Убийство в Невском переулке

– Одна загадка получила ответ, – едва слышно произнес Жуков.

– Лучше бы было томиться в неизвестности, – прошептал Путилин.

– Теперь что? – Миша мял в руках шапку.

– Теперь будем со всей тщательностью и скрупулезностью искать этих зверей, – Иван Дмитриевич не повышал голоса, словно лелеял надежду, что девицы встряхнутся и пробудятся от вечного сна.

– Вы все-таки думаете, что местные?

– Да, в этом преступлении замешан хотя бы один из местных, тот, кого в заведении хорошо знали, и он, как дикое животное, уничтожил свидетелей, чтобы они его не опознали. Сейчас ясно, как божий день, – почесал Путилин ладонью висок, – из местных.

– Федька же явных врагов не имел? – то ли спросил Жуков, то ли сказал утвердительно.

– Не имел, но, как сказал наш Василий Андреянович, сей факт решающего значения не имеет. Ты, наверное, забыл, что где пахнет хорошими деньгами, дружба отходит на второй план, тем более в преступных кругах.

– Так-то оно так.

– Так, не так, Миша… но ноги в руки – и на поиски.

– Я, Иван Дмитриевич, готов, но не могу понять с кого мне начинать? – растерянно выдавил из себя Жуков.

– С кого? Хороший вопрос… – Путилин отошел от ямы, надевая головной убор. – Должны же мы с тобой… – начальник сыска позволил себе улыбнуться, – сесть, как следует подумать, прикинуть, не все же нам время просто штаны просиживать на службе.

– Иван Дмитрич…

– Что Иван Дмитрич, я и так вижу, что притаился ты, как мышь в амбаре, имеешь что-то за душой, но не решаешься произнести вслух.

– Есть, конечно, соображения, но…

– Не тяни душу, злодей, выкладывай, что придумал.

– Громко сказано, придумал, есть некие соображения. Вот, к примеру, вы, Иван Дмитрич, говорили, что Федька, царствие ему небесное… – Жуков, вроде бы серьезно, но как-то карикатурно, словно плохой актер в драме, перекрестился, – …поднимался ни свет ни заря.

– Было, – Путилин кивнул.

– Так вот, наши убийцы…

– Не совсем уж они наши, – пробурчал начальник сыска.

– Наши, Иван Дмитрич, наши, – Миша продолжил: – Так вот, наши убийцы, а я подозреваю, что они шустрые и заранее распределили роли, управились за час, ну полтора с сим печальным делом. Они приехали не на санях, иначе поставили бы их во дворе, чтобы никто не смог их приметить, ведь в такое время многие едут в столицу, приметили бы.

– Возможно.

– Значит, им надо было отсюда уехать, саней взять не могли здесь на Ланской, возница бы потом вспомнил, что в утро, когда обнаружены убитые, вез три подозрительные личности с небольшим багажом, саквояжами, сумками, ведь они прихватили не только ассигнации, процентные бумаги, но и драгоценности. Серьги, цепочки, браслеты, ведь Веселый слыл скупщиком краденого.

– Был.

– Так вот, убийцы уехали на поезде. Почему я уверен? Так другого пути у них не оставалось.

– Хорошо, с твоими словами соглашусь, но в какую сторону? Если в столицу, то на следующей станции, а вот в сторону Гельсингфорса, так целых семь.

– Уверен, что их стоит искать в столице.

– Почему?

– Пока мы ходили по дому, я заглянул в книжку, до девяти утра было только три поезда: один, почтовый – в пять тридцать, второй, пассажирский – ровно в шесть утра. Эти два до Гельсингфорса, но я их отбрасываю, ибо не успели бы они совершить убийства, собрать баулы и дойти до станции, а вот следующий поезд заслуживает пристального внимания – в шесть часов сорок две минуты, идущий в столицу.

– Пожалуй, Миша, ты прав, – подумал секунду Путилин, – иди на станцию, ты знаешь, что там делать, не впервой.

– Так точно, – повеселел Жуков и даже вытянулся в струнку, потом словно бы обмяк и наклонился к Путилину, указывая глазами на пристава, спрашивая, что с ним.

– Как же без местных властей? – так же тихо ответствовал Иван Дмитриевич.

Поручик Авчинников стоял в нескольких шагах и делал вид, что беседа сыскных агентов его не касается, но слишком напоказ.

– Александр Иванович, – позвал пристава начальник сыска, – не откажите в любезности помочь в расспросах станционных служащих, ведь вы знаете стан намного лучше нас.

– С превеликим удовольствием, – просиял лицом поручик, выказывая заинтересованность в раскрытии столь жестокого преступления на участке, приданном приставу по службе, – я сам помогу вам.

– Со станции в шесть часов сорок две минуты отбыл в столицу поезд, мы предполагаем, что именно на нем уехали преступники, а значит, оставили нам хоть маленький, но след.

– Понимаю.

– До станции далеко? – вмешался в разговор путилинский помощник.

– Нет, несколько минут ходу.

– Ступайте, я в сыскное.

ДОМ ВЕСЕЛОГО СТОЯЛ на отшибе, хотя нельзя и сказать, что в безлюдной части села.

Дошли быстро, Миша не успел озябнуть и натянуть перчатки, шел всю дорогу сжимая их в руке и помахивая.

– Скажите, Михаил Силантьевич, – первым нарушил молчание пристав, – мы в силах найти преступников?

– Думаю, да, – Жуков не поворачивал головы к собеседнику, голову теснили совсем другие мысли, не было желания отвечать Авчинникову.

– Столько невинных душ загублено, – сокрушался полицейский начальник. – Не люди, а звери на двух ногах, право слово звери.

– Мы до них доберемся, – твердо произнес Миша. – Сколько веревочке ни виться, кончик покажется.

– На словах…

– Нет, господин пристав, у нас дела со словами не расходятся, – перебил поручика путилинский помощник, – бывает, конечно, всякое, но в данном случае, мне кажется, ухвачен след, вот его мы с вами и должны выявить.

ОДНОЭТАЖНОЕ ЗДАНИЕ СТАНЦИИ февральским днем казалось темным и неприветливым, хотя и было выкрашено недавно, прошлым летом, зеленой краской. Ни единого человека не было видно вокруг. Поезд прошел час тому, следующий не скоро.

Пристав дернул за ручку дверь, оказалось заперто, поэтому он кулаком забарабанил в косяк.

– Открывай!

Внутри послышался кашель, вслед за ним какой-то звук, то ли бубнеж, то ли ругань, и только после этого раздался скрип железа, видимо, засова.

– Кого там черти несут, – раздался довольно молодой голос.

– Открывай! – рявкнул пристав, Миша даже вздрогнул, не ожидал такого от поручика.

– Ах, это вы, Александр Иванович, – голос за дверью помягчел.

– Я это, да отворяй, черт нерусский, – Авчинников не скрывал улыбки на лице. – Чай не лето.

– Сию минут, – голос чертыхнулся, и дверь распахнулась. – Чертов засов застрял. – На пороге стоял рыжий малый лет сорока с куцей, слегка посеребренной бородкой.

– Здравствуй, Иван Егорович!

– Александр Иванович, – расшаркался мужчина.

– Так и будешь нас на пороге держать?

– Что вы, Александр Иванович, проходите, гостем дорогим будьте, милости прошу, – засуетился мужчина. – Проходите вот сюда, – вился ужом хозяин, – проходите, присаживайтесь. Как говорится, в ногах правды нет.

Авчинников хозяйской поступью прошел в маленькую комнату, бывшую при станции кассой, присел на стул и только тогда кивнул на Мишу:

– Рекомендую: Михаил Силантьевич Жуков, помощник начальника сыскной полиции господина Путилина.

– Очень приятно, – мужчина протянул руку Жукову и отрекомендовался: – Губернский секретарь Иван Егорович Минц, – и добавил: – Начальник станции.

Миша кивнул.

– Чем, господа, могу быть, полезен?

– Ты, стало быть, Иван Егорыч, ничего не слышал?

– Что я должен слышать?

– О Федоре Перышкине.

– О Федоре Семеныче? – уважительно сказал начальник станции, при его словах Жуков покосился на пристава.

«Из одного котла кормятся, – мелькнуло в голове, и Миша насторожился, – как бы сведения не утаили».

– Да, Иван Егорыч… – начал было пристав, но помощник Путилина поднялся со стула, на который только присел.

– Александр Иваныч, – Миша посмотрел на полицейского начальника, не убирая с лица улыбки. – Позвольте мне?

– Ваше право, как сыскного агента, разве я могу возражать? – поручик красноречиво посмотрел на железнодорожного чиновника, тот понял и в ответ незаметно кивнул, что не укрылось от внимательного взгляда Михаила.

– Федор Семенович – приметная личность, даже мы в столице о нем слыхивали: – Минц молчал. – Часто ли он ездил в столицу?

– Поездом редко, ведь у него свои лошади в конюшне.

– Значит, все-таки ездил?

– Бывало.

– А насколько близко вы были знакомы?

– О! – улыбнулся начальник станции. – Я – человек маленький и небогатый. С таким, как Федор Семеныч, хотел бы дружбу водить, но, увы, как говорится, гусь свинье не товарищ.

– Значит, вы его знали, как одного из богатых людей Ланской?

– Вот именно, ежели ехал на поезде, то непременно поздоровается, спросит о здоровье и всегда ездил первым классом.

– Когда, вы говорите, он в последний раз в столицу ездил?

– С неделю будет.

– Он один был?

– Нет, с барышней.

– Из его дам?

– Из заведения, – и начальник станции покрылся красными пятнами. «Вот что они скрывают, – на Мишиной душе воцарился покой. – Ай да пристав, ай да чиновничек. Значится, они знались с клиентами небезызвестного Федькиного заведения».

– Вы, Иван Егорыч, на службе с раннего утра? – Миша ушел в сторону от щекотливой темы, чтобы не смущать присутствующих.

– А как же? В моих обязанностях встречать поезда, продавать билеты и следить за порядком на станции.

– А что полицейский не придан блюсти здесь порядок? – Жуков обратился к Авчинникову.

– К сожалению, этот вопрос решить не в моих силах, штатом не предусмотрен.

– Хорошо, до семи часов утра было два поезда: один – в столицу, другой – в Гельсингфорс.

– Никак нет, три, господин Жуков.

– Да, три, из них только один – в столицу.

– В пять тридцать и шесть часов – в Гельсингфорс, а в шесть сорок две – в столицу.

– Вы помните, кто сел на поезда на север?

– Сегодня, к моему глубокому сожалению, никто не соизволил направиться, как вы правильно выразились, на север.

– А в столицу?

– Взято семь билетов, два – первого класса, и пять – второго.

– Все отъезжающие вам знакомы?

– Нет, не все.

– Кого вы не признали?

– Двоих, которые взяли билеты третьего класса.

– Вы ранее их видели?

– Нет, в первый раз, – чиновник начал пояснять: – Господин Жуков, у меня память хорошая на лица, будьте уверены, что если один раз увижу кого, то уже никогда не забуду.

– Это замечательно, значит, можете назвать имена всех, кого узнали?

– Могу, – просто сказал Иван Егорович, Миша даже замер на секунду.

– И кто там был?

– Тимохин, – чиновник смотрел не на Жукова, а на пристава, тот кивнул, – Иванов, который Петр Трофимович, – пристав опять кивнул. – Степаниха, – и поправился: – Евдокия Степановна, Приблудов-старший, эти двое, которые в первый раз, и еще один.

– Уехавший первым классом? – Мишино сердце застучало паровым молотом.

– Первым.

– Вы раньше его встречали?

– Да.

– Где? – От волнения Жуков произнес вопрос дважды, первый прозвучал так тихо, что Минц не услышал.

– Здесь на станции.

– Давно?

– Вот даты для меня темный лес, в отличие от лиц, – сказал начальник станции. – Думаю, в последний раз под Рождество.

– Полтора месяца тому.

– Получается, так.

– Вы видели этого человека один раз?

– Нет, что вы, – Минц возвел глаза к потолку и начал загибать пальцы. – Четыре, именно, четыре.

– И ты знаешь, к кому он наведывался?

– К Федору Семенычу, – уверенно сказал начальник станции.

– На чем зиждется такая уверенность?

– Так Афанасия Львовича сам Федор Семеныч провожали.

– Может, в тот день вы разговаривали с Федором Семенычем? – Миша даже руки потер от удовольствия.

– Было дело, – зарделся от собственной значимости Минц.

– Так, может быть, господин Перышкин о спутнике что-нибудь говорил.

– Точно так, Федор Семеныч подняли кверху палец, вот так, – Иван Егорович показал, как воздел руку местный богатей, – и сказали: «Сей человек имеет столько сейфов, что нам и не снилось!» Тогда я подумал, что человек сей богат, как Крез.

– Значит, Афанасий Львович, говорите, его зовут?

– Истинно так.

– Более его не встречали?

– Один-два раза.

– Каждый раз его провожал Федор Семеныч?

– Никак нет, провожали только в тот раз, о котором я упоминал.

– Хорошо. Те двое неизвестных, они с Афанасием Львовичем были?

– Никак нет, и билеты отдельно брали, и держались особняком, – начальник станции возвел глаза к потолку, что-то вспоминая. – Нет, мне кажется, не знакомы они были.

– Да, – Миша наморщил лоб. – Эти двое с багажом уезжали?

– Н-е-е-т, – тянул Иван Егорович, – нет, багажа с ними не видел.

– А Афанасий Львович?

– Тот с саквояжем, как доктора носят.

– Значит, они уехали на поезде в шесть сорок две в направлении столицы.

– Так точно.

– Как выглядел этот Афанасий Львович? Ну, лицо круглое, вытянутое, с бородой, усами, как?

– Обычно, – пожал плечами начальник станции, при этом сведя брови к переносице. – Темное пальто.

– Черное?

– Когда он протягивал мне деньги, то в свете лампы оно показалось мне темно-синим, нежели черным. Кожаные перчатки с тремя пуговками, вот здесь, – он показал на своей руке, – усов и бороды я не приметил, вот нос длинный, как у птицы, и прямой такой, заостренный, лицо вытянутое, и губы такие узкие, словно бы щель под носом, на подбородке ямочка.

– Шрамов, родинок на лице не было?

– Нет, не заметил, деньги достал из потертого бумажника, я уж подумал, что такой важный человек, а жалеет пары рублей на новый.

– Какого он росту был?

– Пожалуй, повыше меня, это я, господин Жуков, – увидев удивленный Мишин взгляд, пояснил Минц, – по окошку кассы сужу.

– Те двое?

– Вот они какие-то безликие Тот, что билет брал, у него на тыльной стороне ладони пятно, видимо, от ожога. Лица скучные, – и снова начал пояснять: – Такие не запоминающиеся, с небольшими бородками и, как мне показалось, бегающими пронырливыми глазками.

– Это все?

– Да.

– Тогда вопросов боле не имею, – произнес Жуков, – а вы, Александр Иванович?

– Нет, нет, – молодецки вскочил со стула поручик, – теперь куда?

– Пожалуй, в сыскное.

КОГДА ШЛИ ПО дебаркадеру, распираемый от вопросов поручик не выдержал:

– Как теперь искать Афанасия Львовича? Это сродни поиску иголки в стогу сена, да еще безлунной ночью.

– В чем-то вы правы, любезный Александр Иванович, не всегда убийца сидит на месте преступления, протягивая руки для ареста. Иногда приходится голову приложить, ноги, побегать, поискать. Не все сразу.

– Кроме имени, что еще полезного почерпнули вы из рассказа начальника станции?

– Конечно, – Миша расплылся в улыбке. – Портрет, подтверждение тому, что преступников трое, что они направились в столицу, что один из них знакомец нашего Федьки Веселого. Разве ж этого мало?

– Не знаю, – признался пристав.

КОГДА ЖУКОВ ЗАКОНЧИЛ докладывать, Путилин хотел подняться, но поморщился, почувствовав, как сильная боль пронзила правое колено.

– Итак, мы имеем Афанасия Львовича и двух сотоварищей.

– Как вы и предполагали.

Иван Дмитриевич отмахнулся:

– Тоже мне задача… Значит, ты предполагаешь, что искомый гражданин имеет своей специальностью вскрытие сейфов и железных ящиков?

– Именно так я воспринимаю слова, высказанные Федькой начальнику станции Минцу.

– Вполне может быть правдой, но почему такой мастер пошел на такое кровавое преступление?

Вопрос повис в воздухе.

– Душа человеческая – такая же тайна, как и он сам, – начал рассуждать Жуков, но был тут же перебит начальником:

– О душе потом поговорим, а ныне о нашем убивце. Какие соображения?

– Иван Дмитрич, с такими приметами я не припомню ни одного мастера по сейфам.

– Ну, Миша, ты меня удивляешь, – с хитринкой в голосе сказал Путилин. – А если подумать?

– Неужели на нашем горизонте попадалась эта личность? – искренне удивился Жуков.

– Так и не вспомнил? Лошадиная физиономия с птичьим острым носом, всегда щеголевато одет, почти нет губ, Миша, я поражен твоей памятью.

– Неужели… – и умолк, прикусив язык.

– Сказал «аз», говори и «буки».

– Прохор Кузмин? – то ли спросил, то ли утвердительно сказал помощник.

– Не могу точно сказать, но больно уж похож, хотя… – поцокал языком Путилин. – Чем черт не шутит. Проверить надо Прохора, где был, что делал.

– Ясненько, Иван Дмитрич. Разрешите приступить?

– Ты еще здесь?

– Иван Дмитрич, – уже взявшись за ручку двери, сказал Миша. – Где ж мне искать Кузмина-то?

– Ты меня удивляешь, Михаил Силантьич! Конечно же на Сенной в известном тебе заведении.

НА СЕННУЮ ПОМОЩНИК начальника сыскного отделения Жуков прямо-таки летел, подгоняя извозчика, нетерпение съедало более, нежели желание успеха.

Хотя глаза блестели и хотелось побыстрее добраться до площади, но мысли возвращались к Прохору. Вроде бы портрет, описанный Минцем, похож, тот же длинный острый нос, лошадиная физиономия, вот губы… Но Кузмин носит усы, да и не замечен он в кровавых делах, сейф вскрыть, так не составит труда, одно удовольствие. А вот человека жизни лишить? Не похоже на его поведение, ой как не похоже. Столько трупов. Хотя в жизни всякое бывает, и человек становится зверем ни с того ни с сего. В голову бешенство ударило, как те преступления, когда «жена мужа убоится», ан нет, нож в грудь, и вся недолга.

Только у дверей заведения Миша сообразил, что соваться в осиное гнездо не слишком разумно с его стороны, тем более что за несколько лет помощника Путилина начали узнавать не только в лицо, но и по делам. Отступать не хотелось, честь дворянина была выше всякой опасности, и Жуков ступил в полутемную залу с горящими кое-где масляными лампами, освещающими более себя, нежели близрасположенное пространство. Несколько минут глаза привыкали к полумраку, потом Миша огляделся и обратил внимание на то, что на него никто даже не взглянул…

В обычае Прохора было сидеть в дальнем от входа углу, так спокойнее, и когда полиция вдруг нагрянет, можно было незаметно исчезнуть через черный ход, не привлекая ничьего внимания.

Сейчас Кузмин сидел в благодушном состоянии, в застиранной рубахе, расстегнутой у ворота, и с темными пятнами пота под мышками, которые сразу бросались в глаза, стоило Прохору начать размахивать руками. На лице мастера по сейфам пролегли глубокие морщины, а осоловелые глаза показывали, что он пьянствует не первый день. Рядом сидели, лежали такие же осоловелые собутыльники-прилипалы, которые, как мухи на дерьмо, слетались в предчувствии дармовой выпивки и закуски.

«Не он», – мелькнуло у Миши в голове, но он не уходил, а наоборот, пробрался к Прохору и, подвинув сидевшего рядом мужичка, примостился по правую руку.

– Здравствуй, Прохор! – начал Миша.

– Ба! – обрадовался Кузмин. – Какие люди посетили нас.

– Потише, – поморщился сыскной агент.

– Может, чарочку? – разбойник замахал рукой. – Эй! – крикнул громко, стараясь перекричать мерный гул заведения, делая попытку подозвать полового.

– Я бы выпил, – наклонился Жуков к уху Прохора, чтобы не кричать, – да сам понимаешь, служба.

– Эт мы понимам, – заулыбался Кузмин, – а в наши края как занесло?

– По твою душу.

– Михал Силантьич, я перед столичным сыском чист, аки ангел на небеси. А что гуляю, так в России городов не счесть, – и засмеялся задорным грудным смехом, кося осоловелые глаза на сыскного агента.

– Давно сидишь? – не обращая внимания на смех Кузмина, спросил Миша.

– Не знаю, – пожал широкими плечами Прохор. – Деньги есть, – и похлопал себя по груди.

– Значит, давно сидишь.

– Сегодня число-то какое?

– Двенадцатое.

– Двенадцатое, двенадцатое, – начал загибать пальцы Кузмин, но так и не смог посчитать, махнул рукой. – Даже и не припомнить мне. Давай по чарке, – вдруг предложил он.

– Служба, – Миша присмотрелся к мастеру по сейфам, тот в самом деле был давно пьян, разило от него и перегаром, и потом, и табачным духом. Видимо, дня три, как деньги просаживает, надо ждать новостей о том, что в Киеве, Варшаве, а может, и в Сибири раскрыт, как шкалик в обед, очередной железный ящик, о котором кричат со страниц газет и журналов, что невскрываем.

– Ах, Миша Силантьич, нет чтобы составить мне компанию, – Кузмин поднял полуштоф. – Выпить за мое здравие, за свободу, эх, Михаил Силантьич.

Жуков поднялся и вновь повторил:

– Служба.

– Та ну ее, такую службу, – Прохор наливал в чарку водку, большую часть ее расплескивая на стол. – А чего заходил-то?

Но вопрос повис в воздухе.

МИША ВОЗВРАЩАЛСЯ В сыскное отделение в упавшем настроении, предположение не подтвердилось: Прохор Кузмин не мог так сыграть, не по артистической части он мастак, а в другой области. Да и видно, что не просыхает несколько дней, притом помощник Путилина у своих агентов, которых он имел среди завсегдатаев трактира, подтвердил, что мастер по сейфам третьего дня заявился в медвежьей шубе, бобровой шапке, пиджачной паре, с бумажником, не закрывающимся от денег, вот с той минуты угощает, кто за стол присядет. Подозрение не подтвердилось, пусть лучше сейфы вскрывает да водку пьет, чем руки кровянить и чужие жизни на свой счет записывать.

Дежурный чиновник кивнул, что Иван Дмитриевич, как пришел в отделение, так из кабинета и носа не казал, хотя утверждать не может, ибо на второй этаж не поднимался.

КОГДА ВОШЕЛ ЖУКОВ к Путилину, тот сидел за столом, перед ним лежали разложенные в ряд шесть фотографических карточек. Одной рукой Иван Дмитриевич подпирал щеку, отсутствующим взглядом скользнул по помощнику и снова устремил взор на столешницу.

– Разрешите?

Начальник сыскной полиции не повел бровью.

Миша без позволения присел на краешек стула, зная по опыту, что мешать Путилину не стоит, тот занят важным и, наверное, уже догадался, что Прохор не имеет отношения к убийству Веселого.

Через несколько минут Иван Дмитриевич наконец обратил внимание на помощника.

– По лицу вижу, что Прохор отношения к нашему злодейству не имеет.

– Воистину так, Кузмин третий день пьянствует на Сенной после удачного дела.

– Говоришь, третий.

– Да, сведения абсолютно верны, подтверждены тремя разными людьми, которые интереса к нашему сейфовому мастеру не питают.

– Значит, в столице есть двойник Прохора, либо, что самое невероятное, кто-то хочет, чтобы мы шли по следу Кузмина и вели следствие вкруг него.

– Может быть. – Миша сел поудобнее, даже закинул ногу на ногу. – Но к чему такие сложности, ведь мы же можем предъявить Прохора для опознания начальнику станции?

– Вот, – указательный палец нацелился на Жукова. – Приметы нам известны от… как ты его называл, Минц? – Миша кивнул. – Приметы известны от Минца. Тебя это не наводит на определенные мысли?

– Минц? – удивлению помощника не было предела. – Минц? – повторил он. – Вы бы видели его, он не то, что ножа побоится в руки взять, я уж не говорю, чтобы смерти такое количество народа отдать. Нет, Иван Дмитрич, такого быть не может, притом он не мог отлучиться со станции.

– Не мог, это правда, но ты же сам знаешь, что не всегда человек самолично участвует в злодеянии.

– Так вы подозреваете Минца?

– Я высказываю один из возможных вариантов нашего дела.

– Но как… – Жуков старался подобрать слова, но никак не удавалось.

– Миша, имеешь возражение?

– Да, – сыскной агент как-то подобрался и вроде бы стал выше. – Имею. Начальник станции Минц, на мой взгляд, человек пугливый и смотрящий в рот начальству, ради места готов на унижения, но чтобы организовать, – Миша сжал губы и продолжил, – такое дело… Вы простите, Иван Дмитрич, но у него, как говорят наши подопечные, кишка тонка.

– Не кажи «гоп», как говорят в Малороссии, в каждом где-то там, – Путилин приложил правую руку к груди, – на полочке пребывает в сонном состоянии бес, но не у всех он прорывается что-то сквозь глянцевую оболочку. Этот Минц назвал тех, кому утром продал билеты и кто направился с Ланской в столицу. Вот их и расспроси о нашей троице, тем более что они ехали разным классом. Смекаешь?

– Что не понять? – безо всякого удовольствия произнес Жуков.

– Миша, если тебе не по душе то, что я поручил, то лучше мне направить другого агента, ты будешь смотреть предвзятым взглядом, и очевидные для другого вещи пройдут мимо тебя.

– Иван Дмитрич, – помощник так резко поднялся, что стол скользнул ножками по паркету, – я уже не мальчик, чтобы капризничать по поводу следствия, тем более что речь идет о преступниках, которые людскую жизнь считают за копейку.

– Тогда, Миша, жду твоего доклада.

ТОЛЬКО ПОЗДНИМ ВЕЧЕРОМ вернулся Жуков в сыскное отделение. Исколесил полстолицы, два раза ездил в Ланскую, отвлекал от дел пристава, который скрепя сердце выделил помощнику Путилина одного из околоточных, чтобы разыскать четверых невольных свидетелей, которые с утра ехали в город.