

– Весело у вас. – Подвёл итог, растаптываю тлеющие огоньки. Неподалёку копна сена, загорится, полыхнёт вся бочка.

– Ага. – Карлуха потёр ладошки. – Обхохочешься. Эти. – Палец указал в потолок. – Кислую вёдрами хлещут. Брагой её называют.

– Брагой?

– Ну да. Может, ты подскажешь, где в наших краях кислую брагой, прозывают?

– Не слыхал.

– Вот и я не слыхал. – Карлуха поглядел на дыру, отступил, разумно опасаясь ещё одного подарка сверху.

– А кто у них старший?

– Есть тут один. – Коротун сдвинул брови, пожевал губу. – Прозвище у него непонятное. Как не стараюсь, а запомнить не могу. Ни-то ветенар, ни-то вепинар. – Карлуха принялся перечислять варианты, но скоро махнул рукой. – Я его один только раз и видал. Да и то издали. Он у Шваньки поселился. С виду ничего мужик. Да и эти не плохие. С ними строгость нужна. Рявкнешь, сразу притихают.

– В следующий раз так и сделаю. Рявкну, да по громче.

– Хлопну Карлуху по плечу. – Надо бы тебе ботинки обновить. Ты какой размер носишь?

– Размер? – Коротун перевёл взгляд на ботинки, потом на меня. – Не знаю.

– Не жмут? – Вопрос конечно глупый. Как могут жать растоптыши?

– Не-а, не жмут. Я тряпок напихал, теперь в самый раз.

– Понятно.

– Слышь? – Карлуха поманил пальцем. – Если что нужно, ты только скажи.

– Замётано. – Пообещал и пошёл вдоль изгороди, за нею спят животные, побрёл не спеша к винтовой лестнице.

***

Поднимаясь на второй этаж по скрипучим, чёрным от грязи ступенькам, столкнулся я с бородатым в военной форме. И всё бы ничего, такое бывает в полумраке. Он торопится вниз, я поднимаюсь в контору. Столкнулись лбами, ну и ладно. Здесь не принято извиняться, выяснять кто прав, а кто виновен. Это Бочка, в ней свои законы и свои правила. Разошлись и позабыли что дорогу не поделили. Может не навсегда забыли, на время, до встречи в другом месте. И то, что эта встреча состоится именно здесь и сейчас, бородатый мне пообещал жёстко и громко.

Я даже растерялся, гляжу на него хлопаю глазами. А он кричит, матерится, словами разными бросается, да такими что я и повторить не смогу. Поорал он и резко умолк, поглядел на меня в упор. Пахнуло от чужака кислой и сушёной рыбой. Таращился с минуту, громко хекнул в кулак и похлопал меня по плечу как старого приятеля.

– Выпивка за мой счёт. – Утробно рыкнул бородатый. – Извини, обознался.

– А ты кто? – Выйдя из ступора спросил я.

– Для кого как. – Ответил бородатый, глядит из-под кустистых бровей. – Называй меня Лекарь. Для ваших мест так понятней. А тебя как величают?

– Зайтан.

– Вот и познакомились. – Лекарь протянул руку. – Заходи к Шваньке, скажешь мой гость. Понял?

– Понял. – Не работай я в кузне с малолетства, не выдержать мне такого рукопожатия. Хватка мёртвая не вырвешься.

– Бывай Зайтан. Жду у Шваньки. – Лекарь разгладил усы и неторопливо, в развалку побрёл вниз.

Он ушёл, а я остался на прежнем месте, потираю ладонь, провожаю его взглядом. Изучаю, запоминаю тяжёлую походку, а вот зачем сам не знаю. Мне показалось, заваливается бородатый на одну ногу, прихрамывает. А может и нет, в темноте особо не разглядишь.

Ружьё, как и велел Карлуха оставил в каморке у Носатого. Нож не отдал, спрятал за спину под курткой, я так всегда делаю. Да и ружьишко отдавать не хотел. Раньше, оставлял у Якова, когда для починки, а когда и без неё. Жалуется народ на Носатого, тот ещё разбойник. Забудешь разрядить, считай потерял патроны. Носатым, этого пройдоху в шутку прозвали. Нет у него носа, отрезали. Кто и когда такое с ним сделал, неизвестно. Откуда пришёл в Бочку по сей день тайна. Сам не рассказывает, а проявлять излишнее любопытство здесь не принято, даже опасно.

Оставил ружьишко, отдал один патрон за сохранность и побрёл к выходу. Носатый что-то брякнул вдогонку, но я не расслышал, о своём думал. Как бы по дороже барахлишко сменять, сытно поесть и в баньку.

***

– Дружище! – Окликнули сзади. – Здорово Бродяга! – Открыто улыбается Гунька-Одноглазый. Гунька всех любит, все у него в приятелях ходят. Волосы рыжие как огонь, ни с кем не спутаешь даже со спины, а она у него большая и сила в Гуньке немалая. Стреляет мой приятель не хуже охотников, хоть и Одноглазый. Глаза у него все на месте, подслеповат на один, но вот на какой мало кто знает.

– Привет Одноглазый. – Поздоровался и прикрыл ладонью глаз. Я так всегда делаю, Гунька смеётся в ответ и прикрывает другой. Вот и пойми на какой он подслеповат?

– Слыхал? – Гунька пожал мне руку, подмигнул. – Гости у нас. Пришлые вояк сменили.

– Не только слыхал, даже видал. Хворые на всю голову.

– С чего вдруг? – Удивился Одноглазый. – Обидели? – Брови сползлись к переносице. – Кто? Пошли покажешь.

– Встретили не весело. – Пояснил я. – Пускать не хотели.

– Да ты не обижайся. – Повеселел Гунька. – Работа у них такая. Вояки дали дёру, среди наших караульных не сыскать. Вот и наняли пришлых. Ты про Пуздро знаешь?

– Знаю.

– И что скажешь?

– А что тут говорить? Был человек, и нет его.

– Это конечно верно. – Согласился Гунька и помрачнел. – А голову-то зачем отрезать? Уверен, одним Пуздро дело не закончится. Разбойники, душегубы в лесу прячутся. Банда, человек десять не меньше. Охотники вторую неделю как носа к нам кажут. Хабибул жаловался, говорит – если и дальше так пойдёт, коптилку закроет. Мяса осталось на две закладки.

– Разбойники говоришь? – Не поверил я в душегубов. Если они в лесу, почему меня не тронули? Умеет Гунька приврать и нагнать страхов. – Обдирает Хабибула охотников, – пояснил я. – Вот и решили его проучить. Переждут недельку другую и наведаются. Мясо товар скоропортящийся. – Я осмотрелся, пусто вокруг точно все вымерли. В прежние времена не протолкнёшься, вояки, торгаши, попрошайки, пьяницы. А сегодня, двери, что по обе стороны коридора раскрыты нараспашку, нет постояльцев. Тихо, как среди руин. – Ты лучше скажи, куда народ подевался? Почему вояки ушли? Им-то, кого бояться?

– Ты что не в курсе?

– Нет.

– Ближнюю заставу пожги. Вот и свинтили вояки по шу-

строму, ушли к своим на подмогу.

– И что, подмогли?

– Не знаю. Может и подмогли?

– А кто напал?

– Мне-то откуда знать? Вернутся, расскажут. – Гунька потянул меня за рюкзак. – Слышь, Бродяга, у тебя побрякушек нет?

– Чего? – Впервые слышу, что бы в Бочке интересовались разным хламом.

– Тут это. – Гунька замялся. – Нужно мне.

– Не томи.

– Пришлые за побрякушки патроны горстями отсыпают. За цацки, можно новый автомат выменять. У Шваньки и её девок все колечки да серьги сменяли. Вот я и подумал, может у тебя завалялось?

– Нет у меня побрякушек. Не интересуюсь. Тебе к пришибленным нужно. У них этого добра выше крыши.

– Это я и без тебя знаю. – Тяжело выдохнул Гунька. – Да где их нынче сыщешь? Они-то и раньше к нам редко захаживали. А если про Пуздро прознали, так и вовсе дорогу позабудут.

– Это точно. Забудут. И не только они.

– Ты в контору?

– Угу.

– Как сменяешь барахлишко, приходи в питейную. Дело есть.

– Дело?

– Ага. – Гунька осмотрелся, опасаясь чужих ушей. Нет вокруг ни одной живой души, пусто. Странно ведёт себя Гунька. Отошёл, заглянул за незапертую дверь прикрыл её плотно. Вернулся, шепчет мне на ухо. – Ничего не спрашивай, потом расскажу. Сядем за стол, выпьем по кружке кислой. Там и поговорим. Дельце прибыльное. Согласишься, не пожалеешь.

– Ладно, приду. – Пообещал и мы расстались. Гунька ушёл в одну сторону, я в другую.

***

В конторе пробыл не долго. Сменял на патроны и кредитную марку в питейную Гундосого – два подсвечника, четыре фарфоровые чашки и резную шкатулку. Торга совсем не было, заплатили столько, сколько запросил. Один я искатель на трёх приёмщиков. Конкуренция у них. Увидали запарник с цветастыми рисунками и пару маленьких чашечек, за руки хватать начали. Был соблазн обменять, но я удержался. Пообещали за них новую куртку и хороший кожаный ремень для винтовки. Не отдал. Отнесу Шваньке в уплату за комнатушку и свежие простыни. В чистоте, да ещё с девицей куда приятней чем у Гундосого на постоялом дворе с клопами и мухами лежак делить.

Шваньке Розовощёкой такие штучки нравятся. Сменяю, ещё и поторгуюсь, может, патронами разживусь? Карлуха сказал – она нынче в наваре. Вещицы что я отрыл знатные, не каждый день такое найдёшь, редкая удача, подфартило. К Шваньке схожу чуть погодя, сначала в питейную-лавку, живот с голоду к спине прирос. Для Гундосого тоже кое-что имеется. Откопал среди развалин две целёхонькие бутылки из стекла. Одна жёлтая, плоская с выпуклыми надписями, вторая синяя почти круглая. Гундосый в такую посуду лучшее пойло наливает, и ставит на полку. Цена на кислую вырастает в трое, когда и в четверо.