Слово и части речи

1.4.1. Фонетические слова

(акцентуационное, фонетически отдельное и др.)

Отграничение фонетических слов от собственно слов, начатое И. А. Бодуэном де Куртенэ, имеет, пожалуй, наибольшую традицию, встречаясь даже в рамках словоцентрических концепций, в том числе в русистике. Последовательно «слово в собственном смысле» отделял от «акцентного слова», например, Ю. С. Маслов [Маслов 1975: 86]. Существует и точка зрения, согласно которой слово вообще не следует считать фонетической единицей [Мейе 1938 [1903]: 157–158]. С другой стороны, в недавней книге [Dixon, Aikhenvald (eds) 2003] последовательно выражена точка зрения, согласно которой главными признаками слова являются в совокупности фонетические и грамматические и при выделении слов те и другие надо обязательно учитывать. В то же время один из авторов книги подчеркивает, что нет логических оснований для совпадения фонетического и грамматического слова [Matthews 2003: 286]. У И. А. Мельчука фонетические признаки слова рассматриваются лишь как «связность в рамках означающего», один из четырех видов связности, присущей типичным словоформам [Мельчук 1997: 200–203]; в число конституирующих признаков слова они не входят.

Фонетические слова при любом их понимании слишком явно расходятся с традиционным представлением о слове в европейских языках. Прежде всего, это связано и с безусловными служебными словами, и с единицами неясного статуса вроде тюркских или японских падежных показателей (оба класса или лишь второй из них называют клитиками, см. ниже): те и другие, как правило, не имеют собственной акцентуации и не отделяются паузой. Однако для более «экзотических» языков нередко слово понимают именно как фонетическое слово. Например, в японистике так поступали Окумура Мицуо [Okumura 1954], Дж. Дж. Чью [Chew 1973: 6–7], Е. Д. Поливанов в ранней книге [Поливанов 1917: 64] (позже он пришел к иному определению слова, приводившемуся выше, где, однако, также учитывались фонетические критерии как второстепенные). Представляется, что нет оснований считать, будто критерии ударения или паузы для японского языка подходят лучше, чем, скажем, для русского12. Просто там, где нет традиции выделения слов (или эта традиция существенно иная, как в Японии), скорее принимаются в расчет сравнительно легко применяемые критерии.

Среди признаков фонетического слова выделяются весьма различные и не всегда совпадающие: акцентуационное единство, невозможность паузы внутри его, тон, сингармонизм, законы начала и конца слова (выражение делимитативной функции, по Н. Трубецкому), морфонологические правила, действующие только на стыках слов (внешние сандхи) или только внутри слов (внутренние сандхи), и некоторые другие. Перечень таких признаков см., например, [Dixon, Aikhenvald 2003: 28]. С. Е. Яхонтов указывал: «Фонетическое слово – самое неопределенное и расплывчатое из всех явлений, называемых “словом”… Даже в одном и том же языке границы фонетических слов могут оказаться разными, в зависимости от того, какое фонетическое явление взять в качестве критерия» [Яхонтов 2016 [1963]: 111]. Эти признаки иногда связаны между собой, например разделенная паузой последовательность не может иметь единого ударения (однако без пауз можно произнести и отрезки с несколькими ударениями). Могут быть выделены несколько единиц, важнейшие из которых и выделяемые чаще всего – акцентуационное слово и фонетически отдельное слово.

Изучение данных единиц – особая задача, поставленная еще И. А. Бодуэном де Куртенэ: см., например, выделение фонетической синтагмы и фонетического слова у С. В. Кодзасова [Кибрик и др. 1977: 260–264], просодемный анализ у Хаттори Сиро [Хаттори 1983] или выделение супрафонологического яруса у И. Ф. Вардуля [Вардуль 1977: 325].

Особо следует упомянуть сложный вопрос трактовки известного явления сингармонизма в алтайских и уральских языках, где гласные в пределах некоторого отрезка текста уподобляются по признаку ряда (а иногда и огубленности) первому гласному корня. Для этих языков, агглютинативных по строю, большинство лингвистов именно сингармонизм считают главным критерием членения текста на слова: считается, что это правило действует в пределах слова, но не распространяется на соседние слова. Безусловно, как и ударение, сингармонизм играет значительную роль в выделении слов при восприятии речи [Касевич 2006: 352]. Но известны и случаи несовпадения границ сингармонистических последовательностей и слов, выделяемых по иным признакам [Там же: 347–348 и др.]. Сингармонизм – явно не морфологическое явление, поскольку его правила могут действовать независимо от морфемного членения [Баскаков 1966: 27; Harris 1951: 345–346; Matthews 1974: 86]. Многие языковеды, начиная с И. А. Бодуэна де Куртенэ, вполне правомерно, на наш взгляд, сопоставляют ударение и сингармонизм как сходные явления, см. развернутую аргументацию у В. Б. Касевича [Касевич 2006: 345–357]. В языках, где есть сингармонизм, он играет компенсирующую роль по отношению к недостаточно развитому (по мнению некоторых лингвистов, даже отсутствующему) ударению [Там же: 349–354]. Поэтому сингармонистические последовательности, по-видимому, следует рассматривать как разновидности фонетических слов (вероятно, как третью единицу такого рода), а не как словоформы или какие-то иные единицы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Грамматика принадлежит двум авторам, но данный раздел целиком написан Е. Д. Поливановым.

2

Правда, сложные слова рассматривались как слова, состоящие из слов, тем самым их компоненты выделялись как особые единицы, однако они приравнивались к словам.

3

Впрочем, Дионисий равным образом определял и слово как наименьшую часть предложения. Однако слово могло рассматриваться и вне предложения и характеризовалось независимо от него [Оленич 1980: 216], тогда как предложение трактовалось только как сочетание слов.

4

А. М. Пешковский как раз занимался вопросами определения слова в другой работе [Пешковский 1925]. Но в книге, адресованной широкому читателю, он счел оправданным обойтись без этого.

5

Данное противопоставление иногда отождествляют с противопоставлением словоформы (= молекуле) и лексемы (= семантеме) [Dixon, Aikhenvald 2003: 22]. Однако словоформа и лексема у А. И. Смирницкого, А. А. Зализняка и др. по определению совпадают по границам, чего у молекулы и семантемы может не быть.

6

Все-таки не веками: такие поиски ведутся лишь с конца XIX в., до того исходили из очевидности слова.

7

В более поздней работе, написанной в середине 30-х гг., ученый несколько изменил точку зрения, выделяя «критерий изолируемости», основанный на способности изолироваться в качестве «единственного состава произносительной фразы» [Поливанов 1991: 424]. То есть подход сходен с подходом Л. Блумфилда (сам Е. Д. Поливанов указывал, что впервые его предложил Г. Суит [Там же]).

8

В книге [Плетнер, Поливанов 1930] выделено небольшое количество служебных слов для этого языка, но они упоминаются лишь в части книги, написанной соавтором Е. Д. Поливанова.

9

Такое расщепление может проводиться различным образом. Концепции, рассматриваемые здесь, следует отделять от концепций, выделяющих единицы, различающиеся лишь степенью абстракции. К последним относится известное и ныне практически общепринятое в России разграничение словоформы и лексемы.

10

В одной из недавних публикаций двух швейцарских (то есть не англоязычных) ученых сказано, что фонологическое и синтаксическое слово впервые разграничил Р. В. У. Диксон в 1977 г. [Bickel, Zúñiga 2017: 160]. Вся предшествующая история такого разграничения в Европе и России полностью проигнорирована.

11

В данном контексте этот термин ближе всего к русскому термину словосочетание, хотя и не совпадает с ним. Специально об англоязычном термине будет говориться в разделах 1.6 и 3.2.

12

Для ударения скорее можно было бы предполагать обратное: русское динамическое ударение – более сильное средство выделения речевых отрезков, чем японское музыкальное (в японской лингвистике, в отличие от русской, лексические единицы, различающиеся лишь ударением, считают омонимами).