ТАСС уполномочен заявить…

– А может, наоборот? – усмехнулся Константинов.

– Верно. Вполне может быть и так.

– Скажи мне, пожалуйста, Иван Яковлевич, утечка информации – по нагонийскому узлу в частности – здорово вам может помешать?

– Об этом я и думать не хочу.

– Мне, к сожалению, приходится.

– Есть сигналы?

– Есть.

– Бесспорные?

– Разбираемся.

– Плохо.

– Да уж хорошего мало.

– Я бы сказал – очень плохо, Константин Иванович.

– Даем противнику возможность рассчитывать встречные ходы?

– Именно.

– Значит, ты полагаешь, что на драку они не пойдут?

– Полагаю, что нет.

– А я думаю, они идут к ней. И начнут. Если только мы им не помешаем. Не обхитрим, говоря иначе. Скажи мне, научно-исследовательские институты от вас получают много материалов?

– Много. Очень много. Иначе нельзя: коли науку держать на голодном пайке информации – толку от нее не будет. А может, провокация? Ошибка исключена?

– Не исключена. Мы этим как раз и занимаемся…

…Константинов завез Еремина в МИД, заехал к себе, просмотрел последние телеграммы и отправился на корт – Трухин устроил ему партию с Винтер.

– Я еще только учусь искусству тенниса, – сказал Константинов, – так что не взыщите, ладно? Вы привыкли, видимо, к хорошим партнерам?

– Ничего, – улыбнулась Ольга, и лицо ее сразу же изменилось, стало юным. – «Цирюльник учится своему искусству на голове сироты».

– Как, как? «На голове сироты?» Откуда это?

– Афганская пословица. Вас гонять, или хотите поработать над ударом?

– Я готов ко всему. Только особенно не унижайте.

– Я совершенно не азартна, игра дает великолепную зарядку на неделю, работается вхруст.

– «Вхруст»? – переспросил Константинов.

– Не помните? «Одну сонату вечную, заученную вхруст»…

– Мандельштам?

– Вы кто по профессии?

– Юрист.

– Тогда вы мне непонятны. Сейчас поэзию знают только физики; гуманитарии все больше выступают в разговорном жанре. Ну поехали?

– С богом!

Играла Ольга Винтер действительно прекрасно. Иногда бывает так, что человек, сильный в том деле, где он, как говорят, купается, норовит выказать окружающим свою – определенного рода – исключительность. Это ломает партнеров, принижает их; отсюда – зависть, недоброжелательство, грех, одним словом. Редки люди иного склада: умение делает их особо открытыми, идущими навстречу; свое знание они легко отдают людям, испытывая при этом видимую радость, особенно когда заметны результаты такого рода отдавания. С такими людьми общение приятно, оно – обогащающе; воистину, всякого рода отдача неминуемо оборачивается бумерангом: разбудив в другом талант, ты получишь во сто крат больше, иными гранями, а от них, от разности граней, и твой талант становится богаче, высверкивает всеми оттенками – талантливость, если она истинна, всегда оттеночна, только посредственность безошибочно однозначна.

Ольга Винтер давала Константинову шанс, играла аккуратно, без той, подчас смешной на любительском корте агрессивности, которая (так отчего-то считается) необходима и неизбежна даже.

– Я вас не загоняла? – спросила она после первой игры. – Вы меня одергивайте.

– Нет, вы, по-моему, даже слишком снисходительны.

– Я не умею быть снисходительной, – ответила женщина, – это очень обидно – снисходительность: в любви, спорте, в науке.

– Я обратил внимание на эту мысль в вашей диссертации…

– Диссертация – это вчерашний день, – сказала Ольга, и снова лицо ее стало совсем юным. – Нет, правда, я не хвастаюсь, просто когда дело сделано, отчетливо видишь дыры и пустоты.

– Я пустот не заметил, вы очень густо все написали…

– Знаете, густо замешать не трудно, когда два года прожил в стране. Обидно, что наши институты не дают возможность молодым ученым не просто съездить в двухнедельную командировку, это ерунда, а пожить, повкалывать там в поте лица – тогда только будут результаты…

– Накладно, видимо, для государства – я имею в виду валюту.

– Ерунда. Можно работать в библиотеках уборщицами; машину, конечно, не купишь, магнитофон – тоже, но на койку хватит и на кофе с сыром. И прелести западного мира тогда поймешь не со стороны, а изнутри. «Голоса» работают лихо, раньше хвастались, а сейчас поумнели, самокритикой занимаются, себя бранят. Ладно, а то разозлюсь и стану вас гонять – к сетке!

Константинов был хорошим партнером в разговоре потому еще, что умел слушать. Причем он не просто слушал, он жил мыслью собеседника, и в глазах у него был постоянный, умный интерес – такого рода интерес куда как более действенный стимул в беседе, чем словесная пикировка.

– А почему вы остановились на многонациональных компаниях в Луисбурге? – спросил Константинов, когда они садились в его «жигуленок». – Там же, по-моему, американцы лезут сольно?

– Это в первых строках моего письма, – ответила Ольга. – Они берут плацдарм, оседают, работают вглубь. Мы-то – вширь, мы – щедрые, обидеть боимся, не требуем гарантий, верим, а дядя Сэм аккуратист, он без бумажки и векселя ни цента не даст, умеет считать деньги. Сначала оседает он, а за ним уже идут многонациональные гангстеры.

…Советуя Константинову лично присмотреться к Винтер – дело-то вырисовывалось необычайной важности, – Федоров преследовал еще одну цель, понятную лишь тем, кто ответственно думал о преемственности поколений.

Федоров, конечно же, прекрасно знал, что в аппарате бытовали разные точки зрения на роль руководителя высокого уровня в той или иной операции. Одни считали, что генералу незачем заниматься деталями, есть высококвалифицированные сотрудники, растущие молодые чекисты – они бы, видимо, и сами смогли сделать то, чем сейчас занимался на корте Константинов.

Но, полагал Федоров, в каждом конкретном случае следует точно выверять рубеж между понятиями: руководство и непосредственное участие в деле. Точное осознание такого рода рубежа и есть стратегия отношений с коллективом.

«Петр рубил корабли, – говаривал Федоров, – так отчего бы генералам не участвовать в оперативных мероприятиях, которые бог знает по какому чиновному табелю о рангах оказались исключенными из сферы их деятельности. И молодежь на них в деле посмотрит: натаска – хорошее слово, тургеневское, стоит ли от него отказываться?»

– Я, быть может, поеду в Луисбург… Согласитесь порассказать – что посмотреть, с кем повидаться?

– Конечно. Вы по какой линии?

– Мы в их портах разгружаем часть товаров для Нагонии, они здорово нарушают срок, а это – подсудное дело.

– Ничего у вас не выйдет. Порты куплены американцами. – Ольга снова оживилась. – Мне кажется, они работают там через мафию. Очень уж похоже. Бары, «макдоналдсы» например, служат американцам впрямую, а их натыкано вокруг порта, вокзала, аэродрома немыслимое количество. Зотов рассказывал, что мафия в Сицилии царствует потому, что держит порты и аэродромы…

– Зотов – это кто?

– Это человек, которого я любила… Он был… Он мой… Словом, это очень умный и хороший человек. Вам стоит с ним поговорить, он – светлая голова, щедрейший, добрейший Зотов…

– Вы были в Луисбурге в научной командировке?

– Нет, с мужем… С Зотовым. Подбросьте, если располагаете временем, до центра, а?

– С удовольствием. Вы будете самым молодым доктором?

– Ну и что? Не хлебом единым сыт человек.

– Зачем Бога гневите?

– Вообще-то верно, не следует.

– А с кем – кроме вас, понятно, – стоит повстречаться перед отъездом? – спросил Константинов. – Кто в Москве подобен Зотову?

– Таких, как Зотов, больше нет, – ответила Ольга. – Нет и не будет.

– Зотов защитился?

– Нет. Практик. Работал всю жизнь. Да он любому доктору наук сто очков вперед даст, – так он чувствует и знает Африку. Но он рубит сплеча, а это не всем нравится.

– Смотря что рубить сплеча…

– Идеи, – усмехнулась Ольга.

– Опять-таки, смотря какие идеи.

– Долго объяснять, вы ж не были в Луисбурге…

– А с кем из иностранцев стоит побеседовать там?

– В МИДе у них неинтересные люди… Разве что министерство образования… Много молодых, они широко думают.

– А из коммерсантов? Там ведь есть немецкие и американские коммерсанты, которые давно работают и много знают. Я имею в виду крупных бизнесменов, тех, кто заключают серьезные сделки и связаны – поэтому – с серьезными юристами.

– Немцы? – переспросила Винтер. – Я ж не знаю немецкого.

– Там есть Кирхгоф, Больц, Ханзен…

– Верно, я слыхала, но меня они как-то не интересовали.

– А кто из американцев? Саусер, Лоренс, Чиккерс, Глэбб, Лэнсдом?

Винтер посмотрела на Константинова с озадаченным интересом:

– И вы еще просите у меня помощи?! Да вы ж прекрасно подготовились к поездке! Вы назвали имена серьезных американцев, я их знаю… Чиккерс и Глэбб занятные люди, только наши считают их цеэрушниками, но я отношу это за счет атавизма шпиономании.

– Почему?

– Да ну… Шпион, по-моему, должен быть очень умным человеком. А Глэбб льстит, ахает: «О, Советский Союз, какая прекрасная страна, вы нас ошеломляете». Ля-ля это… Не верю людям, которые хвалят в глаза.

– Хуже, когда ругают за глаза.

– Лучше. Если льстят в глаза, чувствуешь себя полнейшей дурой, не знаешь, как вести.

– А вы говорите, что он – глупый человек. Вы же испытываете замешательство, следовательно, ведете себя неестественно, а когда человек вынужден вести себя неестественно, он и говорит не то и поступает не так.

– Ладно, бог с ним, с этим Глэббом… Запишите телефон… Я поговорю с моим другом, быть может, он согласится порассказать вам кое-что.

Вернувшись к себе, Константинов сразу же взял папку с корреспонденцией. Особо срочной была помечена телеграмма от Славина:

«Есть ли сведения о Белью, предположительно русского происхождения, работает грузчиком в электросети отеля “Хилтон”, приблизительно шестидесяти лет. Имеются ли сведения на Джона Грегори Глэбба, рожден в Цинцинатти, воевал во Вьетнаме, до этого работал в Гонконге, откуда был отозван после скандала с транспортировкой наркотиков».

Константинов спросил секретаря:

– Ответ в Луисбург ушел?

– По первой позиции отрицательный, Константин Иванович.

– Так-таки ничего?

– Совершенно.

– Белью, Белью… Надо смотреть по Беллоу; Белоф, если предположить русского немца, Белю, допусти мы украинское происхождение, Белов, наконец. Так – широко – смотрели?

– Так – нет.

– Пусть смотрят. Немедленно. А что со второй позицией?

– У нас проходят четыре Глэбба, связанных с ЦРУ. Ричард Пол, тридцать седьмого года рождения, но он не работал в Гонконге, потом…

– Славина интересуют те Глэббы, которые в Гонконге работали.

– Таких двое: Джон и Питер. Но Питер не воевал во Вьетнаме. Следовательно, остается Джон Глэбб. Что касается скандала, в котором он был замешан, то есть лишь ссылка на «Чайша аналисиз» и «Фар истерн икономик ревю». Некий Глэбб был задержан полицией в авиапорту в 1966 году, когда британская полиция арестовала людей Лао с чемоданом героина, оцененным в миллион долларов.

– Чемодан – это как минимум три миллиона. Дальше?

– Это было в первом сообщении. Потом имя Глэбба не упоминалось ни разу.

– Когда он попал во Вьетнам?

– В начале шестьдесят седьмого.

Константинов усмехнулся:

– Вьетнам для него был словно Восточный фронт для проштрафившихся немцев. По-моему, сходится, нет? Отправили материал в Луисбург?

– Ждали вас, Константин Иванович.

– Напрасно. Пусть сейчас же отправят. Какая у нас разница с Луисбургом? Три часа? Значит, сейчас там семь?

Константинов ошибся. Разница во времени с Луисбургом была иной.

Глэбб

…Глэбб проснулся, словно кто-то ударил его. Он еще не понял, отчего он проснулся, в холодном поту, с ощущением какого-то липкого ужаса. Он закрыл глаза, мало ли какая безделица пригрезится в жару, но в тот момент, когда он закрыл глаза, родились черные, зыбкие цифры: «шесть», «ноль», «семь». Он увидел их так точно и близко, что невольно потер пальцами веки. Открыл глаза, потянулся, посмотрел на часы – без десяти шесть. Он выбросил натренированное тело с кровати, прошлепал вспотевшими пятками по кафельному полу, снял трубку, набрал помер, чувствуя, как трясутся пальцы, дождался, пока на другом конце провода сняли трубку, шепнул еле слышно:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

«ВПК» – Военно-промышленный комплекс.

2

Радиограмма, не поддававшаяся расшифровке, была передана из разведцентра ЦРУ в Европе. Текст гласил: «Дорогой друг, информация, переданная вами, внесла существенный вклад в борьбу. Самый большой руководитель ознакомлен с вашей точкой зрения и с переданными вами материалами. Мы выполним вашу просьбу и незамедлительно перешлем вам то, о чем вы просили во время очередной тайниковой операции. Места встреч прежние. Очень просим убыстрить обработку документов, находящихся в вашем распоряжении, и передать данные о том, возможно ли наращивание русской помощи Нагонии, когда там начнутся события кризисного порядка. Ваше мнение и суждения ваших знакомых соответствующего уровня были бы для нас крайне ценны. Ваши друзья “Д” и “Л”». – Примеч. автора.