Легенда о гимназии

Да, в отличие от Тамары Степановны Евгений Донатович называл нас на «ты», а часто и не по именам, а по фамилиям.

Но любили мы его не за это, а за чувство юмора. Нам не раз доводилось видеть, как наш физик смеётся до ушей в ответ на безобидные выходки. И сам он порой шутил, и не обижался, если подшучивали над ним самим.

Вообще, хороший школьный учитель должен в хорошей мере обладать чувством юмора и самоиронией. Пытаясь постоянно навязывать крайне серьёзное отношение к предмету, он рискует превратиться в монстра, которого все ненавидят – это в том случае, если он с жёстким характером и умеет грубой силой разом поставить на место три десятка молодых наглецов. Таких школьники уважают просто за силу, но эти умельцы школьными учителями не становятся. А «серьёзный» учитель без сильного характера станет объектом презрения и насмешек, равно как и чрезмерно юморной и весёлый. Как обычно, нужен баланс и золотая середина.

Вспомнился интересный случай, как раз показывающий, что Евгений Донатович имел чувство юмора в должной мере, без перегибов.

Однажды на стенах коридоров появились альбомные листы. На них был изображён один тот же чёрный силуэт идущего человека. Человек был в пиджаке, шляпе, с дипломатом, высокий, длинноносый и немного ссутуленный, и в целом будто срисованный с Евгения Донатовича. Каждый лист сопровождался подписью: «Внимание! Розыск!» или что-то в этом духе. И какую только ересь не придумают школьники!

Евгений Донатович шёл по коридору, смотрел на эти рисунки, качал головой и добродушно посмеивался. Однако, когда на уроке то ли ему попытались подсунуть лист, то ли на доску вывесить, он сурово посмотрел на шутника и сказал, мол, пошутили, посмеялись – и довольно. Словом, дал понять, что всего должно быть в меру.

С силуэтом и общим обликом Евгения Донатовича связан ещё один забавный момент. Это не конкретный случай, а, скорее, из области ощущений.

В известном шанхайском переулке никогда не было особенно светло, а скорее царил полумрак, из коридора на стену тени падали. Придёшь, бывает, как-нибудь рано утром, а зимой на улице в это время темно, в шанхайском переулке тоже темновато, народу ещё почти нет. Тишина. В сон немного клонит. И тут слышатся неторопливые шаги в коридоре, а на стене медленно вырисовывается тень высокого, худощавого человека в шляпе. «Кошмар на улице Вязов» смотрели все, и нет смысла описывать, как там выглядел главный персонаж. Конечно, все знали, что это идёт наш физик, но всё же полусон, полумрак… И фамилия у Евгения Донатовича была очень похожа на ту самую.

Но вернёмся к уроку, осталось немного.

Физика как наука мне не очень нравилась. Не то чтобы совсем уж негативно относился, а не было к ней особенного интереса. И Евгений Донатович здесь ни при чём: уж на его уроки я ходил не без удовольствия.

Правда, не всё до конца понимал, особенно связанное с электричеством. Но потом, на втором курсе я умудрился получить автоматом экзамен по электротехнике. Видать, из школьной программы кое-что всё-таки знал. А что до прочих разделов, так я благодаря задачам о кронштейнах, которые очень любил Евгений Донатович, на университетских лекциях по теоретической механике плевал в потолок, если появлялся на тех лекциях: нового там для меня было немного.

И это при том, что я посещал физику по расписанию. А Евгений Донатович проводил ещё дополнительные занятия. Если бы я и на них ходил – глядишь, и всё высшее образование у него получил бы.

В конце одиннадцатого класса я и мой лучший друг Дмитрий решили написать юмористически-сатирическую поэму. Сюжет заключался в том, что наши одноклассники приходят на день рождения к Евгению Донатовичу. Мы со всей отдачей в любое время, когда приходило вдохновение, начинали сочинять и обсуждать. Однажды на литературе (!) мы обсуждали одну строчку из нашей поэмы, увлеклись и не заметили, что в кабинете тихо, а все слушают наше обсуждение.

Но написать её до конца не вышло. Мы потеряли тетрадку, в которую записывали чистовую версию. Причём потеряли после урока физики. В общем-то, у нас там всё было культурно, без гадостей и пошлостей, но это всё же была комедия, да и какой школьник будет писать хвалебные оды об учителе физики. Так что ситуация была всё же не из самых приятных, к тому же следствие показало, что или мы случайно сдали тетрадку с поэмой на проверку, или Евгений Донатович сам её обнаружил в тайнике под партой. Как бы то ни было, он ничего насчёт нашей поэмы не сказал. Спросить мы постеснялись, а потом и не до этого стало.

Трудотерапия

Третьим уроком я поставлю физкультуру, и перемену проведём в раздевалке. В общих чертах наша раздевалка ничем особенным не отличалась, каждый не раз заходил в такую: скамейки вдоль стен, тускловато, душновато, пара десятков юнцов пытаются как можно скорее сменить брюки или джинсы на трико или шорты. В женской раздевалке я, к сожалению, или к счастью, не бывал, когда там кто-то переодевался, но думаю, что и она выглядела так же. Разве что там меняли на трико иногда не только штаны, но и юбки, и платья.

Но если присмотреться ближе, то отличие от типичной раздевалки тех времён заключалось в том, что народное творчество на наших стенах почти отсутствовало. А то, которое было – осталось ещё с незапамятных времён и въелось в плитку. Проще говоря, на стенах раздевалки (и в туалетах тоже) не рисовали. Или почти не рисовали, лишь в помутнении рассудка.

Кстати говоря, именно помутнение рассудка толкает людей на глупые и бессмысленные действия. Это кажется очевидным, но, если посмотреть на многих окружающих – они как будто и не понимают этого факта. А достаточно следить за рассудком, проще говоря, подумать прежде чем сделать, притом, что на подумать чаще всего хватает нескольких секунд. Всех неприятностей так не избежать, но половину можно не спровоцировать, и жить становится проще. И всего-то нужно несколько секунд поискать ответ на вопрос: «Зачем мне делать то, что я собираюсь?»

Но да ладно, даже взрослые люди редко задаются таким вопросом, не говоря о школьниках, которым нужно ещё и самовыразиться.

И как же вышло, что стены оставались чистыми?

Всё просто. Мы сами их мыли в рамках генеральной уборки. За каждой группой закрепляли два кабинета и часть коридора.

Как обстоит сейчас – мне не известно, но в одно время дежурство в школах отменили, где-то и запретили, поэтому не все поймут, о чём идёт речь. Я расскажу.

Ежедневно назначались двое дежурных: обычно по графику, но бывало и вне графика, за проступки. Дежурные отвечали за чистоту доски, а в своём «родном» кабинете ещё и делали влажную уборку в конце дня. Так было везде. Гимназия отличалась тем, что за каждая группа отвечала не за один, а за два кабинета. Я не помню, было ли дежурных в этом случае четверо или же двое отдувались за четверых, а вероятнее всего часть группы отвечала за один, часть – за второй. Я помню, что мне довелось мыть пол в обоих.

А генеральная уборка расширяла зону ответственности группы не только на кабинеты, но и на часть общего коридора: помыть пол, стены, окна. Если близится зима – окна заклеить. Тогда ещё были деревянные рамы, которые с возрастом начинали сквозить. С нынешним пластиком не все знают, что такое заклеивать окна ватой, газетой и хозяйственным мылом. За нашей группой были раздевалки и коридор между ними и спортзалом. Вот так, общими усилиями всё здание три-четыре раза в год отдраивали. Уже потому нам не было смысла рисовать на стенах раздевалки, а прочие понимали, что здесь тоже кто-то моет и чистит, точно так же как они на своих участках.

И никто не верещал о попранных правах, как часто теперь любят делать, а осознавали причастность к обществу и уважение к чужому труду.

Третий урок. Физкультура

Наш учитель физкультуры Рашид Равильевич был ещё и нашим классным руководителем, или, как здесь говорили, куратором, и урок иногда начинался или оканчивался пятиминуткой, посвящённой общим вопросам.

Обычно Рашид Равильевич на пятиминутках перечислял финансовых или академических должников, объявлял о важном мероприятии или раздавал листочки с текущими оценками. Помните, дневников у нас не было, а Рашид Равильевич каждые две-три недели выписывал из журнала оценки по всем предметам и выдавал под роспись родителям. Казалось бы, ерунда, потерять эти листочки куда как проще, чем дневник. Но и восстановить их тоже было несложно, к тому же Рашид Равильевич рассчитывал на нашу добросовестность. И если оказывалось, что рассчитывал он зря, и не только на добросовестность, но и на успеваемость, и на поведение – вместо физкультуры проходил полноценный классный час.

Мы, переодетые в спортивную форму, стояли строем, а Рашид Равильевич с задумчивым видом крутил на пальце свисток или связку ключей, ходил туда-сюда вдоль строя и читал мораль. Частенько он вспоминал при этом о былых временах, когда Солнце светило ярче и трава росла зеленей, а конкретно о группе М-15, и ставил её нам в пример. Полагаю, впоследствии он всё же ставил кому-нибудь в пример и М-22. В это хочется верить.

По программе предполагались также занятия с двумя физкультурниками, и тогда на сцене появлялся Аркадий Яковлевич, по прозвищу Аркан. Он тоже любил поучаствовать в классном часе, но морали не читал, а таращил глаза и громогласно бросал резкие возгласы, будто рубил с плеча, не стесняясь в выражениях, в разумных пределах. А если добавить, что он был приличного роста, плотный, мощный – станет ясно, что он мог произвести впечатление человека, с которым лучше не спорить. Но в действительности был добрейшей души.

Как сейчас видится мне: стоим мы, Рашид Равильевич нас о чём-то увещевает, видно, что он устал от этого и ему тоже неприятно, но осознанием ситуации мы должны проникнуться. Вдруг у Аркана не выдерживают нервы, он подскакивает и начинает орать что-то подобное: