Полная версия
Правда о «золотом веке» Екатерины
И если они развлекают и развращают цареныша, то исходя из достаточно низких стремлений – любой ценой привязать его к себе. Так дворовая компания мальчишек, а учитывая возраст Долгоруких, скажу жестче – так уличная банда привязывает к себе пацанов. Дома-то строгий отец, который требует ходить за хлебом и учиться, а в подворотне дают бутылку с портвейном и ничего не заставляют делать, а развлекают увлекательными беседами: кто, с кем, когда и по скольку.
Автор сих строк с уважением относится к аристократии и всерьез принимает ее титулы. В конце концов, если Долгорукие – не князья, то ведь тогда и я – не профессор!
Но скажу с полной определенностью: в этой истории именно Долгорукие ведут себя, как шайка серолицых подонков, заманивающая к себе мальчика из обеспеченной семьи, способного подкидывать им из карманных денег на портвейн, а как раз поповский сын Остерман ведет себя как строгий и разумный отец.
Ах, да! Долгорукие же его любили… Иван Алексеевич Долгорукий был его ближайшим другом! Вообще-то, по моим наблюдениям, 16-летние парни редко любят 12-летних; скорее они склонны их унижать и третировать, утверждаясь в своем сопливом, но превосходстве. Но будем считать – случилось чудо! Иван Долгорукий полюбил Петра II Алексеевича. Полюбил безо всяких причин, вовсе не потому, что Петр в то время уже был императором. И весь клан Долгоруких тоже его страстно полюбил и только поэтому устраивал для него охоты, пьянки и развлечения.
Но давайте до того, как перейти к описанию всяких интересных событий, оговорим одно важное обстоятельство. Может быть, это в моих жилах бушует четвертушечка немецкой крови, и поэтому я такой въедливый. Но давайте четко оговорим: любовью имеет право называться только такое состояние, которое направлено на решение проблем самого любимого человека. То, что для него или на благо ему, – это любовь. То, что мы получаем от него или с его помощью, называется все-таки иначе.
И если взять именно это определение любви, то получится – из всех людей на всей огромной земле Петра любил старый немец, поповский сын Генрих-Андрей Остерман, да, может быть, чуть-чуть тетка Елизавета, старше племянника на 5 лет.
Впрочем, давайте о фактах. Самая грандиозная развлекаловка состоялась осенью 1729 года. В начале сентября Петр в сопровождении чуть ли не всего клана Долгоруких и 620 (!) охотничьих собак выехал из Москвы и вернулся в Москву только в начале ноября.
19 ноября было объявлено, что царь вступает в брак с Екатериной Алексеевной Долгорукой, дочерью князя Алексея Григорьевича и сестрой того самого Ивана, который когда-то кусал его за ухо, – его лучшего друга. 30 ноября состоялось обручение, и 17-летнюю княжну начали называть императорским высочеством.
Еще одна страстная любовь? Любовь 17-летней девочки к 14-летнему мальчику, еще более загадочная, чем дружба 16-летнего и 12-летнего? Долгорукие – кому хватало совести – рассказывали именно об этом.
А развращенные люди, не верящие то ли в любовь, то ли в нарушение законов жизни рода человеческого, рассказывали иное… Мол, во время одной из самых буйных «охотничьих» попоек в октябре 1729 года гостям винище подносили не доступные красотки из крепостных, а дочка хозяина, Екатерина Долгорукая. Мол, с императором они тоже обмолвились несколькими словами, а утром император, проснувшись, обнаружил Екатерину рядом с собой. А вокруг постели сидели и стояли хмурые Долгорукие. Те самые, которые так любили императора, что вот даже довели юную родственницу до греха…
По одной версии, аристократичные Долгорукие, презирающие Остермана и Меншикова за плебейское происхождение, все-таки выставили Екатерину прочь, а потом уже принялись за императора. По другой версии, так они и обрабатывали его, вымогая клятвенное обещание жениться, прямо при Екатерине, натянувшей на голову одеяло. В общем, как раз та сцена, которая должна пробудить у нас, плебеев, сугубое уважение и пресловутую любовь к аристократии.
Император обещал жениться и, вернувшись в Москву, с Екатериной Долгорукой обручился.
Так вот и Долгорукие привязывали к себе юного императора – точно такими же средствами, как и Меншиков, один в один: изоляцией от всего окружающего и женитьбой на своей родственнице. Долгорукие действовали тоньше, они позаботились еще о душевном состоянии, о психологическом комфорте императора. Не заставляли его задаваться вопросом «Кто тут император?!», не дергали, не пытались накладывать лапу на его деньги и развлекали, а не поучали.
Впрочем, и они не нашли ничего умнее, как подсунуть ему постылую, равнодушную к царевичу и старше его. Какое редкое отсутствие фантазии! Какое непростительное для патриархов невежество в области элементарной психологии! Ну неужели в клане Долгоруких не нашлось бы девочки лет 12–13, которая могла бы действительно увлечься императором и которому бы она смогла сильно понравиться?! Не постигаю…
Но в любом случае действия и Меншикова, и Долгоруких принципиально одни и те же – после срама гайдаровских и чубайсовских «реформ» очень велик соблазн назвать эти действия «прихватизацией» императора. И тот, и другие хотят, чтобы император, а тем самым и весь государственный аппарат Российской империи работал на них. Почему же это так важно?!
Гарантии… для кого?
Пожалуй, позицию, по крайней мере, большинства служилого сословия после Петра можно охарактеризовать двумя словами: «Хотели гарантий». И даже еще более четко: «Хотели определенности».
До Петра, в эпоху первых трех Романовых – Михаила Федоровича, Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, с 1613 по 1689 год, существовала стабильность: и в обществе, и в общественном сознании. Грубо говоря, все знали, по каким правилам ведется жизненная игра. Все знали, что делать можно, а чего нельзя и какие поступки будут и как вознаграждаться или наказываться.
Во-первых, существовала традиция, и в основном ей следовали; нарушали традиции очень редко, и если уж очень было нужно.
Во-вторых, существовал письменный закон, и этот закон тоже пусть и не всегда так уж строго, но соблюдался.
В-третьих, существовала царская власть, воспринимавшаяся как власть аще от Бога, и эта власть поддерживала традиции и законы.
В-четвертых, существовали объединения подданных Московии, какие-то общины, корпорации, которые умели помогать своим членам. Человек, который пострадал от бесчестных действий другого, мог ударить челом своему полковнику, губному старосте, старосте слободы, городскому голове, большаку своей общины и знал – за него не могут не вступиться.
Всякий, по отношению к кому были нарушены традиция или закон, мог рассчитывать на защиту и помощь. Были понятны правила игры, и были гарантии. Можно было жить.
Петр разрушил и высмеял традиции, уничтожил всякие остатки корпоративных и гражданских учреждений. «В низу» общества, в низшей городской и особенно крестьянской среде, общины сохранялись, и традиции продолжали играть огромную роль в жизни. Но служилое сословие оказалось совершенно выбитым из общинности или из традиций.
Прежний закон оказался почти что отменен бумажным творчеством Петра, пресловутыми 20 тысячами указов. Соборное Уложение 1649 года уже не очень соответствовало новым реалиям; постоянно возникали ситуации, никак законодателем не предусмотренные. А указы противоречили и друг другу, и законодательству, их использование только помогало сильному теснить слабого, создавать правовую неопределенность и там, где «надо», – правовой беспредел.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Царь Иван приходился Петру братом, но родился от первой жены царя Алексея Михайловича, от Марии Нарышкиной. Сам Петр был сыном второй жены, Натальи Нарышкиной. До смерти царя Ивана в 1695 году оба царя сидели на престоле одновремено, и Иван даже считался «первым царем».