«У ворот английского могущества». А. Е. Снесарев в Туркестане, 1899–1904.

Целью рекогносцировки Полозова был сбор военно-статистических сведений для описания северо-западной пограничной полосы Индии – района, заключенного между индо-афганской границей и Индом на западе и Пенджабской равниной на севере.

С самого начала поездка подполковника Полозова в Пешаварский район была обставлена многими условиями и запретами[78]. Прежде всего, ему не разрешили вернуться в Россию через Кветту и Сеистан, британцы опасались утечки сведений о строившейся в то время железнодорожной ветке от Кветты на Нушки[79]. Ему был запрещен осмотр ряда гарнизонов и фортов, а также проезд по недавно построенной ветке Северо-Западной железной дороги от Мьянвали до Газ-гата, проходящей вдоль левого берега Инда. Также Полозову не удалось проехать в Чаман (выше Кветты), где велось строительство оборонительных позиций.

В течение 10 дней Полозову удалось лично осмотреть Хайберский проход, укрепления Пешавара: форты Балла-Гисар (центральный во всем Пешаварском укрепленном районе), Дисамруд, Ланди-Котал, Али-Меджид, Мод. В Кветтском районе он исследовал долину Инда, пустыню Тап и Боланский проход, снял планы станций и профили фортов на участке железной дороги между ст. Кольпур – Абд-и-Гум – Гирок.

2 октября Полозов вернулся в Марри из поздки в Пешавар и Кветту. Программа рекогносцировки была выполнена не в полной мере, ряд вопросов остался не выясненным. Позиция британцев в отношении русских офицеров резко изменилась, появились запреты, усилилось психологическое давление. Обратимся к архивному документу, который позволяет представить обстановку тех дней. В середине ноября 1899 г. командующий войсками Туркестанского военного округа сообщал начальнику Главного штаба:

«Генерального штаба подполковник Полозов, командированный со штабс-капитаном Снесаревым в Индию, письмом от 2-го октября сего года из Мурри на имя подполковника Лукина[80] сообщил о крайних стеснениях со стороны англичан, а именно:

Не говоря о том, что на просьбу подполковника Полозова возвратиться через Кветту и Сеистан британское правительство ответило отказом, оно сверх того выразило желание, чтобы оба наших офицера путешествовали все время вместе и не останавливались на более или менее продолжительное время в каком-нибудь пункте.

До Минг-текинского ущелья наши офицеры не были особенно стеснены, но здесь они встретились с подполковником английской службы Мак-Суини, который, будучи недоволен результатами своей поездки по России, представил наших офицеров весьма опасными людьми, так как они великие знатоки Индии и командированы для рекогносцировки ее северо-западной границы, а слугу при подполковнике Полозове Кабир-шаха выставил агентом окружного штаба, не раз выполнявшим наши поручения в Кабуле[81].

Со времени встречи с подполковником Мак-Суини, подозрительность англичан, по словам подполковника Полозова, не знала пределов и за нашими офицерами стали наблюдать три английских офицера. Сочтя затем, это наблюдение недостаточным, английское правительство, как случайно узнал подполковник Полозов, предписало местному населению не подходить к нашим офицерам и их слугам, под страхом заплатить штраф 500 рупий за беседу с нашими офицерами. Наконец, англичане старались еще в г. Гилгите интригою избавиться от Кабир-шаха. Подполковник Полозов пишет, что хотя тогда их интриги ни к чему не привели, но, тем не менее, для успокоения подозрительности англичан он будет вынужден отослать Кабир-шаха в Ташкент.

Таким образом, подполковник Мак-Суини оказал очень плохую услугу нашим офицерам. Между тем, ему было оказано достаточно радушия при его проезде через вверенный мне округ. Он осмотрел наши туркестанские войска так подробно, как хотел. Ни в чем ему не было отказано, за исключением того, что ему не было разрешено остановиться в Мерве и Чарджуе и, что согласно распоряжения Главного штаба, его сопровождал офицер <…>.

Надо полагать, что подполковник Мак-Суини, который в индийских войсках пользуется некоторым значением, может сильно затруднить нашим офицерам, командированным в Индию, выполнение возложенных на них поручений и, может быть, будет главною причиною взаимного неудовольствия русских и индо-британских офицеров»[82].

Несколько позже в письме к начальнику Главного штаба генерал-лейтенант С. М. Духовской обращал внимание на то, что в Русском Туркестане стали появляться британские офицеры, которые по возвращению в Англию печатают «статьи полные инсинуаций против русских властей» (при этом он указывал на майора Кобболда). Чтобы пресечь это, Духовской предлагал «по возможности ограничивать разрешение английским путешественникам доступа в наши среднеазиатские владения, давая таковое лишь лицам, которые по своему положению и представленным рекомендациям будут заслуживать особого нашего доверия»[83].

Об ужесточнении условий поездки сообщал в письме к сестре и Снесарев: «Газеты внимательно (полиция, платные господа, отчасти военные … тоже) следят за нашим маршрутом и я нередко читаю, что русские офицеры тогда-то покинули такой-то город и отправились туда-то… Избежать суеты нет возможности, хотя я уклоняюсь, как только поймаю таковую.

Мой план остановиться в Лагоре не одобряется правительством Индии, и оно разрешает мне лишь ездить по Индии, но, не останавливаясь нигде на продолжительное время. Это так грубо и неразумно со стороны правительства, что я склонен усматривать в недозволении, какое-либо недоразумение… Скоро буду в Симле и думаю поговорить лично с лордом Керзоном – вице-королем»[84].

Следующим пунктом на маршруте Снесарева и Полозова был город Равалпинди – крупный военный центр на северо-западной границе Британской Индии, расположенный в 180 милях к северо-западу от Лахора. Здесь находились штабы 2-й Равалпиндийской дивизии и Равалпиндийской пехотной бригады. В 1898 и 1899 гг. район Равалпинди стал местом крупных учений британских войск, на которых отрабатывались новые методы ведения войны в горах[85]. Станция Равалпинди очень обширная, имела множество подъездных и запасных путей, большое депо. Вокзал станции – большое здание из тесаного камня, имел вид обронительного сооружения. Город Равалпинди состоял из туземной части и европейского кантонмента. Туземный город располагался к востоку от железнодорожной станции и имел обычный для всех туземных городов Индии вид – кривые грязные улочки, скученные здания. Необычным было только отсутствие в городе форта, неотъемлемой принадлежности всех туземных городов Индии. К западу от станции располагался европейский кантонмент, самый обширный из всех имевшихся в Индии. В юго-восточной части, ближе к станции, находились офицерские квартиры, административные здания и базар, на окраинах располагались казармы, склады, хлебопекарня, войсковая ферма и гарнизонный пивоваренный завод. Укрепления Равалпинди состояли из главного форта, находившегося в юго-восточном углу кантонмента, и 12 фортов, раскинутых по дуге к юго-западу, западу и северо-западу. Остановка в Равалпинди была довольно краткосрочной, поскольку офицеров уже ждали в Симле. Программа пребывания в Симле предусматривала представление русских офицеров вице-королю Индии лорду Керзону.

Из Равалпинди в первых числах октября Снесарев и Полозов приехали в Симлу – летнюю резиденцию вице-короля Индии и летний штаб индо-британской армии. Симла, расположенная в предгорьях, покрытых сосновыми лесами, с мягким здоровым климатом, считалась «индийской Швейцарией». В летнее время сюда стекалась элита колониальной администрации, городок был очень благоустроен и живописен. О приезде русских офицеров в Симлу своих читателей неожиданно уведомила газета «Туркестанские ведомости» (это было первое и последнее упоминание о поездке в туркестанской прессе): «Полковник Александр Александрович Полозов и капитан Андрей Евгеньевич Снесарев прибыли 8 октября в Симлу, где они пробудут некоторое время в качестве гостей индийского правительства. Офицеры эти прибыли в Индию сухим путем через Памир, Каликский перевал и Гильгит»[86].

В Симле русские офицеры были приняты недавно назначенным вице-королем Индии лордом Керзоном, самым молодым (39 лет) из всех высших администраторов, когда-либо занимавших эту должность. Керзон, много путешествовавший, очень увлекался географией и ориентализмом. Путешествие русских офицеров из Туркестана, по которому он сам проехал в 1888 г., по Памирам, также им исследованным, создавало немало общих точек соприкосновения. Керзон был одним из активных сторонников усиления британского политического влияния в странах, прилегающих к границам Индии, наращивания боевого потенциала индо-британской армии для отражения русского вторжения, которое Керзон считал исторически неизбежным.

О пребывании в Симле дает наглядное представление письмо Снесарева к сестре: «Опишу тебе парадный обед у вице-короля Индии лорда Керзона. В тот же день мы были на чае (в 5 час. – английская мода) у главнокомандующего войсками Индии[87]. Здесь мы оставались недолго: главнокомандующий только что оправился от болезни и был еще очень слаб… Еще до этого приглашения я получал письмо от одного из адъютантов лорда Керзона, в [котором] высказывалась просьба… чтобы я захватил с собой ноты (не просьба, а, скорее, надежда) и меня надеются услышать. Дело в том, что до сих пор я распевал: в Гильгите под гитару, в Сринагаре у резидента (род губернатора) под рояль, – что нашлось… молва то и пошла… Я бросился в магазин и успел найти “Азру” Рубинштейна и “Лесного царя» Шуберта… Кроме того, у меня была в запасе песенка: “Я вас любил» на слова Пушкина. К 8 час. мы прибыли во дворец. Познакомились с несколькими лицами: это были высшие представители власти: начальник штаба войск Индии, генерал-квартирмейстер, секретарь по иностранным делам, секретарь при военном департаменте, сестры вице-королевши, дочь министра финансов Индии и т. д.

<…> Обед был, конечно, великолепен, зала, украшенная гербами вице-королей Индии, еще великолепнее, рядом играл оркестр… Словом, эта сторона хоть куда. После обеда мужчины посидели немного отдельно, и, наконец, перешли в большую залу. Здесь, через несколько времени адъютант сказал мне, что Его Светлость удостаивает меня разговором. Я поднялся и подошел к лорду. Он попросил меня сесть, и началась беседа. Лорд Керзон высокого роста, с длинным бритым лицом (усы и бороду бреет), серые глаза, поставленные очень широко и имеют резко сосредоточенное выражение, лоб крупный… Все лицо можно назвать красивым (оно ровно розового цвета), если бы оно не было так холодно и самоуверенно… Ходит лорд с какой-то странной развалкой, некрасиво ставя ноги… Голос его я нашел слишком слабым для оратора и недостаточно гибким. Лорд говорит по-французски средне, медленно, но может говорить красиво… Высокий хозяин спросил меня о путешествии, не устал ли я… говорили о его сочинении о долине Гунзы (мы с ним из числа очень немногих, видавших ее) и т. д. Как только я отошел, подлетел адъютант и попросил меня петь. “Кто мне будет аккомпанировать?”. Он указал на престарелую девицу, оказавшуюся дочерью министра финансов. Я пропел “Азру” (употребляя русские слова)… Так как меня просили сейчас же еще что-либо, я сам сел к роялю и аккомпанируя (по-просту) пропел “Я Вас любил”… Вице-королю это очень понравилось и он высказал удивление, что такая короткая песня… Прошло с полчаса и адъютант стал просить меня петь «Лесного царя»… Аккомпаниаторша отказалась, боясь не справиться с трудным аккомпаниментом; хотели, чтобы дирижер оркестра аккомпанировал. В конце-концов села-таки девица, и мы с ней исполнили “Лесного царя” (два раза чуть совсем не разошлись)… После этого со мной долго говорила о музыке вице-королевша; хвалила мой голос и надеялась еще услышать… Через ½ часа вице-король ушел в апартаменты свои, и гости мало-помалу разошлись.

<…> По утру от вице-короля мне присылалась лошадь – Араб, и я делал часовую прогулку по окрестностям, потом садился за книги и сидел за полночь… В Симле очень много обезьян. Они ходят стадами, прыгают по деревьям, по карнизам и крыльцам пустых домов… Я занимался в тиши, окруженный стеклами, и снаружи приходила обезьяна, садилась против меня и следила за моей работой. Но чуть я поднимался или делал большое движение, она моментально исчезала…»[88].

Дальнейший путь русских офицеров был целиком привязан к железным дорогам, и посещение мест ограничивалось гарнизонами, расположенными близ крупных железнодорожных станций. Для реконструкции этой части маршрута весьма ценным источником служат карты железных дорог Британской Индии того времени[89].

Около 15 октября Снесарев и Полозов (последний несколькими днями ранее) приехали в Лахор – экономическую и культурную столицу Пенджаба, город, который имел важное значение для развития индийского революционного движения и борьбы за независимость от Великобритании. Город также являлся крупным военным центром Британской Индии. Здесь размещались штаб 3-й Лахорской дивизии, входящей в состав Северной армии, и многочисленные военные гарнизоны. Лахор состоял из туземной части и европейского города. Туземная часть находилась в северо-западном районе города и была обнесена высокой глинобитной стеной с бойницами и двенадцатью массивными, обитыми железом воротами. Европейская часть состояла из широких улиц, нескольких площадей и парков. На небольшой возвышенности в северо-западной части города располагался форт, построенный в правление императора Великих Моголов Акбара (1542–1605), известного своими завоеваниями в Индии и Афганистане. Внутри форта располагались великолепный сад Хазури-баг («царский сад») с несколкими красивыми павильонами из белого мрамора, сикхский храм – оригинальной и красивой архитектуры, и большая мечеть Бадшахи Масджит («падишахская мечеть»).

Железнодорожная станция Лахор являлась главной станцией Северо-Западной железной дороги и находилась на северо-восточной окраине европейской части города. Движение поездов через станцию было довольно интенсивным, имелось шесть пассажирских платформ, много запасных путей, мастерские, депо и т. п. Недалеко от станции располагались управление дорогой и кварталы, в которых проживали железнодорожные служащие. Основной достопримечательностью станции был вокзал, построенный в 1864 г., несколько лет спустя после восстания сипаев. Вокзал состоял из двух параллельных кирпичных зданий, около 200 м каждое, покрытых общей крышей и соединенных между собой тремя перекидными железнодорожными мостами-виадуками. Между зданиями располагались две пары платформ и две пары путей, несколько платформ и путей размещались в обоих концах вокзала. При сооружении вокзала исходили из необходимости сделать его одновременно и крепостью, «отлично защищенной во всех отношениях» (по выражению архитектора вокзала)[90]. Здание больше напоминало средневековый замок, чем железнодорожный вокзал. Живописные арки, через которые поезда приходили и отправлялись со станции, могли закрываться массивными воротами, превращая грандиозное здание в огромный бункер. Четыре каменные башни по краям вокзала могли выдержать прямое попадание артиллерийского снаряда. Стены и башни станции имели бойницы для стрелков и амбразуры для артиллерийских орудий. Площадь перед вокзалом со стороны города была обнесена полукруглой кирпичной стеной, высотой около 4 метров, которая также могла служить укрытием для стрелков. Оборона станции была расчитана на 8 орудий и примерно 600 человек пехоты[91].

В письме к сестре из Лахора Снесарев сообщал:

«С 18–27 октября я пролежал больной; доктора определили у меня лихорадку (здешнюю в малярийной форме) в связи с солнечным ударом. Я же полагаю, что сюда прибавились нравственные потрясения плюс переутомление (в Симле, уже больной, я работал свыше 14 часов в сутки… теперь доктора запретили мне читать). Вот только два дня, как я приподнялся с постели и могу себе позволить несколько шагов по комнате. Мне не позволили останавливаться на продолжительное время где-либо в Индии и только болезнь приковала меня несколько долго к Лагору. Более 1–1½ месяцев я не буду в Индии.

<…> Хотя бы скорее отсюда. Страна богатая, полная и оригинальная, но все плывет мимо, так много работы; читаешь, делаешь выписки, а вместе с тем фигурируешь на обедах, ведешь тонкие разговоры на 3–4 языках. На лице неизменное благорасположение и улыбка, а на душе те же муки, искание знаний, неугомонные волны самолюбия…»[92].

После Лахора русские офицеры посетили Амритсар – священный город сикхов. В Амритсаре они осмотрели гарнизон из частей Лахорской дивизии. Затем последовали Дели – город, в котором произошло знаменитое восстание сипаев; Агра – бывшая столица Великих Моголов и военная столица Британской Индии, крупный железнодорожный узел.

Из Агры Снесарев отправил сестре свое последнее «индийское» письмо:

«Пишу тебе из Агры. Сегодня день моего рождения и мне, значит, стукнуло 34 года. Проехал из Лагора – Амритцар, Амбалу и Дели – много красивого, почтенно-древнего… Буду рассказывать после. Только с оставлением Лагора оставила меня лихорадка… мучила меня ровно месяц и я снизошел до безобразия; теперь вот уже 11 дней, как я здоров и начинаю вновь крепнуть. Последние дни говорю только по-английски… <…> Недели через 2 я покидаю Индию и из Калькутты проеду (морем) в Коломбо (остров Цейлон), где сяду на один из пароходов Добровольного Флота и проследую дорогой Аден – Суец – Константинополь – Одесса – Панфилово… <…> Посылаю тебе свой портрет; среди болезни мне стало лучше, и в один из часов работы товарищ позвал меня сниматься; я выскочил с книгой, в очках и снялся с думой о прочитанном, почему и вышел слишком угрюмым. Сзади меня случайно попал один из слуг отеля. На это письмо не пиши мне, ибо я сам прибуду неделю спустя. Приготовься варить мне щи (здесь была бурда)… Письмо, вероятно, придет около нового года, с которым сердечно вас поздравляю… Новое столетие!!! Что-то оно даст бедному человечеству…»[93].

Сразу по возвращению из Индии Снесарев отправил в редакцию журнала «Разведчик» короткую информацию о поездке в Индию. Заметка была подана от лица редакции: «В Одессу недавно возвратился капитан А. Е. Снесарев, совершивший совместно с подполковником Полозовым путешествие по Индии, которое они предприняли с научной целью. Путешествие продолжалось около полугода, и в течение этого времени они успели объехать всю Индию, побывать в наиболее интересных местах ее, знакомились с бытом и жизнью индусов и проч. Проехали через Памиры, посетили перевал Калик, спустились в долину Гунза-Нагар, побывали в Сринагаре и других местах. Они собрали много новых, интересных сведений об Индии, англичанах в Индии и проч.»[94].

Поездка в Индию имела для профессионального становления А. Е. Снесарева, как военного востоковеда, исключительно важное значение. Она дала ему уникальную возможность увидеть страну своими глазами, приобрести солидные знания по географии, истории и этнографии Индии, ее административному устройству, экономической жизни, а также по индо-британской армии. Знания и впечатления, вынесенные из поездки по Индии, были тем важнее, что в России имелось мало сведений об этой стране, полученных непосредственно русскими путешественниками и исследователями в Индии. Как справедливо замечал М. В. Грулев, судить о событиях в Индии приходилось лишь «по английскому образцу, так как фактическая сторона всех совершавшихся там событий узнается всем миром лишь из английских же источников»[95].

Поездка в Индию сформировала у Снесарева устойчивые взгляды и представления об этой стране, которые мало подверглись ревизии на протяжении всей службы в императорской армии. Пересмотр их частично произошел уже в советский период, когда значительно изменились идеологическая ситуация внутри России и международное положение, в том числе, положение в самой Индии. Одним из наиболее важных выводов Снесарева относился к определению непосредственной связи могущества Великобритании и состояния ее колоний, особенно Индии. Снесарев замечал в этой связи:

«Индия, вне сомнения, есть главный питомник могущества и силы Британии, наиболее яркая вывеска ее престижа и основной гвоздь ее империалистических упований. Отнимите у англичан Индию, и Британия в одно поколение сведется к узкой роли банковской конторы, ссужающей весь мир накопленным капиталом и имеющей свое главное отделение на островах Великобритании. История Англии тесно связана с историей Индии, и как только в будущем пробьет торжественный час свободы этой несчастной темной страны, следующий и скорый удар часов истории возвестит миру смерть владычицы морей»[96].

Индия дала Снесареву то чувство страны и тот фактический материал, которые навсегда определили круг его служебных и научных интересов – «среднеазиатский вопрос», центральным элементом которого являлась Индия. Он как-то заметил, что у «среднеазиатского вопроса» есть не только поклонники, но есть даже свои фанатики. К последним, с полным основанием, можно причислить и его самого. Поездка в Индию в одночасье, еще до выхода печатных работ по этой стране, сделала его авторитетом по «среднеазиатскому вопросу». И хотя общая картина его впечатлений и полученных сведений, ввиду отсутствия официального отчета о поездке, осталась бóльшей частью неизвестной, но сам факт поездки давал ему некое психологическое преимущество над другими исследователями вопроса, делал его голос более значимым и авторитетным. Не случайно в своих работах он часто ссылался на личный опыт и сведения, полученные в ходе поездки, для аргументации своих мыслей и доводов.

Было бы неверно считать, что поездка в Индию открыла ему некое провидение и высшую истину. В отдельных вопросах ему не удалось до конца разобраться с истинным положением дел, как например, в вопросах о роли британской администрации в обустройстве Индии (считал, что англичане только «выкачивают жизненные соки страны»), о степени ненависти местного населения к британской колониальной системе (преувеличивал антогонизм), религиозного и кастового разобщения индийского общества (недооценка этого фактора) и др. Поездка в Индию имела и тот эффект, что Снесарев в ряде вопросов, собственно военных, не вполне верно оценивал боевой потенциал индо-британской армии, ее сильные и слабые стороны, стратегическую устойчивость (на тот момент) британской военной системы в целом[97]. После посещения Индии в его стратегических взглядах на страну еще наблюдался некий дуализм, состояние взглядов, которое сам он часто называл «шатанием мысли». С одной стороны, увиденное им в Индии, утвердило его в абсолютной идее о невозможности, а главное, бессмысленности завоевания Индии, с другой, он допускал поход русских войск за Амударью и занятие Гиндукуша, как естественного пограничного рубежа России в направлении Индии. Понятно, что этот поход за Амударью не мог быть ничем иным как походом на Индию, но только в усеченном варианте, без захвата страны. Поход за Амударью неизбежно приводил бы к вооруженному столкновению с Британской Индией, а дальше сама логика войны требовала бы движения за Гиндукуш.

Командировка штабс-капитана Снесарева и подполковника Полозова в Индию, несмотря на ряд невыполненных отдельных заданий, имела важное значение еще и с другой стороны. Эта поездка еще больше убедила руководство Туркестанского военного округа в необходимости командирования офицеров в Индию для целей разведки. Приведем в этой связи один интересный документ – служебную записку командующего войсками Туркестанского военного округа генерал-лейтенанта Н. А. Иванова. «Помимо главной цели – изучения языка, – отмечал Н. А. Иванов, – командирование наших офицеров в Индию имеет и другое значение. Если мы находим необходимым командировать офицеров Генерального штаба из западных округов в прилежащие к ним заграничные местности, то это тем более необходимо в отношении Индии, как в воспитательном отношении для самих офицеров, так, главным образом, для пополнения наших до последнего времени весьма скудных, а главное, исходящих исключительно из английских источников, а потому неверных сведений о быте англо-индийской армии, настроении местного населения и пр. Необходимо иметь в виду, что если в будущем Туркестанским войскам придется вести большую кампанию, то, несомненно, они столкнутся с англо-индийской армией, если не на индийской территории, то на афганской, а потому нужно заблаговременно принимать меры к изучению сильных и слабых сторон нашего будущего противника. Предыдущие командировки (подполковника Полозова, капитана Новицкого и капитана Снесарева) дали в этом отношении весьма ценный материал. Данные этих командировок послужили к установлению совершенно новых взглядов на некоторые бытовые стороны англо-индийской армии: отношение к службе английских офицеров, положение в армии туземных офицеров, резкую разницу в положении английского и туземного солдата, взаимное их отношение и проч.»[98].

Особенно интересно мнение командующего войсками о значении поездки в Индию для капитана А. Е. Снесарева, которое очень точно отражает суть вопроса. «Воспитательное значение командировок, – указывал Н. А. Иванов, – выказалось весьма рельефно. Капитан Снесарев, отправившийся в командировку прямо с академической скамьи, возвратился в округ опытным офицером и в настоящее время прекрасно справляется с трудной и ответственной должностью адъютанта отчетного отделения, и ему же поручено составление и издание сборника сведений о сопредельных странах. Нельзя не признать, что расширение кругозора и приобретенное при командировке знание английского языка в значительной степени способствуют проявлению прекрасных личных качеств этого офицера»[99].