Бриллиант Фортуны

– О, ваше высочество, – кричала дама на бегу, – как вы могли уйти и оставить меня одну! Я так волновалась!

Визгливый высокий голос напоминал тот отвратительный звук, который раздается, если по стеклу с силой провести пальцем. Девушка побледнела и отступила назад.

– Не стоило так волноваться, Варвара Федотовна, – холодно промолвила она на чистейшем русском языке. – Кстати, я только что познакомилась с вашим племянником.

Варвара Федотовна застыла на месте, открыв рот.

– Моим племянником? Каким еще племянником?

– Вот этот мсье, – отозвалась девушка, кивая на Каверина. – Разве вы не узнали его?

– Ах, ну конечно же! – залепетало чудовище, молитвенно складывая свои маленькие скрюченные ручки. – Дорогой племянник!

– Алексей Каверин, – быстро сказал Алексей.

– Разумеется, Алексей! Как же я тебя ждала! Мой дорогой мальчик, как же ты вырос! Поцелуй же свою старую тетушку!

С большой неохотой Алексей взял маленькую ручку, напоминавшую клешню краба.

– Ах, ну что за церемонии, мы же родственники! – жеманно вскричала Варвара Федотовна и, обхватив его лицо ладонями, расцеловала в обе щеки.

– Простите, ваше высочество! Ко мне так редко наведываются родственники! – Она приняла строгий вид. – Это ее высочество великая княжна Александра Михайловна, – громким шепотом сообщила она Алексею, – но вы, конечно же, прекрасно это знаете!

Алексей и так уже готов был провалиться под землю, но ему захотелось провалиться еще глубже, когда он услышал спокойный голос великой княжны:

– Мы уже знакомы, Варвара Федотовна. Должна сказать вам, что ваш родственник, – светлые глаза с негодованием смерили Алексея с головы до ног, – принял меня за служанку!

На уродливом лице Варвары Федотовны отразился самый настоящий ужас, отчего оно сделалось еще гаже (хоть это и казалось решительно невозможным).

– О боже! Ваше высочество! Ах! Но вы так добры, ваше высочество, вы ведь простите бедного юношу? Это с ним бывает, с тех пор как его ранили в голову на Кавказе. Сами знаете, как опасны подобные ранения! Умоляю, ваше высочество, не сердитесь на него! – плаксиво говорила фрейлина. – Он больше не допустит подобной оплошности, я сама, лично прослежу!

Мало того, что Алексея определили в племянники к столь омерзительному созданию, так в довершение всего «тетушка» объявила его чуть ли не умалишенным. Алексей стиснул челюсти, желваки запрыгали на его скулах.

Должно быть, он и впрямь выглядел довольно жалко, потому что княжна только поглядела на него и, не сказав ни слова, двинулась в дом.

Фрейлина посмотрела ей вслед, затем перевела взгляд на Алексея и укоризненно покачала головой.

– И опять где-то бродила босиком, – проговорила она вполголоса. – Ни к чему хорошему это не приведет, помяните мое слово.

Каверин не знал, что можно ответить, поэтому просто промолчал.

– Значит, вас прислал Чернышёв? – осведомилась старуха. – Ну что ж, спасибо, что подыскал мне такого привлекательного племянника. – Она тронула Каверина за рукав. – Идемте.

– Я думаю, – пробормотал Алексей, охваченный непривычным для него смущением, – после того, что случилось, княжне будет неприятно видеть меня в доме…

Голикова улыбнулась.

– Пустяки. Я давно предупредила ее, что вы, когда приедете, проживете какое-то время у нас, так что она привыкла к этой мысли. Иногда, не скрою, с ней бывает довольно трудно, но перечить мне она не смеет. Решено: вы остановитесь здесь. И кроме того, вам ведь нужно изучить обстановку, не так ли?

Ее глаза пытливо, по-женски оценивающе изучали Алексея, и он на мгновение почувствовал себя не в своей тарелке. Дело вовсе не во внешнем уродстве Голиковой и не в ее почтенном возрасте. Эта женщина обладала талантом внушать неприязнь к себе, но он никак не был связан с ее наружностью. Мысленно Каверин все же подыскал точное определение: старая змея и хамелеон в одном флаконе. Алексей достаточно знал жизнь, чтобы понимать, что такие женщины – едва ли не самые опасные. Тем не менее он заставил себя улыбнуться «дорогой тетушке».

– Наверное, вы правы, – сказал он вслух. – Ведите меня, Варвара Федотовна, я следую за вами. Гришка! Ну что стоишь? Неси вещи!

После ухода фрейлины из сада кузнечики вновь возобновили трескотню, цветы заблагоухали сильнее, а солнце выглянуло из-за туч. Впрочем, читатели вольны считать все это чистейшим совпадением.

Глава четвертая,

в которой Алексей знакомится с подколодной змеей и убеждается, что мир еще более тесен, чем считается

Стараниями Голиковой Алексею отвели просторную комнату на первом этаже, где он смог переодеться с дороги, умыться и привести себя в порядок. Денщика Гришку поселили в боковом крыле, где проживали остальные слуги.

– Обед будет в четыре часа, – предупредила Алексея фрейлина. – Хотя я пыталась заставить княжну следовать этикету, но едят тут без всяких церемоний, а за стол приглашают кого попало. – Голикова поджала губы. – И еще эта вторая фрейлина, которая дурно влияет на ее высочество…

– Вторая фрейлина?

– О да, с виду такая милая особа, а на самом деле – подколодная змея. – Голикова поежилась. – Будьте с ней осторожнее, мне кажется, она подослана Эльстоном, чтобы окончательно скомпрометировать ее высочество.

– Если так, – хмуро заметил Алексей, которому происходящее нравилось все меньше и меньше, – вы обязаны были доложить кому следует и добиться устранения сообщницы.

– А вы думаете, я не писала в Петербург? – вскинулась старая дама. Бородавки на ее лице воинственно затрепетали. – Я извела уйму бумаги и в конце концов получила от графа ответ, что вторая фрейлина нравится ее высочеству, а никаких доказательств того, что она заодно с Эльстоном, у меня нет. Но моя интуиция говорит мне, что эта особа здесь не просто так! Она явно ведет какую-то свою игру! И она совершенно непозволительным образом влияет на ее высочество. Вы видели, в каком виде Александра Михайловна разгуливает по саду? Это все влияние второй фрейлины! В Петербурге великая княжна никогда, ни за что не позволила бы себе ничего подобного! А этикет? Во что превратился этикет? Княжна недопустимо им пренебрегает! Недавно к нам приезжал английский консул, так княжна велела ему передать, что нездорова и принять его не может. А в то же самое время они со второй фрейлиной гадали по картам на будущее и… и хохотали так, что было слышно даже в саду! Смеялись как… как какие-нибудь простолюдинки! Воспитанные люди не должны громко смеяться! Я уж не говорю о том, что…

И она пустилась излагать длинный перечень грехов второй фрейлины, которая мало того что змея, читает вольнодумные стихи и романы, не подобающими для чтения девицами, но также злоумышляет на жизнь Голиковой и даже однажды подложила ей в постель живую мышь.

– Вдруг вижу, что простыня шевелится! И из-под нее показывается… серая голова с усами! И с розовым носом!

Алексей попытался представить себе реакцию Варвары Федотовны, когда та увидела мышь, но тут его воображение с позором выкинуло белый флаг и капитулировало.

– Скажите, дорогая тетушка, – промолвил он, прерывая негодующие излияния Голиковой, – какого вы мнения об этом Эльстоне?

– Проходимец, каких свет не видел, – ни мгновения не колеблясь, ответила почтенная дама. – Впрочем, вы сами легко сможете составить о нем свое мнение. Он собирался навестить княжну сегодня, – добавила она многозначительно.

– Очень хорошо, – сказал Алексей. – А на будущее, если вам понадобится управа на эту вторую фрейлину, можете смело обращаться ко мне.

– О дорогой племянник! Я всегда знала, что могу на вас положиться!

Однако, когда Голикова наконец скрылась за дверью, Алексей, бог весть отчего, почувствовал облегчение.

Настоящая горничная, русоволосая француженка Жанна, принесла цветы и поставила их в вазу, смахнула пыль со стоявших в углу фарфоровых безделушек и, повернувшись к monsieur l'officier[5], кокетливо спросила его, не может ли чем-нибудь еще быть ему полезной.

– Нет, мадемуазель, – ответил Алексей и вручил ей монету за труды. Девушка присела, стрельнула на прощанье глазами и исчезла.

В половине четвертого Алексей уже находился в гостиной. За минуту до того к дому подкатило щегольское тильбюри, и Каверину не терпелось увидеть лицо человека, которого ему, может быть, предстояло вскоре убить.

Подходя, он услышал два голоса. Один Алексей узнал сразу же – звонкий голосок великой княжны, которая говорила по-французски. Вторым был голос, показавшийся Каверину смутно знакомым. Молодой человек помедлил мгновение и широко растворил дверь.

Княжна Александра, в розовом платье и с белой розой в волосах, сидела на диване, а напротив нее, возле окна, стояла молодая особа с незабудковыми глазами, вертя в руках только что купленную шляпку и разглядывая ее со всех сторон.

– И я была без шляпы, – смеясь, закончила княжна, – представь себе! Без шляпы, как какая-нибудь крестьянка!

– Да, в Париже нам этого не простят, – вздохнула особа с незабудковыми глазами, поправляя ленточку на головном уборе. – И в Лондоне тоже. Что такое, княжна Александра ходит без шляпы? Какой афронт! Я уж молчу о том, какое волнение это произведет в Петербурге…

– О, пощади! – театральным тоном простонала княжна, молитвенно складывая руки. Судя по всему, девушки привыкли дурачиться от всего сердца.

– А Кассель наверняка потребует объяснений! – напирала девушка со шляпкой. – Как знать, может быть, они даже объявят нам войну? В конце концов, хоть какое-нибудь развлечение!

Ее смеющиеся глаза заметили застывшего в дверях Каверина, и на мгновение их выражение изменилось – но только на мгновение. В следующее мгновение в глазах этих уже не было ничего, кроме беззаботного веселья и живости, свойственной упоительной юности.

– Словом, неудивительно, что мсье принял меня за горничную, – сказала княжна, кивая на Алексея. – Вы ведь еще не знакомы? Мсье Алексей Каверин. Мадемуазель Полина Серова, моя, – она хотела сказать «фрейлина», но внезапно решилась и с некоторым вызовом в голосе проговорила: – Подруга.

Мадемуазель Полина Серова протянула лилейную ручку мсье Каверину, который поцеловал ее, неловко поклонившись. Вообще в облике особого агента в эти минуты произошла разительная перемена: он вдруг сделался неуклюж, застенчив и даже самую малость одеревенел, словно встретил кого-то, кого вовсе не ожидал.

– Мы не встречались с вами прежде, сударь? – светским тоном осведомилась вторая фрейлина, она же подколодная змея и зловредная особа, подбрасывавшая мышей в постель почтенной госпоже Голиковой.

– Не думаю, сударыня, – сухо отозвался Алексей. – Иначе я бы непременно запомнил столь очаровательную даму, как вы.

Однако стоило княжне для чего-то отлучиться из комнаты, как он тотчас повернулся к Полине и прошептал:

– Что вы тут делаете, Полина Степановна?

Полина Степановна в ответ выгнула бровь и многозначительно улыбнулась.

– А вы? – вопросом на вопрос ответила она.

– Я по службе! – сердито ответил Каверин.

– Я тоже, сударь, – хладнокровно ответила Полина, надевая шляпку и вертясь перед зеркалом.

– Но граф Чернышёв мне ни слова о вас не сказал!

– Мне о вас он тоже ничего не сообщал, кстати сказать, – парировала собеседница. – У особой службы потрясающий талант хранить секреты даже от своих собственных людей, вы не находите?

И особые агенты нумер один (Алексей) и нумер два (Полина) уставились друг на друга, как две рассерженные кошки, столкнувшиеся на территории, которую каждая из них считала своей.

– Вы здесь из-за Эльстона? – напрямик спросил Алексей.

– Нет, – безмятежно ответила Полина, – меня попросили составить компанию великой княжне, чтобы ей не было скучно, и писать независимые отчеты о ее здоровье для отца и дяди. Вы же знаете, какое значение имеет наш союз с Касселем, так что было бы огорчительно, если бы с невестой накануне свадьбы случилось что-нибудь серьезное.

– И ради этого вы так раздразнили первую фрейлину, что она слала в Петербург депешу за депешей, чтобы вас убрали?

– Меня определили к княжне Александре накануне ее отъезда, – спокойно отозвалась Полина. – Вполне естественно, что княжна мне не доверяла – она меня совсем не знала. Но, по-моему, я сумела хорошо себя зарекомендовать. – Незабудковые глаза засияли.

– У вас могут быть неприятности, Полина Степановна, – сказал после паузы Алексей. – Вы использовали… э… не вполне дозволенные методы.

– Если бы я целыми днями слонялась с кислым лицом и читала княжне нотации, как мадемуазель Голикова, то я бы никогда не смогла стать для ее высочества своим человеком. Зато теперь я знаю о ней все, и она ничего от меня не скрывает.

– А Эльстон?

– Что Эльстон?

– Между ними есть что-нибудь?

– Вы задаете пошлые вопросы, милостивый государь, – холодно промолвила Полина. – Если речь идет о том, потеряла ли княжна из-за него голову, то я отвечу – нет. Она общается с ним, и его общество ей нравится. Это все, что она себе позволяет, и не надо устраивать трагедию.

Алексей вздохнул и потер рукой лоб. В прошлом они с Полиной работали вместе, и его так и подмывало сказать, что вся эта история вполне может окончиться трагедией – для Эльстона. Только инстинкт особого агента – не говорить лишнего ни при каких обстоятельствах – удержал его.

– Боюсь, Полина Степановна, вы не совсем представляете себе важность происходящего, – проговорил он наконец.

– Боюсь, Алексей Константинович, вы изволите говорить сущую чепуху. – Незабудковые глаза сверкнули так, что собеседник Полины даже малость опешил. – Когда она приехала сюда, она кашляла кровью и думала только об одном: о смерти. Все ее близкие были далеко и не могли ей помочь, но потом доктора и местный климат сделали свое дело, и она пошла на поправку. Теперь ей просто хочется пожить для себя, немного подышать полной грудью, хоть чуть-чуть отдохнуть от двора, обязанностей и лицемерия. Я сумела показать ей, что мир не похож на казарму, ограниченную этикетом, как этого хотелось бы Варваре Федотовне. Эльстон показал ей, что, кроме жениха, которого она только раз видела в детстве, существуют и другие мужчины. Это не значит, что она забыла правила этикета или предала интересы семьи. Не знаю, зачем вы сюда приехали, Алексей Константинович, и, по правде говоря, не хочу знать, но лучшее, что вы можете сделать, – это оставить ее в покое.

Алексей помрачнел. В глубине души он не мог не признать: Полина, как всегда, права с чисто человеческой точки зрения. Однако граф Чернышёв тоже по-своему прав, пусть даже только с точки зрения государственной. В планах российской державы княжне Александре Михайловне отведена совершенно определенная роль, и никакие отступления не допускались.

– Но если этот мсье Эльстон ее компрометирует…

– С чего вы взяли, что он ее компрометирует? – поморщилась Полина. – С того, что он иногда наведывается на виллу? Ну так не он один сюда приглашен. Сегодня за обедом, к примеру, будут еще знаменитый ботаник Антонен Сорель и доктор, и это не считая нас с вами. Я уж молчу, – добавила она, усмехаясь, – что стараниями Варвары Федотовны княжна и Эльстон никогда не остаются одни.

Алексей заколебался. Уверенность, с которой говорила Полина, заронила в его душу сомнение. В конце концов, княжна прекрасно воспитана, и, будь она хоть сто раз молодой девушкой, которая недавно перенесла тяжелую болезнь, не может быть, чтобы она так забылась. Кроме того, она называла Полину своей подругой, а уж кому, как не подруге, знать о ней все?

Так что же, его миссия – выяснить, есть ли что-то между княжной и Эльстоном, и в случае необходимости уничтожить последнего – является только следствием неумеренной фантазии госпожи Голиковой? Может быть, старая дама вообще придумала всю эту историю только для того, чтобы избавиться от второй фрейлины, не подозревая, что та подослана особой службой?

И Алексей дал себе слово во всем как следует разобраться, прежде чем предпринимать какие бы то ни было действия.

«Впрочем, – сказал он себе, – скоро я увижу мсье Эльстона. Вот тогда и смогу составить представление, кто именно говорит мне правду, а кто лжет».

И, успокоив себя этим соображением, особый агент нумер один предложил Полине руку, чтобы вести ее на обед.

Глава пятая,

в которой Полина швыряется вазами и выводит кое-кого на чистую воду

Стол поставили прямо на террасе, с которой открывался великолепный вид на море. Всего за трапезой оказалось семь человек: великая княжна Александра Михайловна, знаменитый ботаник мсье Сорель, Варвара Голикова, ее «племянник» Каверин, Полина, доктор Лабрюни, наблюдавший за здоровьем княжны, и, наконец, мсье Родольф Эльстон, чрезвычайно привлекательный молодой человек с обворожительными манерами и приятным смехом.

Алексею представили тех, кого он еще не знал, – маленького вертлявого доктора, Эльстона и ботаника, который оказался совершенно седым горбатым человечком в очках. Знаменитый ученый поселился неподалеку от виллы «Ла Вервен», собираясь изучить местные разновидности камелий, и счел своим долгом отдать визит вежливости соседям.

– Счастлив познакомиться с вами, мсье Сорель, – сказал Алексей, кланяясь. Он не питал иллюзий относительно человеческого рода, но ученые все же представлялись ему людьми совершенно особенного склада.

– О, я-то счастлив вдвойне, – ответил Сорель добродушно.

За столом говорили в основном Эльстон, Полина, доктор и княжна. Варвара Федотовна и ученый лишь изредка вставляли реплики, а Алексей и вовсе молчал. Он наблюдал, сопоставлял и делал выводы. От него не укрывалось внимание, с каким Александра Михайловна слушала самые незначительные реплики Эльстона, и то, как оживленность на ее лице неизменно сменялась чопорностью, стоило кому-нибудь другому – даже Полине – вмешаться в разговор. Самого Алексея княжна избегала даже касаться взглядом.

«Ну конечно же, – думал он, – я невольно оскорбил ее, задел ее гордость, и теперь она меня видеть не желает. Если бы она знала, зачем меня прислали сюда, возненавидела бы меня еще больше».

Что касается Эльстона, то Каверин быстро составил о нем определенное мнение. Этот элегантный черноволосый господин с маленькими щегольскими усиками – приторный учтивый фат, настоящий продукт парижских салонов, человек безусловно светский и, скорее всего, не мыслящий себя вне большого света. Он явно видел, что княжна им увлечена, и это, по-видимому, ему льстило. О последствиях он вряд ли задумывался.

Беседа меж тем текла своим чередом, и в ней причудливо перемешались местные новости, погода, великолепные розы в саду, которыми Сорель искренне восхищался, анекдоты остряка доктора и последние литературные новинки. То и дело в разговоре всплывали имена Ламартина, Готье, Жорж Санд и Альфреда де Виньи.

– А вы, мсье, какие стихи предпочитаете? – вдруг обратилась княжна к Алексею.

Вопрос прозвучал неожиданно, но тем не менее Каверин ответил:

– Господина Пушкина.

Эльстон слегка приподнял брови, услышав незнакомое имя.

– Неужели «Сказку о рыбаке и рыбке»? – притворно ужаснулась княжна.

– Нет, – ответил Алексей, сделав вид, что не заметил колкости, – о царевне Лебеди.

Ему показалось, что княжна немного смутилась, но тут весьма кстати вмешалась Полина.

– Вы к нам надолго? – спросил Эльстон у Каверина, когда принесли десерт.

Особого агента так и подмывало ответить: «Ненадолго, только прикончу тебя и вернусь», но он, разумеется, благоразумно удержался.

– Еще не знаю. Я, собственно, прибыл, чтобы поправить здоровье.

– Застарелое ранение? – осведомился Эльстон с видом знатока.

– В некотором роде.

– Мой племянник воевал на Кавказе, – вмешалась Варвара Федотовна, хотя ее никто об этом не просил.

– Я слышал, там русским войскам приходится несладко, – заметил Эльстон.

– А у вас есть награды? – спросила княжна.

Алексей улыбнулся. Разговор начал его забавлять.

– Нет, ваше высочество.

– Племянник, ты слишком скромен, – заметила Варвара Федотовна. – Я точно помню, что государь отметил твои подвиги в особом приказе.

– Не думаю, что княжне это так интересно, – ответил Алексей.

– Я, собственно, тоже прибыл сюда для поправки здоровья, – сказал Эльстон. – Ницца – прелестный городок, хотя летом он слишком… сонный.

Произнося эти слова, он улыбнулся княжне, и она ответила ему улыбкой, красноречиво говорящей: да, сонный-то сонный, но нам с вами это совершенно безразлично.

«Нет, Полина неправа, между ними определенно что-то есть, – угрюмо думал Алексей. – Чувствую я, придется мне все-таки выполнить неприятное поручение… и отправить мсье Эльстона на небеса. Ох, до чего же все скверно, в самом деле».

– Развлечений у нас немного, – меж тем продолжал Эльстон. – Изредка – балы, вечера, у полковника Вадье играют в карты. Вы играете в карты?

– Иногда.

– Если хотите, я познакомлю вас с полковником. Завтра вечером вас устроит?

– Сочту за честь, – ответил Алексей.

– Только не ставьте помногу, сударь, – вмешалась Полина. – Полковник – весьма опытный игрок.

Алексей молча поклонился, показывая, что принял предостережение к сведению.

– В вашем саду великолепные розы, – снова, в который раз, заметил Сорель. – Лично я придерживаюсь мнения, что лучшего цветка на свете нет.

– Что касается меня, то лично я вижу кое-что куда лучше роз, – объявил Эльстон, улыбаясь.

– Вы разумеете вид на море, сударь? – с обманчиво простодушным видом осведомилась Полина.

Княжна порозовела и опустила глаза.

– Не только, – отозвался Эльстон.

– От шума моря у меня болит голова, – пожаловалась Варвара Федотовна. – И вообще я предпочитаю спокойную воду, озеро например.

Доктор тотчас рассказал подходящий к случаю анекдот, над которым все ужасно смеялись, пока он звучал, и из которого впоследствии не могли вспомнить почти ничего, как ни старались. Кажется, присутствовал некий больной, озеро и то ли русалка, которая кому-то померещилась, то ли просто рыба… Но было смешно, и было хорошо, и всем сделалось жаль, когда настало время подниматься из-за стола.

В коридоре Алексею повстречалась Жанна. Она улыбнулась Каверину, но он, занятый своими мыслями, даже не заметил ее. Душу жгла невольная обида.

«Читаете Пушкина? «Сказку о рыбаке и рыбке»?»

«Конечно, ей можно безнаказанно измываться над людьми. Как будто у меня в жизни только и дел, что читать приятные книжечки».

Он сознавал, что это смешно – дуться на шпильку юной девушки, но ничего не мог с собой поделать. Поэтому он не спустился в сад, где собрались хозяйка и гости, а остался в гостиной, разглядывая картины на стенах, и даже не обернулся, когда за дверью раздались легкие шаги. В комнату заглянула Полина.

Алексей насторожился – ему показалось, что она хочет что-то сказать, но не решается.

– В этом доме, – промолвила она рассеянно, рассматривая пестрые розы в большой аляповатой вазе, – решительно творятся странные дела.

– Вы об Эльстоне? – быстро спросил молодой человек.

– А? Нет, я вовсе не о нем.

В следующее мгновение она схватила вазу и что было сил запустила ею в почтенного мсье Сореля, который только что показался на пороге гостиной.

Признаться, Алексей ожидал от своей знакомой – довольно-таки непредсказуемой особы, по правде говоря, – чего угодно, но только не этого. Молодой человек опешил, остолбенел, оторопел и попросту растерялся. Однако почтенного ученого дикая выходка Полины, казалось, отнюдь не застигла врасплох. Так или иначе, он проявил изумительную быстроту реакции: отскочил, распрямился, на мгновение словно став выше ростом, и на лету перехватил пущенную вазу. Вода с громким хлюпаньем перелилась через край и выплеснулась на ковер.

– Полина Степановна! – возмутился Алексей. Однако она не обратила на его негодование ни малейшего внимания.

– Мсье Видок, – притворно сладким голосом осведомилась Полина, уперев в бок кулачок и сверкая в сторону седовласого горбуна незабудковыми очами, – могу ли я спросить, что вы делаете в этом доме?

Алексей вытаращил глаза. Молчание, наступившее в комнате, можно было с полным основанием сравнить с затишьем, которое наступает перед бурей.

– Видок? – пролепетал Каверин. – Как? Что? Где?

– Вдвойне счастлив познакомиться с вами! – объявил знаменитый ботаник Сорель обычным хрипловатым голосом Видока, ухмыляясь во весь рот. После чего отвесил ошарашенным агентам преувеличенно низкий поклон и осторожно поставил вазу на стол.

– Я был совершенно уверен, – сокрушенно продолжал он, поворачиваясь к Полине, – что вы меня не раскусите. На этот чертов грим я убил уйму времени, продумал все до мелочей! Даже он, – Видок подбородком указал на ошеломленного Алексея, – не признал меня, когда столкнулся со мною нос к носу! Нет, вы можете мне объяснить, мадемуазель, что меня выдало?

– Я уже говорила вам, сударь, что не запоминаю лица, – заявила торжествующая Полина. – Я смотрю только на глаза, а еще – на руки. Вот они способны рассказать о человеке все, что угодно.