Небо на троих (сборник)

Как раз в то время, при комбинате открыли рабфак местного технического института, мастеров на производстве катастрофически не хватало, вот и решили подготовить их из рабочей среды, так сказать, из тех, кто уже был знаком с производством не понаслышке, и, конечно, хотел учиться дальше. Сначала поступали на подготовительные курсы. Было интересно, учёба многим давалась легко, тем более, у большинства поступающих за плечами уже было профильное образование. Да и руководство комбината, учитывая нехватку инженерных кадров низшего звена, наиболее зарекомендовавших себя в работе молодых специалистов, охотно назначало на инженерные должности – мастерами, технологами, но с обязательным условием, что они продолжат своё образование. Вот и Надежда с Валентиной руководили теперь разными сменами на одном участке, а по вечерам ехали на занятия, на рабфак.

Там, Валентина и познакомилась со своим Дмитрием Викторовичем. Парень был старше её года на три, окончил местное техническое училище, работал по специальности – слесарем в одной из мастерских на новом комбинате. Человеком Дима был работящим, серьёзным и ответственным, из потомственной рабочей семьи. Родители у него трудились на одном из эвакуированных сюда в первый же год войны промышленном заводе. Жили они в своем доме на окраине города, держали корову и кур. Когда родители были на работе, Диме приходилось управляться с хозяйством, так что, к труду парень был приучен с малолетства.

Немного поработав, после окончания училища, Дмитрий решил, нужно расти дальше, и поступил на рабфак. А после занятий, так получалось, он частенько провожал Валентину до общежития, тем более что и жили они с родителями неподалёку. Ну, и как это частенько бывает, провожал-провожал, а на третьем курсе, взял и сделал Валентине предложение руки и сердца. Сходили в ЗАГС, подали заявление.

И начались предсвадебные хлопоты, вот у Валентины смена заканчивается, нужно пройти посмотреть, проверить – всё ли в порядке. А мысли о другом – свадьба!.. Нужно же заготовить все, продукты закупать, платье белое обязательно, с фатой… Без белого платья она не согласна! В конце концов, первый раз замуж выходит, и хочется верить, что навсегда…

Задумавшись, зашла она на приёмку, чтобы выработку снять… а там никого нет. И конвейер остановлен уже, и пороховые шашки, которыми снаряды для «Градов» комплектуют, на специальных ложементах рядками выложены… Холодно на приёмке – она отдельно от здания в небольшом металлическом «теремке»… И – ни приёмщицы, ни грузчика…

«Не иначе, греться пошли в здание! – Подумала. – Придётся, наверное, поругать их для порядка!». Хотя понимала, попробуй-ка, постой в этом металлическом «теремке» шесть часов кряду, когда на улице мороз за тридцать. Хоть и двигаешься, хоть и изделия тяжёлые с конвейера снимаешь, выкладываешь на ложементы, обмеряешь их штангель-циркулем, всё равно холод под одежду проникает вкрадчиво, вроде и незаметно, но, чем дольше ты на морозе, тем сильнее каждую мышцу он пронизывает. А к концу смены вообще кажется, что его из тела уже ничем не выгнать.

«Ладно, – решила, – сильно ругать не буду, скажу, чтоб по очереди греться ходили». Вспомнила, как сама на приёмке начинала. Вот в такой мороз – вроде и семь одёжек на тебе, и пимы тёплые, и носки в них шерстяные, и ватник толстый… – уложишь ты изделие на ложемент, оно тёплое, только-только с формовки, сядешь рядом с ним, прижмешься спиной прямо к пороховой шашке, будто к печке, и греешься, пока новое изделие к тебе с формовки не выползет по ленте конвейера…

Греешься, и забываешь, что прямо за спиной у тебя «его величество порох», с которым, как известно, не шутят, и ты с ним, чуть ли не в обнимку сидишь, как с милым другом. Но, не дай Бог, разряд электрический искоркой с тела проскользнет к шашке, вспыхнет она как свечка. Хотя и всё предусмотрено, вроде, чтоб избежать этого: и спецодежда вся, вплоть до нижнего белья – без всякой синтетики, и инструмент весь из дюралюминия выполнен, но как знать, за каким углом чёрт стережёт…

Так и работали, а куда деться, снаряды стране нужны.

Меняла Валентину – Надеждина смена. Всё Валентина Надежде в журнале расписала – выработку, параметры технологические, а потом ещё немного с подругой в бытовке посидели, чая попили.

– Ну как, к свадьбе-то готовишься?

– Ох, и не говори, подружка, забот – полон рот!

– Не печалься, справимся! Девчонки все помогут, чай – не чужие…

– Спасибо вам… Я-то, если честно, не знаю за что схватиться.

– Разберёшься за что, а там и схватишься. Ежели сама не разберёшься, мы подскажем: мужики-то, они, чай тоже, как и пороховые шашки, все по одному чертежу сделаны…

– Всё шутишь.

– Да только и остаётся. Ты вот, мне лучше скажи, после свадьбы к своему разлюбезному жить съедешь?

– Наверное… Мы как-то об этом ещё не думали.

– Не думали они… А со свёкром, со свекровью у тебя как?.. Принимают они тебя?

– Не знаю пока, я и была-то у них раза два, и то мельком…

– Ты подруга, пока время ещё есть, этот вопрос изучи. А то не жизнь будет потом – сплошной Содом с Гоморрой…

– Ладно… – Отмахнулась Валентина, и то верно не до того ей было, другие хлопоты в голове.

К слову сказать, с родителями мужа у Валентины сразу заладилось, мать его Матрёна Ивановна в первый же утро, после того как молодые к Дмитрию переехали, невестку в оборот взяла, мягко так, по-свойски, но уверено:

– Ну что, Валюша, мужики пока по хозяйству управляются, давай-ка завтрак им сготовим. А то сейчас придут голодные… – Сказала, словно невестка здесь в доме уже всё знает.

И сразу как-то у Валентины всё на место встало, а ведь, правда, сейчас Дима со свёкром скотину покормят, придут домой – их кормить нужно, чай с вечера ничего не кушали. Она живо вошла в процесс, салат свежий нарезала, спросила у свекрови, – Что ещё?

– Да пойди на стол накрой, сейчас придут уже, я вот тут им картошечки пожарила свежей, ты укропчиком сверху посыпь, отец у нас любит, когда с зеленью.

Свёкор, Виктор Дмитриевич, после того как руки с Димой они помыли, сел неторопливо во главе стола, как бы строгим взглядом стол оглядел молча, головой кивнул. Все остальные тоже к столу подсели, слева Матрёна Ивановна, справа Дмитрий, Валентина живо сообразила, её место рядом с мужем, тоже присела. Свёкор картошку попробовал, – Чё-то плохо ты меня любишь, мать, картоху-то недосолила… Дай-ка солонку.

Попробовал салат, – А невестка – молодец, уважает свёкра, соли как раз впору. – Улыбнулся. – Ладно, давайте подкрепимся слегка, а то до обеда далеко ещё…

И всё, последнее напряжение у Валентины словно рукой сняло, поняла, у каждого здесь свои обязанности, каждый своё делает, а все вместе они – семья, и она тоже отныне член этой семьи.

Чистит Валентина Сергеевна чайник, да вспоминает. Года через три после свадьбы у них с Димой сын родился. Как она радовалась, когда ей впервые малыша в роддоме кормить принесли: маленький, розовый весь, на руки его взяла с опаской – не дай Бог, неловко что-то сделаешь, ещё повредишь, а он, вон, как смешно глазки открыть пытается, да к титьке ротиком тянется…

Дмитрий, тот, когда Валентину с малышом из роддома забирал, тоже не сразу решился малыша на руки взять, боялся, пожалуй, даже больше чем Валентина поначалу.

– Ты чего? – Улыбнулась она. – Бери смелее, твой ведь сын…

– Маленький какой… – Дмитрий всё ещё не решался.

– Ничё себе маленький! Четыре с половиной килограмма потянул!.. Богатырь!

– Вот я и говорю, маленький… – Дмитрий наконец-то осмелился, взял сына на руки. – Витькой будет.

– Витенькой, стало быть. – Согласилась Валентина.

Дочь у них спустя два года родилась, к тому времени они уже от родителей съехали, как раз перед этим им новую квартиру дали.

А дальше, жизнь как жизнь, как у тысяч других знакомых, не лучше и не хуже: детей растили, поднимали, на ноги ставили… а там, не успели оглянуться, а уж и внуки пошли, сначала у старшего, Виктора девочка родилась – Марина, потом у Светланы, у дочери – сын, Антошка.

С рождением внуков, вся жизнь как-то иначе восприниматься стала, приоритеты поменялись. Раньше что было – на первом месте работа, куда от неё денешься, надо детей обеспечивать; потом – дом, дети, приходишь с работы усталый, а нужно с сыном или с дочерью уроки делать, в школу опять же сходить, учитель зачем-то вызывает… но – это после работы.

Теперь по-другому всё. В первую голову заботы – у Маринки температура повысилась, простыла, наверное, в садике… Антошка всю ночь не спал – плакал, зубки, видать, режутся… Порой, и с работы отпросится приходится, чтобы с кем-то из внуков в больницу сходить. Сыну-то с дочерью – некогда…

И всё бы ничего жилось, да что-то непонятное вокруг происходит теперь, жизнь меняется, да как-то уж больно резко. Страны той не стало, в которой с рожденья жили, которую строили вот здесь – в Сибири… Столько сил отдано!..

Но сообразили новые «правители» на троих, посидели где-то в Беловежской пуще, попили водки, да всё за всех по пьяному делу и порешили. А то, за что народ проголосовал на референдуме, на то, как говорится, с прибором положили…

Комбинат опять же, который они всем народом строили – половина цехов позакрыли, говорят, не нужен больше порох стране, мол, мы теперь с американцами дружить будем. Вторая половина – в различные ООО переделали, работают они еле-еле с грехом пополам. Там, где сложнейшее оборудование делали – ложки да кострюли теперь штампуют, где заряды для ракетных двигателей вулканизовали – шампиньоны выращивают…

Вот и Дима её не вынес этих перемен, заболел. И умер. Опять почувствовала, как слёзы к глазам подступили, всегда так бывает, как мужа вспомнит. Лучше уж о другом о чём-нибудь.

Вот подруга её, Надежда, которая к тому времени Степана своего тоже схоронила, она в этой новой комбинатовской реальности ко двору пришлась. Своих детей им как-то со Степаном Бог не дал, то ли не очень постарались они, то ли ещё что, вот вся энергия, особенно после смерти Степановой, у Надежды в карьеру ушла.

А тут ещё, года три назад, встретила Валентина в бывшем комбинатовском управлении – даже глазам не поверила! – Сашу. Того самого. С которым в Чапаевске на выпускном целовались.

И он её узнал почти сразу, глаза у Саши округлились, зазаикался даже:

– Т-ты?..

– Я-а… – Валентина не сразу сообразила, как ей себя с ним держать, с одной стороны, можно ему былую обиду припомнить, как он с ней в Сибирь тогда не поехал… с другой – сама ведь она тогда сюда напросилась, да и столько времени прошло… – Не узнал?

– Узнал.

– Ну, и хорошо. Ты откуда? По каким делам к нам в Си-бирь? – Всё-таки не сдержалась, слово «Сибирь» нарочито подчёркнуто произнесла, по слогам.

Он понял, но сделал вид, что – нет, ответил спокойно:

– В командировку. Я теперь в министерстве работаю, ваши предприятия курирую. Нынче реорганизация у вас на комбинате намечается…

– Как это?

– Да так, акционировать предприятие будут, так сказать разгосударствление собственности…

– И что?

– Да ничего. То государство хозяином комбината было, теперь, вот, вы будете…

– Мы?

– Ну, люди… Все работники какие-то свои доли получат. Потом, кто захочет, сможет свою долю продать…

– Кому?

– Кому-нибудь…

Валентина сразу отметила про себя, хотя и интересно ей Сашу снова увидеть, поговорить с ним, но особых чувств внутри не всколыхнулось. Спокойно как-то всё, словно и не было ничего никогда.

Потом он в кафе Валентину пригласил. Её и Надежду. Как-никак в техникуме одной группе все втроём четыре года учились.

А вот, Надежду Сашина новость про акционирование комбината очень заинтересовала. Весь вечер в кафе она у него всё живо выспрашивала, что да как. Телефоны его московские записала – и рабочий, и домашний.

А после его отъезда, так энергично за дело взялась, видать не зря спрашивала – и акции у людей скупала, и под эти акции собственность на одно производственное здание оформила. Потом оборудование откуда-то закупила – термопласт автоматы для производства разовой посуды, новенькие. Позже как-то она Валентине призналась, это Саша ей с оборудованием помог, по своим московским связям. Теперь они с Надеждой – компаньоны.

Открыла Надежда производство, и дело у неё пошло, спрос на разовую посуду оказался огромным. Развернулась она, настоящей хозяйкой стала, дочь, вот, Валентинину к себе работать пристроила.

Смотрит Валентину на Светку, без очков видно, как дочь Надежде во всём подражает. Одевается как её подруга, разговаривает – ну, точь в точь – Надюха. Словечек этих, опять же, понабралась – «шопинг», «фитнес», «менеджмент», «маркетинг»… Даже походка у Светки такая же, как у Надежды, стала. Нет, Валентина не обижается, не ревнует вовсе, просто понять не может она эту новую жизнь, а стало быть, и принять многое из этого нового, непонятного.

А может и не надо понимать… Как обычно Светка в разговоре с матерью, когда аргументы исчерпает, говорит, – Мама, ну ты чё, ничё не понимаешь. Так надо!

Может, и правда, – так надо… Им, молодым, виднее.

Холодно нынче. Дождливо. Сыро в квартире, отопление дома пока не подключили. Неуютно как-то Валентине Сергеевне, вот и думает, что бы такое сделать, чтобы повеселее жить стало.

И мысль сама собой неожиданно возникла, наивная конечно, но средство испытанное: «А что, сварю-ка я сегодня борщ! Настоящий! Украинский! Как мама в детстве готовила, с мясной наваристой косточкой, с поджарками свиными, со сметанкой!.. Опять же, может и дочь с внуком придут, их тоже чем-то покормить надо…».

Она живо представила Светлану с Антошкой, хоть бы зашли… Впрочем, дочь как всегда занятая, наверное, торопиться куда-нибудь будет, и разговоры у неё все какие-то такие же торопливые – о ценах, о работе… И всё не сильно-то весёлые, мол, пошло-посыпалось, «акционирование да прихватизация», начальство, кто поближе к «корытцу с похлёбкой», теперь будто меж собой соревнуются – кто жирнее кусок от комбината себе отщипнёт, и всяк под себя загребает… Изменились, сильно изменились люди.

Вот внучёк, Антошка – тот тоже торопыга, не стой матери, тоже всё быстрее съесть норовит, чтобы к материному айфону скорей убежать, да там игры свои играть. Понакачал он на Светкин айфон этот разных игрушек из интернета, мать ругается: «Совсем всю память забил своими «стрелялками» да «ходилками», телефон вон теперь еле-еле шевелиться…».

Но всё равно, представляет Валентина Сергеевна, как они за столом сидят вместе, хорошо так, уютно, и борщ дымится красный, запашистый… И на душе у неё тепло.

Кинулась она в холодильник сперва, потом в ящик, где картошка хранилась, – ни свеклы, ни картошки нет, всё закончилось.

Придётся на рынок идти, благо недалеко.

Что делать, собралась, пошла. Сначала купила всё необходимое для готовки – пару килограммов картошки, с запасом взяла. Свеклу, морковку, лук… Решила через вещевые ряды пройти, всё равно по пути: «К тому же, надо бы Антошке носки шерстяные взять, а то осень уже, а он носится по улице в кроссовках, да в тоненьких носочках. Куда Светка только смотрит!.. Глядишь, застудится парнишка. Оно, пока молодой, ничего вроде, а потом годкам к пятидесяти вылезает всё – то спина ноет, то ноги ломит… По себе знает».

Народу на рынке немного, продавцов больше. Видимо, погода, не сильно-то в такой холод и слякоть по улице расходишься. Вон и продавцы даже, бабёнки, что помоложе, собрались у одного из стандартных железнодорожных контейнеров, которые приспособлены у них для хранения товара, чего-то кучкуются.

Молодые они, а на вид полные какие-то, ни дать ни взять – толстухи. Впрочем, поняла Валентина, это от поназдёванных на них одёжек. Подозрительно розовощёкие опять же бабёнки, явно не просто кучкуются, по всему видно – подогреваются.

И то верно, заметила Валентина Сергеевна, на прилавке пироги, сало да солёные огурчики разложены на пластиковых тарелочках, а откуда-то из-под прилавка, одна из бабёнок периодически пластиковый стаканчик «с подогревом» являет на общее обозрение. И все они по очереди опрокидывают стаканчик да закусывают тут же.

Валентина Сергеевна вспомнила себя, когда они работали на приёмке изделий, наверное, вот так же выглядели в своем многослойных одёжах. Правда, подогреваться таким вот способом у них запрещалось строго настрого, и, хотя у сменных киповцев спирт для протирки приборов всегда присутствовал в избытке, они все хорошо понимали тогда – вот он рядом – порох, с ним не шутят.

Конечно, нельзя сказать, чтобы совсем не употребляли они спиртное, вполне даже выпивали, скажем, по праздникам, как все нормальные люди, или когда день рождения у кого-нибудь случался, о то и просто так, после смены в соседнем лесочке за проходной отмечали. Тем же самым «киповским» спиртом, который разводили они либо с кофе, либо на рябине настаивали, но выпивали строго с ведома начальства, да и само начальство тоже с ними не чуралось. Почему бы не выпить, но на работе – ни-ни.

Здесь тоже, греются люди, и греются, Валентина Сергеевна вовсе не осуждала девах, сама чувствовала, зябко нынче на улице, а им стоять и стоять здесь у контейнеров, чай, продавцы, не хозяева.

Покучковавшись немного, выстроились девахи в одну нестройную, но весёлую шеренгу, растянули на двух палках какой-то транспарант, пошли по кругу вдоль контейнеров, разноголосо невпопад скандируя: «И в снег, и в дождь – голосуй за Борщ!». Редкие покупатели смотрели на это шествие, кто удивлённо, как Валентина Сергеевна, кто с улыбкой, а кто и просто отрешённо, хмуро и устало.

Честно говоря, Валентина Сергеевна, знала, что скоро выборы в городскую думу, но не сразу поняла – за какой за такой такой борщ? Прямо спросила об этом у женщины, которая торговала вязанными шерстяными вещами.

– Ты что, подруга, – собеседница явно удивилась, – То ж – Анжелка Борщ – наш кандидат на выборы. Из наших деваха, тоже два контейнера держала, с нами здесь мёрзла ещё год назад. А потом сошлась с Аликом, который рынок нынче «держит», теперича, вот, поднялась, теперича у неё у самой пять магазинов. Она-то девчонкам на водчонку и «подбрасывает», чтоб, значит, они её пиарили. А девкам что, тоже развлечение, подогреются слегка, пройдут – прокричат, всё не просто стоять-мёрзнуть… Сама же видишь, покупателей-то нынче не очень… Опять же и водка, и закуска девкам – дармовые, им какая разница за кого кричать – за борщ или за щи с хреном…

Валентина Сергеевна пожала плечами. Вспомнила, недавно собрали их – ветеранов бывшего комбината в музее трудовой славы, который ютился в подвале опять же бывшего комбинатского Дворца культуры, вспомнил кто-то из бывшего начальства, что ровно полвека назад комбинат выдал первую оборонную продукцию. Вот, и решили отметить. Городское начальство кого-то прислало с пачкой Почётных грамот, вручали, речи говорили. Валентина всё Надежду глазами искала, удивлялась, не было подруги в зале, неужто не придёт, хотелось увидеть, тем более, что последнее время встречались они не часто.

Потом всех пригласили в банкетный зал. Там столы на всех накрыты, колбаска порезана, бутерброды разные, прочая закуска. Вот тут то, Надежда и появилась. Как всегда шумная, весёлая, красивая, одета модно, с иголочки:

– Всем здравствуйте! А чегой-то у вас на столах одна закуска стоит?

Только тут Валентина заметила, за подругой вошли в зал два молодых парня, они живо раскрыли коробки, которые держали в руках и стали расставлять по столам спиртное.

– Шикует барыня-Надя… – Услышала Валентина за спиной. – Всё молодится, водку народу выставляет… Почти как раньше купцы. Не иначе, как на выборы пойдёт!

– Пойти-то, пойдёт, к бабке не ходи… Только вот у себя на заводике зарплату людям задерживает. И так копейки получают, и те не вовремя…

Валентина знала, что рабочие на заводе, хозяйкой которого была Надежда, за глаза называют подругу «барыней-Надей», но мало ли кто как кого называет. Она обернулась, чтобы посмотреть на говоривших, но не смогла точно определить, кто это сказал, да и нужно ли это было – по лицам стоявших за ней ветеранов поняла, все они расценивали происходящее примерно так же, хотя молчали, и будут молчать дальше, говорят же, что терпелив русский народ. Зная, как сегодня живут эти люди, внутренне Валентина Сергеевна понимала эту их правду, более того, поскольку сама жила не лучше, была в душе солидарна с ними в этой их обиде на нынешнюю действительность, на это их сегодняшнее ощущение какой-то брошености, собственной ненужности… Ведь, лучшую часть своей жизни они отдали строительству этого вот комбината, его росту, процветанию! А сегодня со всех сторон, со всех телевизионных экранов им, людям этим, говорят, кричат, пытаются внушить – что всё это было не то чтобы зря, но почти зря… Что жили они не так как-то… А как нужно было?

Здесь же, на торжественном Валентина спросила подругу прямо, когда выпивала с ней по стопке за «тот» комбинат, а правда ли, что Надежда в депутаты нынче баллотироваться будет?

– И ты туда же, подруга… Не парься зря! Лучше выпьем, давай, водка хорошая, прямо на заводе брала!.. – Надежда была явно возбуждена не то, потому что отдышаться не успела, только подъехала, не то от ощущения внутренней гордости, что вот так запросто, она может подарить людям весёлое настроение… Валентина подумала про это, но как-то мимоходом, про себя. Подумала, сразу и забыла – наверное, так надо.

– А что до депутатства этого, поверь, подруга, так надо… Не я, другие придут… Тут либо мы их, либо они нас. – Надежда не уточняла кто «они» и кого «нас», видимо это само собой подразумевалось, и ещё, Валентина себя на мысли поймала, словно и не Надежда, Светка ей это говорит. – Понимаешь, жизнь теперь такая пошла – не успел, стало быть, опоздал…

Странно это всё как-то, раньше, вот, агитаторы перед каждыми выборами по квартирам ходили – Валентина это хорошо помнит, сама не раз агитатором была, по комсомольской линии их привлекали – рассказывали людям за кого им предстоит голосовать, что за человек. А теперь вот кандидаты народ водкой поят или по базарам митингуют, «про борщ» скандируют… Впрочем, сама себя она тут же опять и урезонила – видно так надо.

– Что делать, подруга, жизнь теперь такая пошла… – Словоохотливая продавщица словно повторила Надеждины слова. – Вот что ты думаешь, у Анжелки образование какое? Да пэ-тэ-ушное! И всяк про это сказать норовит… Да только, что с того, зато сумела она под жизнь правильно подлечь… Оно ведь, ежели разобраться, и Владимир Ильич, как говаривал, мол, каждая кухарка должна уметь управлять… А здесь не государство даже, всего-то небольшой провинциальный городишко!.. Анжелка тут точно порядок наведёт!..

Валентина не стала вступать в спор с женщиной, молча купила у неё Антошке тёплые носки, и поторопилась скорее домой. Уже вслед услышала, как торговка напутствовала её, – Чтоб, внучку не хворать, пусть носит на здоровье! – Женщина говорила громко, перекрикивая при этом доносившееся из центра базарчика: «И в снег и в дождь…».

Когда Валентина Сергеевна заходила домой, звонок телефонный прямо с порога услыхала. Дочь звонила, сказала, что они с Антошкой сегодня не придут. «Шопинг» у неё, с подругой, по магазинам пойдут… а Антон пусть уроки учит, опять вон «отличился» – в школе троек понахватал.

Конечно, такое известие Валентину Сергеевну не очень обрадовало, но опять же урезонила себя – так надо. Да и привыкла она уже к подобному. У Светланы что… свои интересы, своя жизнь. Жалко вот только, внучка снова не увидит, теперь до следующих выходных, наверное.

– Свет, я тут Антошке носочки шерстяные купила, тёплые, ты хоть забеги на минутку, забери…

– Потом, потом, мама, заберу. Мне сегодня совсем не по пути. Не пропадёт Антошка без носок…

Что тут ответишь, спорить с дочерью бесполезно. Одно на ум приходит – так надо.

Однако и борщ варить Валентине Сергеевне как-то расхотелось. Поглядела в окно. Холодно. Дождливо. Уже машинально, по привычке, взяла в руки чайник, с досадой подумала: «Опять закоптился. И накипь внутри… Только вот чистила»…

Небо на троих

рассказ

Май. Но погода снова не весенняя. Тучи зависли над городом, низкие, грузные, дородные, будто бабы на сносях. Вроде бы пора уже и теплом весне разродиться, да никак всё не случается, оттягивается на неопределенный срок. Были попытки, слегка солнышко проглядывало, но потом быстро пряталось, и снова холодная, злая, будто свинцовая крупка с небес просыпалась вперемешку с дождем. И потому, снег хоть и осел, почернел весь, но до конца так и не сходил, лежал тяжелыми угрюмыми ледяными пластами, как в летнике, лежал среди куцых, торчащих прутьями, насаженных вдоль домов, кустов сирени.

Из гаража, что чуть поодаль от детской площадки, несмотря на такую невесеннюю погоду, с утра доносится бодрая весенняя ругань. Калитка в гараже открыта настежь, и хотя самих говорящих не видно, отчетливо слышно каждое слово. Судя по всему их двое, и я даже знаю – кто они.