Шесть дней на реке. Путешествия, приключения

На берегах, где были луга, стояли палатки и полога под тентами, а вдоль берега – лодки. Деревянные и алюминиевые, с моторами. Возле палаток костры. Дым от них тянулся над рекой. Запах дыма такой приятный, сладковатый. И всё время пахло скошенной травой. Мы въезжали в такой запах, прямо как в дым. Только в невидимый дым.

Я лежал в носу лодки и напевал разные песни. Мне даже казалось, что мотор гудит и подпевает мне. Особенно, если не словами поёшь, а просто так – м-м-м-м… И так мне было хорошо, что хотелось вскочить во весь рост и закричать на всю реку, чтобы все услышали, как мне хорошо и прекрасно.

А солнце уже стало уходить на запад, а на берегах везде косили траву и убирали сено.

Кони тащили сенокосилки, мотали головами и отмахивались от слепней своими хвостами. Сенокосилки трещали. На железном сиденье у каждой трясся какой-нибудь дядька. И голова у него была обвязана белым платком от солнца и комаров.

На других местах уже убирали сухое сено в длинные валы, а потом возили в стога. Сено собирали конными граблями, а не ручными. Это такая штука широкая на двух огромных железных колëсах. Прямо выше меня. Между ними в ряд длинные кривые железки из толстенной проволоки. Они могут откидываться, когда в них нагребётся сено. Сверху железное сиденье. На нём сидит человек и правит лошадью. Она тащит эти грабли и собирает сено. Потом этот дядька – раз! – нажимает такую специальную педаль, и кривые железяки откидываются вверх, и всё сено остается на месте.

И до самого вечера мы смотрели, как на берегах собирают сено. Вечером в нескольких местах даже сено уже укладывали в стога. Стога на Печоре делают длинные и плоские, потому что сено часто укладывают в сырую погоду. Ещё не совсем подсохшее. А в таких стогах сено продувает ветром, и оно не гниёт. Сено кладут между высоких шестов. Они воткнуты в землю и называются стожары.

КАК БЕЛКА ПЛАВАЕТ

Когда мы отъехали от того места, где сгребали сено, и проехали на широкое место реки, я увидел вот что. На самой середине реки что-то плыло через реку, и там что-то торчало.

– Смотрите, смотрите! – закричал я и стал показывать на это. Все стали шевелиться в лодке, а папа встал даже во весь рост. Он смотрел в бинокль, чтобы лучше было видно.

– Это какой-то маленький зверёк, – сказал он. – Да это же белка! Вон как лапками молотит.

И вот мы подъехали к самой белке. Она и правда очень быстро гребла лапками. Они только мелькали в воде, и брызги летели во все стороны. Хвост торчал над водой, прямо как парус. Белка была рыженькая. Глазища у неё большие и чëрные. Папа стал её фотографировать. Она старалась от нас уйти и повернула к тому берегу, с какого плыла. Тогда папа замедлил ход, и белка повернула по старому пути. Ей ещё оставалось немного до берега, и я увидел, что ей уже тяжело плыть. И хвостик стал опускаться в воду. Трудно ей было держать хвост торчком, да ещё и грести через реку.

Папа снова подъехал к белке и загородил ей дорогу, чтобы мы смогли её хорошенько рассмотреть. До берега было уже совсем близко. Я стал показывать папе, чтобы он ещё поближе к ней подъехал. Я хотел её рассмотреть получше. До неё уже можно было веслом достать. Вдруг она повернула прямо к лодке, подплыла и тут же забралась к нам.

Что тут началось!

Девчонки сразу завизжали. Мама замахала руками, потому что белка заскочила ей на спину. Потом белка стала метаться по всем вещам и никак не хотела прыгать в воду. Она очутилась у меня под ногами, и я хотел её поймать. А она только скользнула мокренькая по моим ладоням, проскочила между ногами и сзади взлетела мне на голову. Все заорали, когда увидели белку у меня на голове! Она царапнула мне лоб коготками и прыгнула, вертя хвостом, прямо маме на плечо. Мама опять закричала, что все мы перетонем с этой несчастной белкой. Но тут уж она соскочила с мамы и уселась посреди лодки на вещах.

Папа хохотал, мама кричала, и все мы орали, сами не зная что.

Бедная белка сидела на вещах и часто-часто дышала. Она прижала левую лапку к груди, будто у неё было плохо с сердцем. Вся она была мокренькая, какая-то несчастная и облезлая. Я сразу вспомнил, что я, наверное, весной был такой же, когда сорвался с берега в воду и весь вымок. Тогда все ребята тоже хохотали до упаду, а мне совсем было не до смеха. Поэтому я не хотел, чтобы белку пугали, и крикнул: «Не трогайте её! Не обижайте!» А папа засмеялся и сказал, что её непросто обидеть. Маленькая-то она маленькая, а попробуй поймать и в руки взять, так она всего тебя искусает. И папа направил лодку к берегу. Он причалил, и белка прыгнула тут же в траву. Она прошуршала и умчалась в кусты. Вот так белка!

Мы стали папу спрашивать, почему это она поплыла через реку.

И папа рассказал нам, что это молодые белки плывут через реки, идут по тайге на новые места. Они ищут, где других белок поменьше, и им будет лучше жить. Больше будет и места и корма. Он сказал, что это называется миграция, а когда белки идут на новые места, то это они мигрируют. Так учёные говорят. И ещё папа рассказал, что когда он жил на Алтае давно, то он видел вот такую белку, которая мигрирует, высоко в горах. На вершине. Там, где уже и леса нет, одни камни.

У нас в заповеднике есть один такой учёный, дядя Серёжа, Он как раз изучает, как живут белки в лесу и куда они мигрируют. Он ловит их летом в специальные ловушки. Они стоят в лесу и сделаны как корыто перевёрнутое. Только из дерева. И там внутри приманка, гриб или кедровые орешки. Белка хочет их взять, а ловушка захлопывается. Там приспособлены специальные палочки. Они называются насторожка и ещё как-то. Я забыл. А потом этих попавшихся белок дядя Серёжа вынимает из ловушки в мешок и на ухо приделывает такую пластиночку из алюминия с номером, маленькую. На ней ещё мелкими буквами написано – «Москва. Сообщи бюро кольц.».

Потом он этих белок выпускает. И вот уже осенью, когда охота начинается, охотник добудет такую белку и сразу увидит у неё на ухе эту метку и прочитает, что там написано. Пошлёт он её в Москву и напишет, где добыл эту белку. Или в заповедник. Тогда учёные узнают, куда ушла белка и сколько она прошла по тайге.

А ещё у нас в заповеднике, в нашем посёлке, построили большие клетки. В них дядя Серёжа и тетя Эля посадили белок. Они их наловили в лесу. У этих белок появились маленькие бельчата. Когда они вырастут, им тоже нацепят метки на ухо и выпустят в лес как диких. Только тетя Эля не разрешает часто смотреть белок в клетках. Они от этого пугаются и даже могут разбиться об железную сетку.

Девчонки еще много спрашивали папу про белок. Особенно Анжела. Она ведь совсем ничего не знает про тайгу и зверей. А я их не слушал.

ПОДАРОК СКОПЫ

Мы ехали всё дальше и дальше. Волна от нашей лодки катилась по песку, когда лодка проходила рядом с берегом. Маленькие кулички-перевозчики вспархивали с песка, как только набегала на них эта волна. Кулички летели над самой водой впереди нас и пищали тоненько: «Тири-ти-ти! Тири-ти-ти! Тири-ти-ти!». Их называют потому перевозчиками, что они летают с одного берега на другой и будто говорят: «Перевезу! Перевезу! Перевезу!» И верно, похоже. Иногда они летели прямо рядом с лодкой, около меня. Я даже видел очень хорошо их маленькие глазки, чëрненькие и блестящие. Они улетали вперëд и там садились на песок около самой воды. Они поднимали крылья, будто потягивались после сна, и останавливались, и качали своими хвостиками. Хвостики у них коротенькие-коротенькие. Когда мы подъезжали к куличкам, они опять срывались и летели вперëд. Потом они долетали до своей границы и поворачивали обратно. А там, впереди нас встречали новые кулички. И были ещё крупные кулики. Они называются большие улиты.

Хорошо мне было сидеть впереди, в носу лодки. Смотришь вперёд, а за каждым поворотом открываются новые и новые печорские излучины. Если смотреть в воду, то видно совсем рядом жёлтое дно. Иногда я замечал, как уходили в сторону от лодки большие и маленькие хариусы. Водоросли шевелились словно волосы. Я увидел даже налима, когда папа замедлил ход на перекате. Налим не убежал от лодки. Он стоял на месте, головой против течения и чуть-чуть шевелился. Я замахал папе рукой, и он остановил лодку. Мы все стали смотреть, как налим лежал на мелком месте. Мне даже захотелось выпрыгнуть из лодки и схватить его. А папа сказал, что это бесполезное занятие. Разве можно поймать рыбу в воде руками. Налим, хоть и еле шевелится в воде и на вид ленивый, но плавает не хуже других рыб. Даже может ловить мальков.

За одним поворотом мы вдруг увидели на гальке у самой воды огромную птицу. Снизу белую, а сверху чёрную. Она взмахивала крыльями и что-то долбила на камнях. Какую-то добычу.

– Это скопа! – крикнул папа и встал во весь рост, чтобы лучше видеть.

Мы тоже повытягивали шеи и во все глаза смотрели на скопу. И тут я увидел, что она клюёт какую-то здоровенную рыбу. Рыба изгибалась и била хвостом по гальке и песку. Даже камни летели в стороны.

– Это она налима поймала! – крикнула мама и стала папу торопить, чтобы он поддал газу, а то скопа утащит рыбу.

А та всё долбала и долбала налима по голове, но никак, видно не могла его добить. Почему она сразу не уволокла его, я так и не понял. Налим, правда, был большой, но ведь из реки-то она его вытащила и смогла донести до берега.

Когда до скопы оставалось совсем недалеко, она развернула, прямо распахнула огромные свои крылья, снизу белые, и взлетела. Она несколько раз прыгнула по берегу, будто разгонялась, как самолёт, а потом взлетела. Налим запрыгал к воде. Я закричал папе, чтобы он скорее газовал к берегу. Я приготовился выпрыгнуть из лодки и схватить налима.

Лодка с разгона загремела по камням, я выскочил на берег и животом навалился на налима. Прямо у самой воды! Он выкручивался из-под меня, но я лежал на нём и кричал, чтобы они меня выручали и тоже хватали налима. Тут подбежал папа, схватил его под жабры и швырнул в сторону, подальше от воды, к кустам.

Все повыскакивали из лодки и помчались к налиму. Он лежал на песке, большой, длинный. Рот у него был огромный, во всю голову, с белыми губами. Он медленно его раскрывал и шлёпал по песку хвостом.

– Вот так скопа! – сказал папа. – Прямо подарочек нам она сделала. Будет у нас сегодня вечером первая уха. Да какая уха! Из налима!

НЕОБИТАЕМЫЙ ОСТРОВ

А Печора становилась все уже и уже. Появились перекаты с сильным течением и волнами. Они били в лодку, и брызги летели мне в лицо.

Потом мы проехали место, где в Печору впадает река Унья. Только непонятно, почему Унья впадает в Печору, а не наоборот. Печора ведь меньше и мельче.

Там ещё есть деревня Усть-Унья. Она стоит на крутом высоком берегу, прямо на горе. К воде обрыв, и видно камни, как скалы. Когда мы подъехали к этой деревне, как раз садилось солнце, и вся она была освещена красным светом. И было очень красиво.

После этой деревни совсем стало мелко. Лес рос прямо по берегам. Везде ёлки наклонились к воде, и один раз мы проехали прямо под ними. До веток можно было рукой достать. Я хотел, а мама сказала, чтобы я не крутился в лодке.

Когда уже стало темнеть, мы причалили к острову. Этот остров мы потом назвали Необитаемым островом. С двух сторон его обтекала Печора. Одна протока, глубокая и узкая – слева, а другая, широкая и мелкая – справа. Вот мы и остановились со стороны широкой протоки.

Первым делом я вытащил якорь и закопал его в песок поглубже. Берег был невысокий и немного пологий. Кругом никаких кустов, а сам остров ровный как доска.

Хоть и было уже поздно, но заря светилась за верхним концом острова. Там, где начинались эти две протоки. В том месте сильно шумела вода, потому что там были перекаты.

Мы стали быстренько выгружать из лодки наши вещи и таскать их на берег. Папа сказал, чтобы мы не раскидывали вещи по всему острову, а то потом искать их будет одно мучение. Ну, конечно, мы тут же стали валить всё в одну кучу. Папа стал возмущаться и сказал, что это мы нарочно так делаем, что потом надо будет перерывать всю эту кучу, чтобы найти нужное. Тогда мы стали раскладывать вещи по сортам. Посуду в одну кучку, спальные принадлежности в другую, а еду в третью.

Из верховьев Печоры дул легкий, прохладный ветерок. Пахло цветами, тайгой и рекой. Мне так захотелось остаться жить на этом острове! Я сказал папе, как хорошо было бы здесь построить дом и поселиться всем на всю жизнь. Но папа сказал, что это сейчас, летом, вода в Печоре малая, а весной тут над островом метра три-четыре глубины и течение страшенное.

Потом мы с папой пошли за дровами на верхний конец острова. Там, где начинались эти наши две протоки, было навалено много сухих деревьев. Их нанесла река весной в половодье, мне папа сказал. Весной так много в реке воды, что она выворачивает деревья с берегов и несёт их. А в тех местах, где узко или мелко, они цепляются за дно, а потом друг за друга, и получается куча, завал. Она, такая куча, на Печоре называется хóлуй. Там было много сушняка, и мы притащили полно дров для нашего костра. Будто собирались всю ночь не спать, а сидеть около него.

На другой стороне острова росли большие ивы. Мы туда пошли за палками для палатки. В полумраке кусты эти казались очень высокими. От ветерка они шевелились как живые. Листья с обратной стороны были светлее, как будто серебристые. Листья шевелились, и они казались живыми, эти кусты.

Папа срубил три большие ветки, и я начал обламывать с них мелкие сучки, чтобы легче было тащить. А папа сказал, чтобы я ничего не ломал, а тащил все это к месту. Если бросить мелкие веточки с листьями в костёр, то будет много дыма, и он отпугнёт комаров.

А комаров, тут я увидел, около кустов было ужас сколько! Как только мы влезли в кусты, и папа стал рубить палки, целая тучища комарья навалилась на нас и стала грызть со страшной силой. Мы целый день не знали, что такое комары, потому что на лодке ветерком обдувает. Мы совсем забыли про комаров, и я даже забыл намазаться дэтой.

Я подхватил уже нарубленные ветки и помчался к нашему лагерю. Когда я прибежал к берегу, где сидели мама и девчонки, то все комары, которые мчались за мной, стали их тут же грызть. Даже ветерок не отгонял, А мама сразу зашумела и сказала, что это я нарочно сделал, чтобы комары грызли их тоже. И все стали скорее мазаться дэтой. Без этой мазилки на Печоре летом пропадёшь от комаров.

Тут пришёл папа, разжёг костёр и стал ставить палатку, а в палатке натянул полог от комаров. Потом он выпотрошил налима, нарезал его на куски и сказал маме, чтобы она его готовила, потому что надо уже ужинать и спать ложиться. Мама сложила все куски налима в большой котелок и стала варить уху. Вот она сварилась и мы стали черпать её ложками прямо из котелка, а потом пили чай из кружек, сидели у костра и слушали ночную тайгу. Река шумела на перекатах. Комары зундели тучами над нами, и дым костра их совсем не отгонял. За деревьями в лесу на другой стороне протоки, наверное, прятались разные звери и смотрели на нас через реку. Они смотрели на нас, какие мы красные от костра. Было ещё совсем светло, потому что это была белая ночь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.