Сентиментальное путешествие из Парижа в Венецию и обратно. Паломники страсти

Сентиментальное путешествие из Парижа в Венецию и обратно

Паломники страсти

Игорь Кабаретье

© Игорь Кабаретье, 2019

ISBN 978-5-4485-4728-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Литературный путеводитель по Италии и Венеции (Издательство «Наивная принцесса», Париж, 1904 год, специально написанный для туристического агентства «Кук интернасьональ»), и случайно обнаруженный мной на книжном развале в Париже.

Часть I

– Этри, я уверен, что вам просто необходимо отправиться в очередное путешествие.

Это фраза была обращена к высокой тонкой молодой женщине, одетой во всё белое, из-за чего она походила на длинного гибкого удава, брошенного чей-то небрежной рукой на изящное кресло.

– Вы действительно так думаете? – удивлённо спросила она и, протянув руки вперёд, сложила их затем за своим затылком на шее. – На самом деле, любимый, вы меня совершенно неправильно поняли… я лишь только чувствую себя немного утомлённой в последнее время.

– Да, да, мне это известно… слуги, новая кухарка, паутина в углах дома… не считая ваших бессмысленных скачек рысью на новой кобыле по окрестным полям и долам под предлогом успокоения нервов… но я их люблю… эти ваши нервы… правда, иногда…!

– Только иногда…?

Этри бросила обеспокоенный взгляд на красивого юношу, только что произнёсшего эту казалось безобидную на первый взгляд фразу. Ах, как она его любила! Как он отвечал всем её вкусам и желаниям! И она боялась не угодить ему, чувствуя, что ей было бы абсолютно невозможно в этот день имитировать хорошее настроение, даже в угоду своему визави.

– Нет же, вы же знаете, что я вас люблю… да… – Ответил он, – Но в тоже время я настаиваю, что вам обязательно нужно путешествовать… хотя бы время от времени.

И став на колени у её ног и обхватив своими руками гибкое тело женщины, он бросил на неё пылкий взгляд и продолжил:

– Ваши глаза безмятежны, а в ваших губах нет желания. Скоро вы станете «маленьким вялым пустячком», и я вас больше не смогу любить!

Тщетность и честолюбивость этой угрозы искренне рассмешила Этри, ведь этот красивый юноша полностью зависел от неё… по крайней мере материально, и она, обняв его, поцеловала в лоб, словно клеймила свою собственность.

Было уже поздно. Этри поднялась в свою комнату, и вскоре место рядом с ней в большой кровати с витыми колоннами, обрамлённой темно-красными шторами, занял её возлюбленный. Тогда она бросила взгляд на свою просторную комнату, обставленную ею с таким тщанием и вкусом. Глаза женщины задержались на картине с античными руинами Юбера Робера… затем её взор скользнул по двум маленьким полотнам Джованни Каналетто, на которых праздничная Венеция в прекрасных позолоченных рамках соседствовала красивым юношей, который сейчас возлежал возле неё.

Этри посмотрела на него точно также, как только что осматривала на свои картины, с той же снисходительностью и удовлетворением. Эта гармония её очаровывала. Юноша ей нравился не менее красивого интерьера её спальной комнаты… он абсолютно, идеально вписывался в этот пейзаж и удовлетворял её вкусу. И однако… она всё же действительно чувствовала себя этаким» вялым пустячком»!

– Да, Жан, кажется, вы действительно правы… мне необходимо совершить путешествие… маленький вояж… И я отправлюсь в Италию.

– Ах! Да, в Италию! В этой стране к вам несомненно вернётся любовь… желания… чувственность… и все остальные чувства, сегодня утомлённые чрезмерным потреблением парижских утех!

– Без сомнения! Какое тонкое замечание! Но вы ведь меня сопроводите в этой поездке.

– Сопровождать Вас…! Я должен вас сопровождать…?

– А разве нет? Италия… это ведь страна опасная… рискованная… и опьяняющая… вам ведь это прекрасно известно, так что вашу последнюю фразу я не могу трактовать иначе, кроме как указание на то, что вы меня посылаете туда «нарочно», чтобы избавиться от меня. Но… как говорится в Писании: «Тот, кто любит опасность, заслуживает того, чтобы от неё погибнуть»… Ведь та, кого посылают искать любовь, может действительно повстречаться с ней и больше не вернуться!

В ответ юноша лишь нечленораздельно пробормотал что-то вроде: «Ох… ох!», обнял её, поцеловал в губы и добавил немного самодовольно:

– Ну нет… нет, это невозможно… мы с вами будем вместе навсегда! Всю жизнь!

А Этри, сияя, ответила:

– Вот в этом вы, возможно, правы!

***

Уже не в первый раз Жан пользовался этой уловкой. Когда Этри начинала томиться его обществом и отвлекаясь, буквально на его глазах начинала мечтать о чем-то новом, он начинал беспокоиться… прежде всего о своей судьбе, и тут же заводил разговор о путешествии.

Их любовь была настоль особенной, настоль уникальной… что разве не должен был он прилагать особенные усилия и хлопоты по уходу за таким редким цветком, как Этри?

Но при всем этом Жан оставался рабом своих страстей и удобных привычек. Возможные «Перемещения» в другие города и страны вызывали у него неподдельный ужас. Отели, железные дороги, бродячая жизнь и пара уже совершенных к тому времени поездок за границу полностью лишали его иллюзий о возможности получить удовольствие от путешествий, которыми можно наслаждаться в его понимании смысла определения понятия «наслаждение», в том числе эстетическом. Уже давно Жан отказывался сопровождать Этри в её поездках в другие страны, несмотря на печаль, которую ему причиняла разлука с ней, даже на очень короткое время. Он также нуждался в её присутствии, как в ежедневном кусочке фуа гра и бокале шампанского, светлом и теплом хлебце, от которых никогда невозможно утомиться, и аппетит к таким удовольствиям, напротив, рос у него с каждым днём всё больше и больше.

Жан был юношей не только чувственным и сентиментальным, но и прагматичным, в определённой мере, и знал, что Этри не только обожала путешествия, но и возвращалась из них с новыми силами и эмоциями, более чувственная, любящая и изобретательная в любовных утехах, и это соединение чувств и страсти… разжигающее с новой силой жар желаний молодой женщины неплохо оплачивали ему ту большую жертву, на которую он шёл, позволяя ей уехать.

******

У Этри была подруга – прелестная, добрая, нежная, немного простоватая, но смышлёная и приятная в общении женщина, которую в Парижском обществе все называли графиней Флош.

Сама же так называемая графиня Флош любила, главным образом, своё собственное тело, свои удовольствия, поддержание своего каждодневного хорошего настроения и свой кошелёк. Именно графиню Флош, между тем, Этри попросила сопровождать её в путешествии.

– Как, дорогая Этри, – воскликнула зашедшая к ней на чашку чая Флош, – вы хотите меня увезти с собой в вояж? Но вы ещё не знаете, какую кучу барахла вы потащите за собой в придачу к моей персоне! Кроме того, я по-настоящему неуклюжа, и при этом неприлично скупа… И, мой чемодан… какой мне брать с собой… и сколько? Мне кажется, что у меня нет ни одного… приемлемого в вашей компании! И затем, вам придётся мне дать список вещей, которые нужно взять с собой. Вы же знаете, что я никогда в жизни не путешествовала!

– Глядя на ваше лицо такого не скажешь! – ответила Этри, смеясь.

В то время, как Этри катила в фиакре, думая о сборах и чемодане, что в лице Флош навязался в компанию к ней, сама Флош, её будущая компаньонка в путешествии, отдыхала в своей маленькой элегантной квартирке на улице Готье-Виллар, мягко развалившись на уютной тахте, в шелках горы подушек. Длинная тонкая сигаретка немного нервно дрожала в конце её готических и холёных пальцев.

Несмотря на живое удовольствие, которое ей обещала эта поездка, Флош одновременно побаивалась компании Этри. Её в обществе описывали женщиной авторитарной, деспотичной, непримиримой к промахам и болезням других, поскольку у неё самой было железное здоровье! Боязнь, что она не сможет отдохнуть в своё удовольствие, мучила Флош и, кроме того, она мысленно подсчитывала, стольких денег ей будет стоить это удовольствие. Но тщеславная радость от того, что Этри, эта столь особенная подруга, выбрала попутчицей именно её, перевешивала все её опасения, ведь на дружбу Этри было в Париже множество охотниц.

Флош набросала в блокнотике список всего того, что она должна была попросить у Этри в дорогу, после чего одела шляпку и побежала к ней, чтобы поговорить об их теперь уже совместном проекте.

– Ах! Как?! Вы у себя! Какая удача! Мне абсолютно необходимо побеседовать с вами до начала нашей поездки! Во-первых… представьте себе, что я нашла хороший сундук. Так что теперь вы должны мне сказать, чем я должна его заполнить?

– Вам нужно взять с собой как можно меньше вещей, – ответила ей Этри. – Только самое необходимое: вечернее платье, немного украшений, ваш жемчуг, чуть-чуть белья, резиновую грелку, и хорошую обувь…

– А моя аптечка?

– Какая ещё аптечка?

– Ах! Моя дорогая… мы ещё не отправились в путь, а у вас уже появилось на лице строгое выражение… но вы ведь не знаете того, что нужно для такого старого организма, как мой! Мои пакетики с травками от головной боли, мои полоскания для рта, мой маточный раствор, морская соль…

Этри, слушавшая её достаточно рассеянно, медленно процедила сквозь губы:

– Всё это глупости. Не забивайте мне голову такими пустяками. Пусть ваш багаж будет обыденным, как этот серый парижский день, но крепким и, главное, с хорошими замками. Кроме того, у вас должен быть хороший чемодан, в который вы положите ваши обычные туалетные принадлежности… и из целлулоида… это намного легче… так что никакого столового серебра, нельзя перегружать багаж, отправляясь в путешествие. Эта элегантность, к которой вы привыкли, хороша для свадебных путешествий, пока ещё ваш новый муж достаточно свеж… и не утомлённый совместной жизнью, тащит за вами ваш багаж, как лакей!

– Но… вы мне говорите о чемодане таким образом, как будто он у меня есть!

– А бутики… модные… и не слишком… магазины… как вы думаете, для чего их открывают?

– О! Вы же знаете, что там всё очень дорого… чемодан…! Мой сын Мельхиор мог бы ко мне дать свой, но это не совсем чемодан, а что-то вроде старой «корзины для пикника»…

– Нет…! Это действительно не приемлемо для столь изысканной графини, каковой вы являетесь! Следовательно, извольте отправиться со мной за приличным чемоданом. Мы не можем принести его в жертву. А сначала я вас отвезу на вокзал, нам нужно купить билеты в спальный вагон, а затем уже и хороший английский bag.

В карете, которая везла их к парижскому центру, Флош хранила молчание, а Этри соединяла приятное с полезным, небрежно перелистывая модный журнал.

– Вы действительно думаете, что мне необходимо провести ночь в спальном вагоне? – робко спросила её Флош. – У меня есть одна идея, и возможно, вы её одобрите…? Я хотела бы отказаться от спального вагона… стоит ли это дело доплаты приблизительно в сорок франков? Я предпочитаю на эти деньги купить чемодан получше. Если бы вы знали, сколько легко я обхожусь без сна! Спать? Это совсем не обязательно… я вполне легко перенесу одну ночь без сна!… Мне пришлось пережить много бессонных ночей во времена, когда был жив мой бедный муж… и его мучила неизлечимая страсть ко мне и моему телу! Ночью я и так вряд ли засну даже в спальном вагоне, главным образом, потому, что мы её проведём на железной дороге, к тому же плохо уложенной этими иностранцами… швейцарцами непонятных национальностей и итальянцами… В то время, как чемодан, это – выгодная сделка, которая будет сопровождать меня всю мою оставшуюся жизнь…

Этри позволяла ей нести всю эту многословную чушь, это откровенное пустословие, хотя и посматривала на попутчицу откровенно насмешливо. «Действительно, – думала Этри, – она вполне может провести ночь, погромыхивая своими косточками в 2-ом классе, как „персик на камнях“ в утренней тележке зеленщика!»

Флош, утверждавшая, что её родословная брала начало от Людовика VI Толстого, была женщиной с тонкой талией, но, что называется, упитанной, с большой грудью и широкими бёдрами, вынужденная в силу этого носить специальный корсет «Докторесса»… одним словом, в совокупности и при некоторой снисходительности её смело можно было назвать миленькой пухленькой женщиной.

В агентстве у Кука Этри и Флош сделали заказ на билеты туда и обратно по маршруту Венеция-Готард-Милан и т.д… Им пришлось долго ждать, пока клерки оформляли поездку, в окружении разнородного и многоязычного мира, как будто в какой-то парижской брассерии.

– Знаете ли вы, где мы будем жить в Венеции? – Спросила Этри Флош. – Ваши американские друзья, которые там живут… они вас встретят… приютят? Это была бы замечательная экономия средств!

– Разумеется, нет! Они сами по себе, а мы сами по себе, моя дорогая подруга, – ответила Этри, – Мои друзья там бывают только на несколько месяцев, и занимают 2-ой этаж величественного дворца, это правда, но… полуразрушенного и едва меблированного. И к тому же, Фанни очень практична… и я ей уже написала, чтобы она нам нашла хорошие комнаты в удобном отеле.

– И было бы хорошо… лучше всего… чтобы они были с элегантным видом на Большой Канал, Лидо, Побережье Адриатики… на всю Венецию, наконец! Я совершенно точно знаю, что хочу именно этого! Ах! Я уже заранее радуюсь, предвкушая, как я причёсываюсь по утрам, глядя в окно на всё это великолепие!… И затем, если я вдруг повстречаю там моих друзей? Ольтмар мне сказал, что там, вероятно, будет его сын… вы ведь его знаете, этого большого мальчика, влюблённого в одну очаровательную девушку, без единого су в кармане? Его отец, дабы отвлечь сына от этого безумия, заставляет юношу путешествовать. О, этот Ольтмар! Как он прелестен, моя дорогая! Я надеюсь, что мы его встретим в Венеции. Он сразу же безумно влюбится в вас… и в меня, – и тут Флош вздохнула, – когда увидит, что я вас сопровождаю… Ах, нет, черт побери! Он слишком прелестен для меня, хотя и немного авантюрист.. но, впрочем, он не отказался бы от счастья стать любовником такой genuine графини, как я!… Таких немного осталось в наше время. Если он будет мил со мной, то я способна задержаться в Венеции и позволить вам уехать без меня… – И Флош мечтательно вздохнула.

– Ах! Считаете ли Вы такое возможным…?

– Возможным… Да… поскольку никогда ничего не известно заранее!

– Хорошо, посмотрим…

***

На следующий день, когда Флош снова навестила Этри, она выглядела немного обеспокоенной, и тут же спросила её:

– Вы уже получили ответ от вашей подруги Фанни относительно наших будущих комнат и гостиницы?

– Нет.

– Дело в том… что я всю ночь размышляла над этой проблемой. Мне кажется, что мы вполне могли бы остановиться в маленькой семейной гостинице… с пансионом, очень простым, дешёвым пансионом швейцарского типа. Так как в итоге вся эта роскошь, вид из комнаты (который необходим лишь только в том случае, если только больше делать нечего, кроме как в окно смотреть), и бурная жизнь большого отеля… к чему она нам? Я предпочитаю урезать расходы и на эти деньги купить себе красивый горшок… у меня страсть к горшкам, как вы знаете… или к каким-нибудь симпатичным безделушкам, которые мы можем сохранить навсегда, на всю жизнь.

– Но… а как же тогда ваша симпатия Ольтмар? – намекнула ей без обиняков Этри.

– О! На самом деле, я смеюсь над своими страстями… Это—как раз то, о чём я сама с собой разговаривала этой ночью. Порядок и экономия прежде всего!… Я хотела также у вас спросить… не собираетесь ли вы… не хотите ли вы посмеяться надо мной, если я снова буду с вами откровенна?

– О чём это вы, моя бедная Флош?

– Вам же известно о моей маленькой жёлтой сумке, которую я ласково называю мопсом, потому что кожа на ней, как на этой пухлой смешной собачке, уже лопается от количества любовных писем, которые мне написали мои воздыхатели, превратив её в этакий кожаный бочонок… Я хотела бы взять её с собой в наше путешествие.

Этри немедля взорвалась, как этот самый злобный мопс.

– Везти с собой мопса, набитого любовными письмами, чтобы подшучивать над ними в Италии! Да у вас едва ли хватит времени на это! Это – сущее ребячество!

– Дело, в том, что… Я ещё никогда в жизни не расставалась с ними…

– Поверьте мне, что всё в нашей жизни когда-нибудь происходит в первый раз! А то, что происходит с вами – это рабство! Потом вы будете злиться, что не положили в чемодан лишнюю пару ботинок, и в тоже время вы собираетесь взять с собой вашего монстра Мопса, который весит, по крайней мере, килограммов десять! Ах! Я могу вам сказать кое-что ещё! Вы вполне можете потерять вашего мопса на вокзале, и что тогда…? Понимаете ли вы, что это вас «не-поп-ра-ви-мо ском-про-ме-ти-ру-ет»!

Этри произнесла эту пафосную фразу: «непоправимо скомпрометирует», чтобы испугать Флош, так как не было ничего более банального, чем этот сентиментальный груз, от которого она никогда не сможет избавиться, бедные письма, удручающие своей незначительностью, сентиментальное бремя, написанное на толстой английской бумаге, на которой, элегантные мужчины принимают или отказываются, по обыкновению, от приглашения поужинать.

Между тем, в конце концов, дошло до того, что агенты Кука им вручили билеты, разделив их и уложив в маленькие бумажники с фирменным клеймом этой знаменитой компании «Cook and C°», гарантирующей предоставление необходимого в путешествии определённого набора радостей и удовольствий.

Когда, вечером, снова объединившись дома у Этри под мягким светом зелёного абажура лампы, они разложили свои последние покупки, вуали, перчатки, записные блокнотики и сумочки для золотистых сирийский губок, Флош вновь заговорила о своих огромных тратах на новый большой чемодан:

– Я его купила, в конце концов, у Деви. Но вначале мне пришлось обойти все магазины в городе, чтобы узнать цены на этот эксклюзивный товар. О! Мне пришлось израсходовать для этого шесть франков на фиакр, прежде чем я нашла этот прекрасный чемодан у этого грязного еврея! Но это – великолепная вещь, мой чемодан! Деви за него просил 95 франков, но я сумела сбить цену до шестидесяти, потому что он «делал витрину», как говорят, и выгорал на солнце под стеклом витрины. И он не из свиной кожи, а коровьей… и радужного цвета… наверное, из-за солнечных лучей.

Часть II

Наступил вечер отправления. Этри, поставив свою сумку в «первом классе», шла по длинному коридору поезда в поисках своей подруги, когда заметила в одном купе, выглядевшем, как чёрное логово медведя из-за полностью опущенных черных штор, неясный силуэт дамы, неподвижно сидящей в окружении многочисленных пакетов. Это была Флош собственной персоной.

– Ах! Вот и вы, наконец! – Сказала она тихим гнусавым голосом, словно сообщала страшную тайну. – Вы видите, я всё пронесла, сохранила и разместила. Это было совсем непросто… окружающие нас люди всего боятся… они не понимают того, что происходит… принимают мои пакеты за лекарства для больных и боятся подходить к моему купе.

– Мне это совсем не удивительно… Вы ведь путешествуете вторым классом…

– Да, я знаю. Расставшись с вами накануне в агентстве Соok, я много размышляла о предстоящем путешествии и решила ещё более деквалифицировать мой билет. А заодно и ваш. Я посчитала, что было бы слишком абсурдно расходовать деньги на бархатные подушки, если в два раза дешевле почти такие же подушки из репсовой ткани! Тогда я взяла себе подушки из репса.

– Хорошо. Теперь уже ничего изменить нельзя. Но мне, я надеюсь, вы сохранили мои бархатные подушки! Всё-таки мы запланировали эту поездку вдвоём… вместе, а не по отдельности, и об этом нужно было подумать!

– Нет, нет, не беспокойтесь я подумала обо всем. Я прекрасно знаю… понимаю, что в первый момент вы будете пребывать в бешенстве… ярости… а затем, напротив, будете очарованы тем изяществом, с которым действовала я в наших общих интересах, и будете рады тему, что я сделала для нас! В конце концов, это было сумасшествие, брать билеты в первый класс! Вы не заставите меня поверить, что вы устроены иначе, чем я, и что вы не выдержите два дня во втором классе, в том числе первую ночь?… И именно я, к тому же, ещё и положу сто франков в ваш карман!

Изумлённая Этри пробормотала про себя: «Какая наглость!», но вслух ничего не сказала. И Флош воспользовалась этим шансом, секундным замешательством Этри… торжествуя, тут же, накинув на голову капюшон, подложив подушку под спину, и прямая, как идол с острова Пасхи, графиня Флош заснула. Этри, благодаря многочисленным подушкам, разбросанным повсюду, сделала тоже самое, присоединившись к ней.

***

Базель. 6 часов утра.

Träger, Gepäck?

Ja wohl.

Buffet?

Ja wohl.1

Бодрым шагом наши пилигримы вместе спустились с вагона и устремились к обеду. Была пересадка, их вагон дальше не следовал «N 18». Рядом с их чемоданами, с ремнём, перекинутым через его голубую блузу, стоял носильщик, похожий из далека на фаянсовый горшок Дельфтского фарфора или старую сову, застывшую в раздумьях о жизни.

– Итак! И что вы ожидаете? – закричала ему Этри. – Schnell!!! Schnell!!! Быстрее!!!

– Nein. Нет.

– Что, Nein?

– Kann nicht das tragen, zu viel!2 – сказала он невозмутимо, показывая своим перстом на кучу сумок.

– Позовите товарища.

– Nein, zu viel3.

Мозги Этри начали закипать. Старая сова, очевидно, не хочет ничего знать и понимать… и иметь ничего общего с её багажом. Почему ей достался такой носильщик, неспособный унести её чемоданы? Наверное, так суждено в её жизни, чтобы ей не везло на носильщиков и фиакры, с которыми у неё тоже всегда были проблемы.

В это время, пока Этри пыталась разбудить энергию старого грузчика, обещая ему безумные суммы, чтобы разжалобить его и побудить на служебный подвиг, Флош невозмутимо и безмятежно отправилась на завтрак. В конце концов, отчаявшись, Этри даже стала угрожать носильщику, обещая вообще ничего не заплатить… Старое пожухлое растение в голубой форме в ответ невозмутимо и безучастно развернулось и попросту ушло.

Да чтоб ты провалился, старый пень, и я тебя больше никогда в жизни не увидела! – воскликнула Этри.

Время, между тем, поджимало. У неё оставалось не больше шести минут для транспортировки многочисленных сумок её багажа. Не отчаиваясь, она стала просить проходящих вокруг неё служащих поездной бригады помочь ей, но, к несчастью, как только эти работники замечали многочисленные изделия из «свиной кожи», то тут же, и это какой-то рок, они покачивали головой и уходили прочь с загадочным видом, как будто где-то рядом им предстояло спасать мир от неминуемой катастрофы.

Но, однако, этот спектакль было пора заканчивать, и наслаждаясь видом капель пота, проступающих на лбу начальника станции, после вежливого обращения, в соответствии с правилами политеса XVIII-го века при, Этри узнает, что постановление, датированное этим самим сегодняшним утром, запрещает любому носильщику принимать к перемещению «чемоданы, посылки и другой ручной багаж», превосходящий своими размерами 0,80 x 0,50, по угрозой увольнения!

В то время как Флош в буфете поглощала отличный, но дорогой швейцарский завтрак, оповестили об отправлении поезда. Вдруг Этри увидела в окно буфета, как Флош, судорожно засунув целиком в свой, как оказалось, бездонный рот, практически целиком последний пирожок, выскочила на перрон, вложила ей в руку одну из сумок, в другую ручку слишком знаменитого чемодана от Деви, а в свои вставила ручки остального багажа, подняла его над своими дрожащими коленками, и они побрели в сторону своего вагона перед остолбеневшим начальником станции, ошеломлёнными носильщиками и заворожёнными этим зрелищем пассажирами поезда.

Флош, под гнетом груза, сумела выдавить из себя жалобным голосом.

Боже мой! Ну и поездка! Дорогая, как же я была права, какое это страдание и мучение! И насколько мне было удобнее в моей милой квартирке на улице Готье-Виллар…! Но, тем не менее, вы делаете успехи. Я ведь вас никогда не просила экономить на чаевых для носильщиков… Trinkgeld du Trager! Чаевые за лень!

Потом, свалившись на диван в купе поезда, Флош обнаружила маленький кусочек ароматного швейцарского сыра, застрявший в уголке её десны, и убеждённо добавила:

Этот швейцарский завтрак пошёл мне пользу. Самый настоящий отдых после ночи на железной дороге. И затем, к счастью, там был чая из Цейлона, потому что я не переношу чай из Китая! Масло… масло было не плохое… Я съел три разновидности чёрного хлеба с маленькими кусочками паштета сверху.