Три судьбы

– Надо было потрогать рукой коврик, – рассмеялся Мудров.

– Какой коврик?

– Запомнилась мне похожая история из личной практики. В сентябре восемьдесят четвёртого года, когда я трудился начальником уголовного розыска в Абинске, было совершено убийство в частном доме, и мы поехали. И видим такую картину. Лежит дедушка посередине двора с рублеными ранами головы и плеча, а бабушка в платочке ходит по двору. Спрашиваем, что случилось.

– Да я не знаю, – говорит старушка, божий одуванчик, – мы вчера посидели, поужинали, муж потом пошёл в летнюю кухню. Бывало, он там и оставался, и спал. Я его больше не видела. А утром встала, вышла, смотрю – а он лежит посередине двора окровавленный.

Вошли в летнюю кухню, потом в хату. Всё чистенько убрано. А бабушка росточком невелика, с виду хрупкая такая, но в прошлом участница Великой Отечественной войны, была медсестрой на фронте, таскала на себе раненых с поля боя. Меня тогда сильно удивило, что нигде ни пылинки, будто только что сделали генеральную уборку.

– А где он спал? – спрашиваю.

– Вот на этой кровати.

Я наклонился над покрывалом и случайно коснулся рукой плюшевого коврика. Помнишь, были такие в моде, с оленями? Раз – а он сырой! А почему сырой-то?

– Бабушка, – говорю, – давайте-ка, наверное, будем рассказывать.

– Ну что же, сынок, буду рассказывать. Это я его… Муж мой пил, постоянно ругал меня, бил. Я терпела, терпела. Вчера он в очередной раз напился, буянил, синяков мне наставил. Потом заснул. А я взяла топорик и зарубила его. Вынесла тело на улицу, всё в доме вымыла. Кровь на коврик брызнула – я и её отмыла.

– Посадили бабушку? – вздохнул Владимир.

– Арестовали на период следствия, полгода она отсидела до суда. Судья дал пять условно, учитывая, что она ветеран войны. Приняли во внимание и показания соседей, рассказавших, что муж постоянно над старушкой издевался, бил. На её теле после ареста были зафиксированы синяки. И всё равно это было умышленное убийство. Хотя, не коснись я тогда рукой коврика, может, мы бы его и не раскрыли. Так что жёны бывают разные и убивают не только в состоянии аффекта, но и вполне хладнокровно… Могла и эта жена бизнесмена терпеть-терпеть его измены, а потом однажды взять да застрелить его посреди ночи.

– Я бы тоже так подумал. Если бы не статистика, – упрямо заявил Леонтьев. Уж слишком много деловых людей отправилось по тем или иным причинам на тот свет за последние два года.

– Ладно, Володя, ты копай дальше, собирай сведения. Держи меня в курсе, а я домой поехал. Ты-то сам собираешься?

– Нет, останусь сегодня в кабинете. Хочу ещё пару дел полистать.

Алексей ехал в свою квартиру и думал, что погорячился с идеей о назначении Владимира на должность начальника уголовного розыска. Конечно, друг умён и проницателен, до всего докопается, но лидерские качества у него начисто отсутствуют. Станет руководителем, так же будет днями бегать по местам преступлений и полуночничать над делами в кабинете, а работу коллектива организовать не сумеет. Ему же важно: сам, всё сам. Ну, что же, пусть лучше у него в управлении будет хороший опер, чем плохой начальник отдела.

Знать бы тогда, что в ближайшие полгода этот хороший опер такого накопает, что в области придётся вводить план «Перехват».

Все хотят в милицию

Омск, 1964—1972 гг

Алексей Мудров родился поздней осенью тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. В Омске тогда стояли суровые морозы, это была уже настоящая зима, снежная, с вьюгами, метелями. Начиналась она в середине сентября и заканчивалась в мае ледоходом по великой реке Иртыш. Много лет спустя отец шутил, что мама не дотянула семь дней до праздника Советской милиции, и если бы знать заранее, что сын станет милиционером, потерпели бы до десятого ноября, чтобы будущий генерал родился в свой профессиональный праздник.

Мальчику исполнилось девять лет, когда его семья переехала из деревянного дома, отапливаемого дровами, в благоустроенную двухкомнатную квартиру. Мама вступила в кооператив и двадцать пять лет выплачивала за это жильё по семнадцать рублей ежемесячно. В микрорайон, где выросли кирпичные пятиэтажные и девятиэтажные дома, переехали люди со всех концов города. Сразу же после заселения в новую квартиру мальчик познакомился с двумя ребятами-одногодками, Владимиром Леонтьевым и Сергеем Скворцовым. Вместе ходили в школу, занимались хоккеем, баскетболом, волейболом. Вскоре к тройке друзей прибилась одноклассница Маргарита, ставшая неразлучной спутницей мальчишек и соучастницей всех их детских проказ.

– Вы прямо как три мушкетёра и Миледи, – рассмеялась как-то мама и с лукавством в голосе спросила: – Ты часом в Риту не влюбился?

– Мы все в неё влюбились: и я, и Серёжка, и Володька, – совершенно серьёзно ответил третьеклассник.

Он не понял, почему мама вдруг рассеялась. А кто такие мушкетёры и Миледи, мальчик ещё не знал. Книги Дюма-старшего они с друзьями начали читать только в седьмом классе.

В семье Сергея Скворцова всё новое, что входило в обиход советских людей, в том числе и в плане техники, появлялось раньше, чем у его друзей. Им было по тринадцать лет, когда он заговорщически позвал друзей после школы к себе в гости, пообещав устроить им сюрприз. И сюрприз удался. На полированной тумбочке в зале красовался новенький телевизор.

– Цветной что ли? – предвосхитила торжественное событие Рита.

– Цветной, – отозвался Сергей, поворотом тумблера включил чудо-ящик, который Алексей до этого момента видел только в Центральном городском универмаге на улице Ленина, и гордо добавил: – Семьсот рублей стоит!

Для рядовой советской семьи это были существенные деньги. Сумма составляла несколько зарплат высокооплачиваемых сотрудников, а если человек трудился за минимальный оклад – то за целых десять месяцев. Алексей сразу же решил дня себя: «Пойду работать, тоже куплю себе такой телевизор. А, может, к тому времени они будут побольше размером, вот самый большой и куплю!».

На экране шла музыкальная программа, и Рита вдруг сказала:

– А мама говорит, что от цветных телевизоров бывает рак!

– Да ну, – возразил Сергей. – Они только появились в продаже, многие их ещё в глаза не видели, и уже сразу – рак?

– Мама лучше знает, она врач, – стояла на своём Ритка.

– Рак это наследственное заболевание, – с горечью произнёс Володя. – Вот мой дед от рака умер, а теперь и у отца тоже обнаружили.

– Извини, – сказала Рита, запоздало сообразив, что затронула больную тему для друга, отцу которого недавно поставили страшный диагноз.

В недолгое для Омска тёплое время года школьники почти всё свободное время проводили на улице. В сильные холода, когда не посидишь на лавочке и во дворе не побегаешь, друзья ходили на спортивные тренировки, играли в хоккей, шумели в подъездах и иногда собирались у Скворцовых. Сергей был единственным из них, кто и не имел братьев и сестёр и жил в трёхкомнатной квартире, в которой чаще всего находился один. У всех детей родители возвращались после семи часов вечера, но отец Сергея, партийный работник, зачастую засиживался в райкоме допоздна, а мать по вечерам навещала многочисленных подруг или встречалась с нужными людьми. Тем не менее, в квартире всегда царил идеальный порядок, а холодильник был забит не только такими деликатесами, как сырокопченая колбаса, красная икра и грильяж в шоколаде, но и домашними обедами – супами, борщами, котлетами.

– Когда твоя мама успевает так много готовить? – спросила как-то Рита, – подогревая для вечно голодной школьной компании мясо, тушёное с овощами.

– А она и не готовит, – ответил Сергей. – К нам через день приходит женщина, которая занимается уборкой, стиркой и готовкой.

– Так у вас есть домработница? – изумлённо уточнил Володя.

– Ну, вроде того. Помощница по дому.

Для ребят такое положение дел было в диковинку. В их семьях мамы сами и в очередях стояли, и пельмени лепили, и варенье варили, и овощи в банки закручивали. Бабушки, которые могли бы помочь, жили далеко. А для детей главными деликатесами были намоченный в воде белый хлеб, присыпанный сахаром, или чёрный – натёртый чесноком и с кусочком сала. Они умели сами жарить гренки, грызли сухой кисель и поедали ложками варёную сгущёнку. На еде никто не зацикливался, но всё же ежедневное изобилие и разнообразие продуктов в семье Скворцовых, какое в других домах случалось лишь по праздникам, поражало детское воображение. Тогда они ещё не понимали, что папа Сергея затаривается в специальных «распределителях», да и мама, заведующая мебельным складом, имеет отношение к дефициту.

Сережа гордился родителями, скорее, их возможностями. А Лёша гордился старшим братом. У Риты и Володи подрастали младшие сестрёнки-первоклашки Оля и Галя, которые вместе ходили в школу и обратно и были младше друзей на семь лет. А брат Анатолий был на семь лет старше Алексея и оказывал на воспитание подростка заметное влияние. Каждый день в шесть часов утра, вне зависимости от погоды, они отправлялись на пробежку по Иртышской набережной. Даже в лютые морозы одевались в лёгкие куртки, и ведь никогда не болели! После получасовой пробежки Толик отправлялся в институт, а Алексей в школу. Старший брат, чемпион города по боксу, привёл за собой в секцию и младшего.

С подачи Анатолия школьник определился и с выбором профессии, решив в седьмом классе стать милиционером. Причём, брат учился в политехническом институте, но вместе с ним в секции бокса занимались слушатели Омской высшей школы милиции. После тренировок они часто приходили к другу домой. Красивая форма, подтянутость, мужественность этих парней не могли не вызывать восхищения у четырнадцатилетнего подростка. А разговоры о раскрытии преступлений, задержании преступников, предотвращении краж и драк будоражили воображение.

В то же время Алексей записался в библиотеку и, помимо обширной школьной программы, начал запоем читать книги приключенческого жанра и детективы. Он брал по пятнадцать книг на десять дней и до самого окончания десятого класса самозабвенно поглощал произведения художественной литературы с уклоном на приключения и подвиги: от «Айвенго» Вальтера Скотта до «Записок следователя» Льва Шейнина.

После прочтения Алексей передавал книги друзьям, и ребята менялись ими друг с другом, обсуждая подвиги героев. Как и все мальчишки того времени, чьё детство всё еще можно было называть послевоенным, в начальных классах они ещё играли в «войнушку». Делились на «фашистов» и «наших» и бегали по гаражам и возле них, паля друг в друга из вырезанных из дерева пистолетов и автоматов. А потом пошли игры в воров и оперов. Друзья Алексея, заражённые его энтузиазмом борьбы с преступностью, вслед за ним загорелись желанием выбрать ту же стезю.

– Я тоже буду с вами поступать в школу милиции, – заявила однажды и Рита.

– Ты что, туда же девчонок не принимают, – возразил Володя.

– А, может, к тому времени, когда мы окончим школу, уже будут принимать, – возразила она. – Женщина уже даже в космос летала. А тут подумаешь – милиция!

В этом же году родители Алексея развелись. Он так никогда и не узнал, в чём была причина их расставания. Скандалов в доме не было, по крайней мере, он не помнил, чтобы родители повышали друг на друга голос. Но однажды весенним вечером отец вдруг сказал:

– Сынок, я завтра уеду на Кубань, к тёте Кате.

– Ух ты, здорово! Надолго?

– Надолго.

– А мы к вам с мамой приедем летом на каникулы?

– Ты уже большой парень, можешь и сам приехать.

Когда на следующий день Алексей вернулся из школы, главы семейства в доме уже не было, как и его вещей. Обиды на отца, покинувшего семью, у подростка не возникло. Тот, хоть и уехал, но исправно платил алименты и никогда не прерывал связи с семьёй, поэтому не возникало ощущения, что он их бросил. Каждое лето Алексей ездил на каникулы к сестре отца в кубанскую станицу, куда перебрался отец, и безотцовщиной себя не чувствовал. Не было и детской обиды, наоборот, сначала даже какая-то радость вспыхнула: без жёсткой отцовской руки строгого контроля будет меньше, стало быть, жизнь станет вольготнее!

Однако это предвкушение вседозволенности мама быстро притупила, напомнив о правилах семейного распорядка: в десять вечера школьник должен быть дома. Старшему брату, которому к тому времени исполнилось двадцать лет, дозволялось погулять подольше. Для Алексея же покатились обычные серые будни: в шесть утра подъём, пробежка, школа, уроки, встречи с друзьями, а в десять вечера домой.

* * * * *

К пятнадцати годам подростки заметно вытянулись и повзрослели, а Ритка всё ещё оставалась маленькой девчонкой с короткой стрижкой и мальчишескими замашками. Она по-прежнему бегала с ними в кино после уроков или во время «прогульных» часов и сама предлагала всем троим друзьям списать у неё домашнее задание, если кто-то из них не успел его сделать. Всё изменилось тем летом, когда они перешли в девятый класс.

Сразу после выпускных экзаменов Рита улетела на каникулы к маминой сестре на Сахалин, а вернулась буквально перед первым сентябрём, и Алексей увидел её только на торжественной линейке в школьном дворе. Увидел – и замер на несколько мгновений, поражённый произошедшей с ней за три месяца метаморфозой. Из «своего парня» Рита вдруг превратилась во взрослую девушку. Она загорела, подросла и пополнела, овал лица и формы тела округлились, под белой школьной блузкой обозначилась грудь, а подросшие волосы были скреплены по бокам разноцветными заколками.

Лёша перевёл глаза на Сергея, и только собрался сказать нечто в стиле: «Смотри-ка, Ритка-то…», но по задумчиво-восхищённому взгляду друга понял, что тот и сам оценил перемены, произошедшие с одноклассницей. Алексей испытал нечто вроде укола ревности и тут же по-взрослому твёрдо решил: «Она будет моя!».

Когда они после классного часа собрались в квартире Скворцовых, Рита долго и восхищённо рассказывала о Южно-Сахалинске, где служил муж её тёти, и окрестностях города. Дескать, Охотское море тёплое, она купалась в нём и загорала на песчаном острове. А ещё там во всём гигантизм – огурцы, помидоры, лопухи – такие огромные, и вкус у овощей и молока совершенно необыкновенный, не как у нас.

«И сама ты на этом гигантизме выросла во все стороны», – подумалось Лёше.

– Ты всё так же хочешь работать в милиции? – спросил у Риты Сергей.

– Я-то хочу, да ведь скоро это не получится. Я узнавала, чтобы поступить на юридический факультет, надо или в армии отслужить, или рабочий стаж иметь, два года. Так что поступлю, как моя мама Оля, в медицинский институт, а когда вас сразят бандитские пули, буду спасать ваши жизни и раны зашивать.

– А почему нас непременно должны ранить? – недоуменно спросил Сергей.

– А почему бы и нет? Могут даже и убить, – мрачным голосом предрёк Володя.

– Но в медицинский надо сдавать химию и биологию, а ты эти предметы не любишь. Ты же гуманитарий, – заметил Алексей.

– Ладно, посмотрим, ещё два года впереди, есть время определиться, – легкомысленно закрыла тему Рита, закинув ногу за ногу так, что плиссированная юбочка задралась выше, чем положено, и стала видна застёжка на капроновых чулочках.

– А я научился играть на гитаре, – похвастался Лёша, отводя взгляд от её ног. – Сейчас сбегаю за ней домой, и можем спеть что-нибудь.

И они пели «Плывут туманы белые, с моей тоской не знаются», и «Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях встретимся с тобою», и «Никуда не деться, годы не вернуть, покидает детство всех когда-нибудь».

В декабре Рита впервые официально пригласила друзей на свой день рождения. Они и раньше заходили друг к другу на чай с тортиком по случаю именин и дарили пирожные, блокноты, книги, мячики. В восьмом классе на двадцать третье февраля одноклассница торжественно вручила мальчишкам игрушечные кортики и получила в ответ на восьмое марта прибор для черчения, на который они скинулись по рублю.

Но тут случай был особый. Рите исполнилось шестнадцать лет, вскоре она должна была получить паспорт, и её родители готовились накрыть по этому поводу «взрослый» стол. Алексей долго пребывал в раздумьях, и так ничего путного не придумав, спросил у мамы, что подарить девушке на день рождения, чтобы она обрадовалась? Мама поставила табурет к антресолям и достала оттуда яркий платок, синий, с красными розами.

– Но ведь Ритка платки не носит, только шапки, – растерянно возразил Алексей, перебирая в руках шелковистую на ощупь материю.

– Это потому, что у неё такого красивого платочка не было, – возразила мама. – А теперь будет носить.

Когда Лёша вручил девушке завёрнутый в пергаментную бумагу подарок, она прямо в прихожей развернула свёрток, встряхнула платок и сразу же повязала вокруг головы. Синий цвет очень шел к её бирюзовым глазам и светлым волосам. Платок придавал девочке взрослости и женственности. Рита благодарила и улыбалась своему отражению в настенном зеркале. И тут раздался звонок в дверь. На пороге стоял Сергей с голубой коробочкой в руках.

– Это же «Клима», – с детским восторгом взвизгнула Рита и выхватила из рук друга коробочку, не дожидаясь, пока он сам её отдаст.

Алексей с огорчением отметил, что французским духам девушка обрадовалась больше, чем шёлковому платку, но тут же успокоил себя тем, что духи скоро закончатся, а платок – это надолго.

Следом за Сергеем вошёл Володя с сиреневым цветком в глиняном горшочке, а из комнаты раздался голос Ритиной мамы:

– Молодёжь, хватит уже в коридоре толпиться, проходите в зал!

Во главе накрытого стола восседала сухопарая седовласая женщина в строгом сером платье с белым кружевным воротничком, и Алексей догадался, что это Риткина бабушка Саша, о которой девочка много рассказывала, но которую никто ещё не видел.

– Маргарита, а где же твои подружки? – спросила Александра Ивановна.

– А это мы и есть, – широко улыбнулся Володя и вручил бабушке горшочек с цветком.

Позже Рита рассказала друзьям, что мама устроила ей через знакомых прописку в бабушкиной трёхкомнатной квартире, чтобы «в случае чего» квартира не отошла государству.

– О, так ты у нас богатая невеста, – рассмеялся Сергей.

– Эту квартиру мой дедушка в своё время получил на всю семью, он у меня был чекист, а потом воевал и рано умер от ран, – с гордостью произнесла Рита.

А Лёша подумал, что его отец тоже воевал, был ранен и контужен, только квартиру ему не дали. Пришлось вступать в кооператив, а маме сейчас тяжело выплачивать взносы. А ещё он подумал, что какая бы ни была богатая невеста, мужчина не может себе позволить жить в квартире, которая принадлежит его жене. Мужчина сам должен заработать на жильё для своей любимой.

В десятом классе Алексей устроился дворником в домоуправление, получал семьдесят рублей в месяц и всю зарплату отдавал маме. Его друзья и одноклассники, живущие по-соседству, видели, как парень летом выходил во двор с метлой и лопатой, а зимой долбил ломом лёд, образовавшийся после снежного наста. Но он не стеснялся своей работы, сейчас одна – потом будет другая, главное он помогает семье.

Однако, мечтая о работе в милиции и учась на четвёрки и пятёрки, Алексей в старших классах отличался настолько своевольным и хулиганистым поведением, что его несколько раз даже исключали из школы. Директор был принципиален и строг, и если ученик опаздывал на урок хотя бы на пять минут, до занятий он не допускался. И тогда опоздавшие объединялись в группу и отправлялись в кино. В школу возвращались к только третьему уроку, множа количество прогулов. На проказы старшеклассник тоже был мастак: то умудрился разбить школьное окно футбольным мячом, то пририсовал усы медалистам, чьи фотографии вывешены на Доске почёта, и потому до десятого класса так и не вступил в комсомол.

Буквально за месяц до окончания школы Алексей осознал, что его мечта о поступлении в школу милиции под угрозой, и с большим трудом влился в ряды ВЛКСМ. Его не хотели принимать, но парень сумел убедить руководителей школьной комсомольской организации в том, что без членства в комсомоле ему никак не стать милиционером, и ему пошли навстречу.

На экзамены в школу милиции Алексей, Владимир и Сергей ходили вместе и благополучно сдали историю, английский язык, русский язык и литературу, написали сочинения. Однако двое друзей были зачислены, а Алексей не прошёл по конкурсу мандатной комиссии, не хватило одного бала до проходного.

Генерал, председатель комиссии, сказал:

– Сынок, ничего страшного. Подучи предметы, поступишь на следующий год.

Но Алексей понимал, что это невозможно. Через восемь месяцев, будущей весной, его призовут служить в армию. Когда расстроенный парень вышел из аудитории, он столкнулся с подполковником, преподавшим на втором курсе. Тот посоветовал парню отслужить в армии, вступить в партию, и тогда, уже на льготных основаниях, снова подать документы в школу милиции.

Два плюс два

Омск, 1973—1974 гг

Алексей съездил в гости к тете Кате на Кубань, проведя в кубанской станице свои последние каникулы, а вернувшись в Омск, пошёл устраиваться на работу слесарем-сборщиком на завод, где в своё время работал бухгалтером его отец.

Рита, с восторгом смотревшая с друзьями первые серии кинофильма «Следствие ведут знатоки», всё же сознавала, что милиционером ей никак не стать, и пошла по пути наименьшего сопротивления. Она поступила на филологический факультет пединститута и перебралась к бабушке, которая жила в центре города, часто болела и требовала постоянного ухода. В доме родителей девушка появлялась теперь нечасто. А Сергея и Владимира из школы милиции отпускали лишь на выходные, да и то не всегда.

Так и распалась неразлучная «четвёрка». Алексей сильно переживал по поводу того, что не поступил с первой попытки в вуз. Его школьные друзья с гордостью носили форму и с юношеским восторгом рассказывали о школе милиции. Он радовался за них, но огорчался, что для него самого учёба откладывалась на целых три года. Сергей и Володя будут уже на четвёртом курсе, когда он вернётся из армии.

Грустил Алексей и о Маргарите. Теперь она жила далеко, днём ходила на лекции, а вечерами сидела с бабушкой. Иногда он звонил ей просто пообщаться, пару раз приглашал в кино, но она отказывалась, ссылаясь на занятость. Парень отдавал себе отчёт в том, что Риту он любит, и уже не по-детски, как и в том, что она не отвечает ему взаимностью. На выпускном вечере одноклассница в белом атласном платье в пол, с открытыми плечами, на которые была наброшена гипюровая накидка, казалась сказочно красивой. Она охотно принимала предложения потанцевать и от Алексея, и от Сергея, а на белый танец пригласила Владимира, который увлёкся шампанским и вообще не танцевал. Она совершенно не делала разницы между друзьями и не отдавала никому из них предпочтения: ни смотрящим на неё влюблёнными глазами Алексею и Сергею, ни проявляющему полное равнодушие к её женским чарам Владимиру. Домой они вернулись вчетвером под утро и сразу же разошлись по своим квартирам. Алексей много раз представлял себе, что после выпускного бала на рассвете признается девушке в любви, но в тот день этот поступок казался ему нелепым и неуместным.

Пятого декабря, когда Маргарите исполнилось восемнадцать лет, Алексей приехал к дому её бабушки и позвонил из автомата. Рита вышла из подъезда в наброшенной на домашний костюмчик шубке, приняла из его рук букет белых гвоздик и сказала:

– Какое чудо! Спасибо огромное! Извини, я не могу тебя пригласить в гости. У бабушки опять резко подскочило давление, мама приехала сделать ей укол.

Рита чмокнула его в щёку и побежала обратно.

Ещё через несколько дней Александра Ивановна умерла во сне. Алексей звонил Рите, предлагал свою помощь, но та сквозь слёзы отчаянно убеждала, что на похороны приходить не надо. Дескать, родители со всеми хлопотами справятся сами, а она не хочет сейчас видеть никого из друзей, и чтобы они её видели в таком состоянии – тоже не хочет.

Лёша сочувствовал Ритиному горю, но при этом с невольным удовлетворением осознавал, что теперь она будет свободна по вечерам и, возможно, будет иногда проводить их с ним. Так и получилось. Он стал часто звонить девушке, приглашая то в кино, то на концерт, и она принимала его предложения. Несколько раз они целовались на прощание в подъезде, но Рита быстро отстранялась и убегала вверх по лестнице, а домой она его никогда не звала.

Алексею очень хотелось встретить Новый год с любимой девушкой вдвоём, но он понимал, такое стечение обстоятельств маловероятно. Спросил, где она собирается провести новогоднюю ночь, и Рита с недоумением в голосе ответила:

– Дома, конечно, с родителями и сестрой. Где же ещё?

– Я тоже – дома. С мамой. Толя уходит к друзьям.

Но ближе к обеду тридцать первого декабря позвонил Сергей и радостно-возбуждённым голосом сообщил:

– Нас с Володькой уже отпустили! Как ты смотришь на то, чтобы Новый год отметить у меня? Родители уйдут в кампанию, хата свободная. Соберёмся вчетвером, как в старые добрые времена!