Тунгусский Робинзон

– Господи милосердный, прости мне это смертоубийство, не по своей воле я делаю это, а по приказу. Отдаюсь во власть твою и уповаю на милосердие твое. Да спаси мою душу, во имя отца и сына и святага духа, и господа нашего – аминь!

Лютый достал нательный крестик и, поцеловав его, бережно вернул на грудь. Как ему казалось тогда, крест святой защищал его от пуль лучше самого надежного бронежилета.

До головной лошади оставалось еще более ста пятидесяти метров, и он с глазами полными тоски, слез и раскаяния, последний раз взглянул в небо, как бы продолжая просить прощения у Бога.

«УТЕС» своим грохотом разорвал тишину. Многократным эхом звук выстрелов пронесся по горам, сотрясая скалы. Мгновенно колонна духов заметалась в поисках укрытия, но несколько лошадей вместе с всадникам были разорваны в клочки первой же очередью. Со стороны духов раздались жалкие одиночные выстрелы и короткие очереди, которые никакого эффекта иметь не могли. Пули с визгом проносились на несколько метров выше. Оставшиеся в живых животные кинулись вниз по ущелью, и сердце Сергея слегка ожило. Сейчас на поле боя остались только те, кто жаждал его смерти. Кто хотел растоптать и унизить его человеческое достоинство, его русский дух. А к этим людям он жалости не испытывал и нещадно поливал их свинцовым дождем.

Опешившие от такого напора чеченцы старались подобраться как можно ближе. Прикрывая друг друга из автоматов и винтовок, они карабкались к Сергею, желая расквитаться. Пули «УТЕС» ложились очень близко и не давали духам поднять головы.

Вдруг Сергей увидел, как за одним из камней показалась граната РПГ. По всей вероятности, бандит решил поставить точку в жизни Лютого. Хладнокровно прицелившись, Сергей одиночным выстрелом точно попал в саму гранату. Её взрыв разметал по камням тело гранатометчика, да слегка остудил пыл басмачей. Они, словно раки, пятясь, поползли назад, чтобы уйти с линии кинжального огня. На какое— то время горцы прекратили стрельбу, перегруппировывая свои силы. Но подобная тактика не могла оправдать себя, и была заранее обречена на провал.

– Эй, русский, дэньга хочешь? – проорал кто— то из полевых командиров.

– Много дашь? – крикнул Лютый в ответ.

– Сколько скажешь, столько дам, – ответил голос чеченца, прятавшегося за большим валуном. – Жить будешь, домой поедешь, дэвушка любить будешь, машину купишь.

В эту секунду Сергей увидел, что чеченцы не собираются отступать, а лишь тянут время, чтобы применить какой— то коварный план.

– Сто тысяч долларов дашь? – проорал Лютый, и эхо, сотни раз отразившись от скал, повторило: «Дашь, дашь, дашь…».

– Дам, – ответил переговорщик, явно лукавя.

В ту минуту Лютый находился на доминирующей высоте, и все действия ваххабитов вызывали в нём ироническое настроение. Вдруг невдалеке от него разорвалась граната, выпущенная из подствольного гранатомета. Сергей краем глаза заметил место, откуда был произведен выстрел. Облачко сизого порохового дыма предательски выдало гранатометчика. Лютый прицелился. Попасть в стрелявшего, было невозможно, он скрывался за скальным выступом.

Вновь мозг Лютого заработал, подобно компьютеру. Рассчитав угол отражения рикошета, он нажал на гашетку. Эхо выстрелов ударило по горам, а длинная очередь, попав в плоский срез гранитной скалы, рикошетом ушла в нужную ему сторону, накрыв гранатометчика. Крик раненого ваххабита отразился ответным эхом и тут же стих.

Сергей чувствовал, что с минуты на минуту духи соберутся с силами и, изменив тактику, пойдут на штурм. Произошло то, что он и предполагал. В какой— то миг с флангов залегшей группы поднялись бойцы и кинулись в атаку. Центр мгновенно огрызнулся автоматным шквалом огня, заставляя Лютого прятаться, а не отстреливаться. Первую попытку атаки Сергею пришлось пропустить, чтобы выработать алгоритм своих действий.

Как только фланги окрыли огонь в его сторону, лейтенант мгновенно перенес сектор стрельбы в центр. Вскочившие в атаку нохчи, тут же, попав под кинжальный шквал крупнокалиберного пулемета, были мгновенно растерзаны на отдельные фрагменты. Кровь, мясо и куски рваной одежды разлетелись по плато, на мгновение, погасив пыл наступающей стороны к очередной атаке.

Боевики вновь предприняли новую тактику попеременного продвижения, и уже, открыв стрельбу с левого фланга, на правом фланге один из боевиков совершил удачный бросок. Сергей старался ответить огнем, но крутить пулемет под шквальным огнем противника было не только делом неблагодарным, но и опасным. Всякий раз, отвечая огнем, Сергей ощущал, как пули прицельно стали ложиться рядом с ним. Теперь пришла очередь ему менять не только тактику боя, но и позицию. Вытащив из подсумка пару гранат, Лютый бросил их одну за другой с минимальным интервалом. Как только раздались взрывы, он, нажав на гашетку, стал расстреливать оставшийся запас патронов, не дав боевикам поднять головы. Как только патроны закончились Сергей, бросив дымовую шашку, изменил позицию, перебравшись на запасной опорный пункт, где его ждал пулемет ПК с двумя коробками патронов и три «Мухи».

Духи, увидев, что у русского больше нет патронов, основательно осмелели, и с криками «аллах акбар» бросились в атаку уже в полный рост. Не пройдя и десяти метров, они тут же были срезаны пулеметным огнем, и им пришлось вновь прятать свои бородатые физиономии в камни. Очередь из ПК заставила душманов вновь надолго залечь в укрытие, чтобы опять начать все заново. Сепаратисты, теряя живую силу, все еще старались переломить ход боя в свою пользу, но огонь из пулемета каждый раз все больше и больше подавлял их надежды на положительный исход схватки. Отчаявшись, чеченцы пустили в ход гранаты. Это был их отчаянный выпад, перед тем как пойти в последнюю атаку.

– Командир, мы идем, – услышал Сергей голос сержанта. – Держись, лейтенант!

Где— то, отдаваясь эхом от скал, вдруг послышался гул боевых бортов. МИ— 24, словно летающие танки, вынырнули из— за перевала. В этот миг Сергей, облегченно вздохнув, пустил ракету красного дыма в направлении позиций засевших бандитов, чтобы обозначить место бомбометания. Почти мгновенно с ракетой, указавшей цель, раздался рев НУРСов. Место, где прятались горцы, превратилось в настоящий ад, перемешанный с камнями, кровью и их разорванными телами. Вертушки, повторив боевой разворот, вновь сделали еще один залп, чтобы окончательно поставить точку в существовании этого бандформирования. После того, как несколько ракет разорвалось в пределах этой лощины, из живых существ там остались только микробы.

Когда дым от взрывов рассеялся, то глазам Сергея предстала ужасная картина.

Садясь в борт, он еще раз взглянул на место сражения, и холодок пробежал по его спине. Среди камней, омытых кровью, лежали кровавые куски мяса, завернутые в камуфлированную ткань.

Вся эта трагическая картина навевала в душе Сергея всевозможные философские измышления, заставляя его думать о правильности этой войны. Ведь он понимал, что исполняет только приказ. Кто стоял за этим, и чьи интересы в Чечне представлял русский солдат, было тогда неизвестно, они были просто солдаты, солдаты, исполняющие свой долг!

Глава четвертая

ПОСЛЕДНИЙ РЕЙД

Лютый открыл глаза. Вновь он вернулся в реальный мир, оставив воспоминания о прошлом в файлах своего мозга. Духота в самолете не давала расслабиться. Тот, кто был тепло одет, разделся и спал безмятежным сном. Люди не обращали никакого внимания на жуткое тарахтение, которое исходило с правой стороны самолета.

Девчонка спала, положив голову на плечо Сергея. Тонкая струйка слюны стекала из уголка ее рта, подчеркивая этим сладость сна.

Сергей стал пристально рассматривать все происходящее в самолете. Ему после пива очень хотелось курить. В этом самолете салон для курящих был почему— то не предусмотрен. Однако охотники, которые без остановки резались в карты, дымили вовсю своими самокрутками. Они не обращали внимания на спящих в салоне и на те посторонние звуки, которые исходили от монотонного жужжания.

Сергей робко достал сигарету и закурил. Он прятал ее в кулак, чтобы никто не видел и продолжал изучать летящую публику.

Самолет местной авиалинии скорее напоминал не воздушное транспортное средство, а какой— то межколхозный автобус, перевозящий механизаторов и упитанных доярок к месту работы. Они постоянно пахли соляркой и коровьим навозом, и этот запах впитался не только в одежду, но и в кровь.

Сергей никогда не брезговал такими местами. Только здесь он чувствовал единение с русским народом и духовную близость. По своей натуре до корней волос он не был эстет, поэтому ему всегда легко давалось подобное общение в злачных и грязных местах. Это и закалило его восприятие той атмосферы, от чего люди нормальные могли просто потерять сознание.

Около двери пилотов сидели инкассаторы, а напротив них на ящике с золотом расположился мент, держа автомат на коленях. Сергей был абсолютно равнодушен к блеску золота, поэтому у него, как человека неискушенного не возникало никакого желания обладать таким богатством. Лишь мысль сочувствия промелькнула в его голове, так как он представил, какую тяжесть им приходится таскать каждую неделю, рискуя своей жизнью.

Погрузившись снова в воспоминания, Сергей старался воссоздать в памяти те последние минуты, когда он еще жил на свободе и даже не представлял, какую подлость, ему боевому офицеру подкинет его нелегкая военная судьба.

После двух лет пребывания в Чечне, он старший лейтенант, уже стал матерым разведчиком и из многих передряг, свалившихся тогда на его голову, всегда выходил победителем. Даже старшие офицеры старались водить с ним дружбу, потому что они знали надежность и бесстрашие молодого командира разведроты. Десантники всегда считали за честь служить у Лютого. Он был далек от политики, но как профессиональный солдат четко делал свое дело и не всегда выполнял приказы тех, кто был абсолютно бездарен как в стратегии, так и тактических приемах. Нередко случалось, когда благодаря таким блатным штабникам из академий, десантники гибли целыми взводами, ротами, батальонами. Никто из них никогда не нес ответственности за жизни молодых, еще не обстрелянных ребят.

Война для Сергея подходила к концу. Очередная командировка заканчивалась и уже совсем близко была спокойная жизнь в военном гарнизоне. Колонна машин двигалась в Грозный на погрузку на платформы. Впереди был Псков и ставший уже родным поселок Черёха, где располагался 104 десантный полк.

Сергей, как и всё командование кавказской группировкой знал, что в рабстве у басмачей томятся русские парни, за которых бандиты требуют выкуп. Лютый об этом тоже знал, пока до него не дошла информация, что у одного чеченского «бармалея» в яме сидит офицер— десантник, с которым он учился в рязанском училище. Для Сергея это стало той каплей, которая переполняет сосуд души и тогда начинается то, что в народе именуется стрессом. Да, для него это был настоящий стресс.

По сведениям агентуры ФСБ ему стало известно, что в одном высокогорном ауле в руках Саида Эльдарова остались пятеро наших ребят, а среди них и старший лейтенант Лазарев, которого Лютый знал под позывным «Заря». Сергей, когда узнал об этом, словно взбесился. Он знал, что до конца командировки осталось двое суток и на смену псковскому десанту уже идет другая группа.

Сергей, словно пуля ворвался в кунг командира и на повышенных тонах потребовал направить его в рейд, чтобы вытащить парней из плена. Полковник, предчувствуя, что служба в этом проклятом месте подходит к концу, а полк через два дня выдвигается к месту постоянной дислокации, сказал:

– Старший лейтенант Лютый, вы же знаете, что полк возвращается в Псков. Возвращение пленных это дело комитета солдатских матерей, а также ФСБ. Пусть Кадыров и его «бармалеи» занимаются возвращением пленных на родину.

– Товарищ полковник, это же наши люди! Это простые русские православные парни! Вы же офицер – десантник, неужели вам наплевать на них?

– У меня приказ! Я жду-жду, когда поступит команда на погрузку. Поэтому никаких операций мы больше проводить не будем. Вам ясно – старший лейтенант? – сказал полковник, переходя на повышенный тон.

Лютый, вылетел из кунга на боевом взводе.

– Старый козел

Достав сигарету, он закурил, и глубоко затянувшись, сказал:

– Да, я на тебя плевать хотел…

Через несколько минут он ворвался в расположение роты:

– Дневальный, разведке боевая тревога! Строиться на улице по боевому порядку!

Дневальный нажал на кнопку сигнала и завопил:

– Разведка, боевая тревога, построение на плацу по полному боевому.

Десантники, без суеты собрали вещевые мешки, бронежилеты. Получили из ружпарка оружие. И уже через пять минут взвод разведчиков стоял в полной боевой выкладке.

– Становись! Равняйсь! Смирно!

Дежурный по подразделению строевым шагом подошел к командиру:

– Товарищ старший лейтенант, разведвзвод по вашему приказанию построен.

– Вольно, – сказал лейтенант.

– Вольно, – повторил дежурный.

Старлей, вышел встал перед строем и сказал:

– Парни у нас жопа! Мне нужно десять человек. По донесению агентуры, в одном ауле у местного падишаха в плену находятся наши парни. Мы скоро уходим, и их освободить будет некому. Кто идет со мной, – сказал старлей. – Шаг вперед!

Обе шеренги сделали шаг вперед.

К горлу Лютого подкатил комок.

– Еще раз повторяю, – в бой идут одни старики! Добровольцы, шаг вперед, марш!

Снова весь взвод сделал шаг вперед.

Командир, глядя на них, выругался, как последний сапожник. Он прошел вдоль строя и пальцем указал на тех с кем пойдет в рейд.

– Со мной идут те, на кого я указал пальцем! Тридцать минут на сборы! Остальным занятия по плану! – сказал он. – Разойдись!

– Взвод разойдись, – проорал дежурный по роте.

На плацу осталось десять человек.

– Так мужики, через два дня мы возвращаемся в Черёху, – обратился Лютый. – У нас осталось одно недоделанное дело. Правда оно выходит за рамки нашей компетенции, но я думаю победителей ни кто судить не будет. Кто со мной тот со мной! Кто хочет на дембель, можете идти в расположение роты. Только на последок хочу сказать: Парни – там, в плену у «бармалеев» русские ребята, неужели мы их оставим здесь, чтобы он погибли?

Дружный возглас бойцов возвестил о полном согласии. В ту секунду по спине Сергея пробежали мурашки.

– Уходим через сорок минут! Сейчас перекур! На сборы тридцать минут! Получить тройной боекомплект и паёк на два дня. Приказываю, – сержант Аверин, принять командование. Через тридцать минут жду вас на аэродроме. А теперь вольно разойдись! Время пошло!

Оседлав УАЗ командира полка, Лютый поднимая рыжую пыль, рванул с места. Через мгновение он уже скрылся в направлении вертолетной площадки.

Пилоты бортов, оставшись временно без работы, занимались делами. Кто валялся в палатке и рассматривал мужские журналы, кто ради интереса вместе с технарями ковырялся в машине.

Сергей осмотрелся. Опытным взглядом разведчика он определил дежурный борт, который стоял всегда под «парами». Пилоты вместе с технарями сидели возле вертушки и на ящиках яростно резались в домино. Приказы на вылет последние дни все реже и реже носили боевой характер. В связи с ротацией войск боевые действия временно не велись, поэтому в воздухе было спокойно.

Лютый подошел к пилотам и, как бы шутя, спросил:

– Мужики, а хозяина пятьдесят второго борта я могу видеть?

– Что ты, Сережа, хотел? – спросил майор Белоцерковский. Он посмотрел снизу вверх на Лютого. – У нас сегодня день нелетный.

– Да хотелось последний раз поглядеть на эти горы с высоты птичьего полета, – ответил старший лейтенант. – Когда доведется еще побывать…

– Приказа на запуск не было! Видишь, полдня в домино режемся. Вся группа сидит в ожидании смены состава. Мы снимаемся по графику штаба.

– А за бабки кто полетит? Пятьсот долларов дам, сказал Лютый. – Во, как надо! – Сергей ребром ладони провел по горлу.

– Сергей, ты же знаешь, приказа не было и сегодня уже вряд ли будет. Кому в последнией день умирать хочется!? – сказал майор.

– Сегодня, мужики, я буду ваш приказ!

Он, передернув затвор автомата, направил его на офицеров полный решимости применить оружие. Его глаза источали свет безумства. Один из технарей, откинувшись назад, неловко упал с кислородного баллона, на котором сидел. Прапорщик взглянул на рассвирепевшего Лютого полными ужаса глазами. Он, как будто парализованный гипнотическим взглядом среза ствола автомата «Калашникова», решил не дергаться, а покорно остался лежать на спине.

Офицеры знали, что с Сергеем Лютым связываться не стоит. За два года командировок он окончательно «отморозился», приняв близко к сердцу гибель шестой роты своего 104 полка. Для него сейчас не было авторитетов, которые могли повлиять на отмену его решения, каким бы оно не было сумасшедшим. В таких случаях он всегда говорил: «Для меня авторитет лишь Пол Пот, да Пиночет!»

– Мужики, мне все равно светит срок за невыполнение приказа командующего. Мне сейчас по шарабану хочешь ты, майор, сегодня летать или нет! Считайте, что я беру вас в заложники! Так что, давай, майор, заводи свою «кофемолку» и не расшатывай мои и без того расшатанные нервы! – сказал Сергей таким тоном, что бортчики поняли, что Лютый шутить не будет.

Один из офицеров, оглядываясь, пошел к борту, чтобы подготовить его к взлету. Делать было нечего и нужно было выполнять приказ сумасшедшего разведчика. Он знал, что Лютый если что надумал, то любыми путями исполнит свою идею.

– Пошли, командир, к машине и прости меня великодушно, я иначе не могу. В рабстве мой друг по училищу. Я же, Виталик, как и ты, офицер, а мы ведь своих не бросаем. Ведь мы же с тобой русские люди! – сказал Сергей, заранее извиняясь.

– Ты можешь толком объяснить, Сергей, что случилось? – спросил летчик, озираясь на ствол автомата.

– Слушай, Виталик, через пару дней мы уходим, но мы не должны, понимаешь, не должны оставлять своих солдат и друзей. Мы не должны бросать тех, кто закрывал грудью твою же, майор, жизнь. Ты мне скажи, ты бы бросил своих братьев в плену у боевиков!? Ты бы бросил, чтобы над ними издевались, превращали в рабов, мочились на них, унижая честь и достоинство!? – спросил старший лейтенант, глядя в глаза летчику.

– Я принял решение, и я вытащу их из этого ада, даже если мне придется рассчитаться жизнью! Ты меня понял, майор, ничего личного и это не красивые слова, а мое незыблемое кредо?

– Сергей, ты же знаешь, захват воздушного судна это уже террористический акт, тебя же потом под трибунал отдадут! – сказал майор, старясь уговорить Лютого не совершать ошибку.

– Победителей, майор, не судят! А террористом, террористом меня, Виталик, моя любимая Родина сделала, и всему этому научила! Я уже несколько лет учусь убивать, на моей совести убитых горцев больше, чем сейчас патронов в моём боекомплекте. Поэтому лучше не дергайся, одним больше одним меньше, какая мне сейчас разница, если меня спишут в отставку и упекут в психушку!? Ты, когда, Виталик, полетишь, то думай об их матерях, так будет легче нарушать приказ! – сказал Лютый и засмеялся.

– Летим куда? – спросил майор Белоцерковский, поднимаясь в борт.

– Пойдем сперва над Аргунским ущельем в сторону Грузии, южнее Улус— Керта, дай мне полетную карту я точно покажу. Где сесть скажу позже, я в этих краях уже воевал, и знаю там каждую горную тропинку, – спокойно сказал Сергей.

– Ты что, Лютый, охренел, да там не одну вертушку духи завалили. Мы же даже до Тасбичей не проскочим! – ответил майор, зная эти места, где до сих пор торчали обгорелые остовы вертушек.

– Ты, майор, не бзди, духи уже свои кордоны сняли! Они же не дураки, как наши генералы. Их там так Кадыров защемил, что они из своих родовых башен вылезти бояться, а другие в Грузию на вольные хлеба подались. Поэтому, они уже давно там гашиш курят, а не воюют.

Майор запустил двигатель, и винт борта стал раскручиваться, набирая положенные ему обороты. Опробовав машину на всех режимах, пилоты по радиостанции связались с «вышкой», чтобы получить добро на взлет. Лютый взял в руки гарнитуру и, включив тангетку в режим передачи, спокойно сказал:

– Всем, всем, всем! На связи «Лютик»! Я старший лейтенант Лютый, разведка ВДВ! Для исполнения поставленной задачи по освобождению пленных воинов— десантников мне пришлось силой захватить борт 059! Я гарантирую жизнь экипажу в случае исполнения всех моих требований. Любые попытки пресечь мои действия могут привести к гибели экипажа и машины! Повторяю, любые попытки пресечения моих действий, приведут к гибели экипажа и машины. Мне терять нечего! Да, майор, представь, что мне терять нечего, кроме своих погон и свободы, – сказал он, отключив гарнитуру.

– Давай, майор, жми свои педали, поехали. Сядешь в автопарке, моих бойцов заберем, а то они уже потеряли боевой дух, – сказал старший лейтенант и, глубоко вздохнув, присел сзади пилота на откидную сидушку.

Борт поднялся, поднимая клубы рыжей пыли и, не поднимаясь, на малой высоте пошел в сторону автопарка. Там его уже ждали разведчики. Пройдя в метре над забором с колючкой, он завис среди БМДешек и мягко опустился. Винт борта, закручивая своими лопастями, поднял пыль, скрыв на мгновение посадку десантников. Когда посадка была почти закончена и вертушка должна была взмыть в небо, к машине на полной скорости подъехал БТР. На его броне сидел командир полка полковник Мелентьев.

Он, словно последний сапожник, ругался матом, махая пистолетом. Спрыгнув с брони, полковник подскочил к борту. В это время из проема двери показалось лицо старшего лейтенанта Лютого. Глядя полковнику в глаза, он с улыбкой сказал:

– Салям алейкум, товарищ полковник. Вы с нами?

Мелентьев, махая под носом старшего лейтенанта пистолетом, стал угрожать ему трибуналом. Сергей, улыбаясь, слушал семиэтажную брань на великом могучем языке русских классиков. Смыслом ее было только одно: Трошев, трибунал, расстрел перед строем, враг народа.

Сергей прямо перед носом полковника закрыл двери и, пройдя в пилотскую кабину, спокойно сказал:

– Поехали, мужики, поехали! Мелентьев пожелал нам счастливого пути! – сказал Лютый, улыбаясь, и тронул за плечо пилот— майора Белоцерковского.

– Давай, Виталик, отваливаем, нам сейчас каждый час дорог.

Вертушка поднялась в воздух и, оставляя за своим бортом разгневанного командира 104 полка ВДВ, взяла курс на Итум— Кале. Полковник, придерживая кепи рукой, с чувством какого— то отчаяния в предвкушении служебного несоответствия, высадил вслед борту всю обойму из пистолета Макарова. Возможно, он хотел помешать старшему лейтенанту, а возможно это был всего лишь приступ бессилия перед тем, кто решил ценой своих погон и даже ценой свободы взять на себя ответственность за судьбы других людей.

Когда машина утонула в мареве синих гор, Мелентьев махнул рукой и, бубня сам себе под нос, сказал:

– Молодец, старлей, сукин сын! Вернётся, посажу, как, пить дать, посажу! Может его хоть тюрьма исправит, героя хренова! Что теперь докладывать Трошеву?

Вертушка уверенно пошла в направлении реки Аргун. Эти места пилотам были знакомы, как нигде, потому что здесь им почти постоянно приходилось держать ухо и глаз востро. Духи облюбовали этот стратегический плацдарм, и здесь клали наши борты. Дорога «жизни» была пробита в горах на высоте ста метров, и исключительно простреливалась со всех точек горного ущелья, промытого за миллионы лет рекой Аргун.

Внизу на протяжении всего ущелья лежали искореженные скелеты машин, БТРов, бензовозов. Многие уже были покрыты толстым слоем ржавчины.

Сколько ребят, сколько лучших сынов потеряла здесь наша Отчизна? Многие могли бы стать инженерами, поэтами, артистами. Не суждено было сбыться их мечтам вдали от своих семей, вдали от своих родных и любимых. Теперь подобно памятникам по всей дороге, как напоминание лежала ржавая техника, покрываясь пылью забвения.

Тогда в начале третьего тысячелетия не верилось, что уже через несколько лет вся это война останется лишь воспоминанием того национального позора, нахлынувшего на Россию после развала великой страны под названием СССР.

Борт, словно челнок, мотался по ущелью от одной стороны к другой, а на особо опасных местах, где проходили тропы боевиков, веером отстреливал тепловые «ловушки».

Как и предполагал Лютый боевики, зная о ротации войск, основные свои силы сосредоточили севернее Грозного. А здесь в нескольких километрах от Грузии в живописном ущелье реки Аргун была вотчина Рамзана Кадырова, который клятвенно обещал Президенту России, что в этом месте ни с одного русского солдата не упадет даже волос. Днем было так, но приходила ночь и все менялось. Пули снайперов уносили жизни десантников и «собак», как бандиты окрестили бойцов внутренних войск. Это были непримиримые полевые командиры, воспитанные на принципах ислама, восходящих от Мухаммеда аль— Ваххаби, для которого война была методом продвижения ислама на север.