Хрясь и в суп

"Господи, сынок, прошу тебя… Я не знаю, слышишь ли ты меня, но… я никуда не уходила, я всё жду, пока мой маленький Виталик откроет глазки и мы… мы сможем уйти домой. Сынок, если ты меня слышишь – подай хоть какой-нибудь знак. Ты лежишь в коме уже почти 2 недели, и, если ты не найдёшь в себе силы проснуться, врачи отключат тебя от системы жизнеобеспечения. Прошу, сынок, не покидай меня! " – прозвучал еле слышно голос в голове Виталика. "Что? Почти 2 недели? Я здесь уже минимум 2 месяца… Что-то здесь не так. Ладно, я умирал от каждого живого существа в этом лесу, но… Что, если убить самого себя? " – подумал Виталик, покрывшись мурашками. "Я смогу… Всё будет быстро и безболезненно" – сказал он, после чего перерезал себе горло.

03. 09. 1956 г.

Время – 3:00 ."Ма… Мама" – еле слышно сказал он, приоткрывая глаза. "Господи, позовите врача, срочно! Он очнулся! " – с непомерной радостью прокричала мать Виталика. Врач пришёл спустя всего пару минут, но за это время Мама с сыном успели так много друг другу сказать, что не хватит и целой книги, чтобы всё это вместить. "Как ты себя чувствуешь, Виталик? " – спросил доктор. "Хо… хорошо, долго я спал? " – с удивлением спросил мальчик. "Да, почти 2 недели" – ответил доктор. "Понятно… а… скоро вы меня выпишите? Я полон сил" – уверенно сказал мальчик. "Ну, если только под ответственность твоей мамы – можем хоть сегодня" – с улыбкой на лице сказал доктор. "Ура!!! Мама, мамочка, давай уйдём отсюда домой? " – сказал мальчик. "Ну конечно, милый, мы скоро отсюда уйдём. " – с улыбкой на лице ответила мама.

Время – 12:09. Мальчик вместе с мамой под ручку ушли домой. Через 3 часа к ним в дом вломиться полиция и будет ошарашена и поражена увиденным. Мальчик будет сидеть возле своей мёртвой мамы, весь в крови, поедая её ногу. Когда он увидит полицейских, с заплаканными глазами кинется на них, а в руках у него будет откидной нож.

"В суде меня признали не вменяемым… Даже забавно, Виталик так хотел от меня избавиться, убивал меня день за днём… Ну ничего, я доказал ему, что он – всего лишь слабак, который сдался, самое слабое звено в пищевой цепи, а я – хищник" – сказал Витя, сидя в смирительной рубашке, в комнате, покрытой белым пенопластом. Настоящий Виталик умер там, в коме, в своём разуме.

Петля.

Дорни плелся по дороге в сторону леса, прочь из родной деревни. Его пушистый длинный хвост волочился в пыли, оставляя за собой размазанный, извилистый след. Остальные шесть, заплетенные в замысловатый узел, были плотно прижаты к спине, прикрывая его от ударов, согревая и защищая. Собственно, седьмой хвост тоже был частью этого своеобразного доспеха, но сейчас, после проигранного им поединка, жалко болтался позади,

Дорни вытер навернувшуюся на глаза слезу, шмыгнул носом и прибавил шаг. Вон он, Лес, осталось лишь перейти мосток над неширокой речушкой, да пересечь небольшое поле, а там уже и рукой подать до заповедного места. Вернее, заповедным оно было лишь для него, Дорни, остальные жители деревни предпочитали туда не соваться и вообще сторонились Леса. Поговаривали, что там водится всякая нечисть, но Дорни никогда не замечал ничего подобного. Наоборот, только там он чувствовал себя уютно, словно в объятиях мамы, но матушка умерла, когда ему исполнилось десять вёсен, и Лес остался единственным заступником и утешителем. Казалось, он обнимал осиротевшего, одинокого малыша, успокаивал. И учил. Учил быть ловким, сильным, внимательным. Именно здесь Дорни научился слушать легкое, едва-заметное дыхание ветра и слышать в нем одному ему понятные слова. Именно здесь он научился читать в танце теней и переплетенных ветвей подсказки, на которые так щедра природа, надо лишь уметь увидеть.

Очутившись под сводами Леса, Дорни глубоко вдохнул пряный, пахнущий нагретой смолой и багульником воздух. На душе сразу стало легче, будто кто-то невидимый ласково прикоснулся к его сердцу, убирая оттуда грустные мысли. Он радостно улыбнулся Лесу и быстро шагнул на одному ему заметную тропу, петлявшую меж деревьев и уводившую в самую чащу. Еще немного, и Дорни очутился на залитом закатным солнцем пригорке, посреди которого возвышался старый, толстый дуб. Немного полюбовавшись этим красавцем, Дорни поклонился величественному дереву и легко взобрался по склонившейся к самой земле узловатой ветке.

Прислонившись спиной к толстому, шершавому стволу, он, наконец, с облегчением вздохнул и, распустив шесть белоснежных хвостов, позволил себе расслабиться. Однако, его спокойствие длилось недолго. Дорни встрепенулся и похлопал себя по карманам плотного кожаного жилета. Великий Шоарри! Как же он мог забыть! Он же покинул деревню сразу после Битвы охотников и все его пожитки остались там, дома. Ладно, не беда. Вечером, когда стемнеет, он вернется в деревню. В конце-концов, его никто не прогонял, он всего лишь проиграл поединок. Первый в своей жизни серьезный поединок.

По традиции клана, раз в три весны каждый юноша, достигший двадцати весен, имел право участвовать в битвах за титул Старшего охотника. В бою можно было пользоваться любым оружием и любыми приемами, но было одно непреложное правило – бой должен быть честным. За этим следили старейшины.

Рыжий Макур, был старше прочих претендентов и уже трижды принимал участие в поединках, но каждый раз находился кто-то более сильный и ловкий, укладывавший рыжего бойца на обе лопатки, что неизменно раздражало его. Наверное, ему до чертиков надоело проигрывать тем, кто был младше, и в этот раз он решил подстраховаться. Уж как он этого добился, – подговорил ли шпану, или приятелей, или еще как, – неизвестно, но заготовленный к вечернему празднику цветной огонь вырвался в небо как раз в тот момент, когда Дорни уже готов был отправить рыжего в нокаут. Взгляды всей деревни поднялись к расцвеченному разноцветными огнями небу. Даже старейшины отвлеклись от ринга и уставились на неуместное светопредставление. Всего несколько мгновений, но Макуру их хватило с лихвой, чтобы бросить в лицо зазевавшемуся противнику пригоршню пыли и, пока тот протирал глаза, повалить его на землю. Когда старейшины вновь повернулись к поединщикам, все было уже кончено. Макур крепко прижимал поверженного противника к земле, а его семь хвостов победно вздымались в вечернее небо.

Естественно, победу присудили рыжему, и доказывать, что заработал он ее нечестным путем, было бессмысленно. Никто бы не поверил. Поэтому Дорни просто ушел с праздника и, как и всегда, когда его что-то огорчало, направился в Лес. Единственное, о чем он сейчас жалел, так это об оставленной дома поясной сумке. Хотелось привести себя в порядок, а без маленького зеркальца это было трудно. Прежде оно принадлежало его матери, но, после ее смерти он всегда носил его с собой как напоминание, как талисман и теперь чувствовал себя очень неуютно.

Внизу что-то блеснуло, привлекая внимание Дорни. Не меняя позы, он чуть скосил глаза. Легкая улыбка тронула губы парня. Один из последних лучиков солнца подобрался к маленькому бочажку и теперь плескался в воде, многократно отражаясь и разбрасывая повсюду яркие блики. Дорни протянул ладонь, словно желая погладить прохладную, сверкающую поверхность, но вдруг одернул руку и широко распахнул глаза. Ему показалось, что спокойная всегда вода неожиданно поднялась вверх, навстречу ему. Даже почудился легкий холодок, будто что-то влажное коснулось незащищённой мехом кожи. Он поднес руку к глазам.

Точно. В самом центре ладони виднеется влажный след, словно лизнул кто-то. Дорни попытался стереть непонятно каким образом появившуюся влагу, но она лишь еще сильнее размазалась по коже, застывая, и приобретая зеркальный блеск. Сердце парня учащенно забилось, стало немного страшно. Никогда прежде он не сталкивался ни с чем подобным. Тем более в таком знакомом, исхоженном вдоль и поперек Лесу.

Дорни сосредоточенно рассматривал ладошку. Вернее, то, во что она превратилась. Из зеркальной глади на него смотрел, настороженно поводя аккуратными ушками, белый лис. Дорни дернулся, было, но потом сообразил, что это он сам, его отражение, выглядывает из невесть откуда взявшегося зеркала. Что ж, раз уж выдалась возможность, надо привести себя в порядок. Он принялся разглядывать отражение.

Да уж, белым его сейчас можно было назвать с большой натяжкой. Под глазами темные круги и грязные серые разводы, – последствия попавшей в глаза и растертой в тщетной попытке избавиться от нее, пыли. Поперек морды тянется большая багровая полоса, – след от когтя Макура. Хорошо, что не распорол шкуру, иначе остался бы уродливый шрам, а так, через пару недель все безследно исчезнет.

Дорни фыркнул и мягко соскользнул на землю. Опустился на колени около того самого бочажка. Припал к самой воде и настороженно повел носом. Обычная болотная вода, никаких странных или посторонних запахов. Он осторожно коснулся пальцем спокойной темной поверхности и тут же отдернул руку. Однако, ничего не произошло, и Дорни уже спокойно зачерпнул в пригоршню воды и принялся сосредоточенно тереть морду, смывая с нее пыль и кровь. Не забывал он и поглядывать в импровизированное зеркальце, в которое превратилась его собственная ладонь. Через некоторое время он удовлетворенно хмыкнул, вглядываясь в свое посвежевшее отражение. Шерсть его снова была белоснежной и лишь багровая полоса, так и оставшаяся на его морде, напоминала о минувшем дне.

Теперь предстояло понять, что делать с рукой. Ему вдруг снова стало страшно. А что, если он вот так и останется? Его ж засмеют в деревне! Виданное ли дело, – охотник с зеркалом вместо ладони?

Он снова уставился на свою конечность. В сгущавшихся сумерках блестящая поверхность выглядела жутковато. Он вертел ладонь и так и этак, в попытке понять, можно ли за что-нибудь зацепиться и сорвать эту блестящую пленку.

– Ну? – услышал он вдруг до боли знакомый голос. – И долго ты собираешься махать руками и таращиться так, будто привидение увидал?

Отражение в зеркале подмигнуло застывшему в удивлении лису и растянуло губы в приветливой улыбке. Дорни яростно помотал головой. Хорошо же Макур его приложил, мерещится всякое.

– Да, не тряси ты башкой! – смеясь, сказало отражение. – Совсем мозги растрясешь.

Послушавшись совета, головой он трясти перестал, но принялся ожесточенно тереть ладонь о жесткую, покрытую перепревшей листвой и мелким сором, землю, но сколь ни старался, на блестящей поверхности не появилось ни единой царапинки. Отражение разразилось заливистым смехом.

– Ну, все, все, хватит, щекотно же! Да, успокойся же ты! – резкий окрик привел Дорни в чувство. Он прекратил дергаться и хмуро воззрился на собственное отражение.

Немного помолчал, и сердито поинтересовался:

– Ну? И кто ты такой?

Отражение хитро прищурилось.

– А ты так до сих пор и не понял?

Дорни поморщился.

– Мало ли, чего я там понял. Кто ты такой? – повторил он свой вопрос.

Лис по ту сторону ладони закатил глаза.

– Хорошо, – со вздохом, словно учитель, уставший объяснять непонятливому ученику прописные истины, произнес он. – Я, – это ты.

– Угу, конечно, – недоверчиво проворчал молодой лис. – С каких это пор отражения разговаривают со своими хозяевами?

– А с каких пор лисьи лапы превращаются в зеркала? – вопросом на вопрос ответило отражение.

Дорни насупился еще сильнее.

– У меня, вообще-то, не лапы, а руки. – он повертел перед зеркалом свободной рукой, растопырил длинные, совсем не лисьи, пальцы, пошевелил ими, а потом резко сжал в кулак и сунул под нос отражению. – Это видел? – угрожающе проворчал он.

– Видел-видел, – снисходительно ответил Дорни-из-зазеркалья и, в свою очередь помахал ему рукой. – У меня такие же. Только это дела не меняет. Впрочем, называй, как хочешь.

Зазеркалец повернулся к Дорни спиной, всем своим видом показывая, что ему стало скучно.

– Захочешь узнать, что делать дальше, дашь знать, – устало сказал он, махнул хвостами и… С поверхности зеркала на Дорни смотрела его собственная физиономия. Растерянная, испуганная и немного потрепанная.

Дорни снова помотал головой, – примерещится же всякое, – и вновь принялся тереть ладонь о землю. Он даже попытался поддеть зеркальную пленку когтем, но у него ничего не вышло. Казалось, он скорее сотрет кожу, чем эта непонятная штука слезет. Притомившись от безплодных усилий, он прислонился спиной к теплому, шероховатому стволу и жалобно, по-щенячьи, заскулил. Несколько раз со злостью хлопнул раскрытой ладонью по стволу, взвыл уже от боли и опять поднес злополучную конечность к лицу. Некоторое время с сомнением смотрел на свое отражение. Как он там сказал? Дашь знать? Интересно, и что я должен сделать?

– Эй, ты, – тихонько позвал он, поднеся ладонь к губам, – который я. Или, как там тебя? – он немного помолчал, вглядываясь в собственное изображение. – Что я должен сделать?

Однако, с ладони на него смотрела лишь его собственная нынешняя морда на фоне быстро темнеющего неба. Дорни глубоко вздохнул и отвел глаза, но неясное движение в зеркале заставило вернуться к созерцанию. Ему показалось, что там, в темной блестящей глубине, мелькнуло девять размытых молний. Он попытался разглядеть, понять, что это было, но сосредоточиться на этой мысли ему не удалось. Знакомый голос насмешливо произнес:

– Все? Успокоился? Готов к диалогу? – Дорни кивнул, а лис в зеркале удовлетворенно хмыкнул. – Вот и чудненько. Для начала, давай определимся, чего ты хочешь.

– Скажи, как избавиться от этой штуки! – выпалил Дорни.

– И это все? – разочарованно протянул его собеседник.

– А чего я еще могу хотеть в такой ситуации? – молодой лис насупился.

– Ну-у-у… – произнес зазеркальщик, – я бы на твоем месте поинтересовался, почему это произошло и как можно использовать, но, как хочешь. – Лис в зеркале пожал плечами. – Просто ополосни руку в той луже и можешь спокойно возвращаться в то место, которое зовешь домом.

Дорни удивленно вытаращил зелёные глаза.

– Так просто?

– Да. А ты что думал?

– Ну, не знаю, – смутился он. – А что потом?

– Что – потом? – не понял собеседник. Видимо, разочарованный ответом, он потерял к парню всякий интерес.

Он повернулся боком и принялся сосредоточенно изучать когти на правой руке.

– Ну, я буду прежним?

Лис чуть повернул голову, сверкнув глазом.

– А ты этого хочешь? – в его голосе сквозила легкая ирония.

Дорни задумался. До этого вопроса ему и в голову не пришло посмотреть на ситуацию с другой стороны. Может, от того, что он рано остался сиротой, а из-за цвета его шерсти, одногодки постоянно дразнили его и не принимали в игры, он всегда хотел быть таким же, ничем не выделяться. Хотя нет. Решение участвовать в поединке он принял потому, что хотел доказать деревне, что он не хуже, а, может, в чем-то и лучше других. И вот теперь этот странный случай. А так ли уж важно быть таким, как все? Да и пес с ним, зеркалом на ладони. Зато можно не безпокоиться, что забудешь или разобьешь. Дорни прищурился и усмехнулся.

– Нет, пожалуй не хочу.

Собеседник тут же вновь повернулся к нему лицом.

– Что ж, это совсем другой разговор, – совершенно серьезно сказал он. Отступил на шаг, покачал головой, будто присматриваясь к чему-то, потом довольно кивнул и изрек:

– Дай мне руку.

– Чего? – не понял Дорни.

– Протяни мне свою руку, – повторил Лис.

– Как я могу это сделать, если ты и так сидишь в моей руке?

Лис закатил глаза.

– Во-первых, я не сижу, как ты выразился, в твоей руке. Я… – он оглянулся, – я нахожусь, скажем так, у себя дома. Просто, благодаря определенным обстоятельствам, я могу общаться с тобой. Во-вторых, у меня не очень много времени. Не так просто удержать временной портал, дабы иметь сомнительное удовольствие пообщаться с самим собой, так что будь умницей, и просто накрой одну руку другой.

Дорни послушался и почти сразу ощутил волну жара и сильный толчок. Меж неплотно сомкнутых пальцев заклубился легкий туман. Подчиняясь безотчетному желанию, парень отвел руку в сторону. Туман стал гуще, а зеркальная пленка вдруг стекла с его ладони, обретая четкие очертания. Пара мгновений и посреди поляны стоял еще один серебристо-белый лис. Едва ступив на землю, он резко развернулся, отчего полы его длинного, безрукавого плаща распахнулись, выпуская на волю девять пушистых хвостов, которые тут же сплелись в замысловатую фигуру.

Лис остановился, придирчиво оглядел себя.

– М-да. Немного просвечиваю… Ну, да ладно. – Он подошёл к вжавшемуся в ствол дуба Дорни. – Ну, здравствуй, я.

***

Прошло уже больше года, как он поселился в Ханамидолле. После беседы с самим собой, он вернулся в деревню лишь под утро и то только затем, чтобы забрать из дома свою сумку, да несколько дорогих сердцу вещиц. Он быстро собрался, и ушел, ни с кем не попрощавшись. Да и не с кем было прощаться. Друзей у него не было, а остальные быстро забудут о нем.

Сейчас он был даже благодарен Макуру за его подлость. Если бы не это, ходил бы он в чине Старшего охотника, учил подростков разным премудростям. Дело, конечно, нужное и почетное, но, сейчас он отчетливо это понимал, совсем для него не интересное. Так что пусть уж им занимается Макур, а он будет здесь, постигать азы великой лисьей премудрости.

В этом городе, он впервые столкнулся с большим количеством народа, жившего в огромных и, по его мнению, неудобных каменных коробках, которые здесь называли домами. По-началу ему казалось, что это самые настоящие ловушки, из которых, – не приведи Великий Шоарри! – случись чего, не выберешься, но теперь он пообвык и находил эти монументальные постройки вполне комфортными. Он нашел себе недорогое жилье на окраине города. Небольшой домик, окруженный вишнёвым садом, комнату в котором сдавала пожилая семейная пара, привлек его внимание тем, что немного напоминал о родной деревне, в которой больших домов отродясь не видывали.

Но больше всего ему нравилась библиотека. Высокая башня из белого камня, острый шпиль которой, казалось, пронзал облака. Внутреннее же убранство библиотеки отличалось скромностью и простотой. Нескончаемые ряды книг вдоль стен, несколько письменных столов для удобства посетителей, пара учебных комнат, которые почти всегда пустовали. Были тут и несколько помещений, о которых обычные горожане даже не подозревали. Святая святых. Архив, где находились древние книги по истории и магическому искусству и лаборатории. Именно там Дорни проводил почти все свое время и именно там он чувствовал себя по настоящему счастливым.

Здесь он познакомился с Араной, молодым лисом, таким же белым, как и он сам. Арана был на несколько весен старше и всю свою жизнь провел в Ханамидолле. Родители его, весьма зажиточные и уважаемые граждане, посвятили себя алхимии и достигли немалых высот. Им, как, пожалуй, всем родителям, очень хотелось, чтобы сын пошел по их стопам, и Арана был отправлен на обучение. Однако, сам Арана не сильно стремился постигать различные науки. Единственное, чего хотел избалованный отпрыск, это развлекаться в компании таких же молодых повес.

Когда появился Дорни, Арана сначала подшучивал над простодушным деревенским парнем, потом попытался привлечь на свою сторону, но, поняв что того интересует лишь учеба, махнул рукой и отстал, однако продолжал из-под тишка следить за ним. Даже стал посещать уроки старого, седого Намэки и постепенно сам настолько проникся, что забросил прежних приятелей. Учитель же, глядя на это лишь посмеивался. Уж он-то прекрасно знал, какая сила прячется под этими белоснежными шкурами и со своей стороны старался одинаково развивать таланты каждого, но Дорни иногда казалось, что ему старый Намэки уделяет гораздо больше внимания.

Еще ему казалось, что учитель порой слишком сильно придирается к нему. К ним обоим. Каждый неверно начерченный в воздухе знак вызывал у Намэки бурю негодования.

– Что вы творите! – неизменно восклицал он. – Угробить всех нас всех хотите? Ну ладно, Арана, это не его призвание, но ты, Дорни! Ты же Начертатель! Тот, кто с помощью начерченных знаков и своей внутренней силы способен изменить мир вокруг себя. Ты должен быть более внимательным. Неверно начерченный знак может привести к печальным последствиям, даже если ты чертишь его только рукой.

Дорни послушно кивал и принимался за дело снова и снова, пока старый учитель не оставался доволен своим подопечным. Со временем он научился воспроизводить то, что ему показывал Намэки с первого раза и однажды старый Мастер объявил, что теперь его обучение переходит на новую ступень.

– Если ты думаешь, что Создатель наградил тебя хвостами исключительно для красоты, то ты глубоко заблуждаешься. Пора бы тебе, – он ткнул когтистым пальцем в грудь замершего перед ним парня, – научиться использовать их по назначению.

С этого дня он почти не виделся с Араной, к которому успел привязаться. Теперь каждый из них начал проходить свою собственную подготовку. Встречались они лишь в короткие перерывы, да и то почти не разговаривали.

Примерно в это же время, он начал ощущать неприятный зуд чуть пониже спины.

Прямо в том месте, откуда росли семь его шикарных хвостов. Сначала он испугался и даже обратился за помощью к учителю. Смущаясь и запинаясь на каждом слове, сгорая от стыда, он поведал Намэки о том, что его так сильно безпокоило. Выслушав длинную, сбивчивую речь своего ученика, старый Мастер глянул на него поверх очков и расхохотался. Смеялся он долго, чем смутил молодого лиса еще сильнее. Умей Дорни краснеть, он был бы сейчас пунцовым от смущения и неловкости. Отсмеявшись, Намэки дернул незадачливого ученика за один из хвостов и очень серьезно сказал:

– Ты становишься сильным, мой мальчик. Совсем скоро ты превзойдешь меня в своем мастерстве.

Дорни непонимающе посмотрел в смеющиеся глаза учителя, весь вид которого выдавал полнейшее удовлетворение.

– Но… как быть с моей проблемой?

– А, никак, – Намэки махнул рукой. – Позудит и перестанет. Зато у тебя появится еще парочка роскошных хвостов.

– Хвостов? – удивленно протянул молодой лис.

– Да, хвостов. А что тебя так удивляет? – старый учитель снял очки и принялся протирать их платком.

Дорни пожал плечами.

– Это… несколько неожиданно.

Учитель, закончив протирать стекла, вновь водрузил очки на нос и внимательно уставился на парня.

– Ну, почему же. Как раз-таки, вполне ожидаемо. Ты растешь и твоя сила тоже растет. Следовательно, и хвостов становится больше. Все закономерно, мой мальчик.

Дорни немного подумал и согласно кивнул. То, что сейчас говорил учитель, полностью совпадало с услышанным им давным-давно от самого себя. Тот, более взрослый и опытный Дорни, тоже сказа, что однажды, когда его сила возрастет, хвостов у него станет больше. Видимо, это время пришло.

Дорни до сих пор хорошо помнил тот день, будто это было только вчера и каждый вечер, отправляясь спать, воспроизводил в памяти все мельчайшие подробности их разговора.... – Ну, здравствуй, я, – произнес серебристо-белый лис и протянул ему руку. Дорни отшатнулся, было, но тут же пересилил испуг и ответил на рукопожатие.

Серебристо-белый присел рядом.

– Ну, что, поговорим? – и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Ты не догадываешься, как такое могло произойти?

Дорни молча помотал головой.

– Я вообще не понимаю, что происходит, – хмуро произнес он. – Что это за штуковина, – он поднял руку, на которой уже не было зеркальной пленки, – кто ты такой и почему, если ты, это я, у тебя девять хвостов?

Серебристо-белый широко улыбнулся, продемонстрировав два ряда острых мелких зубов.

– Отличные вопросы, парень, – лис кивнул. – А теперь немножечко подумай своей головой, может, сможешь найти ответ хотя бы на один из них?

Дорни насупился и принялся думать, но никакого мало-мальски логического объяснения в голову не приходило.

– Не знаю, – пробормотал он, – магия какая-то.

– Что ты сказал? – Лис подался вперёд, будто не расслышал только что произнесенных слов.

– Магия, говорю, какая-то, – громче повторил Дорни.

– Во-от! – собеседник наставительно поднял вверх указательный палец. – Вот. Ты сам ответил на все свои вопросы. Ты особенный, Дорни. Ты ведь всегда отличался от сверстников, правда?

Дорни кивнул.

– Мне всегда доставалось за цвет моего меха. Даже дразнили белой вороной. – Он усмехнулся, вспомнив, как обижался на такие слова, будучи совсем маленьким.

– Да, ты белый, но это не все, чем ты отличаешься от других. Подумай, что ты умеешь? Может, есть что-то, что ты можешь делать лучше односельчан?

– Конечно. Я лучший охотник… – он осекся, вспомнив, как его обошел рыжий Макур, и поправился, – ну, один из лучших.

Лис кивнул.

– А еще?

Дорни пожал плечами. Поднял с земли веточку, повертел в пальцах и щелчком отбросил ее подальше.

– Я могу разговаривать с ветром, могу различать шепот деревьев. Иногда мне кажется, что стоит мне захотеть, и я смогу управлять стихиями… – задумчиво протянул он, но тут же встряхнулся. – Но это все ерунда. Так ведь многие могут, верно?