bannerbanner
Чжуан-цзы Бронислава Виногродского. Книга о знании и власти
Чжуан-цзы Бронислава Виногродского. Книга о знании и власти

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4


Человек в царстве Лесном занимался изготовлением шапок с узорами. Повез их продать в царство Превосходное. А там люди не носят головных уборов, стригутся коротко, на теле делают татуировки. Ничего не сумел продать.

Царь Славный из рода Ясных навел порядок в мире, правя людьми. Всех утихомирил и успокоил в своем царстве. Захотел познакомиться с четырьмя мудрецами, живущими в далеких туманах гор Женских чар. Это к югу от реки Разделяющих вод. Так он очаровался их учением, что погрузился в него полностью и даже забыл о своем царстве, бросив его навсегда.


Наставник Добряк сказал Наставнику Силе:

– Мне правитель из Скалистого царства подарил семена большой тыквы. Посадил их, и выросли огромные плоды. В каждый вместится по десять ведер. Только воду нельзя налить, так как кожура тонкая, сделаешь сосуд для воды – поломается от своего же веса. Попробовал разрезать на черпаки, но и они такие здоровые, что нигде не применишь. Тыквы были совсем не маленькие, а вот из-за того их и невозможно употребить. Пришлось разбить на части.

А Наставник Сила в ответ заметил:

– Да, не очень-то ты умеешь применять великое. Послушай-ка, что я тебе расскажу об этом.

В царстве Лесном жила семья, которая владела секретом делать снадобье, предохранявшее руки от воды. Оно так защищало кожу, что при работе в холодной воде не появлялось трещин, а тело не немело. Поколение за поколением семья мочила вату из шелка. Один проезжий купец, узнавший об этом, предложил продать секрет за сотню золотых. Всем родом собрались на обсуждение. Звучали такие речи: «Мы в течение многих поколений мочим вату из шелка, а не сумели скопить и нескольких золотых. Теперь за раз можем получить сразу сотню. Нужно продавать».

Гость, купивший секрет, рассказал о нем правителю Громкого царства. А тот вел затяжную войну с Превосходным царством. Правитель из Громкого направил войска в Превосходное, назначив командующим нашего гостя. Война велась зимой, в основном на воде. Воины из Превосходного царства потерпели большое поражение. Правитель пожаловал земли Превосходного ему в удел.

Смотри, один секрет снадобья, предохраняющего кожу от холодной воды. Воспользовались им по-разному. Этот человек, применив его, получил в управление царство, а другие лишь шелк мочили. Так что можно по-разному всем воспользоваться.

Есть у тебя тыквы объемом в пятьдесят литров, а ты и не подумал, что можно из них лодку сделать, чтобы через реки переправляться или по озеру плавать. Огорчаешься, что огромный ковш не можешь никуда пристроить. Похоже, друг мой, что в голове у тебя нет ясности по этому поводу. Великое в твою голову не помещается. Вот и всё.


Наставник Добряк рассказал Наставнику Силе:

– Есть большое дерево, люди его называют вязом. Огромный ствол весь покрыт наростами. Так что бревно из него не сделаешь. Мелкие ветки сильно скручены, ни с линейкой, ни с циркулем не подойти. Прямо на дороге стоит, а плотник на него и не взглянет. Ты, мой друг, всё речи ведешь о великом, а пользы в них никакой. Вот люди и не верят таким речам.

Наставник Сила ему в ответ:

– Похоже, мой друг, ты никогда не видел дикого кота. Он ползет, распластавшись, прячется, подстерегая жертву. А то как прыгнет, метнется в сторону для забавы. Ему все равно, высоко или низко, вверх или вниз. Кажется себе неуязвимым, но часто попадает в капканы себе на погибель.

А к примеру, як – он огромный, как облако в небе. Этого можно назвать великим. А мышей ловить не умеет.

У тебя, друг мой, есть огромное дерево, и тебя огорчает, что нет ему применения. Так посади его в своем сознании там, где нет ничего, в безграничности шири безбрежной. Скитайся вокруг без дел и забот. В бесконечности времен странствуй, в безмятежности духа спи, отдыхая под деревом этим. Не закончит оно раньше времени век свой под топорами плотников. Ничто не разрушит его. Ибо нет от него пользы, потому и вреду случиться не с чего.


Свиток 2. Равновесие предметов

В разные времена мира было много разных деятелей на полях сознания, пространства-времени, обитаемой вселенной. И стремились они постичь непостижимое, будучи частью мира сознания. Неотделимые от среды своего обитания духа, все равно тщились подняться над полем, ухватить его сверху, охватить и вместить, дабы пробраться в сокровенную суть происходящего.

Вот как-то раз, в былые далекие времена глубокой древней среды существования сознания в мире, один из таких странников духа, которого называли Наставником Основ из Южного предместья, сидел, затаившись в источнике сил.

Нужно понимать, что он же не просто так сидел, а что-то в это время делал, и движения, то есть усилия свои, он совершал в поле сознания, там, где действуют потоки внимания и дыхания, вещества духа и вещества воли, где взаимодействуют ощутимое время с ощутимым пространством, откуда появляются образы образов, рыбы рыб и птицы птиц.

Источник сил – это область внимания, которая прячется где-то в пределах тела человеческого, а тело ведь не меньше, чем вселенная. Вполне возможно, что вся игра про птицу и рыбу – это как раз из упражнения Наставника Основ, о чем он и рассказал, вернувшись из своего путешествия внутрь.

Конечно, он применял определенные способы погружения в себя, направляя внимание сначала в Небо, то есть ощущая движение времени во всех сосудах этого мира одновременно. Время – это движение во всех сосудах одновременно. Чтобы изменить состояние своего духа, сделать его прозрачным, нужно накопить огонь, который рождает свет. Каждый вдох порождает горение внутри крови, носителя духа и разума, и потому задержка на вдохе рождает светимость духа внутри.

Наставник по этой причине задержал дыхание и долго был неподвижен. И был он настолько неподвижен, что родилось ощущение, привкус умирания, остановка всех движений жизни. И отпустив дыхание на выдохе, он опять остановил его надолго. И неподвижность в своем ощущении сгустилась и напряглась вокруг тела учителя. Могло даже показаться, что его самого, точнее того ощущения, которое мы обычно отождествляем с той или иной личностью, больше нет в теле. Задержки на выдохе не так-то просто даются, если не упражняться в этом виде развлечений. Тело боится останавливать подачу воздуха на выдохе, когда нет запасов. Оно начинает пугаться и трепетать.



Как говорится, коли есть учитель, то и ученик у него найдется. Рядом с улетевшим в пространство непостижимой неизведанности учителем стоял ученик, и был этот ученик предан учителю самозабвенно и радостно. Он стоял рядом, желая научиться и обрести то, что есть духовного у его учителя. Потому-то преданный ученик, желающий постичь и понять, по прозвищу Мудрый Бродяга, стоял рядом. Он долго ждал, утомился уже ждать, терпение потерял, стал за учителя беспокоиться. Стоял, наблюдая, до тех пор, пока терпение его не закончилось, а потом сказал, обращаясь больше к себе, но в то же время беспокоясь за своего наставника, тело которого застыло в полной неподвижности, не подавая признаков жизни:

– Где ж вы сейчас находитесь? Тело ваше – как мертвое, высохшее дерево. Видно, и дух стал подобен мертвому пеплу. Ведь понятно, что, погрузившись в источник сил, вы переменились и вернетесь оттуда уже иным, не таким, каким были теперь, сидя здесь же.



То есть, конечно, понятно, что каждое движение дыхания меняет человека, в первую очередь меняя его сознание. Сознание вообще меняется только через дыхание. Ибо переживания, то есть волны, на которых колышутся образы, вызывают переживания будущего и прошлого, соединяют эти две несводимые в единое грани и постоянно подсказывают пути возможного развития обстоятельств.

Однако понятно-то оно понятно, только чаще всего замечаешь, что изменился, только тогда, когда дышишь долго и шумно, когда переживания уже захлестнули и управляют тобой, а ты ими, в свою очередь, не управляешь. Хотя нет у тебя других задач в этом мире, кроме как научиться управлять своими переживаниями. Управлять – значит сдерживать, когда они еще не разволновались, то есть ты сам не разволновался. Потому сложнее всего, но и важнее всего поймать это движение времени в малом миге, когда волна захватывает тебя и выносит из состояния покоя в состояние…

Правильно, беспокойства.

Если ты потерял состояние покоя, то обязательно окажешься в состоянии беспокойства. А где же еще? Ловить изменения необходимо тончайшим усилием сознания, заметив и осознав изменения качества духа внутри дыхания. А вот представь себе, как ты можешь измениться, выдохнув один раз и не вдохнув после этого?


Наставник, который в своей безмятежной прозрачности услышал бормотания преданного ученика, не открывая глаз и не меняя положения тела, ответил:

– Это хорошо, друг мой, что задал ты мне этот вопрос. Ты хочешь узнать, что произошло с моей личностью, когда я погрузил средоточие своего духа в источник сил?

Действительно, во мне исчезла личность. Куда она делась и что появилось на ее месте? Если есть место, где она была, конечно. Потому что в действительности личность существует не в месте, а во времени. Ты можешь это понять?

Ты же воспринимаешь этот мир, слыша лишь звуки, выходящие из отверстий человеческой дудки. А чтобы понять сказанное мной, мало уметь слушать и слышать звуки человеческой музыки.

Слышал ли ты великую музыку мира? Знаешь ли ты, как звучит Земля? Внимал ли звукам, что слышны из отверстий земной дудки? Их ты слыхал? А даже если ты и слышал звуки земной дудки, все равно ведь не слышал ты дудку Неба.

Мудрый Бродяга удивился такому повороту событий и в смятении, конечно же, стал расспрашивать учителя:

– Позвольте мне побольше узнать об этом, растолкуйте мне, что это за образ?

Наставник Основ ему ответил:

– Вот все, что ты видишь и ощущаешь, есть великий ком мира. То есть мир – это одно единое единство, соединенное друг с другом в предметных множествах осознаваемого пространства времени, как кусочки земли в большом ее комке. Дыхание, которое наполняет Землю, то есть наш мир, находится в постоянном движении, ибо единый выдох-вдох проницает все поры и сосуды этого мира. Ком этот выдыхает воздух, и имя его – ветер. Так вот, и действий вроде нет, а когда работает, тогда десятки тысяч дыр гневно ревут. Ты разве не слышал ветра протяжный вой? Как шумит он в горных лесах на отвесных кручах, в дуплах огромных деревьев в сто обхватов, и слышны в нем звуки, как будто выходят из носа и рта. Звучат и стволы, и кольца, и ямы, и омуты, и пещеры. То бурлит, то свистит, то хрипит, то сипит, то визжит, то рычит, то гудит, то звенит. Сначала запоет один голос, а потом и следующий подхватит.

Прохладный ветерок – это малый лад, а вот ветер бури – это великий лад. И если поднялся грозный ветер, значит, множество отверстий стали пустыми. Когда ты уже и не ощущаешь движение ветра, после него повсюду в мире все еще колыхание и шевеление.

Мудрый Бродяга сказал:

– Тогда понятно, что дудка Земли – это всего лишь множество дырок, а дудка человека – это только отстроенный бамбук. Позвольте спросить, какова же небесная дудка?

Наставник Основ ответил:

– Все в этом море времени дышит, и все дыхания имеют десять тысяч оттенков и различий. Потому-то они образуют созвучия и возбуждают друг друга или останавливают движение, воздействуя друг на друга. Всеобщностью связей мира они действуют во всем. Нужно ли кому-то прилагать старание, чтобы они напряглись и пришли в движение? Кто это все делает? А музыка звучит за пределами звуков и звучаний. Такова музыка небесной дудки, которая пронизывает все сущее единой сетью связей общего дыхания.


Великий разум раскрыт, и нет в нем границ, он не проводит различий, а малый разум – это всегда лишь границы и разделения, без которых он и существовать-то не может, постоянно различая, оценивая и отличая одно от другого.

Речи о великом разуме – это вспышки озарения, а речи о мелком человеческом рассудке и его законах – это всегда суетливое пустословие.



Души постоянно пребывают во мраке сна, и в своей омраченности они цепляются друг за друга, и лишь пробуждение души приводит к освобождению от телесных оков. А если не пробудился, то все время проводишь в общении, лепясь и приставая друг к другу, целыми днями все воюешь в своем уме.

И связи, которые ты сам строишь и создаешь, такие неразрывные, глубокие, крепкие, что сам ты их уже и не способен разомкнуть. А они тревожат тебя, создавая ощущение одиночества и несвободы. Потому ты постоянно пытаешься разорвать эти связи, ощущая от этих усилий тревогу и отчаяние. Так рождается постоянство состояния страха в твоей душе.

Малый страх выражается лишь как тревога в лице, а вот великий страх вечно сопровождает тебя и пронизывает всю ткань твоего бытия, являясь самым верным спутником в странствии твоей заблудшей души.

А речь, которая постоянно звучит в твоем внутреннем пространстве, может превратиться в действие совершенно неожиданно, будто ты непреднамеренно, по неосторожности нажимаешь на спусковой крючок арбалета, и всё. Выпущенная стрела полетела искать свою цель, притягивая к ней и тебя самого, через череду обусловленных во времени действий.

Ты пытаешься управлять происходящим, говоря ему «да» и «нет».

Правда, редко что получается от этих утверждений и отрицаний.

Через зароки и клятвы ты пробуешь сдерживать себя речами.

Так что, если умеешь управлять своей речью, то можно сказать, что уже победил, справился с основной задачей своего существования. То есть рулить уже хотя бы научился.

В мире природы осень и зима, завершая процесс, уничтожают живое, а в речах этому соответствует уменьшение день ото дня потока слов, произносимых тобой. То есть ты таким образом сумеешь уменьшить свою подвижность, приводящую тебя и к внешнему и внутреннему беспокойству. Эта подвижность раскачивает чувства, меняет оценки и заставляет тебя производить бесконечное количество бесполезных действий в попытках управлять потоком будущих ценностей. Но тщетно.

Ведь человек просто тонет в море дел, с которыми неразрывно связал себя так, что не может вернуться к начальному себе, когда в дела еще не окунулся со страстью. А именно страсть, то есть неуправляемое движение чувств, суматоха их хороводов, взметает листву образов с полян осенней земли увядающего духа.

Он постепенно закрывается от внешнего мира, проникающего в него тревогами и огорчениями, заставляющего шевелиться, и, если не умеешь танцевать в потоке изменений и превращений призраков внешней действительности, приходится постоянно делать дела, чтобы защититься от мнимых и действительных угроз. Обозначить точно отличия мнимого и действительного тоже не очень-то получается. Потому приходится воевать просто с угрозами и извне, и изнутри. Так что человек нитями дел зашивает отверстия сообщения с миром, а потом в старости кается, что жизнь свою прожил впустую. И даже не просто потратил свою жизнь на незначимые пустяки, а еще и наворотил кучу сложностей, с которыми придется разбираться его потомкам.



Такты постоянно заглядываешь за грань потока жизни, ибо именно оттуда, из холодного бездонного водоворота северной тьмы, непроглядности бесконечно огромной рыбы, и приносит вихрь сомнения и страхи. Все ведь потому, что боишься взглянуть в лицо своему главному страху. Страху ясного взгляда в глаза неведомому. И тогда ты душой своей прикасаешься к грани, за которой смертная тьма, а после этого никакими силами не сумеешь уже вернуться к свету жизни.



Хороводом движутся чувства в пространстве твоего сознания, цепляются друг за друга, переплетаются в волокна причудливых узоров ткани событийного мяса – расположение и раздражение, печаль и радость, обольщения и огорчения, изменчивость и тревога, легкомыслие и несдержанность, распущенность и развратность сменяют друг друга, накладываются друг на друга, смешиваются в самые причудливые смеси, в которых уже и сам черт ногу сломит. Ничего не разобрать.

Все эти переживания – как звуки песен, что слышатся, бывает, из пустоты, когда сидишь один в тишине. Они, по сути, как плесень, появляющаяся из сырости. Просто вырастает, и всё.

Подобное переживание жизни тянется в непрерывной смене дней и ночей, и разве поймешь, где начинается бесконечная цепь превращений, где она заканчивается?

И нечего больше к этому добавить. Хватит. Все это очень просто, как утро и вечер, время, которое входит в тебя, потому и живешь.

Всё ведь – это отношения людские, направленные вовнутрь, направленные вовне, отражающиеся друг в друге.


Что такое «Я»? Кто это такое или кто это такой?

Когда нет другого – неоткуда взяться тому, что мною называется «Я». А нет меня, или так называемого мною «Я», тогда нечем и некому воспринимать то, что приходит извне.

Все это, происходящее в моем мире, так тесно связано со мной, так близко находится рядом, почти неотделимо от меня. А нет возможности понять, чем оно направляется? И где проходит эта невидимая граница, разделяющая мир и «Я»? Как ее различить и увидеть?

Обязательно должен быть тот, кто на самом деле правит во мне всем этим, только ощутить и уловить его не выходит.

Если бы он проявлялся во внешних ощущениях, так можно было бы и поверить, что есть. Однако не видно его явленной плоти. Нечем ощутить его движения, потому что все закрывается этим странным образом, что я называю «Я». Каждый раз, когда я говорю «Я», что-то происходит со мной, как будто еще одна пленочка нового мыльного пузыря играет своими искрами в бесконечной череде определений в потоке этого самоназывания.

Есть лишь подозрение, что существует сила, направляющая все потоки, что проходят через меня. А ощутимости нет.

Вот есть в твоем теле сто костей, девять дырок, шесть потрохов, и ты, бултыхаясь в таком вот супе-сиропе, во всем этом и существуешь.

Так с чем же это «Я» так плотно срослось? К этому «Я», что ли, все привязано здесь? Все от него зависит?

На что же направлены твои предпочтения в твоих привязанностях? Кем мнишь ты себя, пребывая в своем теле и в теле этого мира? А в мире, во всех действующих лицах, повсюду тебе мерещатся будто слуги и жены. И ты никак не можешь порядок навести среди слуг и жен в своем доме.

А может быть, люди время от времени меняются положением хозяина и слуги?

А еще может быть, что есть во всем этом настоящий хозяин?

Только вот наладить с ним общение никак не удается.

Можно делать попытки понять его истинную суть, а можно и не пытаться. Тебе, твоему «Я» не будет от этого ни вреда, ни пользы.

Так уж случилось однажды, что выдали тебе все, что составляет твое тело. Так что лучше его не губить в ожидании закономерного конца.

Можно, конечно, во всем соревнуясь со всеми, биться и спорить с другими людьми, подобными тебе, стараясь утвердить и доказать свое превосходство. Но этим лишь ускоришь приближение конца. А есть ли здесь хоть кто-то, способный остановить это бессмысленное и бесконечно повторяющееся движение?

Похоже, что нет. Вот от этого-то и вся печаль!

До конца дней своих будешь стараться в трудах своих суетных, а ничего и не достигнешь по существу. Пребывая во мраке своих заблуждений, будешь напряженно трудиться. Только вряд ли поймешь, куда нужно идти, чтобы вернуться в начало.

Так ничего важного и не поймешь. Вот в этом-то и вся беда!

Человек может, конечно, думать и говорить, что никогда не умрет. Может и усилия по этому поводу предпринимать, стараясь отдалить свою неизбежную кончину. Только что в этом толку?

Нужно просто понять, что как случаются превращения тела, так вместе с телом происходят и переходы духа. Разве для обычных людей не в этом великое горе?

Все люди в силу самой своей жизни пребывают во мраке заблуждений. И совсем не стоит думать, что все заблуждаются и только один я не пребываю во мраке. Мы уже говорили выше про это самое «Я».

Ты думаешь, что все действует по правилам, образцом для которых являются движения твоего ума? Ну тогда все здесь направляются только этими правилами.

Стоит, кстати, проверить действительную надежность и успешность применения этих правил. Еще можно предположить, что существуют и те, кто постиг законы превращений мира. Но вокруг них живут ничего не понимающие глупцы.

Ты даже не понимаешь, как действует ум твой в мире, но судишь об истине и лжи по своему разумению. Тогда ты подобен парню, который отправился в другой город сегодня, а приехал туда вчера.

Представляешь себе то, чего на самом деле нет.

А когда представляешь то, чего на деле нет, то, обладай ты хоть разумом мудрейшего царя Усмирителя Вод, ничего не сумеешь понять. Что ж с тебя взять, коль дело так?


Все это были речи о разуме и его устройстве, а теперь пришло время поговорить о речах.

Речи – это не просто озвученный выдох. В основе любых речей есть то, чем они побуждаются. Но пока ты его не изрек, определить его невозможно.

Есть ли оно, если его не изречь? Или оно появляется только в речи и вместе с речами? Ведь в речи есть то, что отличает ее от писка птенца. Можно ли определить это различие? А может, нечем его различить?

Почему же человек не видит, что есть Путь?

Отчего он настоящее превращает в искусственное?

Почему слова скрывают и путают, а из этого получаются правда и неправда?

Почему при этом Путь есть везде, куда бы ты ни обратился?

Отчего речь такова, что с ее помощью можно изречь все, что хочешь?


Путь скрывается за стремлением к мелочным достижениям и успехам, что способны, по твоему мнению, возвысить тебя в глазах других людей. Это заблуждение. И люди о тебе судят, руководствуясь скорее своими заблуждениями, нежели справедливостью и прозорливостью. С этим у нас, у людей, значительные сложности. Зеркала-то кривые повсюду, и особенно внутри.

Смысл в речах прячется и исчезает в красивости оборотов. Ибо постоянно хочется приукрасить, особенно то, чего сам со всей ясностью видеть не можешь. А так хочется, чтобы другие оценили, поставили тебе «пятерку», потому и прикручиваешь немножечко кружевного на все, что проходит перед твоим внутренним и внешним взором, когда вещаешь это в слушающее тебя ухо.

Потому-то появляются правда и неправда последователей школы Просвещенного и Чернильного. Эти последователи постоянно ведут друг с другом споры, нескончаемые и бессмысленные, пустые и глупые, как и их прозрения по поводу устройства разума в мире.

Первые отрицают то, что утверждают вторые, утверждая то, что отрицается теми.

А когда утверждаешь то, что отрицается, и отрицаешь то, что утверждается, никогда не достигнешь ясности сознания.


В мире во всяком предмете (а каждый предмет – это предмет сознания) всегда есть и это, и то.

Когда смотришь на мир из положения в сознании, которое называется «оттуда», то, конечно же, видишь только то, что тебе оттуда видно, а всего оттуда никогда не видно. То есть ты обязательно чего-то не видишь. Если переместишь свою точку зрения и глянешь из положения, именуемого «отсюда», то, понятно, сможешь увидеть отсюда то, что оттуда не видел. Так что можно заключить, что то есть производное из положения «оттуда» или «там», а это появляется лишь при взгляде из положения «здесь», то есть «отсюда». В этом случае понятно, что это определяется тем.



То же самое можно говорить и об отношениях смерти и жизни. Только с рождением, то есть жизнью, появляется смерть как возможность, а в смерти всегда есть и жизнь, хотя бы та, которую ты проживаешь здесь.

Только из допущения возможности вытекает невозможность остального, то есть утверждать нечто ты можешь, только отрицая что-то еще. Следовательно, из утверждения возникает отрицание, а из отрицания появляется утверждение.

Ясно видя все это, мудрый не ищет причин и следствий, а смотрит на все через ощущения света небесной силы. Так он и управляется с происходящим.

Но нужно помнить, что и в этом есть то, и в том есть это. А потому и в том есть вся правда и неправда, и в этом есть вся правда и неправда.

Но вот вопрос, а есть ли на самом деле то и это? Или того и этого в действительности нет? И если оно есть или его нет, то где оно есть и где его нет?

На страницу:
2 из 4