Цвет боли: латекс

Ларс читал, не отрываясь, с количеством перевернутых страниц росло его убеждение, что нужно найти родных Густава, именно там кроется тайна его смерти. Начинать надо от Галливаре. Если рассказ в тетради действительно о Густаве и его семье, то по описанию легко найти сам дом, а там и родственников.

Тетрадь заканчивалась каким-то странным намеком, у Ларса осталось ощущение, что семья в Галливаре больше не жила.

Вангер намерение одобрил:

– Знаешь, я чувствовал, что ты так поступишь. Тебе дать связь с тамошней полицией? Вдруг понадобится помощь?

– Дай чье-нибудь имя и номер телефона и предупреди, что я от тебя. Если и впрямь понадобится – обращусь, но нарочно дергать людей не буду, у всех дела и без наших розысков мальчиков, которые давно выросли.

Последняя неделя выдалась мрачно-суматошной. Конечно, все из-за убийства Густава и того, что за ним последовало.

А предыдущие? И те, что были перед ними?

Нет, те спокойные, слишком спокойные, все по заведенному порядку, все чинно и скучно. Секс дважды в неделю в миссионерской позиции с обязательным предохранением, мягкий поцелуй в лоб при расставании даже на пару часов и такой же при встрече…

А где же неистовство, с которого они начинали? Куда делись безумства с флоггерами в руках, колокольчиками в сосках и безостановочным сексом с одним оргазмом, перетекающим в другой?

Так ли давно Ларс соблазнял Линн, обучая ее искусству потакать себе в самых невероятных желаниях. Требования два: не скрывать своих желаний ни от себя, ни от него, и осуществлять их за закрытой дверью спальни. Развратницей вовсе не обязательно быть у всех на виду, достаточно собственной постели, но уж там стесняться или делать все по правилам запрещается!

Да и что такое правила? Кто их может устанавливать для тех, кто занимается любовью наедине?

Линн все понимала, подчинялась, участвовала в экспериментах, но всегда была ведомой, не проявляя инициативу. Лишь однажды, как выяснилось потом, намереваясь с Ларсом расстаться, она дала волю чувствам, сама практически изнасиловав будущего мужа. Какая же это была восхитительная ночь для обоих!

В остальное время Ларс придумывал и осуществлял, а Линн пряталась в своей раковине, норовя захлопнуть ее при первом же сомнении.

Сомнений было немало, ревнивая женщина все толковала не в пользу мужа, ему приходилось оправдываться и оправдываться. Да, он вынужден признать, что сам давал повод, но вовсе не собирался не только изменять жене, но и вообще смотреть на других, даже самых красивых и сексапильных. Ларс любил Линн, точно знал, что это взаимно, но он устал прилагать немыслимые усилия, чтобы не позволить ей свернуться как ежику в клубок и выставить колючки.

Очень хотелось раскрепостить жену, добиться, чтобы она не просто тихо стонала, скрывая удовольствие, но кричала, испытывая оргазм. Но дома, где за стенкой Осе и Свен и в своей кроватке спит маленькая Мари, это невозможно. Раньше для сумасшедшего секса была квартира на Эстермальмсгатан, но после того, как они едва не погибли в той квартире, спас Вангер, возвращаться туда не хотелось, и Ларс, несмотря на то что квартира была подарком деда, продал ее. Продана и квартира на Кунгсхольмене… В замок на острове они ни ногой уже давным-давно.

Ларс не раз подумывал купить какой-то уголок для безумств, однажды даже отправился смотреть такой, но надо же такому случиться, что хозяйкой уютной квартирки в районе Карлаплан оказалась его бывшая знакомая. Честно говоря, отношения с Эрикой выходили за рамки просто знакомства, у них бывал весьма впечатляющий секс, но только секс, не более того. Эрика ничего не забыла и вовсю старалась вернуть давно прерванные отношения в прежнее русло. Она изыскивала способ остаться с Ларсом наедине хоть десяток секунд и умудрилась в качестве напоминания о прежних забавах засунуть ему в карман свои крошечные кружевные трусики.

На свое счастье Ларс обнаружил «подарок» раньше, чем его увидела Линн. Встреча с Эрикой всколыхнула воспоминания, но не о самой Эрике, а о прежних отношениях с женой и мысли о том, как повысить их градус.

И вот сейчас они остались в квартире на Библиотексгатан одни. Пожить бы вволю, но Ларсу нужно уезжать, чтобы разыскать родственников Густава. Как воспримет это Линн, если она вообще все, что как-то умаляет внимание мужа, принимает с обидой? Как сказать, что он уезжает, когда появились все условия для того, чтобы не вылезать из постели несколько дней?

Ларс купил вино, сыр к нему, фрукты, подумав, добавил коробку конфет, упаковка которых просто кричала о любви. Конечно, винный погреб остался в замке, туда надо плыть либо яхтой, которая стояла на приколе, либо катером. Он вдруг решил, когда все вернутся из Швейцарии, устроить роскошный вечер именно в замке, попросив Свена приготовить его знаменитые блюда – фазанью грудку, оленину под белым вином и паштет. Впрочем, они с Осе освоили еще много что. У Осе и Свена своеобразное кулинарное соревнование, из-за которого очень трудно удержаться и не растолстеть.

Переступив порог дома, он почувствовал умопомрачительный запах, доносившийся из кухни.

– Ларс, это ты? – донесся голос Линн.

– А ты ждала кого-то другого? Ждешь гостей?

– Нет, тебя.

– Но ты же что-то готовишь?

Линн постаралась спрятать улыбку:

– Я не могу побаловать мужа деликатесами? Минутку, я только поставлю кое-что в духовку.

В столовой накрыт стол на двоих, свечи. Значит, Линн тоже настроена на романтический лад. Это замечательно.

Но ужин начался несколько иначе. Просто зайдя в кухню, чтобы отдать сыр и фрукты, Ларс замер, уставившись на жену. Она одета вполне буднично в джинсы и тонкий свитер, но чуть приглядевшись, Ларс понял, что под свитером ничего нет. Это необычно для Линн, она любительница упаковывать свое тело в разные защитные чехлы, как он называл нижнее белье.

Чтобы убедиться, что прав, подошел ближе, Линн подняла глаза:

– Что?

Она протирала бокалы для вина.

Сомнений быть не могло, крупная грудь жены выдавала свою обнаженность под свитером выступающими сосками, в которые вставлены колечки пирсинга! Пирсинг ей когда-то сделал Ларс, не сам, конечно, но договорился с мастером и отвез туда Линн.

Ларс подошел сзади, руки нырнули под ткань свитера, стиснули грудь, пальцы затеребили колечки со вставленными в них крошечными мечами. Это их старые украшения, Ларс выбирал их еще в Замке, когда соблазнял Линн, не помышляя не то что жениться, но и пробыть с ней долго.

– Не отвлекайся.

Разве она могла не отвлекаться, если его руки, потискав грудь, спустились вниз к поясу джинсов, и через пару секунд пришлось переступать через упавшие брюки, оставаясь ниже пояса голышом.

– Хорошая девочка, – пробормотал Ларс, покусывая ее ухо.

– А почему ты одет?

– Меня никто не раздевает…

– Сейчас это исправим.

Перебрались в столовую, где Линн также ловко освободила от футболки и брюк мужа, Ларс остался в боксерках, а она сама в свитерке. Он потянул свитерок вверх, но не снял полностью, оставив на плечах, руках и голове.

– Постой-ка так. Не опускай руки.

Поиграл языком с колечками пирсинга, от чего у Линн сбилось дыхание, стиснул ягодицы. Она не видела, что происходит, только улавливала, что Ларс что-то сделал у входа в комнату. Что именно, стало ясно, когда он подвел жену к дверному проему.

Там над дверью висел крюк для качелей Мари. Когда-то на таком же висели ее собственные детские качели, теперь Свен прикрепил новый. Ларс перекинул через крюк полотенце, дав его концы в поднятые вверх руки Линн:

– Сможешь удержаться?

– Да.

Это было выше, чем стоять на цыпочках, но Ларс на то и рассчитывал. Он подхватил жену за бедра, понуждая обнять себя ногами.

Линн и забыла каким может быть секс на весу. Она беспомощна, потому что нет точки опоры, пришлось полностью довериться рукам мужа, подчиниться его ритму.

К утру Ларс решился и объявил:

– Линн, я уеду на несколько дней. А ты бы лучше увезла Бритт в Швейцарию к Осе и Свену.

Это хорошая идея – увезти Бритт подальше от места трагедии, но Линн рассчитывала, что они сделают это вместе с Ларсом. К тому же Бритт дала согласие пожить у друзей в Осло.

– Куда ты собрался?

– Попытаюсь найти семью Густава, его мать и братьев. Только Бритт пока ничего не говори, не хочу раньше времени травмировать.

– Ты подозреваешь что-то нехорошее?

– Нет, но, кажется, жизнь Густава вовсе не была безоблачной до Стокгольма.

Ларс не стал ничего говорить об откровениях, прочитанных в тетради, он и сам не был до конца уверен, что это о Густаве, слишком разителен контраст между баловнем судьбы сибаритом Сьебергом в Стокгольме и мальчиком Густавом, который жил на страницах тетради. Для себя Ларс решил, что если написанное правда, обязательно расскажет Бритт и привезет ее на север.

– Так где ты будешь искать?

– В… – Ларс явно притормозил на мгновение, но почти сразу продолжил: —… Галливаре.

Женщина хороша собой. Нет, не красива, но ухожена, из тех, у кого не бывает заусенцев на руках, пятнышек на лице или давно нестриженных волос. У таких даже растрепанность создана долгими стараниями стилиста.

Умело подведенные глаза, красивый контур губ, мраморная кожа, но при этом ногти коротко острижены, за линией природного роста ногтя оставлена узенькая полоска, и лак на них бесцветный. Вероятно, врач или медсестра. Александр (в действительности его звали Мамору, что соответствовало значению европейского имени – «защитник») скосил глаза на туфли, убедился, что они ручной работы, и решил, что врач, медсестре не под силу такие траты.

И все равно он не понимал, чем заказчицу заинтересовал сеанс шибари, который Мамору проводил для нее лично. Деньги заплачены такие, которые не всегда получишь при выступлении перед целым залом, причем, вручены наличными толстой пачкой перед самим сеансом. Приходилось отрабатывать.

Женщина, назвавшая себя Лисбет, наблюдала. Спокойно, равнодушно… В ее взгляде не было интереса, а на лице за последние четверть часа не дрогнул ни один мускул ни когда он показывал варианты предстоящей связки на рисунках, ни потом, когда начал опутывать модель веревками.

Тэншими, как и работавший с ее телом Мамору, старалась отвлечься от пристального взгляда, но это плохо получалось. А когда внимание рассеянно, благодатное ощущение беспомощности от причиненного неудобства смазывается, на передний план выходят отрицательные эмоции. В таком случае модель напрягается и связка не получается такой, какой хотелось бы, не говоря уже об обоюдном удовольствии.

Мастер тоже чувствовал дискомфорт. Мамору редко работал на публику, вообще ему больше нравилось создавать шедевры, наслаждаясь тишиной наедине с моделью. Тэншими идеально подходила для такой работы, она умела углубиться в ощущения, была послушной в его руках, как мягкая глина. Конечно, мрамор в отличие от глины вечен, но от него надо откалывать куски, а это совершенно не подходило мастеру. Он предпочитал прелесть неуловимого мгновения, а не спокойствие неподвижной горы. Впрочем, разве великая Фудзияма была спокойной? Она тоже каждое мгновение иная.

Обычно работа шла неспешно. Мамору придумывал новую композицию, тщательно все зарисовывал, изображая с разных сторон, потом они обсуждали задумку с Тэншими, что-то меняли, он рисовал снова, снова обсуждали, в том числе последовательность плетения узлов. И только когда все было ясно, приступали к самой работе.

Связанную Тэншими (это всегда было так красиво!) Мамору фотографировал и отправлял снимки в соответствующие журналы. Публикации приносили неплохой доход во всем мире, не только в Японии, еще немало любителей тонкой красоты.

Иногда он проводил мастер-класс ограниченному кругу учеников, каждый из которых мог похвастаться собственными разработками во много крат сложней «Кабанчика».

Главное в шибари – эстетика, а значит, отклик модели и зрителей, если таковые присутствуют.

Зрительница присутствовала, но никакого отклика Мамору не чувствовал.

Затягивая очередной узел на теле девушки, мастер поинтересовался:

– Мадам не интересно?

– Не понимаю смысла во всех этих веревках и узлах. Проще застегнуть ремни.

Мастера покоробил такой подход, но не в его правилах демонстрировать свои мысли.

Женщина поинтересовалась:

– Модель получает удовольствие?

Мамору слегка поклонился, его лицо, как и лицо собеседницы, не выражало ничего, черные глаза в узких прорезях век спокойно разглядывали женщину.

– Смысл шибари в эстетике. Это красиво – связывать прекрасное тело. Нежная кожа и грубые веревки, кошачья гибкость и ограниченность движения, горячая чувственность и вынужденная покорность – разве в таком контрасте нет своей прелести?

– Что испытывает девушка?

– Вы можете сами спросить Тэншими, хотя она не говорит по-английски. Кстати, ее имя означает покорность.

Женщина встала, подошла к связанной и подвешенной девушке и, заглянув в лицо, поинтересовалась:

– Ну, и что же?

Тэншими улыбнулась:

– Благодарность к мастеру и смирение.

Женщина отвела в сторону длинный мундштук, в котором слабо дымилась тонкая черная сигарета, распространявшая по помещению изысканный сладковатый запах, и покачала головой:

– Мне нужно не это.

– А что же интересно мадам?

Женщина сделала мастеру шибари знак, что тот может освободить модель, и проронила, выходя из комнаты:

– Я жду вас в машине.

Водитель открыл Мамору заднюю дверь машины, а сам остался стоять, внимательно следя за улицей.

Женщина не стала вести долгие разговоры, просто протянула мастеру папку, в которой находились несколько снимков, явно скачанных из Интернета с каких-то сайтов для любителей БДСМ:

– Что-то вот такое. Модель должна быть связана так, чтобы была доступна для мужчины.

– Задача открыть гениталии?

– Именно. При этом она должна остаться соблазнительной и брать ее должно быть удобно.

– Мои модели не согласятся на это, они не занимаются сексом с клиентами, – брезгливо поморщился Мамору.

– Модели будут мои, и это не секс, а настоящее изнасилование. В жесткой, извращенной форме с элементами садизма. Называйте вещи своими именами. Девушкам должно быть больно, очень больно.

– Я не буду заниматься этим!

Женщина усмехнулась:

– Неужели вы думаете, что я пришла с таким предложением, не имея козырей в руках? – Она протянула мастеру другую папку. Едва открыв ее, Мамору тут же захлопнул.

– Откуда это у вас?

Женщина, казалось, не услышала вопрос, она усмехнулась, глядя в окно в другую сторону.

– Вы не будете ничего делать с моделями сами, лишь придумаете связки и научите моих людей. Можете даже самого себя убедить, что всего лишь учили этих недотеп-европейцев красиво вязать узлы. Такая возможность избежать ответственности вам подойдет?

– Зачем вам это?

Она кивнула на пластиковую папку:

– Я же не спрашиваю, зачем вот это вам. Когда вы сможете приступить к обучению?

– Я могу отказаться?

– Нет. Как и пойти в полицию или проболтаться кому-то. Впрочем, вы не слишком разговорчивы. Вы обречены быть сговорчивым, это залог вашей жизни и жизни вашей дочери.

– Если я научу ваших людей нескольким связкам, вы гарантируете, что забудете мое имя?

Женщина пожала плечами:

– Разве можно хоть что-то гарантировать в этом мире? Сделайте с десяток интересных схем, и я надолго оставлю вас в покое.

Голова мастера покорно склонилась, что ему еще оставалось делать?

– Только не вздумайте сбежать или наделать глупостей. А чтобы этого не случилось, вы пока поживете у нас. Кристофер вас проводит. Своим людям скажете, что просто неделю будете давать платные уроки. Заплачу хорошо.

Глядя вслед ее машине, мастер думал о том, что не сумел избежать применения своего таланта в интересах насильников. Всю жизнь он стремился к эстетичности каждого действия, каждого движения, потому его связки были красивы, но безопасны, прочны, но легко переносились моделями. Он не затягивал корсет на груди до ее посинения, не привязывал конечности так, чтобы модель потом долго не могла двигаться. Мамору сам делал красивые татуировки и связывал девушек с учетом этих картинок на спинах, бедрах или ягодицах моделей.

Но теперь ему предстояло забыть о красоте и придумать, как обездвижить женские тела, чтобы ими воспользовались, как скотиной.

Мамору мог бы бежать, исчезнуть, зря эта женщина решила, что ее мордовороты-охранники способны удержать мастера, он умеет не только связывать, но и бить ребром ладони так, чтобы человек оставался обездвиженным надолго, несмотря на свой возраст, умеет бегать по стенам не хуже Джеки Чана, многое умеет. Но она все рассчитала точно: спасшись сам, Мамору погубит свою дочь, а потому он забудет об умении бить ребром ладони и будет учить садистов доставлять мучения, вернее, связывать девушек, чтобы им доставляли мучения.

Следовало ожидать, что его знаниями когда-нибудь воспользуются люди с нехорошими намерениями. Мамору понял, что никогда уже не сможет проводить уроки мастерства, вести занятия в школе, участвовать в показательных выступлениях. Он больше не мастер шибари, а преступник. Вот она расплата за совершенное давным-давно…

Мамору умел принимать жизнь такой, какая есть. Нет, он не мирился, но предпочитал не тратить энергию на борьбу с неизбежным. Только европейский писатель мог создать образ Дон-Кихота, борющегося с ветряными мельницами, в его мире такого посчитали бы идиотом. Разве не умней сначала выяснить, что за противник перед тобой и только потом доставать меч?

Но сейчас Мамору выяснить не мог, он вынужден подчиняться. Противник явно сильней и это не ветряная мельница. Мастеру даже в голову не приходило осудить женщину за ее «бизнес», хотя он прекрасно понимал, какого рода этот бизнес. Сейчас она просто враг, перед которым нужно отступить, не ввязываясь в бой, если хочешь остаться живым. А Мамору очень хотел, не ради себя – ради дочери.

Женщине нужны десять позиций довольно простых связок, представляющих женское тело в особенно сексуальных позах? Она их получит, а потом Мамору исчезнет, сумеет спрятать дочь и никто не сможет их найти. Мастер решил, что не будет учить этих варваров, ничего не смыслящих в красоте, настоящему шибари, нет, он просто научит придавать женским телам сексуальные позы.

Такое решение заметно успокоило.

Мастер вернулся в комнату, где Тэншими уже привела себя в порядок. На ходу достал деньги из бумажника, протянул девушке:

– Возьми две недели отпуска. Отдохни как следует. У нас потом будет много работы.

– А вы?

– Мне нужно провести курс практических занятий. Не показывать красоту шибари, а научить приемам. Не хочу использовать твое тело. Потом позвоню, будем работать дальше.

Их окликнул один из оставшихся молодых людей крепкого телосложения:

– Эй, вы долго еще миловаться будете?

Мамору понял, что допустил ошибку, ведь они с Тэншими разговаривали по-японски, мало ли что придет в голову этому мордовороту?

– Я сказал Тэншими, что у нее отпуск на две недели. Надеюсь, мы справимся за это время?

Охранник кивнул:

– Надеюсь.

Ничего особенного изобретать не пришлось, именно таких связок среди простейших немало. Мастерам интересней, когда связка сложная, с множеством узлов и деталей. Просто связать, чтобы выпятились ягодицы или оказались раздвинуты ноги может и начинающий, что, кстати, они и делают. Мастер получает удовольствие от самого процесса, как и модель.

Если у учеников будет плохо получаться работа с веревками, их следует заменить черными ремнями, для таких как эти большой разницы не будет, все стерпят.

Для эстетики Мамору добавил бамбуковые палки, придумал, как расположить ремни и застежки, чтобы те указывали путь к запретным местам на теле женщины, но не давили на лимфатические узлы, отметил места, где можно приклеить одноразовые тэту и… даже остался доволен своей работой.

Поделиться бы с Тэншими, он всегда рассказывал любимой модели о своих выдумках, заражая и ее энтузиазмом, но охранники отобрали телефон, обещая вернуть, когда все закончится. Перед этим, чтобы за него не волновались, приказали Мамору позвонить всем, кого может обеспокоить его отсутствие, и сообщить о двухнедельной работе в удаленном доступе.

Мамору приказ возмутил, но выхода все равно не было, он позвонил.

Приведенные вечером красотки довольно упитаны, во всяком случае, по сравнению с изящными моделями самого Мамору. Это явно девушки по вызову, и смущало их только само связывание, но никак не то, что произойдет после.

Двое крепких молодых людей, чьим рукам предстояло перенять часть его умений, не слишком переживали по поводу причинения боли моделям. Пришлось прикрикнуть:

– Нельзя протаскивать веревку по телу, это больно!

Ученик усмехнулся:

– Потерпит, ей заплатили.

Мамору набрал воздух в легкие, чтобы выругаться, но сказал иное:

– Кожу испортишь! Будут некрасивые рубцы.

Теперь возмутилась девушка:

– Эй, мы так не договаривались!

– Ладно тебе, не ободрал же. Все в порядке.

Вообще-то, Мамору поразило то, что молодчики вязали узлы умело, они явно занимались шибару, легко понимали схемы и не задавали лишних вопросов. Откуда же тогда жестокость по отношению к моделям? БДСМ вообще и шибари особенно берегут модель, тот, кто берет в руки веревку, плеть или еще что-то, что может причинить боль, должен быть крайне осторожен.

– Вас научили вязать узлы, но неужели вас не научили правилу не причинять боль ради боли?

– Научили, – рассмеялся Карл, – но не всем.

Помня, что для заказчицы важнее всего сексуальность позы и доступность определенных участков тела модели, Мамору именно это и поставил во главу угла. При этом он учитывал нежелание тех, кому давал уроки аккуратно работать с веревками. Пришлось, где только возможно, веревки заменить ремнями, чтобы долго не возиться и быстро расстегнуть в случае необходимости.

Заказчикам не нужна высокая эстетика, им нужен быстрый результат и минимум работы. Женские тела, оплетенные черными ремнями вместо веревки, производили нужное впечатление, задумка Мамору парням понравилась:

– Так даже лучше.

Главные элементы: согнутые в коленях ноги, перехваченные ремнями у щиколоток и на уровне икр. Их легко развести в стороны и закрепить в таком положении, используя просто кресло или стул. Тогда все, что женщины обычно прячут от мужских нескромных взоров, оказывается на виду и доступно.

Связывать руки за спиной лучше не в вывернутом положении, а сложенными друг на друга от локтя до запястья, так они меньше затекут.

– За руки не подвешивать, без надлежащего навыка можно просто вывихнуть суставы. Вниз головой тоже, не успеете вовремя освободить, может случиться беда.

– А как же подвешивать?! Они в подвешенном виде очень беспомощные.

– Подвешивать, только оплетя грудь и плечевой пояс. А лучше никак, и без того достаточно разных поз.

Он показывал.

Связывал две небольшие деревянные плашки косым крестом, укладывал на перекрестье свернутый шарф, ставил перед сооружением на колени девушку, пристраивая ее шею на импровизированную подушечку из шарфа, руки скреплял за спиной, ноги подтягивал и тоже закреплял согнутыми в коленях. Тело оказывалось в положении раком с подпоркой. Весьма эффектно и эффективно.

В той же позе на коленях и с головой на косом кресте на ноги чуть выше щиколоток укладывал бамбуковую палку, пристегивал к ней щиколотки, отводил руки девушки назад и прикреплял к палке запястья.

Сам мастер предпочел бы соски привязать тонкими веревочками к колышкам, его новые ученики сделали проще – прикрепили зажимы с колокольчиками или грузиками.

Вообще, они оказались с фантазией. Петер придумал не связывать руки сзади, а развести вперед и в стороны, чтобы прикрепить к месту упора креста.

Когда Мамору показал, как поставить красотку перед небольшой стойкой для порки, Карл тут же позу усовершенствовал. Девушку перегнули через стойку, вынудив встать вниз головой, ноги закрепили ремнями на уровне щиколоток, коленей и бедер, к ним же пристегнули плечи и руки, оказавшиеся по другую сторону стойки, голову по настоянию мастера оставили свободной, чтобы модель могла ее поднять.

– Что надо! – объявил Карл.

Мамору подумал, что каждому нужно свое…

Показывал самые простые и подходящие для них позы – руки завести под колени, запястья скрепить и соединить со связанными щиколотками, чтобы модель даже случайно не смогла ударить ногами.

Спустив трусики до колен, прикрепить их карабином к ошейнику, ноги поневоле окажутся притянуты к голове, запястья при этом прикрепить к щиколоткам. Этот вариант парням очень понравился – быстро и эффектно.

Мамору показывал и показывал, внушая себе, что это вовсе не шибари, что эта глупость не имеет к его мастерству никакого отношения. Ученики смотрели, повторяли сами, щелкали мобильниками, запечатлевая позы с разных сторон.