История Новгорода Великого. От древнейших времен до падения

Иван Дмитриевич Беляев

История Новгорода Великого. От древнейших времен до падения

© Оформление. ООО «Издательство «Вече», 2016

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

I. Строй жизни Великого Новгорода

Рассказ первый. Новгородские владения[1]

Виды новгородских владений

Владения новгородские разделялись на три вида: к первому виду принадлежал сам Господин Великий Новгород, второй вид составляла Новгородская земля и третий – волости новгородские. Великим Новгородом называлось первоначальное поселение ильменских славян на Волхове, гнездо новгородского могущества, бывшее постоянно и неизменно средоточием силы и власти новгородского племени славян. Землю новгородскую составлял край, ближайший к Новгороду, занятый древнейшими новгородскими колониями и до того пропитанный новгородским духом, что составлял одно неразрывное целое с самим Новгородом. Волостями новгородскими назывались те земли, которые хотя и были подчинены Новгороду, но не составляли с ним одного целого и скорее представляли новгородские провинции в чужой земле, притянутые к Новгороду силою и большею частью неколонизованные новгородским племенем, даже иногда управляемые своими племенными князьями и старшинами.

Новгород и его стороны

Господин Великий Новгород, как город, разделялся на две половины или стороны: на Софийскую и торговую; первая лежала на левом берегу Волхова, а вторая на правом. По всему вероятию старейшей половиной была торговая сторона, ибо на этой стороне находился Славенский конец, главное поселение славян, основателей Новгорода; на этой же стороне было городище, т. е. место старого города, крепости; на Софийской же стороне стоял детинец, новая крепость, построенная Рюриком по переходе его из Ладоги в 864 году. Самые названия местностей на Софийской стороне, – Пруссы, Неревляне, Тигожане, Пидбляне и др. указывают на пришельцев, присоединившихся к коренному славянскому поселению. Торговая и Софийская стороны, очевидно неодновременные по заселению, разнились между собой и по значению в общественном строе. На Софийской стороне, как мы уже видели, стоял детинец, или крепость, главный кремль Новгорода; здесь же находим главную святыню, символ новгородской свободы и самостоятельности, – соборную церковь Софии Премудрости Божией; здесь же живет в детинце владыка новгородский (епископ, потом архиепископ), главный представитель религиозной власти в Новгороде; здесь же при церкви Св. Софии, у владыки на сенях, главный суд и управление; здесь же у св. Софии на полатях хранилась общественная казна и все законы, постановления и договорные грамоты Новгорода. Напротив того, на торговой стороне находились: двор Ярославов, при котором обыкновенно собиралось правильное вече, главный представитель земской власти Новгорода; на торговой же стороне находилась главная торговая площадь или торговище, и на ней церковь Иоанна Предтечи на Опоках, где производился торговый суд; на торговой же стороне и, кажется, при церкви Иоанна Предтечи на Опоках было обычное место, где производился суд тысяцкого; здесь же находились и торговые дворы иноземных гостей, составлявшие отдельную часть торговой стороны под названием Варяжской или Варецкой улицы, примыкавшей с одной стороны к Ярославову двору и торговищу, а с другой стороны, к берегу Волхова, на котором для каждого торгового двора была особая пристань, или вымол, как об этом прямо свидетельствует устав князя Ярослава Ярославича о мостовых, в котором сказано: «Князю мостить от Ярославля двора до Немецкого вымола, Немцем до Еваня вымола, от Еваня вымола Готом до Геральдова вымола и проч.». Иноземные торговые дворы, стоявшие в этой части торговой стороны, были следующие: Варяжский двор, старейший из всех дворов иноземных гостей, имевший свою Варяжскую церковь Св. Пятницы, затем следовали Немецкий, Готский и Псковский гостиные торговые дворы.

Концы города

Как Софийская сторона, так и торговая, разделялись на концы; концов этих во время Новгородской самостоятельности было пять: три на Софийской стороне и два на торговой. Софийские концы были: 1-й Неревский, лежавший на север от детинца и одним боком протянувшийся по берегу Волхова, а с другой стороны примыкавший к Загородскому концу, по Чудинцеву улицу; 2-й Людин или Гончарский – на юг от детинца, одним боком лежавший по берегу Волхова, а другим примыкавший к Загородскому концу Добрыниной улицей, и 3-й Загородский, лежавший на запад от детинца, между Людиным и Неревским концами. Концы торговой стороны: 1-й, Славенский конец по берегу Волхова, занимавший южную половину торговой стороны по Бояню улицу и Рогатицу; от этого конца шел больший мост через Волхов на Софийскую сторону; 2-й, Плотницкий конец, также по берегу Волхова, занимал северную половину торговой стороны и отделялся от Славенского конца Федоровским ручьем. Концы Софийской стороны примыкали к детинцу или к Кремлю, как к центру; но детинец не принадлежал ни к одному концу и был отделен от них стенами и рвом; он был общий для всего Новгорода и, как святыня, изъятая из частного обращения, управлялся и устраивался отдельно от управления и устройства концов. В таком же положении на торговой стороне был Ярославов двор с вечевою площадью и торговищем: он также не принадлежал ни к одному из концов торговой стороны и управлялся отдельно и независимо от кончанских старост Славенского конца, хотя и занимал часть Славенского конца.

Каждый конец в Новгороде составлял отдельную общину, состоящую из союза меньших общин, – улиц, имел свое управление и суд. Герберштейн, посол Императора Германского, бывший в Москве в первой половине XVI столетия, говорит, что «город, Великий Новгород, разделялся на пять частей, из которых каждая часть не только в публичных и частных делах, ведалась у своих определенных начальников, которым она была подсудна; но и каждый житель части во всех сношениях с своими согражданами мог заключать контракты только в своей части и у своих правителей, а не в других частях у тамошних правителей; равным образом и в суд мог звать только к судьям своей части», т. е. конца. Главными представителями, судьями и управителями концов были выборные кончанские старосты; от них зависели все общественные распоряжения по концу, они были главными представителями своих концов на общем вече и в общих делах целого Новгорода, так что договоры с иноземными государями и разные узаконения или постановления, выходящие от общего веча, обыкновенно утверждались печатями пятиконецких старост; равным образом в посольствах и переговорах с иноземцами непременно участвовали или пятиконецкие старосты, или по двое и по трое выборных людей от каждого конца. Новгородские концы не были административными клетками, разбитыми по какой-либо теории или по прихоти какого-либо распорядителя, а напротив, представляли собою органическое целое, в котором все части были соединены друг с другом бытовыми и даже нравственными узами, так что за обиду однокончанина вступался целый конец; так например в 1418 году Славенский конец вместе с Плотницким концом вступился за своего однокончанина Степанка, схваченного боярином из Неревского конца; Славенские и Плотницкие кончане зазвонили вече на Ярославом дворе и с знаменем и в доспехах пошли на Неревский конец и разграбили там Козмодемьянскую, Яневу и другие улицы. Или в 1421 году Славенский конец за боярина своего Климентия Артемьина воевал с Неревским концом, который защищал своего боярина, посадника Андрея Ивановича; и Славенцы разграбили дом посадника и много других боярских дворов у Неревлян. Концы в Новгороде не были представителями сословий или отдельных классов новгородского общества; а напротив, в каждом конце безразлично жили и бояре, и житьи люди, и купцы, и черные люди; так что в случае надобности назначить на какое-либо общее дело выборных людей от конца, выбирались и от бояр, и от житьих людей, и от купцов, и от черных людей. Концы даже имели свои знамена, или воинские стяги, и в военных походах каждый конец составлял особый полк и имел своего воеводу.

Улицы

Концы в Новгороде, как уже сказано выше, состояли из союза улиц; улиц в каждом конце было неодинаковое число в разное время: они то дробились, то соединялись. Впрочем, более важными и более известными и постоянными улицами были: в Людине или Гончарском конце – Редятина, Волосова, Чернятинская и Добрынина; в Загородском конце – Прусская и Чудинцева: в Неревском конце – Янева, Розважа, Козмодемьянская, Люгоша, Холопья и Яковлевская; в Славенском конце – Славно, Ильинская, Варяжская или Варецкая, Лубяница и Нутная; и наконец, в Плотницком конце – Бояна, Рогатица, Славкова, Федоровская, Никитская, Молоткова и Радоковичи.

Каждая улица в Новгороде составляла отдельную общину с своим управлением, с своими уличанскими старостами и с своим в нужных случаях вечем; у каждой улицы была своя уличанская печать и своя контора, по тогдашнему названию – обчина, где хранились общественный уличанские деньги и дела между своими уличанами, где вероятно заседали уличанские старосты и держали уличанский суд и управу. Так под 1342 годом летопись говорит, что когда псковичи прислали к новгородцам просить помощи на немцев; то новгородцы «ни мало не умедливши, отправились в поход в великую пятницу, и иные в великую субботу, а обчины все попечатали». Уличанские старосты с своими уличанами участвовали на общем вече, и имели право собирать частные веча своей улицы; но уличанских старост мы не встречаем ни в новгородских посольствах, ни в переговорах Новгорода с иноземными послами, ни в договорах с князьями. Даже в общем новгородском суде у владыки на сенях, или как тогда говорилось, у доклада, заседали выборные не от улиц, а от концов; так в судной новгородской грамоте 1471 года сказано: «А докладу быти во владычней комнате, а у докладу быть из конца по боярину, да по житьему, да кои люди в суде сидели да и приставом». Но очевидно, что в других судах уличанские старосты, или особые для суда старосты от улицы, всегда являлись, как посредники и защитники своих уличан, ибо таков был общий порядок суда во всей Русской земле, чтобы не судить ни одного суда без судных мужей или приставов от сторон, т. е. от истца и ответчика, данных каждому своею общиною. В новгородской судной грамоте прямо сказано: «а в тиуновой одрине (т. е. в суде у тиуна) быть по приставу в сторону, людем добрым, а судити им в правду, крест целовав». Таким образом каждый член улицы был постоянно под защитою своей общины – улицы, и все члены улицы, т. е. домохозяева, владевшие уличанскою землею от своего имени, состояли в круговой поруке друг по друге и защищали друг друга от сторонних притеснений. И защита улицы для уличанина имела важное значение; ибо главные представители и вожди улицы, уличанские бояре, пользовались огромным влиянием в новгородском обществе: все важные выборные должности принадлежали им исключительно, сверх того они имели больший вес в общественных делах по своим богатствам и связям. Бояре же с своей стороны дорожили расположением своих уличан, потому что при их только помощи и расположении могли, рассчитывать на занятие важных выборных должностей; уличанскою только поддержкою боярин мог иметь успех в своих спорах с соперниками на высшие должности. Уличане иногда даже открытою силою доставляли важные должности своим боярам; так например, по свидетельству летописи, в 1359 году, уличане Славенского конца, чтобы добыть посадничество своему боярину Сильвестру Лентеевичу, явились на вече в доспехах, произвели резню и разогнали заречан или Софийскую сторону. При таких отношениях естественно уличанские бояре были самыми усердными и самыми сильными защитниками своих уличан, и без различия к какому бы классу они ни принадлежали. Этого требовал самый сильный мотив к усиленному покровительству, – обоюдная польза бояр и уличан: уличане были сильны своими боярами, а бояре были сильны своими уличанами.

Таким образом, улица в Новгороде не была мертвым рядом дворов, вытянутых в линию, а так же, как и конец, составляла живую общину, члены которой составляли плотный союз, связанный и бытовыми и нравственными интересами, и притом такой союз, который имел юридическое значение, признанное за ним законом. Улица в Новгороде настолько пользовалась самостоятельностью, что даже могла действовать помимо своего конца; так например, когда в 1218 году торговая сторона, заступившись за своего боярина Матвея Душильчевича, пошла на посадника Твердислава, боярина из Людина конца; то Людин конец, вступившись за Твердислава, как своего боярина, пригласил к себе на помощь Прусскую улицу, бывшую в соседстве, и пруссы вместе с людинцами вооружились за Твердислава, тогда как Загородский конец, к которому принадлежала Прусская улица, оставался нейтральным и не вступался ни за Твердислава, ни за Матвея Душильчевича.

Новгородская земля

За пределами Новгорода как города, начиналась Новгородская земля; она обнимала пространство на восток до Торжка, на запад до Финского залива, реки Наровы, Чудского и Псковского озер и вообще до границ Ливонии, на юг до Великих Лук и на север до Ладожского озера и частью до Онежского озера. Эта страна хотя не была заселена сплошным новгородским племенем, особенно около Ладожского озера, в земле корелян и в землях води и ижоры, ближе к Финскому заливу, тем не менее здесь были старейшие поселения новгородские, и вся страна так была пропитана новгородским духом, что и чужеплеменники туземцы, водь, ижора и корела, здесь остававшиеся, были устроены совершенно на новгородский лад и считали свою землю уже Новгородскою землею и потому принимали деятельное участие в делах Новгорода и были уже большею частью крещены в православную веру. Пригороды, находившиеся в этой стране, в иных случаях даже приглашались на новгородское вече, и все тамошнее население без различия племен участвовало в военных походах новгородцев или по требованию веча являлось на защиту Новгорода. Так, например, князь Александр Невский в 1241 году вел на шведов к Копорью и новгородцев, и ладожан, и корелян и ижорян. Или под 1370 годом летопись, описывая вооружение новгородцев против князя Ярослава Ярославича Тверского, говорит: «Совокупися в Новгород вся волость новгородская, псковичи, ладожане, корела, ижора и водь, и идоша в Голино от мала до велика, истояша неделю на броде». Или в 1136 году новгородцы для совещания об изгнании Всеволода Мстиславича приглашали к себе на вече и псковичей и ладожан, как участников в новгородских делах, для которых интересы Новгорода были собственными интересами.

На Новгородской земле было рассеяно до тридцати новгородских пригородов, известных по летописям, а может быть, их там было и гораздо больше. Важнейшие из пригородов, лежащих на Новгородской земле, были в прежнее время: Псков, впоследствии отделившийся от Новгорода и составивши свое независимое владение; за Псковом следовала Ладога, один из древнейших новгородских пригородов, стоявший в низовьях Волхова, неподалеку от впадения в Ладожское озеро; потом следовала Руса, тоже один из древнейших городов в этом крае, стоявший на юг от озера Ильменя при впадении реки Порусья в Полист; далее такой же древний город Изборск, стоявший на запад от Пскова, несколько южнее Псковского озера; затем Великие Луки, тоже древний новгородский пригород, при верховьях реки Ловати, на границах с полотскими и смоленскими владениями, и составлявший самый южный предел Новгородской земли. За сими, несомненно древними пригородами Новгорода, следовали иные пригороды, из которых одни также может быть довольно древние, а другие поздние, время построения которых уже отмечено в летописях. Таковы были: Орехов, при истоке Невы из Ладожского озера, построенный в 1323 году; Корела или Корельский городок при устье Узервы в Ладожское озеро, на острову; Тиверский городок на север от Невы, в глубине Корельской земли, это нынешний Кексгольм (Выборгск. губернии), почти на границе новгородских владений с Финляндией; Тесов в Вотьской земле, на юг от Орехова; Копорье на юг от Невы, неподалеку от Финского залива при речке Копорке, построенный в 1280 году; Яма на реке Луге, в ее низовьях, и Луга при верховьях реки того же имени. Далее на юг от Новгорода следовали пригороды по реке Шелони и около ее: Шелонь при впадении Мшаги в Шелонь, неподалеку от озера Ильменя; Дубровна на запад от Шелони неподалеку от Псковской границы; Порхов на Шелони, немного повыше устья Узы; Вышгород на юг от Порхова и несколько на запад от Шелони, и еще юго-западнее Вышгорода Ржев, неподалеку от Псковской и Полотской границы. На юге от Ильменя озера, по реке Ловати и около ее были Новгородские пригороды: Городец на запад от Русы; Куреск на Ловати в 70 верстах от Ильменя озера; Холм также на Ловати, на 90 верст южнее Куреска. На восток от Ловати, в так называемых Деревах, были пригороды: Демань по речке Явони, впадающей в Полу, которая, в свою очередь, вливается в Ловать с восточной стороны, или правого берега; Лубно на самой Поле, и Молвятицы на одном из верхних притоков Полы, неподалеку от Селигера, и некоторые другие, которых местности, по недостаточности летописных известий, до нас дошедших, указать нельзя. Судя по расположению пригородов собственно в Новгородской земле, оказывается, что построение их большею частью вызывалось не столько необходимостью в защите края или по военным соображениям, сколько промышленными целями и необходимостью развития новгородского строя в землях, населенных туземцами не новгородского племени.

Пригороды на Новгородской земле

Пригороды, находящиеся собственно на Новгородской земле, а не в провинциях или в колониях, пользовались большею долею самостоятельности, хотя и были в самой тесной связи с Новгородом; они были как бы продолжением Новгорода или повторением его в данных местностях, сколками подобием своего первообраза, или младшими Новгородами. Они управлялись совершенно по-новгородски, имели своих выборных начальников, – сотских старост; даже посадники в пригородах, хотя назначались большею частью новгородским вечем, тем не менее и самое новгородское вече безразлично выбирало в посадники как новгородских, так и пригородских бояр. Даже нередко бывало так, что лица, бывшие посадниками в пригородах, выбирались в посадники в Новгород, и наоборот – лица, бывшие посадниками в Новгороде, назначались посадниками в пригороды. Так например в 1280 году новгородцы, отнявши посадничество в Новгороде у Михаила Мишинича, дали оное ладожскому посаднику Семену Михайловичу, выведши его из Ладоги. Или в 1257 году посадили у себя посадником ладожского посадника Михаила Феодоровича. Или в 1164 году, новгородцы перевели посадника Нежату из Новгорода в Ладогу; точно так же в 1229 году отняли у Иванка Дмитровича посадничество в Новгороде и назначили его посадником в Торжок. В пригородах, так же как и в Новгороде, были свои бояре, гриди, купцы и черные люди; так например в 1234 году при нападении литовцов на Русу, летопись говорит, «и сташа рушане и засада огнищане, гридьба, и кто купец и гости, и выгнаша литву из посада». Между боярами и купцами новгородскими и пригородскими не было никакого различия, все они одинаково считались новгородскими боярами и купцами. Некоторые из пригородов даже разделялись на концы, подобно Новгороду, например, по летописным известиям, Псков и Корельский городок, а может быть и другие. В каждом пригороде была своя соборная церковь в детинце, подобно новгородской; например, во Пскове церковь Св. Троицы, в Порхове Святителя Николая, в Русе Преображения Господня. Пригороды имели свои веча, но веча сии в делах общих должны были повиноваться приговору новгородского веча, по общему в Русской земле правилу: «на чем старшие сдумают, на том и пригороды станут». Впрочем, в Новгородской земле пригородским вечам предоставлялась большая свобода и самостоятельность: они имели право не только заниматься внутренним управлением и судом в своей волости; но даже могли объявлять войну, заключать мир и вступать в договоры с соседними владетелями. Так, например, в 1228 году, псковское вече, опасаясь нападения князя Ярослава Всеволодовича, заключило мир с Ригою отдельно от Новгорода, и когда новгородский князь Ярослав потребовал, чтоб псковичи вместе с новгородцами и его полками шли на Ригу, то псковское вече отвечало: «мы нейдем на путь, мы заключили с Рижанами мир». А вслед за тем и новгородцы сказали Ярославу: мы без своей братьи без пскович не можем идти на Ригу. Или в 1237 году псковичи посылали помощь рижанам против литвы, не спрашивая на это разрешения от новгородского веча. Или в 1428 году, Порхов заключил отдельный мир с литовским князем Витовтом и обязался заплатить ему 5000 рублей откупа. И новгородское вече признавало отдельные сделки пригородских вечей законными. Оно только наблюдало за тем, чтобы пригородское вече не делало определений противных общей пользе всей земли новгородской, или оскорбительных для Новгорода. Так например, пригород законным образом не мог выделиться из Новгородской земли самовольно и подчиниться какому-либо соседнему князю, или отказаться от платежа определенных доходов в Новгород; так, когда в 1436 году Ржев и Луки отказались платить определенную дань в Новгород; то новгородцы за это пошли на них войною и пожгли ржевские села. Но приглашение пригородом князя безземельного или отказавшегося от своего отчинного владения не нарушало законных отношений пригорода к Новгороду; лишь бы приглашенный князь согласился управлять пригородом, как владением, зависимым от Новгорода. Так, например, в 1266 году псковичи приняли к себе безземельного князя Довмонта; и новгородцы не только этому не препятствовали; но даже когда князь Ярослав Ярославич надумал было с своими низовыми полками идти на псковичей и Довмонта; то новгородцы остановили его и сказали: «ты, князь, без нашего согласия не имеешь права идти на Псков». Но как новгородцы ни препятствовали своим пригородам принимать к себе князей по своему усмотрению; так, наоборот, пригороды обязаны были принимать князей, присылаемых из Новгорода, и беспрекословно повиноваться, когда по решению новгородского веча князь выводился из одного пригорода в другой. Равным образом пригороды должны были повиноваться новгородскому вечу, когда оно давало в кормленье несколько пригородов одному князю; ибо князь, принятый в пригороде или присланный в пригород из Новгорода, одинаково считался на службе у новгородцев, он являлся в пригород как бы наместником Новгорода; следовательно пригород, принадлежа Новгороду, состоял на Новгородской земле, должен был повиноваться присланному князю. Мало этого, пригород даже не имел права выгнать от себя присланного князя, а напротив, в случае неудовольствий должен был жаловаться новгородскому вечу. Так, например, ореховцы и корельцы в 1384 году, недовольные посаженным у них князем Патрикием Наримантовичем, явились с жалобою в Великий Новгород, и уже по определению новгородского веча князь Патрикий был переведен из Орехова и Корельского в Русу и Ладогу.

Таким образом пригороды в Новгородской земле, с одной стороны, пользовались значительною долею самостоятельности, а с другой стороны, находились в полной зависимости от своего господина Новгорода. Таковое, по-видимому, несовместное положение условливалось, с одной стороны, происхождением пригородов, а с другой стороны, тем, что они стояли на Новгородской земле. По происхождению пригороды были младшими братьями или сыновьями Новгорода, все они построены самим Новгородом и населены новгородцами же, и каждый новгородец во всякое время мог перейти в любой пригород, и наоборот, пригорожанин поселиться в Новгороде; следовательно, по самой необходимости, по существу дела, Новгород мог относиться к своим пригородам только как старший к младшим, как отец к детям, как свободный к свободным, а не как господин к рабам или завоеватель к побежденным, и следовательно, предоставлять им известную долю самостоятельности. И действительно, таковы и были отношения Новгорода к своим пригородам почти до начала XV века. Новгородцы во все это время не полагали никакого различая или неравенства своих горожан с пригорожанами. Житель пригорода, стоящего на Новгородской земле, по закону ничем не отличался от жителя самого Новгорода: приезжая в Новгород, он пользовался совершенно одинаковыми правами с новгородцем; лучшим сему свидетельством служит уставная грамота князя Всеволода Мстиславича, данная иванской купеческой общине в Новгороде около 1135 года. В этой грамоте мы читаем: о весчих пошлинах: «а у гостя им имати у низовского (т. е. из Суздальской земли) от дву берковска вощаных по гривне серебра да гривенка перцу, а у смоленского и у полотского до две гривны кун от берковска вощанаго, у новоторжанииа полторы гривны от берковска вощанаго, у новгородца шесть мордок от берковска вощанаго». Здесь грамота, полагая высший размер пошлин с разных приезжих гостей, с низовцов, смолнян, полоцян и новоторжцов ни слова не упоминает ни о ладожанах, ни о рушанах, ни о псковичах, ни о других пригорожанах Новгородской земли, следовательно, считает их не гостями, а такими же новгородцами, как и жителей самого Новгорода, и назначает им одинаковую пошлину с сими последними: по шести мордок от берковска вощаного. А когда житель пригорода считался новгородцем, то и самый пригород не мог считаться иначе как младшим Новгородом; а как старший Новгород был свободен и самостоятелен, то и младший Новгород, по складу новгородской жизни, должен также пользоваться свободою и самостоятельностью. Но как младший Новгород, или пригород, стоял на земле, составлявшей священную неотъемлемую собственность старшего Новгорода, на земле святой Софии, то отсюда вытекали отношения зависимости младшего от старшего и право контроля старшего над младшим. Старший по существу самого дела должен был заботиться, чтобы младший не вздумал передавать в чужие руки землю святой Софии; старший имел непременною обязанностью наблюдать, чтобы младшие за землю святой Софии, находящуюся в их владении, платили определенные дани в общую казну, которая хранилась на полатях св. Софии, и в случае неплатежа наказывать младших; старший на том же основании имел право требовать, чтобы младшие являлись на защиту св. Софии, в случае неприятельского нападения, и помогать в постройке тех и других укреплений, необходимых для защиты дома св. Софии, т. е. Новгорода. Впрочем, за помощь, какую пригороды обязывались подавать в случае нужды Новгороду, Новгород с своей стороны исправно платил помощью пригородам, когда они в ней нуждались: так в 1253 году новгородцы пришли помогать псковичам против немцев и принудили сих последних к миру на всей воли новгородской и псковской. Или в 1348 году Новгород немедленно послал помощь ореховцам, когда Магнус король шведский напал на Орехов; когда же, несмотря на новгородскую помощь, Магнус завладел Ореховом в августе месяце; то новгородцы той же осенью явились туда с новою ратью и стояли под Ореховом около полугода, до тех пор, пока не выгнали оттуда шведов. Или когда в 1371 году погорел Торжок; то новгородцы на другой же год пришли ставить новые стены погорелого города; или в 1384 году новгородцы поставили новую каменную крепость в своем пригороде Ямах, на реке Луге, или в 1378 году новгородское вече послало ставить каменный город в Порхове. Новгородцы даже ставили своим усердием церкви по пригородам; так в 1365 году новгородские купцы вместе с новоторжцами поставили в Торжке церковь Преображения Господня и сам архиепископ новгородский с крылосом св. Софии приезжал освящать ее. Или в 1403 году новгородские купцы прасолы поставили в Русе церковь Св. Бориса и Глеба. Новгородцы на том же основании, что пригороды стояли на Новгородской земле, при заключении мирных договоров с соседними князьями, включали в сии договоры и свои пригороды, и обыкновенно целовали крест как за Новгород, так и за пригороды, как составляющее одно целое с Новгородом.