Война кланов. Охотник 2

Я невольно вспоминаю испуг на лице тети, когда мы не обнаружили тело убитого перевертня на месте. Тогда действительно не хрустнуло ни одной веточки, не донеслось даже чужого запаха. Просто было тело, раз и исчезло.

– Но, похоже, что как бы ты не сопротивлялся, а по очень сильному Зову тебя и заманили в ту ловушку! – добавляет Иваныч.

На ум приходит Юля, лежащие на земле оборотни и удар сквозь палатку. Неужели Юля с ними заодно? Вряд ли – я отгоняю прочь эту мысль. Не нужно было писать ей, где я нахожусь, может всё бы сложилось по-другому. А то приехали отдохнуть и на тебе…

– А что за последняя кровь, о которой вы постоянно упоминаете? – я чешу затылок – раз пошли такие откровения, то почему бы не узнать побольше?

– Последняя кровь – ты, Александр. Ты последняя кровь убийцы Пастыря, потому-то тебя всю жизнь и охраняли. Твоих родителей уберечь не смогли, может, хоть тебя сохраним, – Иваныч виновато склоняет голову. – Не думали, что так рано включишься в Игру. Вообще скрывали, что ты можешь в ней участвовать. И жил бы дальше, но каким-то образом перевертни вышли на тебя. Думаешь, что нечаянно тебе попался тот катридж? Кто-то насильно впихнул тебя в наш мир…

– То есть я такой индивидуум, что аж страшно становится. Избранный, блин. Последняя кровь и что же тут такого? Подумаешь, сын убийцы Пастыря. Или перевертни объявили кровную месть и пока не загрызут – не успокоятся? – от объема информации начинает пухнуть голова.

– В том-то и дело, «индивидуум», что только твоя кровь может воскресить Пастыря. Вот и заманили в ловушку, да и набрали крови сколько надобно. Из тебя за компанию шашлык сделать решили. Вроде как символ отмщения! – усмехается Иваныч.

– И такое может быть? – я оглядываю руки и ноги.

За ночь вылечиваются раны и царапины.

– Может быть всякое. Летим мы сейчас к одному очень хорошему человеку. Или не человеку, но очень душевному, тебе понравится, – Иваныч переглядывается с Сергеем и коротко хохотнул.

Подполковник тоже кривит губы в улыбке, словно лимона откусил. Душевность человека, к которому собираемся в гости слегка настораживает. Ноги понемногу гудят – сказывается пробежка, драка и спринт. Я раскладываю ещё пару сидений и поворачиваюсь к сидящим берендеям.

– С вашего позволения, я немного подремлю? Или медленно поморгаю. В общем, как получится, – мужчины машут в ответ, мол, давай, мешать не будем.

– Нам ещё четыре часа лету, так что успеешь вдосталь харю поплющить! Но сильно не расслабляйся, а то будет как в анекдоте про расслабившуюся собачку, – хмыкает подполковник.

– А что за анекдот? – переспрашивает Иваныч.

Под негромкий говорок, упругий шум мотора за бортом и убаюкивающее встряхивание, я закрываю глаза, вытянувшись в полный рост и давая отдых уставшему телу. Несколько раз просыпаюсь от вида оскаленных клыков, вытирал пот, ошалело оглядываюсь по сторонам и снова бухаюсь в пучину кошмаров.

То один, то другой перевертень нападает из кустов или выпрыгивает из окон пятиэтажек. Полуобнаженная Юля распята под тяжелыми руками насильников. Я рвусь к ней, и тут же насильники хватают беспомощное тело и бегут сквозь заросли орешника. Забегают в храм Уара, и он занимается бездымным пламенем газовой горелки. На пороге лежит окровавленная тетя, тянет ко мне руки, но не получается пробиться сквозь круг Защиты…

– Вставай, парень!!! Подъем!!! Мы падаем!!! Держи зонт и гвоздь – в полете нажми на кнопку!!! – грохочут громовые раскаты над самым ухом, затем следует жесткое сдергивание с сидений.

Только что скитавшийся по лабиринтам подсознания, я за доли секунды успеваю оценить обстановку. Меня расталкивает подполковник, рампа опущена и вдали виднеется полотно зеленеющей тайги. Возле лебедки на изготовке застывает Иваныч.

Шутят так, мужички! Ну что же, позабавимся…

– А-а-а!!! – я выхватываю зонтик из рук подполковника и слетаю с нагретого места.

В два прыжка оказываюсь у подстраховывающего Иваныча и проскальзываю под раскинутыми руками.

– Стой, придурок!!! – раздается вслед, когда я прыгаю в пугающую пустоту, сжимая в руках свернутый рулон зонта.

Раскинув руки, я мгновение провожу в полете и почти полностью вылетаю из отсека. Подо мной зеленеет огромное лесное море, ни намёка на присутствие людей. Кругом тайга – зеленая простыня, по которой ленточками раскиданы мелкие речушки.

Подъемом стопы я цепляюсь за поручень лебедки и бросаю тело обратно. Подобное упражнение отрабатывали с теткой на тренировке по бегу, когда нужно было неожиданно сменить направление бега. Тогда в ход шли деревья, пеньки, толстые прутья кустов, вот и сейчас пригодилось для розыгрыша шутников. Тело проносится над рампой. С мягким приседом я приземляюсь на ребристую поверхность.

– Точно, я ведь гвоздь забыл! – я невинно улыбаюсь обескураженным берендеям.

Двое мужчин кидаются за мной, когда натыкаются на столь хамское отношение к своему розыгрышу, а я ещё зеваю и утомленно похлопываю ладошкой по губам.

Иваныч быстро справляется с собой и хохочет в ответ. Подполковника же задело серьезно. Он хмуро нажимает на кнопку на стене. Рампа понемногу поднимается, щель сужается, закрывает далекую землю.

– Вот не можете вы, охотники, без понтов! Дать бы тебе разок, чтобы не мешал веселью! – рявкает Сергей Анатольевич.

– Подскажите, а вам Слава с Федей родственниками не приходятся? У них тоже розовая мечта настучать мне по сусалу!

– Ах ты… – не находится с ответом подполковник. – Да тьфу на тебя и только. Не дам я тебе гвоздя! И зонтик верни на родину!

– Да, пожалуйста! – я протягиваю продолговатый цилиндр Сергею Анатольевичу. – Скажите, это у вас посвящение в десантники такое?

– Все-то ты знаешь. Да-а, развлекаются так ребята. Будят спящего новичка, и тот спросонья бежит прыгать, правда, ловят его сразу. Ты первый, кто увернулся и выпрыгнул. Эх, жаль, что не до конца, – притворно вздыхает подполковник. – Ладно, повеселились и будя. Накинь одежу поплотнее, а то комары на подлете высосут досуха, а потом иди сюда – будем сбрую править.

Иваныч кивает на рюкзак, из которого показалась ещё одна «пикселька», как раз под мой размер. Я быстренько скидываю запачканные вещи и влезаю в форму. Плотная ткань обхватывает тело как вторая кожа, новая одежда еле слышно похрустывает.

– Накрахмалена?

– Много чести. Спецсоставом обработана, чтобы у перевертней нюх отбить.

Из откидного отделения подполковник достает плетеные ремни, соединенные в причудливую вязь. Жесткие ремни обхватывают моё туловище, руки, ноги. Словно надели перевязь-переноску для комнатной собачки. Подполковник особо не церемонится со мной и ворчит себе под нос.

– Слегка расставь ноги, так теперь подними руки, вот. Поворотись-ка, сынку! Ох, и гарный же хлопец получился, хоть завтра в десантуру!

После того, как упряжь накинута и затянута, по спине хлопает жесткая ладонь. По крайней мере, мне кажется, что хлопает, на самом же деле твердые пальцы проверяют упряжь, дергают крепления.

Иваныч тоже сосредоточенно крепит объемистый рюкзак за спиной. Перетяжки на руки и ноги – действия выверены и точны, словно не первый день надевает десантную амуницию. Замшелой глыбой парашютная сумка пристраивается на мощной спине, словно неизвестный зверек льнет к Иванычу для защиты от напастей.

Такую же суму цепляет и Сергей, но его амуниция более обширна, ремней и лент не пересчитать. На плечах, поясе поблескивают карабины, как у скалолазов перед подъемом в горы. Подполковник натягивает на голову тускло-зеленый шлем и такой же протягивает мне. Шлем удобно устраивается на голове, широкая лента щекочет трехдневную щетину, уши словно закладывает мягкой ватой.

– Собираемся у назначенной точки, порадуем старика. Заодно и молодняк проверим на боеспособность! – Сергей Анатольевич выкрикивает слова, словно перерубает тесаком стволы толстого борщевика.

Иваныч кивает в такт, привязывая шнуром один из рюкзаков себе под зад, как раз под парашютной сумкой. Сергей дергается ему помочь, но останавливается недовольным взмахом, мол, сам справлюсь. Я тем временем подтягиваю два рюкзака ближе к себе, авось тоже придется крепить.

– Ты их в руках держи, не выпускай!

– Постараюсь! А мне дадите парашют? – я покрепче прижимаю похудевшие рюкзаки к груди.

– Тебе зонтика мало? На парашют ещё не заработал! – не оборачиваясь, кричит подполковник.

Сергей деловито проверяет оснастку Иваныча, тот осматривает амуницию друга. Как два воина проверяют экипировку товарища в тех горячих точках, где ошибка одного влечет за собой смерть обоих.

– Товарищ подполковник, разрешите обратиться? – в грузовой отсек высовывается слегка растрепанная голова пилота.

– Разрешаю! – коротко отвечает подполковник, помогающий Иванычу прикрепить страховочный шнур к перекладине.

– Через пять минут будем над зоной выброски!

– Добро! После нашего выхода заходите на аэродром. Ждите нашего появления, командировочных должно хватить. На аэродроме вас уже ждут. Всё под мою ответственность!

– Есть! – лихое козыряние и дверь скользит на место.

– Александр, подойди ко мне! – подполковник разворачивает меня к выходу передом, а к себе задом. – Не вертись!

Бряцают карабины, пристегивая меня к подполковнику. Ленты дергают то вправо, то влево, проверяется натяжение. Я ощущаю легкую дрожь в ногах – никогда не приходилось прыгать, страх когтистыми лапками царапается изнутри.

– Полетим тандемом! Ничего не бойся, с утками не дерись, комаров не ешь. Будешь кричать – отстегну! – напутствовует добрыми словами Сергей. – Иваныч, мы за тобой! Пошли!

В сторону отъезжает люк самолета, показываются урчащие турбины, прилипшие к плоскости крыла. Внизу, насколько хватает глаз, простирается тайга, узкими трещинами голубеют речушки, мелькает пара проплешин лесных озер. Желто-серая дымка на горизонте готовится принять в себя раскаленный диск солнца.

– Не зевай! – на ухо гремит бас.

Иваныч шагает в пропасть, не оглядываясь. Хлещет страховочный трос. Поджатые ноги мелькают под дюралевым брюхом огромной птицы, и Иваныча относит на полсотни метров. За ним следом тянется маленький парашютик на длинных стропах.

Стена из мышц подталкивает следом, ещё чуть-чуть и кончится ребристый пол. Где-то глубоко внутри противно ноет, но я справляюсь с тошнотой и показываю большой палец Сергею.

– Готов? Тогда раз, два, три! – ноги отталкиваются от поверхности.

И…

Все завертелось, закрутилось. Чередовались местами самолет, небо, земля…

Небо, земля, самолет. Небо-земля, земля-небо.

Понемногу растет страх, что именно сейчас парашют не раскроется. Именно сегодня Аннушка разлила масло…

Земля разворачивается зеленым бескрайним покрывалом, ветер стучит воздушными кулаками по телу, залетает в рот, пытается порвать щеки.

Глаза слезятся от мощных ударов, сквозь пелену влаги каруселью крутился сине-зеленый калейдоскоп. Руки дрожат от страха. В голове вертятся мысли о том, чтобы зацепиться за что-либо твердое и надежное, но в скорости падения их выдувает вместе со слезами. Я цепляюсь в рюкзаки, словно они могли помочь и смягчить возможный удар о землю.

– А-а-а!!! – по ушам режет громкий крик.

Тут же слева прилетает хороший шлепок по уху, смягченный шлемом, но все же довольно ощутимый. Крик застряет глубоко в горле, и лишь спустя одно моргание глаз до меня дошло – кто кричал.

– Не бзди, всего-то 10 секунд летим! – перекрывая шум ветра, раздается звучный рев в ушах.

Я крепко сжимаю зубы – никак не ожидал от себя подобного поведения. Сотни раз видел в фильмах, как десантируются доблестные гвардейцы, но как же страшно прыгнуть в первый раз. Вспоминаю недавний шутливый прыжок в бездну, тут же содрогаюсь от мысли о том, что нога могла соскользнуть с маслянистого поручня. Похоже, что пара-тройка волос перекрасилась в белый цвет самостоятельно.

Мысли скачут хаотично, по щекам текут капли выбитых ветром слез, тут же срываются и уносятся прочь. Я неожиданно ловлю себя на мысли, что задержал дыхание и надо бы вдохнуть, а то грудь начинает покалывать.

– Чому ж я не сокил, чому ж не лятаю! – дико горланит над ухом подполковник.

– Парашют открывайте! Разобьемся же! – вырывается тонкий писк сквозь стиснутые зубы.

– Да я парашют в самолете оставил! Зонтик нужен?

За такие слова я готов убить шутника, но едва набираю воздуха для достойного ответа, как резко рвет по груди и ногам. От рывка едва не выбрасывает рюкзаки из рук. Цепляюсь в них так, что ладони начинает сводить судорогой.

Падение замедляется. Я быстро-быстро моргаю, сгоняя остатки слез с ресниц.

– Чего-то тяжеловато стало, никак в штаны наложил? – веселится за спиной подполковник.

Я молча глотаю подковырки, что ж, сам напросился на подобное обращение – оставается делать вид, что не слышу его слов. Отстраненно наблюдаю, как приближается зеленый массив.

– Не писай, прорвемся! Ещё и на свадьбе твоей погуляем! – не унимается Сергей.

– Хорошо бы до свадьбы дожить! – слова застревают в горле, прорываются сквозь плотный ком, который никак не хочет сглатываться.

Острые верхушки елей зеленым частоколом выстраиваются внизу, приглашают приземлиться в игольчатые объятия. Угрюмые деревья, видевшие не одну бурю, политые дождями и посыпанные снегами, стоят как богатыри на рубежах Отчизны.

Нас понемногу относит в сторону, я задираю голову. Над нами воздушный купол белой ткани, сквозь отверстие в центре бешено бьется какой-то лоскуток. Я вижу, как рука подполковника подтягивает стропы и направляет парашют по одному ему известному маршруту.

– Слегка согни ноги, чтобы по колено в задницу не вошли! – подполковник пинает мою ступню, привлекая внимание. – Скоро будем приземляться.

Я послушно подтягиваю колени чуть выше и вижу вынырнувшую небольшую полянку. Словно лес нешироко зевнул и обнажил темно-зеленую полость рта. Я успеваю оглянуться в поисках Иваныча, далеко на горизонте парит белая пушинка одуванчика.

– Приготовься! – раздается резкий голос в ушах и тряска от строп.

Подполковник виртуозно работает руками, то подтягивая, то отпуская натянутые канаты, словно пианист играет «Полет шмеля». Мы садимся точно в центр поляны.

Несколько чахлых березок сгибаются под нашими телами, раздается оглушительный треск, и нас продергивает ещё два метра через частокол тонких, черно-белых стволов. Огромный купол горделиво опускается на траву, веревки натягиваются и опадают, но по земле уже не волочет.

Земля!

Никогда не думал, что буду так радоваться ее близости. Зеленая трава, коричневые прошлогодние стебельки полыни и салатовый мох у корней берез – так и хочется обнять все это.

Кое-как поднимаюсь на ноги. Сергей Анатольевич споро расстегивает карабины, и я оказываюсь на свободе.

– Ну как очучения?

– Незабываемые, теперь ещё долго будут сниться! – я оглядываюсь по сторонам.

Перекликающиеся птицы, замолкшие ненадолго при нашем приземлении, принимаются обсуждать происшедшее. Лесную поляну окружают многовековые ели, с края чернеет маленькое озерцо, больше похожее на бассейн в сауне. Две березки, из восьми растущих в центре полянки, оказались сломаны пополам. Расщепленные столбики торчат вверх изъеденными кариесом зубами, на лоскутах коры висят недавно веселые кроны.

– Что ж, лес рубят – щепки летят! Или мы, или они, – отвечает на мой немой вопрос Сергей.

– Так можно же восстановить, не дело это – на родной земле хулиганить! – я прохожу по пружинящей земле к поломанным деревцам.

– А ты правильно говоришь, хоть и пафосно! По-мужски. Хотя в воздухе визжал как девчонка! – издевательски хмыкает Сергей, доставая из кармана небольшой рулончик. – Замотай их для поддержки.

Я ловлю на лету пластиковый пакетик. Марля, не современная дырявисто-тонкая, а советская, плотная как ткань. Прикладываю на место сломанные стволы берез, вместо пластыря – мох и земля, и зафиксировать бинтом. Стоят родненькие, как будто и не ломались – порой человека не так жалко, как сломанное дерево.

– Ты прямо доктор Айболит! – подполковник хмыкает. – А теперь и мне помощь окажи!

– Что-нибудь тоже перевязать? – я подкидываю похудевший рулончик.

– Да, и сложить, и перевязать, и уложить. Парашют поможешь убрать, пока олени не кинулись на портянки разбирать! – Сергей Анатольевич скидывает с плеч сумку.

– Я никогда раньше не складывал, вы покажете как? – и тоже тяну за стропы.

На укладке парашюта подполковник отрывается за свое унижение с розыгрышем. Каких только эпитетов я не выслушиваю, начиная с «безрукой улитки» и заканчивая «летающим крокодилом». Когда изрядно испачканный парашют ложится в сумку, я украдкой выдыхаю. С облегчением слегка поторопился, так как пришлось снимать амуницию и тоже аккуратно раскладывать по рюкзакам. И, после всех мучений, меня поощряют честью нести багаж.

– А чего ты возмущаешься? – удивляется Сергей Анатольевич. – Я постарался доставить тебя как можно ближе к месту назначения. И будет вполне логично, если ты доставишь вещи до конечного пункта.

– Конечным пунктом будет дом вашего наставника, я правильно понял по разговору? – приходится взваливать поочередно три рюкзака. Ого, ноша не из легких, а ещё идти неизвестно сколько.

– Все ты правильно понял, – подполковник поправляет парашютную сумку, распределяя вес по спине.

– Иваныч будет там ждать?

– Если все знаешь, зачем же тогда спрашивать? – вопросом на вопрос отвечает подполковник.

– Ну почему вы такой злой?

– А ты хочешь со мной в десны жахаться? Не сегодня, так завтра у меня может крышу сорвать, и что тогда будешь делать? Эмоций у страдающего бешенством зверя хоть отбавляй, но ни одной положительной. Я не могу себя контролировать в ночь Предела, а тебе будет проще меня уничтожить, чем попытаться обезвредить. Или скажешь, что не готовился к охоте на берендеев? – берцы подполковника ступают мягко, примятая трава тут же поднимается обратно.

– Не буду кривить душой, действительно обучался отпору берендеям, но пока как-то больше опасность идет от перевертней, от берендеевского племени вижу лишь помощь.

– И много берендеев ты знаешь? Трех-четырех и обчелся?

– В принципе да. С другими я не связывался, а что вы подобны перевертням?

– Мы другие, Сашок. Мы с Иванычем обещались помочь Марии, а вот зачем его ребята тоже вступились – неизвестно.

– Это-то, как раз и известно, из-за того, что Федор укусил соседку.

– Иваныч учуял вас за пять километров, неужели он бы не спрятал от тебя девчонку? Ты же пока не можешь отличить оборотня от человека? Ну, вот и не будь таким наивным. Тут замешано другое – ребята должны набираться боевого опыта. Ты ничего им из своих трюков не показывал?

– Показал прыжок из ямы, но вроде бы и все.

– Вот на этот прыжок Иваныч и будет тренировать ребят. А драка на дороге? Славка же по любому сразу справился со своим противником, а потом из кустов наблюдал за твоими действиями. Или не видел на аэродроме, как он их в штабеля укладывал?

Я восстанавливаю в памяти последний бой, действительно, что-то не сходится. Вячеслав на зеленом поле побил не одного противника, и это за каких-нибудь полминуты… А на дороге?

– Попросили бы, я им и сам показал.

– Вот с тобой общаться, можно только гороху наевшись. Я тебе сказал, что мы другие, а ты пытаешься берендеев научить с какой стороны лучше к охотникам подобраться. Мы другой клан и между нами пока шаткое перемирие, которое может закончиться в любой момент. Наверное, ты при приземлении головой ударился? К тому же, сейчас мы тебе оказываем услугу – ты знаешь, чем это обернется в будущем?

– Знаю, но пока нет другого выхода. Тетя Маша при смерти, Юля неизвестно где, а из понимающих ситуацию – только вы двое. Мда, коварные же вы создания, берендеи. Все у вас не как у людей. Постоянно что-то скрываете, прячете, а потом ещё и издеваетесь. А почему вы мне всё рассказали? Вы же друга сдали.

– Потому что привык играть в открытую. Это с врагами нужно хитрить и изворачиваться, а от союзников лучше не скрывать намерений. Иначе можно очутиться в крайне невыгодной ситуации, – Сергей осматривает полянку.

На девственной чистоте лужайки не остается никакого напоминания о приземлившемся тандеме, если не считать двух перевязанных берез. Со временем марля отвалится, а деревья будут расти дальше. На еловую ветку возле озерца опускается черно-белая сорока, тяжелые гирлянды шишек качаются в такт.

– Не боись! Нас не обнаружат! – хохочет подполковник. – А вот то, что коварны, это да. Медведи же всегда были первыми врагами человека. Даже поговорка такая ходила – «побрей медведя – получишь человека!». Так что совместное сосуществование многому научило. Ладно, идем.

Широкая еловая лапа хлещет по лицу, оставляя липкую паутинку на ресницах. Высокие ели ракетами устремляются ввысь. Между ними мы и пробираемся. Ноги то скользят по буйной траве, то утопают в мягком мху. Сучья так и норовят вцепиться в любой из рюкзаков, чтобы, если не задержать, то хотя бы пропороть плотную ткань. Суровые сосны мрачно сдвигают кроны, заслоняя небо пушистыми ветвями. Птицы остаются на поляне, по мере погружения вглубь тайги они стихают одна за другой. Редкие клочья неба темнеют в сплетении мощных ветвей, на тайгу опускается ночь.

– Вот тут остановимся на привал! Пока не стемнело – набери хвороста! – идущий впереди подполковник резко машет рукой.

– Так, может, дойдем? Если прыгнули так близко, то наверно немного осталось до дома? – мне не улыбалось ночевать на холодной земле.

– А между тем Сергей дело говорит! – раздается голос, и из-за сосны выходит Михаил Иванович. – Не дело это – ночью в гости являться. Дождемся утра.

Шершавый ствол широкой сосны полностью скрывает могучий торс от наших глаз, среди тусклой зелени тайги форма сливается с окружающей средой. Иваныч выныривает неожиданно, бесшумно как тень, я не слышу ни шагов, ни дыхания.

Финальное видение

– В прятки играешь, Миша? – ухмыляется подполковник.

– Пока вас ждал, ещё и с белками в шахматы успел перекинуться! – отвечает Иваныч.

– Михаил Иванович, а вы ничего не хотите мне сказать? – я освобождаюсь от рюкзаков.

Парашютная сумка сходу ложится под зад опустившегося подполковника, другой парашют Иваныч подгребает себе. Все ясно – мне придется самому себе искать место для пятой точки, так как рюкзаки тоже оказались захваченными. Большая валежина с вывернутыми корнями мало подходит на роль удобного кресла – по мшистому стволу снуют мокрицы и другая живность, торопящаяся найти приют до захода солнца.

– Смотря, что ты хочешь узнать, Саша. Если про грибы, то красные шляпки с белыми точками лучше обходить стороной. Если про ягоды, то сначала покажи нам, а после пробуй. Может про костерок? Так вон там я видел отличную сухостоину! – Иваныч неторопливо копается в рюкзаках, доставая тушенку, хлеб, яйца.

– А продукты-то у вас откуда? Федор же из погреба рюкзаки достал! – я искренне удивляюсь обилию съестных припасов.

– Мы каждый день сидели как на иголках, и у Федора появился определенный ритуал ежедневно обновлять содержимое рюкзаков. Ты об этом хотел спросить?

– Нет, я про то, как вы использовали меня для выучки ребят, – я сглатываю слюну, но все-таки отвожу взгляд от выложенных продуктов.

– Что на голодный желудок воздух сотрясать? Вот принесешь дровишек, тогда и поговорим!  – отрезает Иваныч.

Подполковник пожимает плечами, и взгляд карих глаз мечтательно поднимается ввысь. Весь его вид показывает, что он вообще не знает – для чего нужно собирать ветки, для пущего артистизма не хватало ковыряния носком берца в палой листве. Помогать со сбором дров никто, конечно же, не собирается.

Развели дедовщину! Оба берендея застывают в выжидательной позе.

Делать нечего и по скользким иголкам я иду ломать сухостой. Сумерки неторопливо ложатся на деревья, чахлые кусты и клочки хилой травы. Темнеет, словно гигантский киномеханик выключил свет, и теперь он медленно тухнет в полутемном зале тайги. Через пятьдесят метров я вижу, как старая береза накренилась на соседние деревья: вот-вот упадет, сухие ветви устилают землю, гнилые корни застывают над выросшей травой.

Громкий треск нарушает умиротворенность засыпающего королевства. Я ломаю сучья, они возмущенно хрустят в лесной тишине. Набираю целую охапку, чуть не падаю по дороге, пока несу. По пути примечаю несколько больших ветвей – надо бы их притащить на ночь.

Когда возвращаюсь, то вижу, что берендеи сотворили небольшой костерок и разложили пищу на куске ткани. Облупленные яйца поблескивают боками в свете костерка, зеленый лук напоминает стрелы, хлеб выложен ровными кусками в форме башенки. Им бы рестораторами работать, вот только тушенка не открыта.

– А мы тебя ждем! Дай-ка ножик? – спрашивает приподнявшийся на локте Сергей Анатольевич.

– Так у меня его нет, – я сбрасываю охапку чуть поодаль от импровизированного стола.