Ты за это заплатишь

Мисс Уандерли тоже его заметила. Я почувствовал, как напряглась ее спина, и она сбилась с такта, отчего я едва не наступил ей на ногу.

Она отстранилась от меня.

– Пошли купаться, – предложила она внезапно и двинулась в сторону фойе, отвернув от меня лицо.

Я успел увидеть ее отражение в зеркале.

Она была бледна.

4

Я ехал по шоссе вдоль пляжа Дейден-Бич, пустынной полоски песка с пальмами, в нескольких милях от казино.

Мисс Уандерли сидела рядом со мной. Она мурлыкала себе под нос какую-то песенку и, кажется, снова была в хорошем настроении.

Мы катили вдоль морского берега в лунном свете. Было жарко, но в открытые окна «бьюика» врывался океанский бриз.

– Почти приехали, – сказала мисс Уандерли. – Смотри, отсюда уже видно.

Впереди, у самой линии прибоя, возвышалась группка пальм. Никаких иных признаков жизни не наблюдалось, и это было прекрасно.

Я съехал с шоссе и повел машину вниз по песку, пока тот не сделался слишком рыхлым, тут я остановился, и мы вышли.

Вдалеке виднелись яркие огни Парадиз-Палмз, оттуда доносились едва слышные звуки музыки. Ночь стояла безветренная, и звук распространялся на большое расстояние.

– Очень мило, – сказал я. – Что будем делать?

Мисс Уандерли подняла юбку выше колена и принялась скатывать чулки. Ноги у нее были стройные и мускулистые.

– Лично я – купаться, – сказала она.

Я обошел машину, открыл багажник и вынул пару полотенец и свои плавки. Меньше чем через две минуты я был готов. Теплый ветерок приятно обдувал кожу. Я обогнул «бьюик». Мисс Уандерли дожидалась меня. На ней были белые лифчик и трусики.

– Купальник так себе, – заметил я.

Она согласилась со мной и сняла белье.

Я на нее не смотрел.

Мы пошли по песку, держась за руки. Песок был горячий, и ноги погружались в него по щиколотку. Я бросил на нее взгляд, когда мы входили в воду. Скульптор мог бы просто отлить ее в бронзе, и потом ему не пришлось бы ничего подправлять. Я сам удивился, что так спокойно реагирую.

Мы доплыли до спасательного плотика на якоре. Море было теплое. Мисс Уандерли подтянулась на руках, забираясь на плот, и стала похожа на ундину со дна морского.

Я плавал вокруг плота, рассматривая ее в лунном свете. В свое время у меня было немало женщин, но эта была просто картинка.

– Хватит, – сказала она, – ты меня смущаешь.

Я влез на плот и сел рядом.

– Не смущайся, – сказал я.

Она поглядела на меня через плечо, а потом привалилась ко мне спиной. Спина была теплая, но крошечные капли воды на ее коже холодили меня.

– Расскажи мне о себе, – попросила она.

– Тебе будет неинтересно, – сказал я.

– Расскажи.

Я широко улыбнулся ей:

– Я жил самой обычной жизнью до тех пор, пока не пошел в армию. Вернулся из Франции с кучей медалей за снайперскую стрельбу, роскошным военным неврозом и неуемной тягой к азартным играм. Никому я был не нужен. Работу найти не смог. Как-то раз я сел играть в покер. Та покерная партия затянулась на три недели. Мы брились, ели и пили за игровым столом. Я выиграл пять кусков, а потом один игрок как с цепи сорвался. Я ударил его бутылкой, а он наставил на меня пушку. Оружие меня не пугает. Я побывал в арденнской заварухе. После такого все, что может выкинуть какой-то там картежник, просто детский лепет. Я вырвал у него пистолет и дал ему по лбу. Мы продолжили играть, сгрузив того парня под стол. Ставили на него ноги, как на коврик.

Она скрестила руки на груди и поболтала ногой в воде.

– Крутой парень, – сказала она.

– Ага, – согласился я. – Мне не понравилась та пушка. Она заставила меня задуматься. В один прекрасный день, решил я, на меня наставит оружие какой-нибудь парень, который умеет им пользоваться. И потому я купил себе пистолет. Я хотел обращаться с оружием лучше, чем кто-либо другой. Видишь ли, после армии появляется привычка гордиться тем, что ты делаешь что-то лучше товарища. Я сидел в номере захудалой гостиницы и учился выхватывать пистолет из кобуры и жать на спусковой крючок. Упражнялся по шесть часов в день целую неделю. Кажется, достиг успеха. До сих пор я не встречал никого, кто выхватывал бы оружие быстрее меня. Та неделя тренировок уже пять раз спасла мне жизнь.

Она поежилась:

– Говорили, ты безжалостный, но теперь, познакомившись с тобой, я в это не верю.

– Правильно, – сказал я, опуская руку ей на бедро. – Я объясню тебе, как это обычно происходит. Какой-нибудь слюнтяй вдруг решает, что он самый крутой на свете. Он считает, что лучше его никого нет. Может, он просто дурак, или перебрал, или еще что. Не знаю. Но какова бы ни была причина, он мнит, что он самый-самый и должен доказать это всем и каждому. Остальным плевать, крут он или нет, но этот паршивец не понимает. И что же он делает? Он глядит по сторонам, выискивая парня с определенной репутацией, цепляется к такому парню и затевает ссору. Он рассуждает так: если я превзойду его, то стану круче всех. И обычно он цепляется ко мне. – Я поболтал в воде ногой. – Я сношу все, что он мне говорит, потому что знаю: я могу побить его в любой момент, когда пожелаю, но убивать я не стремлюсь. В этом нет смысла. И потому я сижу и позволяю ему наезжать. Наверное, я не прав, потому что это подзадоривает его, и он тянется за пушкой. И тогда мне приходится убивать, потому что я, как ни странно, люблю себя и умирать не хочу. Люди говорят, я жестокий, но они ошибаются. На меня давят, и я не в силах сдержаться.

Она ничего не сказала.

– То же самое вот-вот случится и здесь, – продолжал я. – Какой-то умник в этом городишке считает себя крутым, он разработал сложный сценарий, чтобы показать всему городу, как быстро он наставит на меня пушку. Он собирается загнать меня в угол. Я не знаю, кто он такой и когда начнет игру, но я знаю, что́ тут назревает, и чутье подсказывает мне, что ты тоже замешана в этом. – Я улыбнулся ей. – Остается выяснить, знаешь ли ты, что затевается, или же ты просто шикарная декорация.

Она покачала головой.

– Ты чокнутый, – сказала она. – Ничего не затевается.

– Из этого по-прежнему непонятно, за меня ты или против, – сказал я.

– Я за тебя, – сказала она.

Я обнял ее одной рукой и перебросил ее ноги через свои, усаживая себе на колени. Она прижалась к моей груди, ее волосы, влажные и ароматные, прилипли к моей щеке.

– Я знала, что с тобой будет интересно, – сказала она.

Я взял ее за подбородок и развернул лицом к себе. Она закрыла глаза. В лунном свете ее лицо белело словно фарфоровая маска. Я посмотрел на нее, а потом поцеловал. Губы у нее были солоноватые. А еще – упругие, прохладные и очень приятные. Мы на какое-то время застыли так, лишь плот вздымался на волнах; мне было совершенно наплевать, что случится дальше, хотя я и не сомневался – случится обязательно.

Внезапно она оттолкнула меня, соскользнула с моих коленей и встала. Я посмотрел на нее. При виде такой красоты желание накатило будь здоров. Когда я попытался ее ухватить, она нырнула и уплыла от меня. Я сидел на плоту и ждал. Чуть погодя она развернулась и поплыла обратно. Я утопил в море край плота, и она скользнула на него, улегшись на живот. Она лежала рядом со мной, уткнувшись подбородком в ладони и скрестив лодыжки. У нее была такая красивая спина.

– А теперь ты расскажи о себе, – попросил я.

Она покачала головой:

– Нечего там рассказывать.

– Должно быть хоть что-то. Сколько ты уже здесь живешь?

– Год.

– А до того?

– В Нью-Йорке.

– Танцовщица.

– Точно.

– Как ты познакомилась со Сператцей?

– Просто познакомилась.

– Он тебе нравится?

– Он для меня пустое место.

– Ты обхаживаешь особенных гостей?

– Предполагалось, что так будет.

– А кого еще, кроме меня, ты обслуживала?

– Никого.

– Значит, я первый особенный гость в Парадиз-Палмз?

– Должно быть, так.

– Работа тебе нравится?

Она перекатилась на спину.

– Да, – сказала она и поглядела на меня.

В ее глазах я прочитал, что оставаться и дальше на этом плоту – напрасная трата времени.

– Ладно, – сказал я. – Поехали отсюда.

Она первая бросилась в воду.

5

– Хочу показать этой юной леди вид с моего балкона, – сказал я ночному портье, когда тот выдал мне ключ.

Я ожидал, что он напомнит, какой респектабельный у них отель, или хотя бы бросит на меня косой взгляд, однако ничего не случилось. Он поклонился.

– Приятно слышать, что вы нашли вид достойным, чтобы показать его мадам, – произнес он. – Желаете еще что-нибудь в номер, мистер Кейн?

Он говорил без тени сарказма – кажется, он и впрямь был готов вывернуться наизнанку, чтобы мне угодить.

– Скотч не помешал бы, – сказал я.

– В одном из шкафов в вашей гостиной имеется запас напитков, мистер Кейн, – сообщил он. – Всего час назад все это принесли в подарок от мистера Киллеано.

Я кивнул.

– Отличная была идея, – сказал я, не собираясь показывать ему, как я удивлен.

Мы с мисс Уандерли прошли по пустому фойе к лифтам.

Она смотрела на меня, вопросительно подняв брови.

– Он так и рвется организовать мне хороший отпуск, – пояснил я, пожимая плечами. – Готов даже лично явиться и подоткнуть нам одеяло.

Она хихикнула.

Мимо нас прошел гостиничный коп. Я определил, что он гостиничный коп, по размеру его обуви. Нас он как будто не заметил.

Лифтер и коридорные смотрели на мисс Уандерли так, словно она была невидимкой. Все эти лакеи действительно были воплощением тактичности.

Часы на стойке регистрации показывали половину третьего ночи. А у меня сна не было ни в одном глазу.

Когда мы шли по широкому, устланному толстым ковром коридору к моему номеру, я спросил:

– А ты знаешь этого парня, Киллеано?

– Я-то надеялась, что твои мысли обо мне, – с укоризной сказала она.

– У меня мозг как у шизофреника, – заявил я. – Могу думать о двух вещах сразу.

Я отпер дверь, и она вошла вслед за мной. Ответа на свой вопрос я так и не получил.

Закрыв дверь, я понял, что все-таки не могу думать о двух вещах сразу.

Мисс Уандерли высвободилась из моих объятий, но не раньше, чем у меня зашумело в ушах.

– Я ведь пришла полюбоваться на вид, помнишь? – сказала она, но я видел по тому, как вздымалась и опадала ее грудь, что она распалилась не меньше моего.

– Вид что надо, – заверил я, и мы двинулись через комнату, чтобы взглянуть.

Проходя мимо зеркала, я увидел, что рот у меня испачкан губной помадой. Но даже это возбуждало.

Мы вышли на балкон. Луна была похожа на тыкву. Движение на улице затихло, лишь двое припозднившихся гуляк брели вдоль берега.

Я расстегнул пуговицы на блузке мисс Уандерли. От своего болеро она успела избавиться где-то по дороге. Она прижалась ко мне и взяла мои руки в свои.

– Не хочу, чтобы ты думал, будто я с каждым вот так, – проговорила она тихо.

– Хорошо, – согласился я. – Эта ночь принадлежит только мне и тебе.

– Знаю, но я не хочу, чтобы ты думал…

– Я и не думаю.

Она развернулась и обняла меня за шею. Мы немного постояли так. Было очень приятно. Потом я понес ее в спальню и опустил на кровать.

– Дождись меня, – попросил я.

Я разделся в ванной, накинул шелковый халат и вышел в гостиную. Пошарил по шкафам, пока не нашел гостинцы от Киллеано. Он прислал четыре бутылки скотча, бутылку бренди и содовую «Уайтрок». Я выбрал бренди и вернулся в спальню.

Мисс Уандерли лежала в постели. Волосы у нее высохли и струились по подушке медовыми ручейками. Она взглянула на меня и улыбнулась.

Я разлил бренди по бокалам. Протянул бокал ей, потом понюхал свой. Букет был чудесный.

– За тебя и за меня, – сказал я.

– Нет, только за тебя, – возразила она.

– Ладно, тогда потом за тебя.

Я выпил.

Она поставила бокал на столик у кровати, не притронувшись к нему. Ее темные глаза были широко распахнуты.

Я смотрел на нее, чувствуя, как холодок пробежал по спине. Алкоголь устремился в желудок.

– Как же я не подумал об этом, – произнес я.

Комната медленно закружилась, потом накренилась.

– Подарочек от Киллеано, – услышал я собственное бормотание. – Только не для невесты.

Я таращился в потолок. Свет угасал точно так, как это бывает в кинотеатре. Я силился пошевелиться, но мышцы не слушались. Я скорее почувствовал, чем увидел, как мисс Уандерли встала с постели. Мне хотелось сказать ей «смотри не простудись», но язык превратился в кусок вялой кожи.

Я услышал голоса, мужские. Тени заходили по стене. А потом я покатился по темному желобу в темноту.

6

Я начал выкарабкиваться из темного колодца к крошечным точкам света наверху. Это было нелегко, но я не сдавался, потому что где-то рядом кричала женщина.

Затем я вдруг оказался наверху колодца, и меня ослепил солнечный свет. Я услышал собственный стон, а когда попытался сесть, мне показалось, что у меня отвалилась макушка. Я, чертыхаясь, схватился за голову, чтобы ее удержать и обуздать боль. Женщина кричала не умолкая. От этого звука кровь стыла в жилах.

Я сделал усилие над собой. Пол ушел из-под ног, когда я встал, но мне удалось пересечь комнату. Шагал я так, словно в грудь бил ветер, дующий со скоростью сто миль в час.

Я добрался до двери спальни, вцепился в притолоку и заглянул в гостиную.

Мисс Уандерли стояла, прижавшись к дальней стене. Руки у нее были широко раскинуты, ладони упирались в нежно-голубую стенку. Она была в чем мать родила, рот широко раскрыт. Когда я взглянул на нее, она снова закричала.

Голова у меня была словно набита ватой, но этот крик червем ввинчивался в мозг, от него даже зубы ныли.

Я перевел взгляд с мисс Уандерли на пол. Джон Херрик лежал на спине, окоченевшие руки согнуты под странным углом, кисти скрючены. Часть лба у него отсутствовала, и черная кровь испачкала белые волосы, растекшись вокруг головы зловещим нимбом.

В дверь заколотили тяжелые кулаки. Кто-то что-то выкрикнул.

Мисс Уандерли прерывисто вздохнула и снова завизжала.

Я пересек комнату и дал ей пощечину. Глаза у нее закатились так, что стали видны одни белки, и она сползла по стенке на пол. На нежно-голубой стене остались две влажные отметины от ее плеч и бедер.

Дверь рывком распахнулась, и ворвалась целая толпа.

Я встретил их, не дрогнув. Они продвинулись немного и остановились. Они смотрели на меня, смотрели на мисс Уандерли, смотрели на Джона Херрика. Я смотрел на них.

Тут был и портье снизу, и гостиничный коп, и коридорный, еще две важного вида дамы, трое мужчин в белых фланелевых костюмах и какой-то жирдяй в пиджаке. Возглавлял толпу тот парень в зеленом габардиновом костюме и с недобрым лицом, который следил за мной в казино.

Две важные дамы принялись кричать, как только заметили Херрика. Я их понимал. Я и сам был не прочь закричать. А вот человек в зеленом габардине взбеленился.

– Выставите отсюда этих сучек! – рявкнул он. – Давайте, выметайтесь отсюда, все!

Портье и гостиничный коп остались, но всех остальных выгнали.

Когда дверь закрылась, человек в габардиновом костюме развернулся ко мне.

– Что здесь происходит? – спросил он с нажимом, сжав кулаки и выставив вперед челюсть.

По этой дурацкой позе я догадался, что он из полиции. Так и оказалось.

– Обыщите меня, – пытался сказать я, но слов не получалось. Рот был как будто набит ржавыми трехдюймовыми гвоздями.

Крупный парень, гостиничный коп, пересек комнату на цыпочках, словно был в церкви, и зашел в спальню. Обратно он вернулся с одеялом, которым стыдливо прикрыл мисс Уандерли. Та лежала на спине, гротескно раскинув руки и ноги и закрыв глаза.

– Кто этот человек? – спросил коп в габардине, оборачиваясь к портье и указывая на меня.

У портье был такой вид, будто его вот-вот вырвет. Лицо у него стало бледно-зеленым.

– Мистер Честер Кейн, – произнес он отстраненным голосом.

Кажется, этот уродливый коп обрадовался.

– Точно?

Портье кивнул.

Коп повернулся ко мне. Его плоская рожа так и сочилась злобой.

– Нам все о тебе известно, – сказал он. – Я Флаггерти из уголовного розыска. Ты здорово вляпался, Кейн.

Я понимал, что обязан заговорить, даже если это меня прикончит.

– Вы спятили, – проговорил я. – Я этого не делал.

– Когда находишь гаденыша с такой репутацией, как у тебя, в одной комнате с убитым человеком, не надо ходить далеко, чтобы отыскать убийцу, – ухмыльнулся Флаггерти. – Ты арестован, и лучше бы тебе начать говорить.

Я пытался соображать, но мозг просто не работал. Чувствовал я себя препогано, голова гудела и пульсировала.

Портье потянул Флаггерти за рукав и отвел в сторонку. Зашептал ему что-то. Сначала Флаггерти не слушал. Затем я уловил имя Киллеано, и, кажется, это охладило Флаггерти. Он посмотрел на меня с сомнением и пожал плечами.

– Ну ладно, – сказал он портье, – только это напрасная трата времени.

Портье вышел из номера. Ему пришлось пробивать себе дорогу через толпу в коридоре, и трое или четверо из собравшихся тут же попытались протиснуться в комнату. Флаггерти захлопнул дверь у них перед носом. Потом он подошел к окну и принялся смотреть на улицу.

Гостиничный коп тронул меня за руку, протянул мне стакан с виски.

Я взял его и выпил. Именно это мне и требовалось.

Я сказал, что хочу добавки.

Гостиничный коп плеснул мне еще. Он стоял, глуповато улыбаясь, и в его глазах читалось желание угодить, смешанное с ужасом.

А затем вдруг вата у меня в голове куда-то делась, боль утихла, и я почувствовал себя как нельзя лучше, учитывая сложившиеся обстоятельства. Я попросил у гостиничного копа сигарету, он дал мне ее и поднес огонь. Его жирная волосатая рука подрагивала.

– Конечно, пусть этот козел чувствует себя как дома, – сказал Флаггерти от окна. Теперь он следил за мной, сжимая в руке тупорылый автоматический пистолет. – Не сходи с места, Кейн, – продолжал он. – Я с тобой рисковать не стану.

– Да бросьте, – произнес я. – Я понимаю, что выглядит все скверно, но девушка расскажет, что здесь случилось, как только очнется. Лично мне ничего не известно.

– Как всегда, – хмыкнул Флаггерти.

– Я бы на вашем месте ничего не говорил, мистер Кейн, – прошептал гостиничный коп. – Пока не придет мистер Киллеано.

– А он придет? – удивился я.

– Конечно. Вы же его гость, мистер Кейн. Мы хотим вытащить вас, если только сумеем.

Я уставился на него.

– Сдается мне, что нигде в мире больше нет гостиницы с таким сервисом. – Вот и все, что я смог придумать в ответ.

Он глуповато улыбнулся мне, избегая смотреть в глаза.

Я поглядел на мисс Уандерли. Она так и лежала без сознания, и я сделал шаг в ее сторону.

– Стоять, Кейн! – гаркнул Флаггерти. – Стой на месте.

Я понял, что он выстрелит, стоит дать ему хотя бы намек на повод, потому пожал плечами и сел.

– Вы бы привели даму в чувство, – посоветовал я. – Ей придется многое рассказать.

– Попробуй ты, – велел Флаггерти гостиничному копу.

Большой парень опустился рядом с ней на колени. Похоже, она смущала его, потому что он просто глазел и ничего не делал.

Я окинул комнату взглядом. В пепельницах торчали сигаретные окурки. На каминной полке возвышались две пустые бутылки из-под скотча. Еще одна валялась на ковре, и, судя по большому мокрому пятну, ее содержимое вытекло. В номере стояла спиртуозная вонь. Ковры сбиты, стул опрокинут. Сцена должна была выглядеть так, будто здесь бушевала пьяная оргия. Все и выглядело так, будто здесь бушевала пьяная оргия.

На полу рядом с покойником валялся тяжелый «люгер». На прикладе была запекшаяся кровь с седыми волосами. Пистолет я узнал. Он был мой.

Я сидел, глядя на него, и чувствовал жуткий страх. Если только мисс Уандерли не заговорит, я вляпался по уши. Надеюсь, она скоро заговорит.

Мы просидели в молчании почти полчаса. Мисс Уандерли шевельнулась пару раз и застонала, однако не очнулась от своего обморока. То был самый глубокий обморок, тянувший на рекорд. Наверное, она хотела завоевать себе титул.

Когда я уже начал терять терпение, дверь резко распахнулась и в комнату ворвался низенький, квадратный человек в большой черной шляпе. Он напомнил мне Муссолини тех времен, когда он потрясал кулаком со своего балкона. Человек мгновенно оценил обстановку, а затем направился ко мне.

– Кейн? – уточнил он, протягивая руку. – Я Киллеано. Беспокоиться не о чем. Я прослежу, чтобы с вами поступили честно. Вы мой гость, а я умею принимать гостей.

Я не пожал ему руки. Я даже не встал.

– Киллеано, ваш политический соперник мертв, – сказал я, меряя его взглядом. – Так что вам тоже не о чем беспокоиться.

Он спешно опустил руку и взглянул на Херрика.

– Бедняга, – сказал он. Могу поклясться, на глазах у него блеснули слезы. – Он был достойным, честным соперником, какая огромная утрата для городской администрации.

– Оставьте это для газет, – посоветовал я.

Все мы торчали там, словно толпа болванов, когда мисс Уандерли села и снова начала визжать.

7

Киллеано оказался чертовски хорошим организатором.

– Мы будем справедливы к Кейну, – проговорил он, ударяя кулаком по спинке стула. – Я понимаю, что все складывается не в его пользу, однако он мой гость, и я прослежу, чтобы к нему отнеслись со снисхождением.

Флаггерти выругался себе под нос, но боссом был Киллеано.

– И зачем это? – пожимая плечами, спросил Флаггерти. – К чему впустую тратить время? Я хочу, чтобы этот парень отправился в управление на допрос.

– Мы не знаем, виновен ли он, – рявкнул Киллеано, – и я не дам его арестовать, пока не буду знать наверняка, что вам есть что ему предъявить. Мы допросим его здесь.

– Дружище, – произнес я.

Он даже не взглянул в мою сторону.

– Пусть эта женщина замолчит, – продолжал он, указывая на мисс Уандерли, которая сидела в сторонке, рыдая в носовой платок гостиничного копа. – Я не хочу, чтобы она раскрывала рот раньше, чем мы выслушаем остальных свидетелей.

Я курил и смотрел в окно, пока Киллеано орал в телефон, обо всем договариваясь. Наконец он устроил все так, как ему хотелось, и мы начали. Ночной портье, гостиничный коп, лифтер, Сператца и бармен из казино приехали и выстроились в очередь в коридоре. Всем им было приказано ждать.

Мисс Уандерли велели одеться. Ее увели в ванную под конвоем толстой женщины в черной униформе, спешно вызванной из местной тюрьмы, чтобы присматривать за ней.

Появились два крутых копа, которые встали за спинкой моего стула, делая вид, что вовсе не собираются пристукнуть меня при малейшей попытке покинуть собрание. Еще были Флаггерти, два фараона в штатском, фотограф и доктор. И стенографист, маленький человечек с выпученными глазами, который сидел в уголке и строчил так, словно не моя жизнь, а его собственная зависела от того, сумеет ли он все записать. Ну, еще присутствовал я и, конечно же, дружище Киллеано.

– Хорошо, – сказал Киллеано. – Приступим.

Флаггерти едва из кожи вон не лез, чтобы впиться в меня когтями. Он стоял передо мной, выпятив челюсть и злобно зыркая бусинками глаз.

– Ваше имя Честер Кейн? – вопросил он, как будто не знал.

– Да, – ответил я, – а вы лейтенант Флаггерти, человек, у которого нет друзей, чтобы представить его.

Киллеано подскочил:

– Слушайте, Кейн, дело-то серьезное. Может, обойдемся без шуточек?

– Я козел отпущения, – произнес я, улыбаясь ему. – Какая вам разница, как я себя веду?

– Ну, никакой пользы вам от этого не будет, – пробормотал Киллеано, но затих.

Флаггерти нетерпеливо вышагивал по комнате, и как только Киллеано успокоился, он начал снова.

– Ладно, – сказал он. – Вы Честер Кейн, и вы профессиональный игрок.

– Не назвал бы игру профессией, – заметил я.

Его физиономия сделалась багровой.

– Но вы признаете, что зарабатываете себе на жизнь азартными играми?

– Нет. Зарабатывать на жизнь я еще и не начинал, – заявил я. – Я только что вернулся из армии.

– Вы демобилизовались четыре месяца назад, и все это время вы играли в азартные игры?

Я кивнул.

– И вы выиграли большую сумму?

– Неплохую, – сказал я.

– Двадцать тысяч долларов – это, по-вашему, просто неплохая сумма?

– Ничего так.

Он засомневался, затем решил продолжать. Он ведь установил тот факт, что я играю.

– Правда ли, что за последние четыре месяца вы убили пять человек? – вдруг выпалил он.

Киллеано вскочил с места.

– Не записывайте это, – воскликнул он, и его маленькие глазки широко раскрылись от негодования. – Кейн убил этих людей в пределах самообороны!

– Он их убил! – выкрикнул в ответ Флаггерти. – Только подумайте! Пять человек за четыре месяца! Ничего себе рекорд! Самооборона там или нет, это возмутительно, и каждый порядочный гражданин нашей страны должен быть возмущен!