Фарватер

Я подскочил, огляделся, но в каюте никого не было. Тут забило две склянки – подъем.

   Если вы думаете, будто на этом подобные стычки закончились, спешу вас огорчить – нет. Но зато они быстро утихали. И я стал часто ловить на себе боязливые взгляды. Удивительно, однако. Я добился этих взглядов за одну ночь, не дав никому даже подзатыльника, тогда как мой командир не смог дождаться этого от меня за 20 лет.

   Скоро мы должны были войти в другое течение, и я пошел сообщить об этом ребятам. Я уже полу-съехал вниз по трапу в кубрик, как вдруг услышал голоса. Неудивительно, конечно, матросы – болтливый народ, но до меня донеслось четкое:

– … капитан такой. Ты ведь только нанялся, верно?

Я узнал голос Лича, и понял, что он обращается к Гоби – юнге, жизни не видавшему, пороха не нюхавшему, как говорится. Я прислушался.

– А я вот слышал, – это подключился Дик, – я слышал, что он того… силком на флот затащенный.

– Ну конечно, – фыркнул Дон. – А в капитаны его каким ветром тогда занесло?

– Этого я не знаю, – раздраженно ответил Дик. – Но добровольцем он точно не был. Я даже слышал кое-что… Как-то раз, на шхуну нанялся парень, бывший годами эдак тремя младше капитана – тогда еще матроса.

Я понял, куда его кренит и нервно сглотнул. А он продолжал:

– На той неделе он – парень, значит – опоздал на вахту, а это у них там карается весьма серьезно. Ну… как, вы и сами знаете.

Да, Дик, знаем.

– … Ну и черт дернул нашего кэпа выпалить: “Сэр, он не выдержит”. “Что?” – командир евоный обернулся на него. Дюковский друг… или брат, не помню… еще за его спиной яростно жестикулировал, чтобы он захлопнулся, но это было против его обыкновения. – “С чего это?” “Посмотрите на него, это же видно” – Дюк указал рукой на мальчишку, а он-то был мелкий такой, щупленький. “Ты выдерживал в его возрасте” – с недобрым оскалом заметил командир военморский. Капитан наш покраснел, как рак, то ли от злости, то ли что. Брат его этак красноречиво провел пальцем по горлу и показал на него. Но было уже поздно. – “А сколько бы ты ему дал?” – спрашивает командир. Дюк подумал-подумал и говорит: “Два”. Командир тогда с напускной такой невинностью заявляет: “Вот незадача – боцман-то наш уже настроился на 20. Что ж, если тебя так тревожит его судьба, ты можешь разделить ее с ним”. Ну, и ясно, что было дальше.

– Тебе-то откуда знать, тебе ж до эв-эм-эфа как до звезды ручкой?

– У меня есть там друзья, – гневно, еле сдерживаясь, ответил Дик. И не соврал. Не знаю, действительно ли у него там именно друзья, но баковый вестник из него вышел отменный, и честный, что важно. Совсем как тогда, по странному ощущению в щеках я понял, что густо покраснел, но, как и тогда, не от злости. Стыд охватил меня, как если бы парни слышали слова командира: “Ты выдерживал в его возрасте”, сами. Я бесшумно прислонился к переборке и закрыл лицо руками.

– Ну, даже если это правда, капитан-то, значит, добрый человек… – робко заметил Гоби, пока я поднимался наверх.

   В один из многочисленных монотонных дней в пути на горизонте замаячил барк, явно направляющийся по направлению к нам. Я, по натуре своей вечно лезущий на рожон, решил на время забыть о том, что это время мы – контрабандисты, а не пираты. Черный флаг весело взвился на флагшток, развеваемый на ветру. Тридцатипушечный барк не испугался и, даже кажется, усмехнулся, глядя на небольшую “Ла Либре”. Однако у меня и на уме не было равняться пушками с пятимачтовым барком. Мы, на всех парусах да при хорошем боковом ветре, подлетели к судну. Я построил четверых лучших своих стрелков на квартердеке, внимание остальных целиком сосредоточил на парусах – предстояло маневрировать.

– Капитан, а пушки? – с испуганным видом спросил меня помощник, вопросительно разводя руками. Команда пиратов здорово разволновалась – в одиночку на суда они не нападали.

– Пушки – не наша сильная сторона, Мэйт, – быстро ответил я и торопливо сказал ему, что мы будем делать.

Шхуна взяла круче к ветру и встала почти борт о борт к барку. Вдруг раздались выстрелы из ружей и четыре человека на барке, застигнутые врасплох, рухнули кто на палубу, а кто и за борт. Все пули нашли свои цели. Ожидавшие или залпа из пушек или попытки улизнуть, барк поднял огонь, но было уже поздно. “Ла Либре” воспользовалась заминкой и быстро ушла с линии огня. “Огонь!” скомандовали на шхуне и с юта снова выстрелили. И снова метко. Огромный корабль неповоротливо встал левентик, предприняв попытку продырявить шхуну. Но она ловко увернулась, встав на левый галс. Реи, гики и гафеля с парусами на шхуне вертелись как сумасшедшие, на барке люди то и дело падали под залпами стрелков. Шхуна кружила вокруг противника, словно птица, дразнящая медведя, а ее капитан благодарил Море и небо за то, что подарили мне такого неопытного противника. В конце концов, я наконец углядел на вражеском судне капитана, схватил ружье, прыгнул на ванты, прицелился, надеясь хотя бы ранить, и выстрелил. Удача улыбнулась мне и направила пулю прямо ему в лоб. Экипаж, перестав получать команды, растерялся и, когда мы с парнями ступили на борт, сразу сдались. В итоге я, посадив нескольких своих ребят на целехонький барк, отправил их к Хету. Команду барка я забрал к себе. И очень скоро обнаружил, что они – типичная швартовая команда, мало того что бестолковая, так еще и нерешительная. Так что даже если бы я их отправил к Хету, у них бы смелости не хватило на ослушание. Так что нет ничего удивительного, что перед первой же небольшой и ну очень предсказуемой бурей они умудрились забыть убрать бизань. Бизань убрать. Перед штормом, интеграл тебе в глаз! Ладно, главное, что во время крена, с моей помощью или нет, за борт никто не свалился. В любом случае, это был звоночек для меня, что нужно их “образование” подтянуть, если я хочу целым и невредимым дойти до Востока. Нет, мы не ходили по палубе и не повторяли паруса и снасти. Я знал, что практика – лучший учитель. Поэтому, отправив старых ребят отдыхать, я все управление взвалил на новых, заставляя их выделывать дикие маневры. Выглядело это примерно так:

Я выскочил из каюты, как черт из табакерки, в момент, когда они этого меньше всего ожидали.

– Поворот фордевинд! Быстро, быстро! – они перепугались и вскочили. – Гика-шкот травить! Стаксель-шкот выбрать! Потянуть, значит! Приготовится на бакштаг! Поторопитесь, ребят! Гика-шкот и левый бакштаг выбрать! Левый бакштаг закрепить! Ну привяжи, ну! Правый бакштаг и гика-шкот травить! Ослабить, то есть! Гика-шкот выбрать! Стаксель шкот потравить! Правый стаксель шкот выбрать! Шкоты закрепить! Так, а теперь оверштаг! Не надо так на меня смотреть, выполнять, не то мы повернем, используя вас вместе весел!

Ну, в общем, к концу плавания они с легкостью делали повороты практически на месте. Я, крайне довольный своей школой, пришвартовался в бухте, у которой не было названия – известна она была только контрабандистам. Там нас встретили, заплатили фрахтов и выгрузили товар. Мы наспех набрали припасов, пресной воды и отправились в обратный путь, который обошелся без приключений. Избавившиеся от груза да сопровождаемые боковым ветром, мы быстро добрались до Граста, где нас ждал Хет.

   Они сидели в той же таверне, где мы приняли решение стать контрабандистами. Я тихо подошел к ним и бросил на стол мешок с деньгами. Они вздрогнули от неожиданности, а я, закинув руки за голову и ноги на стол, вальяжно уселся рядом с ними. Я чувствовал, как в глазах моих блестел торжествующий и самодовольный огонек.

– Ну, как жизнь?

Реакция была не совсем та, которую я ждал. Они, конечно, жадно набросились на деньги, но никто, до определенного момента, не сказал и слова. Разумеется, я ждал не благодарности, я ждал радости. Радость была, впрочем, все боялись ее озвучить. А не то чтобы они были очень скромным и замкнутым народом, знаете ли. Ответ на мой немой вопрос последовал очень быстро.

– Что это такое? – рука сидящего слева от меня Хета сжимала клочок бумаги – письмо с моим размашистым и корявым почерком, в котором говорилось, что барк, который бросил якорь в гавани Граста – мой им привет.

– А в чем проблема? – я был искренне удивлен, чувствуя неладное.

– Тебе был дан прямой приказ – не вступать в бой! – коммодор встал. – Какой дьявол дернул тебя захватывать барк?!

– А что с ним не так? – мой голос, против моей воли, ярко выражал недоумение и, не побоюсь этого слова, испуг.

– С ним все нормально. Но ты меня ослушался! Ты мог потопить шхуну, пропасть сам и утопить всех людей! Вас могли поймать! Еще и полез, блин, в драку с барком, который больше вас в полтора раза!

– Когда я захватываю такие же корабли, проблем не возникает! – возмутился я.

– Сейчас я тебе разрешения не давал! Ну-ка, повтори мой приказ.

– Я не помню.

– Тебе было сказано привезти фрахт, получить фрахт и вернуться. А ты что сделал?

– Но ведь я победил.

Мне все стало ясно. Стараясь сдержаться и не ругаться лишний раз со всем и вся, я стиснул зубы так, что у меня больно скрипнули зубы. После того, как я встал, я оказался выше Хета. Командира, а точнее, контр-адмирала, это бы взбесило, но не его. Он остыл и понизил тон:

– Да, победил. Но ты рисковал! Может быть, тебе пришло каперское свидетельство от меня?

– Нет.

– Так в чем дело? Ты командуешь своей шхуной, да, но не забывай, что я стою выше тебя. Ты должен слушаться моих приказов!

– Да, сэр.

Представляю вам последний случай в моей жизни, когда я впал в детство: еле выдавив из себя ответ, ведомый нарастающим гневом, я развернулся и вышел. Я предпочитаю думать, что это был сквозняк, но дверь за мной захлопнулась с такой силой, что от не очень крепкой таверны что-то отвалилось. Какая-то возмущенная женщина запричитала что-то мне вслед. Я, чувствуя острую необходимость выместить на чем-нибудь злость, с размаху вмазал по первому попавшемуся вертикальному предмету. Им оказался столп, поддерживающий своды старого здания. Я все еще предпочитаю думать, что это был ветер, но с крыши здания посыпалась щебенка. Женщина, не перестающая меня бранить, испугалась, замолкла и поспешила удалиться. Я, с окровавленными костяшками пальцев, вернулся на “Ла Либре”. После того, как я поднялся на палубу, желая лечь спать и не проснуться, мне под горячую руку попался помощник.

– Капитан…

– ЧТО?

– Ничего, – он испугался и решил убраться, пока жив. Однако я присмирел и, положив руку ему на плечо, сказал:

– Чего хотел? Не бойся, не съем.

– Как прошло?

Это невинное любопытство чуть не пробудило во мне желание совершить наисерьезнейшую ошибку в моей жизни. Вместо того, чтобы сказать: “Как прошло? Хо-хо, я тебе скажу, как прошло. Прошло так, что мы сейчас же поднимаем якорь и уносим отсюда ноги!”, как собирался изначально, я злым тоном произнес:

– А прошло так, что если кто-нибудь не из наших ступит на борт, гони его к чертям собачьим, понял?

– Эмм… да, капитан…

– Вот и прекрасно. А если кто-то меня спросит, скажи, что у меня встреча с одной старой подругой, имя которой – выпивка. Я устал. Хорошо?

– Д-да, кэп.

Я вошел в каюту, с четким намерением поступить так, как сказал. Вдруг во мне вновь взыграла уязвленная гордость, и я выместил ее на столе, швырнув его через всю каюту. Дикий грохот удовлетворил меня достаточно, чтобы я наконец успокоился и решил, что спиваться в одиночестве – достаточно грустная затея. Поэтому я сошел на землю и отправился в первый попавшийся паб. Я помню, как купил бутылку рома. Чего я не помню, так это того, когда я успел нализаться достаточно, чтобы уснуть.

  От чего я проснулся, я не знаю – то ли от боли в голове, то ли от жжения в спине и руках, то ли от слов, произнесенных как будто издалека:

– Живой?

– Удар был достаточно сильный, но, благо, тот был не способен пользоваться кулаками во всю мощь, иначе ему был бы конец.

– А этот?

Тут кто-то начал мять мое запястье.

– Живой, конечно. Я вам, сэр, больше скажу – он здоров, как бык. Пьяненький немножко, ну да это не ново. Скоро очухается.

– Хорошо, – Хет, а именно ему принадлежал голос, использовал свой любимый способ пробуждения людей – вылил на меня бокал воды. Окончательно проснувшись, я вырвал руку у щупающего мой пульс судового врача со “Ската” и постарался встать.

– Что за праздник? – полюбопытствовал коммодор.

Задев локтем рядом лежащий стол, я с грехом пополам все-таки поднялся. Рядом со столом растянулся еще и мужик, то ли пьяный, то ли очень уставший. Все еще ощущая жжение, при всем моем “хмельном” опыте мне незнакомое, с опаской посмотрев себе через плечо и коснувшись уха, я тихо сказал:

– Придурок.

Я по пьяни дал набить на себе изображения якоря, розы ветров, дельфина, штурвала, целой шхуны и… Шебы. Серьезно. Что касается уха – я, видимо, вспомнил, что уже не раз пересек экватор и вставил себе в ухо золотую серьгу.

– Это я и так знаю, – заметил коммодор. – Я тебя спрашиваю, что у тебя за праздник-то был?

– Решил отдохнуть.

– Сэр, – дай этому человеку волю, и он будет поправлять меня до тех пор, пока у меня анкерок вместо головы не появится.

– Да, сэр.

– Отдохнуть от чего?

– Долгого рейса.

– Долгого рейса, сэр.

Я нервно хохотнул и не нашел в себе сил продолжать этот абсурдный разговор.

– У тебя очень интересная реакция на требование дисциплины, друг мой. Сколько лет ты в Море, говоришь?

– Двадцать с чем-то.

– Двадцать, – повторил он. – Пора бы и привыкнуть. Я хотел с тобой поговорить, но… наверно, в следующий раз.

– Ну что вы, сэр. Я слушаю вас в любом состоянии – пьяный ли, трезвый или с шишкой на башке, как вы имели возможность удостовериться, – съязвил я.

Он засмеялся, махнул на меня рукой и заявил:

– Кстати, у меня есть для тебя новость.

– И какая же, сэр?

– Ты ударил какого-то мужчину по лицу и…

– Этого? – я кивнул на забывшееся сладким сном тело.

– Его тоже, но я говорю про другого.

– Про кого?

– Канте, музыкант.

– И где он?

– Если не ошибаюсь, пошел искать констеблей, – беззаботно сказал он. Я шумно выдохнул и потер пальцами глаза.

– Советую тебе убраться отсюда, пока не стало поздно, – продолжал он.

– Да, сэр, – устало произнес я, почувствовав, как у меня нервно дернулся глаз. Опираясь на все, что попадало под руку, я направился домой.

   Я воспользовался своим любимым отрезвителем. До границ приличия скинув одежду, я прыгнул в Море. Холодная соленая вода мигом привела меня в чувство. Сплавав несколько раз туда-обратно, я вышел на берег. После того, как я высохнул и отдохнул, я вернулся на корабль. Часть моей команды сидели, постанывая, прижимая к голове все холодные штуковины, которые смогли найти. Другие издевались над первыми. Третьи веселились на острове. Я вспомнил, что Хет хотел со мной поговорить. Махнув на него рукой, я решил, что если понадоблюсь ему настолько, что прямо невозможно, он меня найдет.

Глава XII

   Через два дня мы вышли в Море. Хороший боковой ветер, мир между командой. Ни штиля, ни шторма не предвиделось. Я не я буду, если это не все, что нужно для счастья. Мы разбрелись в разные стороны, каждый за своей добычей. И трех недель не прошло, как на горизонте замаячило судно. Подойдя ближе, я увидел, что это клипер. Самой главной нашей задачей тогда было его догнать. Клиперы славятся своей скоростью. Благо, моя “Ла Либре” во многом украла острые обводы корпуса именно у этой пташки. Все паруса – все три кливера, фок, фор-марсель, фор-брамсель, грот, грот-марсель, грот-брамсель, бизань, крюйсель, крюйс-брамсель и стакселя – были быстро подняты. Рифы взяты вовремя, реи обрасоплены. К клиперу мы пошли галфвинд, так что ветер был использован правильно. Благодаря всем этим мерам “Ла Либре” подлетела к судну, как на крыльях. Веселый Роджер хлопал об стеньгу. Однако, будь у меня шляпа, я бы снял ее перед капитаном того клипера. Он не потерял голову перед опасностью. Жаль, что ему это не помогло, очень жаль. Шхуна догнала и обогнала свою жертву, преградив ей путь. Лишние паруса, поднятые в целях повышения скорости, добавили нам и доброй качки тоже. Так что мы все ощутили на себе все прелести морской болезни, как дети. Но это того стоило. Торгаши, естественно, в драку не полезли, так что клипер остался цел и невредим. Груз у них был очень даже неплохой – золотые изделия примерно на 43 тысячи, 8 тысяч наличными и какао тысяч на 19.

   Когда мы уже отправились на поиски нашей эскадры, нам встретился торговый галеон. Достаточно грозный противник. Осознание этого только пробудило во мне желание захватить его, мне будто бросили вызов. Азарт забурлил в крови, и я придумал, что буду делать. Клипер жаль, конечно, но делать нечего. Мои ребята на этом паруснике получили приказ идти на таран. Но предварительно они пробили в корпусе клипера брешь и запустили воду. Достаточно, чтобы увеличить осадку, но недостаточно, чтобы судно потонуло раньше времени. Теперь опердек клипера находился ниже уровня портов судна. Сколько бы они не палили, ядра пролетали над головами моих ребят. Кстати, если вы боитесь за их грешные души, то зря. Во-первых, они того не стоят. А во-вторых, за несколько секунд до того, как суденышко врезалось в корпус корабля, они прыгнули в воду. А там их уже ждали шлюпки. Пока они взбирались на борт шхуны, мы смотрели, как клипер протаранил носом галеон. Легкое суденышко не причинило большого вреда моей жертве, но на это я и полагался. Несчастный клипер пошел ко дну окончательно, но “Ла Либре”, к тому моменту, уже дрейфовала рядом с торговцем, а моя команда, ведомая мной самим, перепрыгивала на его борт. В отличие от команды клипера, экипаж галеона сопротивлялся долго. Однако, в конце концов, после ритмичного лязга металла и звуков выстрела, только пробило 5 склянок, как на моей шхуне появилось 19 пленников, которых мы связали и посадили в рядочек на палубе “Ла Либре”. Но не они, и даже не трофейный купец, были моей желанной добычей. Груз порадовал меня больше, чем окончание войны. 64 тысячи наличными и всякие изделия тысяч на 100! А оружия… И это если не считать добычу с клипера!..

Я, почувствовав себя королем, испустил радостный вой.

– Дюк?

Я был занят подсчетами, сколько денег придется, скрепя сердцем, разделить с другими, и потому не услышал, как мой помощник пытается до меня докричаться.

– Дюк?

Так, 164 тысячи, да еще 70 с потонувшего клипера да разделить это все на…

– Дюк!

– А, что, дорогой? Нет, да ты только посмотри на это! – я по-братски приобнял его за плечи, не отрывая глаз от моей горы сокровищ. – Ты на это сможешь построить себе дворец!

– Дюк, а как же пленники? – напомнил мне Мэйт, задыхаясь в моих объятиях.

– А, ну да, – я помрачнел и отпустил его.

– Прикажешь… убить? – спросил помощничек, повеселевший, что его капитан взялся за ум.

– А что еще может сделать пират? – внезапно донесся со стороны голос, выплюнувший последнее слово, как испорченное яйцо. Все повернулись к пленнику, торговцу, стреляющему искрами из глаз.

– Что ты сказал?

– Что слышал, мерзкий трус! Висельник, живущий за чужой счет! Крыса, родившаяся и выросшая среди воров и убийц! Таких же, как ты сам! Перебежчик! Предатель! Неблагодарная тварь!

Я скрипнул зубами и подавил в себе желание размазать его по переборке. Только вот бить связанного – это слишком низко, даже для меня. Но после того, как меня тыкнули носом в то, что я “перебежчик”, я не мог оставить это так. Сжав кулаки, я сказал:

– У тебя была возможность спасти свой корабль. Но я дам тебе еще один шанс. Слушай меня внимательно. Если ты одолеешь меня, ты и твои люди получат свой корабль и свою свободу назад. Если я одолею тебя, я убью тебя, – я почувствовал, как у меня по лицу, против моей воли, скользнула злая улыбка. – Только тебя. Если боишься, можешь отказаться. Тогда я сохраню тебе жизнь. Согласен?

У него в глазах застыло смешанное выражение вызова и страха. Наконец он кивнул.

– Развяжите его.

Дик быстрым движением разрезал линевые веревки на его запястьях.

– Я ни разу не дрался на дуэли, но что-то слышал. Так как вызов бросил я, ты выбирай, чем будем драться, – великодушно предложил я, когда он поднялся на ноги. – Можем на кулаках, можем на саблях. А может, вообще пистолет дать?

– Дайте мне мою шпагу, – хрипло произнес он.

Я вздохнул. Шпагами неудобно. Мне легче рубить, чем колоть. Тем не менее, я бросил ему его клинок. Я же добрый. Мои ребята стояли рядом – нельзя же упускать возможность развлечься.

– Мэйт, – позвал я.

– Да, Дюк?

– Если я погибну, шхуна твоя. И не забудь отпустить уважаемого… как там тебя?… неважно, в общем, ты понял. Пусть идут.

– Да, капитан.

Никакого возбуждения не было, почему-то я был уверен, что не сегодня я погибну. Именно этой уверенности купец обязан своей жизнью. Я сделал ложный выпад, он ринулся вперед, я увернулся, полоснул его клинком, толкнул плечом, и наконец пригвоздил его стопу к палубе шпагой. Он взвыл. Я, оперевшись на рукоять шпаги, посмотрел ему в глаза и сказал:

– Ты пытался, за это дарю тебе жизнь.

Говоря это, я вытащил шпагу из его ноги и махнул своим рукой, чтобы они увели его.

– Если кто-то тоже хочет попробовать, только скажите. Кто-нибудь хочет испробовать свою удачу? Что, никто? Очень жаль.

Я вытер кровь на руке об себя. Свинство, сказала бы Шеба. И этой же рукой похлопал Мэйта по плечу:

– Не сегодня, дружок, не сегодня. Зато можешь забирать корабль, я думаю, Хет не будет против.

Глаза моего потрясающе терпеливого помощника засверкали. Точнее, теперь уже не помощника, а капитана Мэйта.

   После того, как мы воссоединились с остальной эскадрой и поделили добычу, Хет обсудил с офицерами достаточно ответственный шаг. Рейд на один из Крацких островов. Конечно, мы и раньше нападали на острова, но это было так, ерунда, детские шалости. А в тот раз мы срубили настоящий куш.

    Мы, под флагом Сакрама, естественно, подошли к гавани Мертвая петля. Громом пронесся над островом залп, по бортам пиратских кораблей расцвели дымовые цветы, ядра ударили в форт. Пушки нацелились на нас, открыли огонь, но без особого ущерба. Что островной форт против пятнадцати тяжело вооруженных кораблей? “Скат”, “Анжелика” и “Ла Либре” причалили, остальные остались на рейде прикрывать наши спины.

    Ну а дальше никому уже никакие инструкции не нужны были. Парни, с нарочито кровожадными возгласами, сошли на берег. Мы почти не получили сопротивления. Дикий ор из всех углов, все эти леди и джентльмены в своих изысканных платьях, запачканных в грязи и пыли, наши ребята, со счастливым выражением лица, выскакивают из всех углов. И деньги, деньги, деньги повсюду. Звон монет, страшные визги, лязг металла слились в одну чудесную песню богатства. Я увернулся от направленного мне в живот клинка и заколол его владельца. Тут же их стало больше. Я отразил атаку, рубанул по чьей-то шее, но в ту же секунду совершил глупейшую ошибку. До моего слуха донесся свист лязгнувшей рядом стали. Я изменил его направление, но сделал это как-то неловко. Зато очень даже ловко я зарубил нападавшего. Однако стоило мне опустить взгляд, как я чуть не упал. Не каждый день видишь, как с одной стороны из твоей искривленной ноги весело торчит сабля. Встать на нее я, конечно, не мог, пришлось с помощью рук, хватаясь за все подряд, дохромать до самого безопасного вблизи места. Спрятавшись за каким-то домом, я вытащил саблю из ноги и рывком поставил кость на место. Остатки своей и без того сорванной с меня рубахи я превратил в повязку. В своей жизни я выполнял обязанности и юнги, и матроса на промысловом судне, и матроса на крейсерской шхуне, и рулевого, и штурмана, и лоцмана, и квартирмейстера, и помощника, и капитана, но никогда судового врача. Так что судил я по тому, как должна выглядеть здоровая нога. Когда у меня кончился порох и я не имел больше возможности участвовать в бою, я, худо-бедно залатав себя, бесцеремонно отломал доску от какой-то лачуги. Сделав из нее что-то вроде костыля, я дошел, если не сказать дополз, до “Ла Либре”. Врач был на месте, но увидев, чем он занимается, я передумал к нему обращаться. Хаким разрывался между ранеными матросами, так жалобно причитая, что его было жаль больше, чем его пациентов. Мне страшно хотелось завалиться спать, но капитанский долг заставил меня подойти к ним.

– Как идут дела?

Хаким повернулся и, сделав жалобное лицо, застонал так, как умел только он.

– Капитан, ты, видно, издеваешься надо мной!

Я недоуменно нахмурился и, увидев, куда он смотрит, окинул себя взглядом. Фонарь под глазом, рассеченная грудь, на честном слове держащаяся нога. Я с тоской подумал о Хете, всегда выглядящем щегольски. Треуголка, костюм, сапоги, все идеально выглаженное и чистое. О контр-адмирале я вообще молчу. Его форма обошлась ему дороже, чем мне моя жизнь. Естественно, на нем, в отличие от Хета, никогда и царапинки не было. Я же вечно похожу на подбитого пеликана.