«Бежали храбрые грузины». Неприукрашенная история Грузии

Глухариная охота

Весы постоянно качались, военачальники сменяли друг друга, удача улыбалась то арабам, то хазарам, время от времени пару слов вставляли ромеи, а отдувалась за все несчастная страна, на зеленых полях которой было так удобно решать вопросы. Правда, под сурдинку картлийскому начальству удавалось лавировать между сражающимися, урывая льготы и у тех, и у этих. Аж до тех пор, пока в Дамаске не решили, что хватит. А когда решили, на Кавказ был командирован принц крови Мерван ибн Мухаммед, лучший полководец Дома Омейя, по прозвищу Кру (Глухой) – то ли потому что, как говорят грузинские историки, «был глух к жалобам», то ли просто за тугоухость. Так или этак, но этот шутить не умел. Вступив весной 735 года в Картли, он разрушал все, что попадалось на пути, впервые со дня первого появления арабов казня князей за нежелание принять ислам. Затем перешел в Западную Грузию, одну за другой захватил все укрепленные пункты и уперся в стены мощной крепости Анакопия, где прятались бежавшие из Картли братья Арчил и Мир, с которыми у арабов были какие-то свои давние счеты. Взять хорошо укрепленную цитадель означало прорваться в Абасгию, однако сделать этого Глухому, при всех талантах, упорстве и жестокости, не удалось; архонт Леон II организовал оборону очень эффективно, а к тому же еще в войске Мервана вспыхнула эпидемия. Так что после серии неудачных штурмов осаду пришлось снимать. Особым ударом по репутации Мервана этот афронт не стал. Тактическую неудачу под Анакопией он вскоре и многократно затмил серией блестящих побед над хазарами, добравшись едва ли не до мест, где ныне стоит Волгоград, что вскорости обеспечило ему избрание на пост халифа, однако и для Колхиды событие стало судьбоносным.

Такого ни с Мерваном, ни с арабами вообще еще никто (кроме хазар) не делал, так что пиар пошел далеко и круто. В Константинополе праздновали. Лев Исавр, уже василевс, негромко ввел войска в Лазику, назначив правителями (грузинские историки говорят «царями», но это, естественно, только их видение) героев анакопийской страды Мира и Арчила. Архонт же Леон II, справедливо слывший главным виновником торжества, удостоился всех видов поощрения, в том числе, кажется, и звания «кесаря», то есть суверенного союзного Империи монарха. С этого момента Дом Аноса входит в число уважаемых не только в регионе династий, браки чьих угодно сыновей и дочерей рассматриваются уже не как мезальянс, а как нечто вполне естественное. Но главное, начинается неторопливая экспансия Абасгии на юг. Очень скоро Леон подчинил Апсилию, затем к нему потянулись и южане. Это не было завоеванием. Сильное, богатое, совершенно, в отличие от всех прочих, не разоренное арабами княжество обещало всем закон, порядок и защиту. Поэтому под его крышу шли охотно. В чем-то процесс напоминал формирование много позже Великого княжества Литовского, с той разницей, что для Лазики абасги и апсилы, в отличие от жемайтов, и аукштайты для Западной Руси были не диковатыми чужаками, а своими. С ними много лет жили бок о бок, и их приход воспринимался как что-то вполне естественное, в духе «Наши вернулись». Какие-то региональные князьки были, естественно, против, но наемная хазарская конница «кесаря» имела массу убедительных аргументов. Что же касается Империи, интересы которой движение Леона на юг как бы затрагивало, то для нее здесь была, по сути, прямая выгода: наводить порядок на разгромленной территории куда дешевле и удобнее выходило руками «маленького брата». В это же время происходит и важная терминологическая аберрация. То ли после 906 года, когда столица Абасгии была перенесена в Кутаиси, то ли еще до того название «Абасгия» как-то незаметно уходит из оборота, и новое, занимающее практически всю Колхиду, кроме Южной Лазики, государство начинают называть «Абхазским царством», видимо, подчеркивая, что речь идет уже не только о территории одного племени.

Сепаратисты

Бесконечно жаль, что объем и тема повествования не позволяют нам хоть сколько-то подробнее остановиться на перипетиях Великой Гражданской войны Дома Омейя с потомками Аббаса, по итогам которой – после поражения и гибели Кру, хоть и великого воина, но не устоявшего против целого стада, – Халифат, собственно, перестал быть арабским. Однако по Восточной Грузии победа Дома Аббаса ударила очень сильно. Новая династия, отбросив дряхлые бедуинские традиции, возрождала старые добрые обычаи Ирана, в первую очередь, тщательно разработанную систему налогообложения, в рамках которой бесплатным оставался разве что воздух. Пусть эфемерная, неполноценная, но все-таки независимость Картли ушла в прошлое, у руля в Тбилиси встал эмир, наместник халифа; должность эрисмтавара не была упразднена, но отныне Багратиони стали чем-то вроде предводителей местного дворянства при губернаторе. Да еще и пораженными в правах, поскольку Аббасиды, в отличие от Дома Омейя, иноверцев щемили и в хвост, и в гриву. «Тутэйшим» такой расклад, конечно, не нравился, они бурчали, но очень и очень осторожно: версия грузинских историков о «восстании эрисмтавара Нерсе II» против арабов опровергается хотя бы тем фактом, что он, будучи отозван для расследования в Багдад, помаялся там всего три года, а затем вышел на свободу и уехал домой. Видимо, имели место только разговорчики в строю (потомки Аббаса реальных мятежников не щадили, но, все еще будучи по-варварски справедливы, невинных не карали), но, судя по тому, что, вернувшись, оправданный узник предпочел эмигрировать в Хазарию, в какой-то степени рыльце у него все-таки было в пушку. Уехал из Картли в свои огромные владения на территории Империии и его преемник, последний эрисмтавар Ашот.

Однако мир понемножку менялся. Хазары сошли с повестки дня, у них появились другие, более сложные проблемы. Казавшийся незыблемым, Халифат Аббасидов начинал понемногу подгнивать изнутри, начались склоки при дворе, мятежи в провинциях, сепаратизм, сектантство, вмешательство силовиков в политику, – и в такой обстановке, крепко усугубленной тяжелейшими войнами с Римом, Багдаду стало как-то не до далеких нищих украин. Поскольку же у Хазарии тоже начались непростые времена и набеги кочевников прекратились, предоставленные сами себе эмиры Тбилиси решили, что подчиняться халифу, конечно, хорошо, но не подчиняться еще лучше. К такому же выводу, только имея в виду не халифа, а эмира, пришли и картвельские племена, которым повезло жить в сколько-то труднодоступных для карательных экспедиций регионах. В последние десятилетия VIII века самостийным и незалежным объявило себя племя цанари, базировавшееся в труднодоступном Дарьяльском ущелье. Эмир с такой новацией, конечно, не согласился, но горные люди, потеряв много и многих, в конечном итоге нашли достаточно убедительные аргументы в защиту своей позиции. К началу VIII века их «хорепископы» (духовные лидеры, имеющие также и светские полномочия, точь-в-точь, как много позже в Черногории) уже правили небольшим, но вполне суверенным государством. Причем весьма амбициозным и агрессивным: возникшее несколько позже по соседству, чуть юго-восточнее, маленькое княжество Эрети, возглавленное какими-то странными, то ли из картлийской, то ли из грузинской, то ли (судя по именам) из армянской ветви Багратиони, цанари съели очень быстро. Лет за тридцать, после чего правящий «хорепископ», забрав в качестве трофея титул побежденного соседа, начал именовать себя также «царем кахов и ранов».

Не пожелал отстать от абхазского и кахетинского коллег и эмигрант Ашот Багратиони (о нем мы уже слегка говорили), обитающий в области, грузинами именуемой Тао, а армянами Тайк. В Империи бывшего эрисмтавара, человека с большой дружиной, деньгами и связями, встретили более чем радушно, василевс Михаил Рангаве пожаловал новому подданному титул куропалата и ранг севастократора (по европейской шкале, маркграфа), передав в управление юг Лазики, область Кларджети. Идея была достаточно разумна: продвижение абхазов с севера на юг стало к тому времени слишком уж стремительным, и Константинополь видел прямую пользу в создании буфера между собой и союзником, поскольку, столкнувшись напрямую, вполне можно было стать врагами. Ашот оказался приобретением даже более ценным, нежели предполагалось; он договорился с Домом Аноса о границах, а затем начал активно гадить мелким арабским эмирам, откусывая от их владений земли, населенные картвелами и армянами, создав в 20-х годах IX века княжество, размерами превосходившее и Абхазию, и Кахети, и Тбилисский эмират, вместе взятые. После трагической гибели «князя князей» от рук тбилисской агентуры соседи, правда, в какой-то мере взяли реванш, но не очень убедительный, так что в 888-м куропалат Адарнасе, правнук Ашота, получив карт-бланш из Константинополя, короновался «царем картвелов». Царство его, впрочем, хотя по размерам и очень большое, являлось фактически конфедерацией владений рода Багратиони, вовсе не всегда действовавших заодно, что вовсе не шло на пользу.

Плоть и кровь

Нельзя сказать, что арабы всего этого не видели. Видели, конечно. Но поделать мало что могли. В Багдаде уже хозяйничали тюрки-наемники, еще не смещавшие халифов по своему солдатскому разумению, но уверенно к тому идущие, опять же и Рим Восточный, оклемавшись и проведя у себя кое-какие реформы, начал играть свою игру, притом на две стороны. Поддерживая Дом Багратиони и Аносидов, василевсы в то же время помогли вырваться из-под власти мусульман армянам, в конце IX века восстановившим Большую Армению, возглавленную, разумеется, теми же вездесущими Багратиони, только, конечно, в варианте «Багратуни». Дело было святое (христиане же!), благородное и очень, очень выгодное, поскольку на те же земли имели виды и наследники Ашота Великого в Тао-Кларджети, а получить под боком что-то большое, сильное и непослушное ромеям никак не улыбалось, два же относительно небольших и послушных клиента были именно тем, что надо. Ясно, что куропалаты были огорчены, но если прапорщик сказал «люминий», значит, «люминий» и есть, поэтому обид покровителям высказывать они не стали, а обратили взоры в сторону Картли. Впрочем, в очень своеобразном, фирменно семейном стиле. Когда в 833-м, покончив с мятежом хуррамитов, чуть было не погубившим Халифат, появился тюрок Буга с огромной, едва ли не в 30 тысяч армией и приказом привести в покорность эмира Исхака ибн Исмаила, Баграт, старейший в Доме Багратиони, двинулся на Тбилиси вместе с карателями. При хорошем развитии событий дедушка рассчитывал, видимо, получить в виде премии столицу, а ежели по минимуму, так хотя бы сделать ночь конкурентам, кахетинцам, абхазам и собственному брату Гуараму Мампалу, пришедшим помочь тбилисскому другу. Город ему в итоге не достался, но прочее получилось лучше некуда: 5 августа 853 года Буга взял и сжег Тбилиси, засоленная голова эмира поехала в Багдад, подтрепанные кахетинцы надолго забились в горы, и даже абхазы ушли к себе за хребет и стали тихими, не мешая Тао-Кларджети жить. Вот только хотя Тбилиси, вновь прочно оставшийся за арабами, оказался слишком крепким орешком, остальная часть Внутренней Картли оставалась слишком ценным призом, чтобы борьба за нее сошла на нет. Всем было ясно, что ее обладатель станет, если ничего экстренного не случится, и фаворитом гонки за наследием древних царей. Поэтому, слегка передохнув, троица братских царств заспорила на эту тему поновой, очень по-взрослому, с синяками и шишками, но лидером оказалась Абхазия, где царская власть стояла крепче, чем в Тао-Кларджети, а потенциал был много мощнее, чем у кахов и ранов.

Впервые, хоть и ненадолго, застолбив вожделенную делянку еще в 60-х годах IX века, при царе Георгии I, абхазские цари лет 50 спустя, уже при царе Константине, внуке Георгия, подмяли край под себя окончательно и бесповоротно. Арабы в новых раскладах уже почти не учитывались. Они, конечно, понимали, какой гембель растет на их головы, но предотвратить были не в силах. Последний, кому что-то еще удалось, был Абул-Касим, эмир Аррана, в 914-м устроивший «визит Кру-light», однако, хотя ему удалось крепко пограбить Картли и даже принять присягу от царя-епископа Кахети Квирике, это была последняя вспышка. За игорным столом остались только «тутэйшие», активно грызущие друг другу глотки, однако выигрывала в конечно счете все же Абхазия, на престоле которой в 922-м, вопреки вмешательству в междоусобицы «братьев» из Тао-Кларджети, оказался деятельный Георгий II, немедленно забравший себе Кахети. Что, правда, не понравилось никому, особенно картлийским дворянам, которые мало того что помогли Квирике опять стать князем, но еще и подговорили наместника, сына Георгия II, учинить бунт против папы. Папа сына побил, а в Кахети, иметь которую привык удивительно быстро, послал второго сына, Леона, однако «кахам и ранам» опять повезло: в 957 году Георгий II умер, и Леон, бросив все, помчался короноваться в Кутаиси. Короновавшись же, принялся обкусывать Тао-Кларджети, которая, безусловно, была вкуснее нищих краев «кахов и ранов». И, видимо, добился бы многого, однако досадно рано умер. Вслед за чем, едва схоронив главу семейства, младшие братья, Деметре и Феодосий, принялись выяснять, кто старше. Деметре одолел, взял брата в плен, но, как ни странно, обошелся с неслухом на диво человечно, всего лишь ослепив, а восемь лет спустя, когда черед безвременно скончаться пришел и ему, слепец был извлечен из монастыря и возведен на престол, как единственный наследник. Излишне говорить, что храбрые «кахи и раны» тотчас вошли в Картли и осадили ключевую цитадель края Уплисцихе, за которой все равно теперь смотреть было некому.

Глава IV. Понемногу

Я вижу солнце!

В ситуации, когда территория Картли, которую цари Абхазии считали уже своей, была фактически оккупирована кахетинцами, в кутаисском «мозговом штабе» родилась идея блестящей комбинации (история сохранила даже имя умника-автора – Иоане Марушисдзе). Вспомнили об одном из «малых царевичей» Тао-Кларджети, Давиде Куропалате. Тот имел репутацию человека умного, волевого, влиятельного, но не очень значительного, поскольку свои владения его были очень малы, а старший кузен, Баграт II, «царь картвелов», крепок и умирать не собирался. Вот ему-то и было послано предложение «выступить со своими силами, захватить Картли и занять престол самому или передать его Баграту, сыну Гургена». Фишка заключалась в том, что упомянутый юный Баграт по матери, сестре трех последних монархов Абхазии, был единственным наследником ее престола, а кроме того, не только внучатым племянником, но и приемным сыном бездетного Давида. Таким образом, два престола рано или поздно в его лице неизбежно соединялись бы, а картлийские мтавары – при неизбежной перспективе утраты вольности – скорее подчинились бы выходцу из Тао с его вольными нравами, нежели хмурым, злым и деспотичным кахетинским «хорепископам».

Давид, понятно, возражать не стал. Взяв с собой пасынка, его отца и мать, абхазскую царевну Гурандухт, он прибыл в Картли, заявил свои права и нарек Баграта «младшим царем». Когда же после его отъезда недовольные таким поворотом дел картлийцы позвали на выручку «кахов и ранов» и те захватили в плен всех троих, собрал по родственникам сильное войско и явился разбираться. Прикинув варианты, кахетинцы драться не стали, юноша и его родители получили свободу, а в 978-м, когда Баграт подрос, государственный совет Абхазии, сместив несчастного слепого царя, объявил подростка «царем абхазов». Экс-монарха, конечно, не обидели, а просто выслали в Тао доживать остаток лет в тепле, уюте и комфорте. Давид же занялся делами, казавшимися ему теперь наиболее важными. Как раз в это время в восточных фемах Империи поднял мятеж опытный и удачливый полководец Варда Склир, опиравшийся на поддержку арабов. Подавить путч своими силами командующий войсками василевса, Варда Фока, не мог, в связи с чем запросил подмоги у Дома Багратиони. В уплату от имени василевса предлагались огромные земли, лежавшие впритык к Тао, на условиях пожизненного держания. Давид, влиятельный, но не богатый, сделал все, чтобы главный «царь картвелов» и прочие родственники дали согласие, – и после разгрома и бегства Склира, в чем была немалая заслуга и грузинской конницы, получил обещанный феод. Земли были такие большие и богатые, что, как отмечают даже современные грузинские историки, «отдавать их Давид не хотел», а потому, как честный человек, немедленно встал на сторону в свою очередь пожелавшего стать василевсом Варды Фоки, обещавшего ему сделать временное постоянным.

Увы. Хотя армяно-грузино-арабская помощь и помогла бунтовщику захватить едва ли не половину Империи, в генеральном сражении русская пехота, нанятая василевсом Василием II, наголову разгромила сынов Кавказа. После чего напуганный перспективой вполне возможных санкций куропалат без споров подписал официальный отказ от претензий на передачу земель по наследству плюс (в виде штрафа) завещание в пользу Империи на большую часть собственных владений. Так что, умирая в 1001-м, сумел передать наследнику-пасынку, уже укрепившемуся в Абхазии и показавшему картлийской оппозиции, кто в доме хозяин, только титул «царя картвелов», унаследованный от умершего-таки в 994-м кузена Баграта II. В ответ на просьбы абхазского царя войти в положение и не быть зверем грозный Василий (еще не Болгаробойца, но характер уже успевший показать) прислал патент на чин куропалата и почетную грамоту для папы Гургена, что же касается земель, сообщил, видимо, что раньше надо было думать. А может быть, и вовсе промолчал на эту тему. Правда, немало земель Баграт III унаследовал от почившего в 1008-м родного отца, так что, учитывая Абхазию, мог по праву считать себя гегемоном региона, «царем абхазов и картвелов», а когда в 1010-м, после нелегкой двухлетней войны, была подчинена суровая Кахети, еще и «ранов и кахов». К тому же был наведен порядок и в семье: сколько-то привыкших к полной вседозволенности Багратиони спешно эмигрировали, сколько-то сели на нары, а кое-кто и попросту, гуляя с собачкой, случайно упал с обрыва. Чуть позже, правда, совместно с армянским коллегой Гагиком I, вразумил арабского эмира Фадлона из Гянджи, ставшего первым мусульманином – вассалом зарождавшейся Великой Грузии. В общем, Баграту III, скончавшемуся в 1014-м, было и что оставить наследнику, 12-летнему Георгию I, и что доложить Господу и предкам. Хотя, как часто бывает, многое из сделанного оказалось недолговечным: как только великий монарх закрыл глаза, знать Кахети, никогда не признававшая аншлюса, выгнала прочь его наместника и восстановила царство «ранов и кахов», возведя на престол некоего Квирике, судя по полученному впоследствии прозвищу «Великий», человека, вполне достойного короны.

Солнечная ночь

Нехорошо стране, когда царь ребенок. Еще хуже, когда царь, войдя в возраст, начинает доказывать надоевшим взрослым, что уже знает все лучше всех. В данном случае, к сожалению, так и вышло. Слегка повзрослев и ощутив себя полноценным монархом, Георгий I повернул политический курс в очень странном направлении. Задач была масса, причем в большинстве посильных и решаемых: вернуть Кахети, подобрать плохо лежащее на окраине Картли крохотное армянское царство Лоре-Ташир, подумать, наконец, о Тбилиси, где эмиры явно засиделись. А дальше можно и посмотреть по ситуации. Георгий, однако, с какого-то хрена полез на ромеев, то есть на того же Василия, но уже Болгаробойцу. Нет, ясно, что юноша, с детства слыша, как злая Империя ограбила дедушку Давида, мечтал отомстить и восстановить то, что казалось ему справедливостью. И что очень хотелось казаться самому себе, молодой жене, старикам-воспитателям, народу и всему миру как минимум Искандером Двурогим, тоже понятно. Но все же, начиная, следовало бы прикинуть последствия. Царя же, судя по его действиям, хватило лишь на то, чтобы прикинуть, что страшный дядя воюет на Балканах, а значит, сразу не отреагирует, и следовательно, надо ввязаться в драку, а там будем посмотреть. Тем паче что болгары бойцы неслабые, вдруг да погибнет? Ну и…

Торжественно, почти без боя (не с кем драться было) юный царь занял бывшие владения Давида Курапалата в Юго-Западном Тао. А потом стало известно, что Болгарии больше нет. Совсем. Зато есть войско василевса, который очень, очень сердит. Сообразив, наконец, что в чем-то важном допущена ошибка, Георгий заметался. Он лихорадочно искал союзников, но дураков связываться с Болгаробойцей не было; что-то похожее на согласие выразил только аль-Хаким, фатимидский халиф Египта, но он был душевнобольным в самом прямом смысле слова, что вскоре и подтвердил, однажды утром сев на осла и навсегда уехав из дворца в неизвестном направлении. Василий II тем временем занял позиции вблизи Грузии и потребовал вернуть чужое. Из Кутаиси, естественно, прибыл гордый отказ. Василий пожал плечами, перешел границу, в 1021-м даже не победил, а отшлепал пацана у Ширимни, для острастки разорил юг Грузии и встал лагерем поблизости, намекая, что продолжение следует. Георгий какое-то время вилял, даже (безумству храбрых поем мы славу!) пытался атаковать, но был снова разбит и в 1023-м подписал даже не договор, а капитуляцию, согласившись на все. Вплоть до отправки в Царьград заложником наследника, почти младенца. После чего тяжело заболел – вероятно, от стыда и потрясения, около трех лет прохворал и умер в 1027-м, всего 25 лет от роду. Оставив на хозяйстве сына Баграта IV, еще большего малолетку, чем был сам в день получения короны. Дальнейшее в описании «группы Вачнадзе» выглядит, если вдуматься, дико, хотя на бумаге и гладенько. Текст изобилует выражениями типа «эмир был доставлен к царю, который предложил ему» и «Баграту посоветовали освободить пленника и царь согласился». Можете себе представить семи-восьми или даже старше мальчугана, который «предлагает» и «соглашается»? Лично я – с трудом. Нет, бывают, конечно, вундеркинды, но Баграт IV в их списках, судя по итогам долгого и бестолкового царствования, явно не значился. А уж в первые годы тем более.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.