bannerbanner
Я тебя давно ждала
Я тебя давно ждала

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Ирина Петрова

Я тебя давно ждала

В школе я была обычной девчонкой: собирала плакаты с изображениями мальчиковых групп, рисовала в блокнотах сердечки, вела дневник, носила на руках цветные браслеты из бисера, каждое утро завивала волосы маминой плойкой, по вечерам делала уроки, а вот ночью… Нет, я не убивала вампиров. И даже не гуляла по кладбищу в поисках демонов. Я просто писала стихи. В общем-то, я и сейчас осталась все той же девчонкой, никаких сверхспособностей. Просто в год окончания школы журнал, в который я пять лет отправляла свои ночные творения, наконец, напечатал один из них. И тут началось – сначала один молодой композитор написал мелодию на этот стих, потом редакция обратила внимания на другие мои письма и стала печатать их все, без разбора. Дальше – больше, союз молодых писателей моего родного Петербурга предложил выступить на вечере, посвященном юбилею Победы в ВОВ. В итоге я даже не стала поступать в институт – так была загружена написанием сборника стихов. Презентация книги проходила в столице, где и была вновь упомянута та песня, автором слов которой являюсь я. Продюсер по фамилии Больман предложил мне написать пару песен с его командой: музыкантами, которые создают оригинальные мелодии и молодой талантливой певицей. Я согласилась. Странно было представить – мои одноклассники сейчас бегают с результатами ЕГЭ по всем ВУЗам в поисках профессии на всю жизнь, а я уже нашла свое призвание.

Помню, как я впервые пробовала написать стих. Не то чтобы меня посетила муза, вовсе нет – просто моя подружка Катя купила анкету, в которой нужно было указать свои ФИО, дату рождения, адрес, нарисовать любимое животное и написать какой-нибудь стишок. Я была первой из друзей, кому она дала это розовое чудо, оклеенное серебристыми звездочками. В общем, подсмотреть было не у кого. Я мучилась два дня, а на третий, когда Катя напомнила мне, что пора отдавать анкету следующему, началась паника. Ночью я все же написала четверостишие про розу, твердо решив, что поэзия – не мой конек. Но через два месяца к нашей соседке по даче приехал племянник. Очень красивый, взрослый (уже десятиклассник), он пел песни под гитару и катал всех девчонок на своем скутере. Меня, конечно, своим вниманием обделили. Возможно, все дело в моей катастрофической неуверенности, а возможно, что кареглазые худышки были не в его вкусе. Для тринадцатилетней девушки это оказалось трагедией. И летними ночами я стала писать стихи. До сих пор не знаю, откуда берутся эти сплетения слов в моей голове, но такое чувство, что пишу не я, а кто-то другой. Тот, кто просыпается во мне по ночам. Звучит жутковато, но на самом деле многие авторы говорят про поток рифм, которые они слышат в своей голове, а сами являются лишь переносчиками их на бумагу. Я думаю, что раздвоение личности не совсем нормальное явление, но так оно и происходит.

Сейчас мне 19 лет, я живу в Москве, являюсь частью команды продюсера Больмана. Та самая талантливая певица, Полина – моя лучшая подруга. С ней мы обсуждаем, все, что случается в нашей жизни, а потом это выливается в трогательные песни о любви, дружбе, предательстве, веселых каникулах и грустных буднях. Мы работаем в жанре блюза, инди- рока, порой это поп музыка, а бывает, что и фолк. Некоторые мои слова покупают другие музыканты, но все же я пишу для Полины. Она в том году стала лучшей певицей по версии нескольких радиостанций, а меня назвали открытием года, мою по-взрослому серьезную и достаточно большую поэму «Рай» хотят напечатать в Италии и во Франции. Полина настаивает на том, что мне пора выпускать третью книгу, но я отнекиваюсь – времени совсем нет.

Когда я согласилась работать с Больманом, стала жить в другом городе, то для меня, только выпустившейся из школы девочки, это было нелегко. Но спустя некоторое время я поняла, почему он называл ребят своей командой. Каждый чувствовал поддержку товарища, мог попросить о помощи в любом вопросе, особенно тепло они относились ко мне, так что я быстро почувствовала себя уютно в новой компании. Нас с Полиной называли «лед и пламень». Мы действительно очень разные, и внешне, и по характеру. Она – высокая блондинка с короткой стрижкой, сапфировыми глазами, подчеркнутыми удивленно-вскинутой линией бровей, а уголки губ очень редко трогает улыбка. Любимые цвета в одежде: черный – на будни, красный – на особенные случаи. Поклонники называют Полину снежной королевой. Это не совсем так, просто она не любит показывать окружающим свои эмоции, а сердце у этой девушки одно из самых добрых, что я встречала. Что касается меня, то я невысокого роста, глаза темно-карие, волосы русые, чуть ниже плеч, я никогда не отращивала челку, отчего, как считает Полина, я выгляжу намного моложе ее, хотя мы с ней одногодки. Я так же, как и в школе, люблю носить на запястьях цветные браслеты. Еще люблю шляпы, и красить ногти во всевозможные оттенки красного. На каблуки меня так и не удалось никому поставить, даже Максиму, барабанщику из нашей команды. Когда я первые полгода жила на квартире у Полины, у нас с ним был роман. Максим её брат-близнец, поэтому мы с ним виделись не только в рабочее время, а 24 часа в сутки. Мне казалось, что я к нему просто очень привыкла, поэтому принимала все его ухаживания. Я ни разу не сказала ему, что люблю. Просто не могла врать. Внешне он очень похож на сестру, даже тот же ледяной взгляд, но вот характер у него более мягкий, он ранимый и мог расплакаться над какой-нибудь мелодрамой, их мы с ними пересмотрели великое множество. Когда я переехала в маленькую, но уже свою собственную квартиру, мы расстались. Но не так, как расстаются парочки в шоу-бизнесе, без скандалов и истерик. Для меня это даже казалось более правильным, огорчаться и бить посуду от того, что ты больше не вместе со своим парнем, но в первую очередь Максим стал мне другом, и я не хотела портить с ним отношения. А он, в свою очередь, сказал, что мы так спокойно расстаемся, потому что между нами сожжены еще не все мосты. Я не хотела питать его иллюзиями, но и отказаться от дружбы с ним было выше моих сил. Полина наш разрыв восприняла спокойно, она даже была рада, что моим первым парнем оказался ее брат, а не какой-нибудь «актеришко из модного сериала, который бы разбил твой сердце и пошел дальше». Она знала, что Максим любил меня, но считала, что ему это расставание было на пользу. «Наконец-то он выбрал хорошую девушку, значит, его сердце не такое уж и глупое». Сердце Полины еще в выпускном классе выбрало нашего клавишника Анатоля, он был старше ее на десять лет, и именно он познакомил Полину с Больманом. Толя (Анатоль – это творческий псевдоним) был главным создателем музыки для песен, аранжировщиком и просто самым старшим, после Больмана. Он был высокий, почти два метра роста, лысый, летом и зимой носил кожаные косухи, что в сочетании с каблуками Полины и ее стилем одежды давало идеальную пару, без сомнений. Толя любил шутить, мне он в первый же день придумал прозвище «воробушек» за то, что «говоришь без умолку, иногда и не разобрать, о чем чирикаешь, все время чем-то занята и крошка, по сравнению со мной. И не только». В ответ я стала называть его «дядя, достань воробушка», как обычно дети дразнят высоких парней. В общем, с ним мы нашли общий язык с первого же дня. Еще в нашей команде был гитарист Леонид, для нас – Лео, кстати, с Ди Каприо у них была действительно общая черта – фигура. Правда, наш Лео в 20 выглядел как заматеревшая звезда Голливуда в свои 36. Мягкая фигура и мягкий характер – вот как его можно описать. Лео никогда не участвовал в спорах, что нередко происходит там, где рождаются песни. В общем, мы работали дружной, не без своих заморочек, командой. И я любила свою работу. По вечерам я звонила маме с папой, иногда они приезжали ко мне погостить. Времени выбраться к ним самой просто не было, но это меня не смущало – пока я могла писать, я это делала. Почему-то я всегда боялась, что одной из ночей я не смогу написать ни строчки, потеряв этот дар также внезапно, как обрела его. Я знала, что ничем другим я не умею заниматься, и от этих мыслей становилось жутковато. Однажды я рассказала обо всем Полине, мы сидели в моей новенькой квартире и отмечали новоселье.

– Ириш, ты талантливая, – она взяла меня за руку, – и не только как поэтесса. Ты можешь договариваться с непробиваемыми тетками из гостиниц, ты умеешь вести переговоры по телефону, в отличие от меня, в общем, ты замечательно работаешь с людьми и если что… займешь место Больмана.

– Шутишь! Я – продюсер.

– Ничего я не шучу, ты у нас все равно подрабатываешь, как менеджер, в отличие от больмановских агентов.

– На самом деле они многое делают, только ты не видишь, – я откинулась на спинку мягкого кресла.

– Вот, ты и это замечаешь! В общем, не переживай по этому поводу, – она тоже откинулась на мягкий подголовник.

Сделав глоток вина, она добавила:

– Я и сама иногда этого боюсь. Голос для меня – это все.

– Ты каждую неделю посещаешь врача-фониатора, у меня такого доктора нет.

– Разные случаи бывали, вот та же Мария Каллас. И ничего не помогло.

– Я знаю, что у нее много бед в жизни случилось.

– Да, – Полина наполнила наши бокалы, – давай за то, чтобы у нас с тобой в жизни было все хорошо.

– Чтобы счастья было неприлично много, – мы рассмеялись.

В августе Полину пригласили в качестве члена жюри на детский музыкальный конкурс.

– У нас будет целая неделя отдыха в Сочи! – Толя поднял Полину на руки и закружил с ней по студии.

– Я бы так не радовался, все равно придется выступить на открытии и, возможно, на закрытии конкурса, – Лео включил кондиционер в студии на полную мощность – в Москве уже три недели стояла невыносимая жара.

– Зато выберемся отсюда, – Максим сидел на кресле, прижимая ко лбу железную банку газировки, покрытую льдом – только что достал из морозилки.

– Кстати, в финальный день на всех фестивалях обычно исполняют новинки, – Толя заговорщицки улыбнулся, отпустил Полину и сел за синтезатор.

Он заиграл мелодию и все мы замерли. Это был стремительно легкий полет птицы, в то же время спокойный, как гладь озера, музыка угасала, как будто это солнце на закате, отраженное в море: лучи сдают свои позиции, но все еще скользят яркими переливами по воде.

– Рай, – улыбнулся Лео.

– Нежность, – Полина поцеловала Толю в щеку, пока он вставал, чтобы поклониться нам, рукоплещущему залу.

Это был шедевр, определенно, но теперь передо мной стояла сложная задача – написать слова к этой прекрасной музыке. Обычно мы работали наоборот: я читала свои стихи, ребята подыгрывали, добавляли повторы, проигрыши, пробовали с Полиным голосом, что-то меняли они, где-то дописывала я. Тут был особенный случай: я не могла допустить, чтобы из мелодии пропала хоть пара нот, ни в коем случае, иначе она потеряет свой таинственный флер.

– Воробушек, – подмигнул мне Толя.

– Запишу себе на диктофон, – я включила телефон, но где-то в глубине души появилась неуверенность – получится ли?

Прошла неделя, а я даже не могла понять, о чем напишу стихи. Слова, которые подобрали Лео и Полина, описывая музыку, как-то не подходили к моему восприятию этого полета, нет, покоя … я не могла выразить это словами.

Каждый день я приходила на работу, ребята замирали в ожидании стихов, но я лишь еле заметно пожимала плечами. Решено было готовить первую песню, мы выбрали озорную «Танец» – как раз поднимет настроение ребятишкам перед конкурсным днем, да и нам не мешало переключиться на позитивный лад. То, что я могу не дать взлететь этой мелодии уже сейчас, понимали все. И снова полет, но я уверена, что надо искать нужный образ не в мире флоры и фауны.

Меньше, чем через неделю, нам нужно было вылетать. Что ж, один номер у ребят отточен до совершенства, это не так уж плохо. Я утешала себя подобными мыслями, сидя на своем балконе – в отличие от самой квартиры он не был маленьким, а скорее, наоборот. К тому же с него открывался замечательный вид с девятого этажа на парк. На входе разместился цирк на колесах, а в самом центре парка была карусель, как в мультике с одноименным названием.

Уже смеркалось, я зажгла настольную лампу и продолжала сидеть на балконе, ожидая чуда, но оно все не хотело появляться. Раздался звонок в дверь, я несколько секунд решала, кто бы это мог быть, но, так ничего и не придумав, пошла встречать гостей.

– Привет, – Максим стоял на пороге моей квартиры. Он был одет в светло-бежевый костюм, что мне показалось странным. Обычно он носит джинсы, если только это не какой-то официальный прием или же мы с ним собрались идти в театр. Я вернулась в реальность и отступила на шаг, чтобы он смог войти.

– Как дела? – он смотрел на моё коротенькое полупрозрачное платье, отчего я засмущалась – он обожал, когда я его носила по дому, но делала я это крайне редко, если только хотела подразнить его, когда мы ссорились, или же мне было жарко. Сегодня был определенно второй вариант, но я не могла не вспомнить, как мы ссорились по пустякам, а потом мирились. До утра.

– Ничего хорошего, – я прислонилась спиной к стене, сложив руки на груди.

– Я вообще-то хотел как-нибудь просто зайти к тебе, но просто не получилось.

– Что такое? – я заглянула ему в глаза, но, как и всегда, мало что в них могла прочитать.

– Может, сядем?

– О, – я поняла, что разговор действительно серьезный, чего я никак не ожидала, но тогда зачем ему приходить ко мне чуть ли не ночью.

– Идем на балкон, там свежо и думается лучше, – я пошла вперед, спиной чувствуя, как он скользит по мне глазами. Хорошо, что под платьем было нижнее белье.

Мы сели друг напротив друга, Максим расстегнул пиджак и заговорил, чуть склонив ко мне голову:

– Пару часов назад мы случайно столкнулись с Больманом, он сказал, что на ту самую мелодию нашел текст.

Я молча кивнула головой. Я не справилась. И я не единственная, кто пишет слова.

– Я никому его не показывал, сразу поехал к тебе.

Я молча протянула руку. Он, видимо, до последнего надеялся, что я что-нибудь придумаю, но нет.

Стихи были о первой любви. Ну какая же первая любовь! Тут нужно что-то другое. Жаль, я не знала, что.

– Что скажешь? – его голос был еле слышен.

– Это не то, что нужно, – я опустила глаза, отдавая ему листок. Если продюсер взялся за эти слова, то можно быть уверенным на все сто, что Полина будет петь именно их.

– Я с тобой согласен, – он коснулся моих пальцев.

– Правда? – я даже улыбнулась. Но тут же поняла, что он просто пытается меня поддержать.

Максим разгладил листок, сложил его в несколько раз. Ясное дело – он ему дорог, как спасательный круг для утопающей песни. Я откинулась в кресле и закрыла глаза. На сердце скребли кошки. И в шуме карусели, детских голосов, машин, проезжающих по дороге, звонке телефона у соседей сверху я услышала глухой шорох разрываемой бумаги. Показалось. Звук повторился снова. Я открыла глаза – Максим разорвал лист на мелкие кусочки и бросил за балкон.

– Ты с ума сошел! – я встала и стала смотреть, как в полном штиле бумажные обрывки плавно опускаются вниз.

– Так сделал бы любой из нас. Это все равно, что если бы Лео сказали, будто будем записывать альбом с другим гитаристом – бессмысленно.

– Но у меня ничего нет, абсолютно ничего.

– Значит, еще не время.

А потом Максима посетила сумасшедшая идея – прокатиться на карусели. И я согласилась.

– Только переоденься, а то еще кто-нибудь заглядится на тебя и улетит по касательной.

– Ладно, – я улыбнулась.

Я быстро натянула узкие джинсы и бежевую рубашку. Когда мы вышли на улицу, было почти одиннадцать, в парке горели фонари, а в цирке заканчивалось очередное представление.

– Кстати, ты чего такой нарядный сегодня? – мы шли под ручку, как в старые времена, когда еще не встречались. Потом он держал меня только за руку.

– Заметила?

– Не отвечай вопросом на вопрос, – я сдвинула брови.

– А ты не изображай Лео, который узнал, что нас будут фотографировать на пляже.

– Не увиливай от вопроса, – я ущипнула его в бок.

– Ладно, сдаюсь. Я был в театре. Там и встретил нашего любимейшего продюсера.

– С кем ходил?

– Он со своей женой был и еще каким-то типом, вроде иностранцем.

– Ты с кем ходил, – я остановилась, – мне неинтересна личная жизнь Больмана.

– А я то подумал…

Я наклонила голову в ожидании ответа.

– Ее зовут Ксюша и она учится в театральном.

– Оу, круто! – я потянулась, чтобы обнять его.

Он перехватил мои руки, переплетая наши пальцы.

– Это несерьезно.

– Вы, мальчишки, всегда так говорите, – я улыбнулась, он же не оценил моего веселья.

– Не всегда, – он притянул мои руки к себе на плечи.

Я вынуждена была шагнуть к нему ближе.

– Я ни разу в жизни не каталась на такой карусели, – я говорила, повернув голову в бок, чтобы не встретиться с ним глазами.

– Шутишь? – он отпустил меня, но одну руку так и держал в своей ладони.

– Всегда боялась, я жуткая трусиха.

– Знаю, – он притянул меня к себе и чмокнул в макушку. После расставания он иногда так делал, но чаще это воспринималась как шутка, сегодня все было иначе. Сначала мое смущение, потом этот листок, теперь вот прогулка.

Он усадил меня на белого коня, сам хотел сесть впереди, но я его уговорила, что я сойду за ребенка и нам можно ехать вдвоем. Так и сделали – карусель медленно набирала обороты, мелодия, как из сказки, била по ушам, я зажмурилась. Максим это будто почувствовал и прокричал: «Не вздумай закрыть глаза – пропустишь все самое интересное». Я глубоко вздохнула и взглянула перед собой – разноцветные картинки сливались в одну, но, присмотревшись, я стала различать силуэты прохожих, деревья, стойку кассы. «Аааааааааа», – закричала я не от страха, а от восторга. «Приятно заставлять тебя кричать», – Максим смеялся мне в ухо. Я ткнула его локтем в бок. «Осторожнее», – он сильнее обвил левую руку вокруг моей талии, другой держась за поручень. Ветер растрепал мои волосы, я подставила лицо этому теплому потоку и в голове зазвучала та самая мелодия. Счастье, свобода, сила, полет, легкость – все эти слова и были ветер.

Утром я мчалась в студию, чтобы зачитать всем слова песни. Мои слова.

– С ума сойти, – улыбаясь, ко мне подошла Полина. Пока мы обнимались, через ее плечо я заметила счастливое лицо Максима. Я подмигнула ему, подняв кверху большой палец свободной руки. Это была его заслуга.

Сочи встретил нас ярким солнцем, туристами с различными фотоаппаратами и светлыми номерами в отеле. Я, конечно, не хотела сидеть в четырех стенах за работой, но и лежать на пляже под пристальным вниманием папарацци тоже не грезила. Каждый день я сидела с ребятами и смотрела на их репетиции, вечерами гуляла по неостывшим улочкам, заглядывала в сувенирные лавки, проще говоря, тратила время в пустую и получала от этого удовольствие. В день открытия конкурса, точнее, ночью после концерта, все звезды собрались в одном из местных баров, славящихся своими именитыми посетителями. Полина, как обычно, не позволила мне спокойно поспать в номере. Она переоделась из своего сценического платья в черные джеггинсы и ярко-красный топ, подчеркивающие все прелести ее фигуры. Я же так и осталась в синем платье чуть выше колена, сверху которого был надет темно-синий жилет в мелкий белый горошек. На голове красовалась купленная вчера вечером черная шляпа с узкими полями, чуть загнутыми вверх. Красная помада и красный лак на коротких ногтях были моей визитной карточкой, это на случай, если меня снова не узнают, как это случилось в первый день нашего приезда сюда. Я бы и не прочь скрыть себя, но если уж мы идем в такое популярное место, то не надо шифроваться. Иначе все запомнят, как ты выглядишь в обычной жизни.

Лео отказался идти с нами, сославшись на какие-то важные дела.

– Передавай ей горячий привет, – рассмеялся Анатоль.

– Он уже неделю общается с какой-то барышней в скайпе, – объяснил мне Максим.

– Слышала, – мы с ним снова шли под руку, Полина и Анатоль уже садились в такси, крича, чтобы мы поторапливались.

Анатоль сразу провел нас с Полиной на крышу бара, там было не так многолюдно, музыка не заглушала собеседника, а легкий ночной ветер дарил ощущение долгожданной прохлады. Максим остался внизу с музыкантами из какой-то группы. Я лишь поняла, что они приехали, чтобы представить на закрытии свою новую песню. И то, я услышала это благодаря умению Максима кричать громче музыки. Пока Анатоль искал для нас напитки, мы с Полиной о чем-то болтали, как вдруг она сказала:

– Максим хочет уйти к ним.

Она стояла ко мне спиной, облокотившись о перила. Я не видела ее лица, но слышала в голосе боль.

– Что? Не может быть! – я подошла к ней и положила одну руку на плечо.

– Я давно догадывалась об этом, а вчера вечером он признался сам.

– Знаешь, что если бы не он, никакой песни о ветре не было бы.

– Он помогал тебе? – Полина взяла меня за руку. Брат и сестра одинаково проявляли свои чувства. Если они брали кого-то за руку, это означало доверие, желание лучше понять человека и раскрыть ему себя. Я никого не держала за руку, кроме них. За исключением детских лет, когда все ребятишки ходят за руку, они открыты и чисты, как ангелы. Наверное, я когда-нибудь тоже захочу взять кого-то за руку, промелькнуло у меня в голове.

– Вроде того, он создал нужную атмосферу.

– Значит, теперь точно уйдет, – она сжала мне пальцы сильней, – это вроде прощального жеста. Пусть никто бы и не узнал об этом, Максиму важен сам поступок. Он у меня такой.

– А кто будет на его месте?

– Не знаю, мы всего не решали. Зато он предложил потом поработать вместе с теми ребятами, записать что-нибудь новенькое, чтобы не терять музыкальную ниточку, объединяющую нас.

Я покачала головой, слезы набегали на глаза.

– Иришк, да он не оставил бы меня, не будь вас рядом со мной. Ему давно пора идти своей дорогой, понимаешь.

Я снова кивнула, на этот раз слезы покатились по щекам.

– Поля, – я кинулась ей в объятия.

Анатоль принес нам красное вино, после пары тостов за наше безоблачное будущее мы уже обсуждали, как лучше подать новую песню. Я хотела, чтобы Полина пела сначала тихо, а потом ее голос набирал силу, словно порывы ветра. Они же с Анатолем были за сильное начало. Обычное обсуждение переросло в жаркий спор, каждый приводил свои доводы, не желая уступать.

– Да ведь ураган налетает на тебя сразу, обрушивает всю силу одним махом! – воскликнула Полина.

– В этом случае сравнение с ураганом неуместно, – процедила я сквозь зубы.

И тут рядом с нами кто-то запел песню «Hurricane» рок-группы «30 Seconds To Mars».

«Tell me would you kill to save a life?

Tell me would you kill to prove you're right?”

(«Скажи, смогла бы ты убить, спасая чью-то жизнь?

Скажи, смогла бы ты убить, доказывая правоту?»)

И это был не кто иной, как Кот. Точнее, Александр Котов, самый лучший певец в нашей стране. Самый красивый, самый яркий, самый талантливый. В общем, я была его поклонницей. Еще в школе, когда он только начинал свой звездный путь, я сходила с ума от этого голоса. Сейчас он редко появляется на нашей эстраде – покоряет англоязычную публику. И она почти у его ног. Я в этом успехе не сомневалась. Я верила в него всегда.

Сначала его взгляд был прикован к Полине, но потом, допевая вторую строчку, он посмотрел на меня, и я чуть не свалилась с крыши.

Сзади него стоял Максим, так вот, значит, с кем он хочет работать и о какой дороге говорила Полина. Он представил нас друг другу. Александр непринужденно улыбался, пожал нам всем руки. Я решила, что не буду мыть свою правую ладошку минимум месяц. Дело в том, что он не какая-нибудь звезда, он не просто мальчик с плаката любимой группы на стене в спальне. Он моя любовь. Именно так. Когда я впервые его увидела, то армия мурашек пробежала по моему телу. И это было так давно. Мы с родителями сидели на мягком диване, смотрели телевизор и тут запел он… Это было как вспышка, как гром среди ясного неба. Я не ждала, что влюблюсь в человека с экрана, тем более, что буду искренне верить, что мы будем вместе. Про то, что я любила слушать его песни, знали подружки, родители, но о моей больной мании не знал никто. А уж тем более ни Полина, ни Максим не слышали из моих уст ничего о глупых детских грезах. Любовь к нему была моей тайной, моим внутренним миром, в котором его образ освещал мою тоску о неспособности любить самой. Я не могла пустить туда никого, сердце и мысли занимал лишь Кот. После расставания с Максимом я думала о своем идоле не раз. Но несмотря на всю свою популярность, я даже не могла представить, что хотя бы встречу его. Он на много шагов ушел вперед меня, так что нечего и гнаться. Вдобавок ко всему я начинала на него злиться. Да, держать обиду на человека, с которым ни разу не общалась. Попахивает клиникой. Но ведь именно из-за того, что я считаю его самым идеальным мужчиной в мире, не могу думать ни о ком другом. Он, конечно, не виноват ни в чем, тем более, что я, как только узнала про его девушку, а в настоящий момент – жену, перестала думать о себе, как о его второй половинке. Но мне ничего не мешало представлять его своей половинкой. В моих мечтах он был моим.

На страницу:
1 из 3