Полная версия
Кочевье
Кочевье. Антология
Составитель Татьяна Ивлева
Александр ГОРОДНИЦКИЙ /СПб./
Михаэль ШЕРБ /Дортмунд/
Дмитрий ГАРАНИН /Нью-Йорк/
Ханох ДАШЕВСКИЙ /Иерусалим/
Борис ХАЗАНОВ /Мюнхен/
Роман АЙЗЕНШТАТ /Ришон-Ле-Цион/
Алексей ЛАНЦОВ /Вантаа/
Раиса ШИЛЛИМАТ /Оберхаузен/
Алексей ГЛУХОВСКИЙ /Баден-Баден/
Артур НОВИКОВ /Киев/
Юрий БЕРГ /Франкфурт-на-Майне/
Анна МЕРТЕНС /Оберхаузен/
Елена ЭЛЕНТУХ /Эвен Йехуда/
Борис ФАБРИКАНТ /Борнмут/
Лейла БЕГИМ /Литомержице/
Инна ИОХВИДОВИЧ /Штутгарт/
Владимир СЫЧЕВ /Берлин/
Татьяна РЕТИВОВА /Киев/
Евгения ДЖЕН БАРАНОВА /Москва/
Алёна РЫЧКОВА-ЗАКАБЛУКОВСКАЯ /Иркутск/
Григорий БРАЙНИН /Бердянск/
Владимир ЗАГРЕБА /Париж/
Елена МАЛИШЕВСКАЯ /Киев/
Дима КАНДИД /Франкфурт-на-Майне/
Марк ШЕХТМАН /Иерусалим/
Римма ЗАПЕСОЦКАЯ /Лейпциг/
Ирина ВАЛЕРИНА /Минск/
Элеонора КУЗНЕЦОВА /Херсон/
Мария САВКИНА /Санкт-Петербург/
Юрий СЕМЕЦКИЙ /Москва/
Ангелина ЯР /Киев/
Георгий ЯРОПОЛЬСКИЙ /1958–2015/
Лера МУРАШОВА /Москва/
Полина ОРЫНЯНСКАЯ /Балашиха/
Григорий ВАХЛИС /Иерусалим/
Элла КРЫЛОВА /Москва/
Сергей БОГОМОЛОВ /Минск/
Александр МЕЛЬНИК /Льеж/
Дина ДРОНФОРТ /Франкфурт-на-Майне/
Александр ЛАНИН /Франкфурт-на-Майне/
Марина ГЕРШЕНОВИЧ /Дюссельдорф/
Валерий РЫЛЬЦОВ /Ростов-на-Дону/
МаринаГАРБЕР /Лас-Вегас
Виталий АМУРСКИЙ /Париж/
Сергей СУТУЛОВ-КАТЕРИНИЧ /Ставрополь/
Анна ГЕРМАНОВА /Оффенбах-на-Майне/
Борис МАРКОВСКИЙ /Бремен/
Татьяна ИВЛЕВА /Эссен/
Вероника ДОЛИНА /Москва/
В оформлении обложки использована картина английского художника Одилона Редона (1840–1916) «Золотая клетка» 1892. Масло и сусальное золото на бумаге Британский музей Лондон
© Коллектив авторов, 2019
© Т. Ивлева, составление, 2019
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2019
Пилигримы пятизвездных кочевий
Мировое началось во мгле кочевье…
Марина ЦветаеваЧто ты ищешь, поэт, в кочевье?
Андрей ВознесенскийОднажды, в доверительной беседе с российским поэтом Валерием Рыльцовым была затронута тема русской эмиграции, которую я назвала «кочевьем». В ответ на это Валерий в шутку добавил пять звездочек – «Пятизвездное кочевье», по поводу чего мы обменялись стихами – совсем не шутливыми.
Беглецы, скоморохи, смутьяны,эмигранты имперских орбит,не о вас ли у музы Татьянынелетающий ангел скорбит…Унесенные ветром скитальцы,пилигримы холодных пустынь…В. Р.Сквозняки пятизвездных кочевийНад песчаным свистят пятачком,Выдувая сыновне-дочернийСмысл в понятиях: Родина, Дом…Т. И.Так родилась идея этого сборника. Коннотациями «кочевья» в контекстах русской, и в особенности, русской зарубежной литературы являются близкие по духу и по смыслу понятия: «путь», «дорога», «бесприютность», «бездомье», «безвременье», «вольница», хаос. В смысловом значении этих синонимичных понятий, бесспорно, проявлен сюжет «бездомности-кочевья», порожденный эпохой распада гигантской империи, великого переселения народов, массовых миграций и возникновения – на обломках хаоса – эмигрантской литературы, получившей официальное название: Русская зарубежная литература. Различают три периода (три волны) русской эмигрантской литературы. Первая волна – с 1918 г. до начала второй мировой войны – носила массовый характер и до наших дней представляет наибольшее культурное и литературное значение. Вторая волна (1940–1950) возникла в конце Второй мировой войны и не отличалась таким массовым характером, как эмиграция из большевистской России. Большинство писателей второй волны печатались в выходившем в Америке «Новом журнале», также в журнале литературы, искусства и общественной мысли «Грани». Третья волна (1960–1980) началась после хрущевской «оттепели» и вынесла за пределы России крупнейших писателей. Писатели-эмигранты третьей волны принадлежали к поколению разочарованных «шестидесятников». Многие из них были лишены советского гражданства. Оказавшиеся в изоляции от «старой эмиграции» представители третьей волны открыли свои издательства, создали альманахи и журналы.
О феномене первых трех волн много написано, однако серьезных исследований о четвертой волне русской эмиграции и ее литературной жизни практически не существует. Далеко не полностью изучены причины и мотивы, не сказано слово о развитии русской литературы в ближнем и дальнем зарубежье.
Собственно, это и является темой нашей книги: поиск себя, размышления о смысле бытия, переоценка ценностей, метания и мытарства, устроенность и сиротство «эмигрантов имперских орбит» в рамках нового географического, этнического и ментального пространства. В своих произведениях авторы – пилигримы пяти-звездных кочевий – отразили не только суровый лик нашего безвременья, но и свои судьбы, мысли, чувства и чаяния. Поиск личной судьбы в лабиринтах мирового кочевья, поиск духовный – это тоже кочевой путь, который предстоит пройти каждому гражданину мира. В этой жизни мы все эмигранты. Да и душа наша – кочевница ночная – постоянно в пути…
В заключение хочу поблагодарить всех участников этой антологии. Моя особая признательность за помощь и поддержку в осуществлении проекта авторам Анне Германовой, Дине Дронфорт и Дмитрию Кандидову.
Татьяна ИвлеваНоябрь 2018 – ЭссенАлександр Городницкий /СПб./
Александр Моисеевич Городницкий родился в 1933 году в Ленинграде. Советский и российский ученый-геофизик, доктор геолого-минералогических наук, профессор, член Российской академии естественных наук. Широко известен как поэт, бард, считается одним из основоположников авторской песни. Лауреат Государственной литературной премии имени Булата Окуджавы. Заслуженный деятель науки РФ, главный научный сотрудник Института океанологии им. П.П.Ширшова РАН.
Переулки Арбата[1]
Нет пути, нет возвратаВ переулки Арбата, —В перелив, перепев, перезвон,К той земле позабытой,Позабытого быта, —Только в сердце останется он.Утомленное солнцеОсвещало оконце.Радиола стояла в окне.Звуки старого танго,На портрете ВахтанговНеожиданно вспомнятся мне.Нет пути, нет возвратаВ переулки Арбата,К незапамятным тем временам,С нашей юностью шаткойИ Собачьей площадкой,Что однажды привиделась нам.Нет пути, нет возвратаВ переулки Арбата,Но оплакивать их не спеши:Есть звенящая вечность,И щемящая верностьОголенной, как провод, души.Нет пути, нет возвратаВ переулки Арбата,В позабытые нынче года.Этот мир необъятныйНе вернется обратно,Никогда, никогда, никогда.2015Михаэль Шерб /Дортмунд/
Родился 3 февраля 1972 года в Одессе. Закончил физический факультет Одесского государственного университета по специальности «теоретическая физика». С 1994-го живет в Германии. Окончил Технический университет Дортмунда по специальности «прикладная информатика». Работает разработчиком компьютерного обеспечения. Автор сборников стихов: «река», «семиКнижие», «стеклодув». Публиковался в журналах «Арион», «Дружба народов», «Интерпоэзия», «Крещатик», «ШО», «Эмигрантская лира», «Homo Legens» и др. Член редакции журнала «Эмигрантская лира». Победитель фестиваля Эмигрантская лира-2013 и Чемпионата Балтии по русской поэзии-2014. Лауреат премии Таблера 2017.
Я прошу прощения…
Я прошу прощения у цветущей жимолости, у мелющих жерновов,У жизни прошу прощения и у смерти любой. На коленях и стоя,Прошу прощения за несовершенство свое и своих слов,И за то, что не знаю, где я, и за то, что не ведаю, кто я.И за то, что не знаю, почему я здесь и чего я хочу,И не знаю ответа на вопросы «куда идешь?» и «кому служишь?»Я могу лишь свечу зажечь, а после – еще свечу, —Миновавшую жизнь приготовить себе на ужин.Я помню, как тени с деревьев бросались на шею мне,Я помню, как свет воссиял между ровных грядок,И то, и другое предшествовало войне, —Битве за хаос, или борьбе за порядок, —Я не мог различить. А впрочем, не все ли равно,Если знаешь ответ на вопросы: «Кого ты любишь?», «Кому ты веришь?»Я смотрел черно-белый фильм – и видел цветное кино,Я был на балете в Большом – там в экстазе танцует дервиш.Огарок
Спешил, – белоснежный и чистый, —Как прежняя русская речь,На лапах еловых лучиться,Платанам на плечи прилечь.Кружась меж домов и соборов,Обзор заметал, невесом,Расставил фарфоровый город, —Сервизом на сотни персон.Слетал на косынки и шубы,На выбоины мостовой…Постой, не облизывай губы,Не прячься в подъезде, постой!С кислинкою запах сосновый.Морозно ль щекам? Горячо.Чего ж так не терпится – новый?!Ведь этот не старый еще.Пока он исполнен свеченья,Бордовой припухлости гланд,Пусть выложит слово «сочельник»Лампадками тусклых гирлянд.Рассветов густая заваркаИ сумерек ранних ленца…Пусть жалость свечного огаркаВо мне догорит до конца.Сны
Под зимним небом заварнымНе сладко ль птицам спится?Соткали новый саван имРождественские спицы.Уснули птицы – не буди,Уснули человеки, —И стала кожа на грудиПрозрачнее, чем веки.Через прорехи этих век,Запрета не нарушив,На стужу смотрит человек,Душа глядит наружу,Не различая сквозь печальСклонившиеся лица.Меж облаков проходит вдальЛуна, как проводница,Оставив тучи зависатьНад городскою чашкой,Трущобы превращать в леса,Особняки – в стекляшки,Метать морозную икруНа чистые салфетки,Пока по стенам на ветруСлепые шарят ветки.Стряхнул на землю пух и прахПротяжный выдох горна:Летит пространство на саняхВ далекое просторно,Где видит перистые сныО журавле синица,И пряжа тонкая зимыПоземкою струится.Ухмыляясь, месяц тонкий…
Ухмыляясь, месяц тонкийУплывает за карниз.Свет просыпан из солонки:Резок, бел, крупнозернист.Наши жесты пахнут мылом, —Так фальшивы и грубы.Расставание уныло,Словно прыщик у губы.Друг без друга, бук без дуба —Девять лет ли, сорок дней?Я Гекубе иль ГекубаМне тебя теперь родней?Что ж осталось между нами,Старшемладший брат-чужак?Вот застряло меж зубами, —И не вытащить никак…Б. Н
Убитый зимней ночью на мосту,Он не успел заметить выстрел в спину,Но оказался через пустотуПеренесенным к земляному тынуВ иной, нечерноземной полосе:Горит на лбу веревка шрамом алым,На языке – трава, вкуснее всехВозможных слов, – и тех, что прежде знал он,И тех, что неизвестный человекТеперь над головой его бормочет:Пускай невнятен странный диалект,Зато понятен общий смысл пророчеств.Сей жребий от него не отведетНи смерти, ни предвосхищенья чуда.И он бежит назад, потом вперед.Потом летит… Куда летит? Откуда?В саду идей
В саду идейСпит иудей,Не видя снов,И думает: «А был ли пустТот куст,Когда он загорелся,А может, жило в нем счастливое семействоВеселых птиц иль шустрых грызунов?Не повредило ль им куста горенье?»Он видит: словно алое вареньеСтекает с веток, пламенем объятых,И понимает: будет смерть густаИ глубока, как ров, в который крик пернатыйСлетает с ежевичного куста.Пятница
Ни мига не терял, пока ходил под небом.Была земля его напором смущена.Он разбивал сады, и глобулы молекулпроращивал легко, как семена.Он отдыха не знал, пока в ночи бессоннойгудел огонь вулкана, как гобой,и познавал накал упорной, изощреннойборьбы, но не с другим, а лишь с самим собой, —вновь создавал цветы, но были их бутоныпокрыты, как глазурью, скорлупой.Он больше ждать не мог, он так хотел увидетьих нежность и задор, их формы и цвета,что, позабыв о сне, стоял у верстака,составы смешивал и раздувал горнило,чтоб гибкость стебля и полет листасоединить в неразделимый сплав, —и, сотворив перо, его макнуть в чернила, —и вот уже рука по воздуху чертиластремительность крыла и легкость птичьих стай.Он снова создавал, и снова рвал на части,то в тигле расплавлял, то снова сквозь валкипрокатывал, и, словно непричастенни к замыслам своим, ни к мастерству руки,смотрел без восхищения, без страсти,как в чашечке цветка кошачьей паститычинками прорезались клыки.Май
Под вишнями не стол – столопотам,Гудроном пахнет теплая клеенка.Весенний свет похож на олененка:Дрожит и прислоняется к стволам.По папиным премудрым чертежамМангал был сварен из полосок стали,Глядишь, прищурясь, на огонь в мангалеИ жар в лицо, и холодно плечам.Попсу играет радио «Маяк»,Гудит пчелиный улей обертоном.Распахнутым цветастым балахономВисит весна у сада на ветвях.Сад
Покуда на скамейках стар и младВкушают солнце, нежатся в затишье,Весна тайком сооружает сад,Возводятся трава, сирень и вишни.Прислушайся к строительству цветов,И ты услышишь, если слух твой тонок,Натужный скрип канатов-черенков,Ритмичный стук бутонов-шестеренок.Недюжинны усилия лозыУдрать побегом из двумерных клеток,Вставляя стебли в новые пазыКазалось бы, навек уснувших веток.Воздвигнется мой сад, стеклянный куб,Вместилище для соловьиной ночи,Не известью – пыльцой коснется губ,Притронется к щеке ветвями строчек.Оправленный грозой в ночной графитУкрашенный созревшими плодами,Мой сад однажды над землей взлетит,Соединится с лунными садами.Лицо дождя
Не скучно наблюдать, как всходит рожь,Как темный голубь чертит в небе кистью,Волнами по ветвям проходит дрожь, —Так крестит дождь младенческие листья.Уже обувшись и надев пальто,Задумалась и, зябко сгорбив плечи,Стоишь одна и щуришься в окно,Глядишь в лицо дождя, как в человечье.Пока в прямоугольнике окна,Весенний шар качается на грани, —Ты – неподвижна: ты заключенаВ хрустальной сфере собственных мечтаний.Взмахнешь рукой, чтоб прядь убрать с виска,Которая твой взгляд пересекает, —И в этом жесте бледная рукаНадолго, словно в гипсе застывает.Наш город превратился в водоем,И дождь теперь по водной глади хлещет,Внутри ковчега мы с тобой живем,Но только не зверье вокруг, а вещи.Нас стены облегают, как бинты,Закрыты двери, словно створки мидий.И больше нет в квартире пустоты,А если есть, то мы ее не видим.Ирония
На солнце гляжу сквозь кроны я:Сгорает листва в кострах.В стихах, как везде: иронияЛишь прикрывает страх.За свечи, за их свечениеНочь предъявляет счет.Страх перед исчезновением.А перед чем же еще?Торжественно и степенноВ забвенья палеолитСпускается память ступенямиРазбитых могильных плит.Но, даже уже прижатыКо дну земляной волной,Спасаем имя и даты,Держа их над головой.Дмитрий Гаранин /Нью-Йорк/
Родился и вырос в Москве в годы брежневского застоя. Окончил МФТИ, защитил диссертацию по теоретической физике. В 1992 эмигрировал в Германию, работал в университетах. С 2005 года – профессор на физическом факультете Lehman College CUNY в Нью-Йорке. Писал стихи в 1978–82 и 1988–89 годах, затем с конца 2012 года. Aвтор многих книг стихов, изданных под собственной маркой Arcus NY. Публикации: «Крещатик», «Слово/Word», «Журнал Поэтов», «Дети Ра», «45-я параллель», «Зарубежные задворки», «Сетевая словесность», «Золотое Руно», «Черепаха на острове», «Мастерская», Антология «70», «Литературная Америка», «Черновик-онлайн», «9 Муз», «Asian Signature» (Индия, на английском). Полный список публикаций: http://www.lehman.edu/faculty/dgaranin/poetry.php
Бессонница
Струится птичий гвалт бездонною рекой,пересекая распаленный мозг.Несет обломки сна, взорвав ночной покой.Мутит сознания поверженный колосс.Какой корабль всплывет из зыбкой глубинысквозь памяти невидимую рябь?Кем палубы его заселены?Размытых образов там вымысел иль явь?Не разобрать в мерцающей глуши!Останутся в забытых закромах —лишь день взойдет, рассветом потушивночной пожар – сверкнут и не ищи!Уйдут на дно, как тонких весел взмах.Baden-Baden, июнь 2014«В течение пяти часов заката…»
В течение пяти часов закатаНа запад устремлялся самолетПод крыльями багровых облак ватаСкрывала воды северных широтСковала скорость времени теченьеОстановив веретено ЗемлиЧтобы людей летящие мишениХотя б на время ускользнуть моглиОт стрелок тех часов неумолимыхЧто целятся из жизней вычесть деньНа шаг приблизив женщину без гримаСвою на нас бросающую теньIcelandair, 26 января 2017SKRIK
(по картине Эдварда Мунка)
Ярко-красные полосы небо пересекали —Там последняя кровь заходящего сердца текланад водою фиорда цвета холодной сталиструями в черных гор тюленьи тела.Пара друзей в цилиндрах художника обогнали,по мосткам деревянным вышагивая в никуда,не тревожа разливающейся печали,средь которой вдали рыболовные стыли суда.В этот момент вслед за цветами бойнизвук пугающий в чуткое ухо проник —вопль природы, достигший души неспокойной,чтоб в картине остаться с норвежским именем «Skrik».New York, 16 мая 2016«Любовь – это начало, смерть – конец…»
Любовь – это начало, смерть – конец.А все, что между, можно пропустить,весь путь в мгновенье проследив, как спец,событья жизни нанизать на нитьи вывесить сушиться, как грибы,чтоб ими напитать чужой досуг,а сам – от алости до синевы —как мост, зависнуть на опорах двух.New York, 24 мая 2017«Трагизм существования дамоклов…»
Трагизм существования дамокловКонца отсроченного ожиданьеКуда бежать снаряды рвутся околоВ круговорот зовут отдаться даньюНо почему заткнуть воронку рваньюТакой как я внезапно стало важноЯ не достиг еще солнцестояньяИ не издал широкий звук протяжныйВ открытый мир из сокровенных скважинГлубин ветвистых хромосом и геновГде смысл и образ по закону слаженЧто всем услышать нужно непременноL'Autoroute du soleil, 30 июня 2017«И чудно, и торжественно вокруг…»
И чудно, и торжественно вокруг,как будто что-то важное свершилось —от человечества ушел во тьму недуг,которым бог являл свою немилость,и жизни путь, лишившийся конца,за бесконечность по кремню проходит…Скажи звездам от первого лица,что ты душой равновелик природе,пока Земля под их сияньем спити свежей мглою полнятся долины…Всей боли выход из тебя открыт —ты, как ребенок, смотришь в мир невинный,где над тобою зеленеет дуб,где, наконец, в тени ветвей пригожихгустой траве как брат родимый люб,на отдых свой остановиться сможешь.New York, 17 октября 2017«Это тот, которого нет, но кто…»
Это тот, которого нет, но ктокое-кому помогает себя ощутить вдвоем.В вакууме вокруг тебя токпрошуршит еле слышно ночью, а реже – днем.Чу, направляешь ты вглубь слухили вверх в источающий слово его свод.Струйкой тянется диалог двух,за которым спокойствия, словно весны, приход.Внешне все по-прежнему, нопозарастала, нежданно, зияющая пустотанеразрывными нитями, и решено:ты не провалишься в небытие с холста.New York, 22 декабря 2017Гимнастка в Риверсайд-Парке
В позе восточной гимнастики полуокаменев,восково поворачиваясь всем телом,удивляет прохожих и разинутый львиный зевдолгожительница у жизненного предела.Кожей, как папирус эпох времени в глубине,смущает свежесть цветов, раскрывшихся в парке.От ненужного веса освободившись вполне,держит руки сухие вверх покосившейся аркой.Словно капсула от ракеты, завершившей полет,сведена к минимуму в остатке существованья,переходя на сетку духовных долгот и широт,состраданья зевак не принимая, как дани.New York, 2 июня 2018Оптическая песнь
E. K.
Зеленые прямоугольникиЛежат в разрезах клиньев желтыхПускай глаза протрут дальтоникиВ виду красот высоковольтныхСтруящих цвет под небом матовымСреди просторов юной БельгииЧтоб каждый зрением охватывалКартину беглого мгновенияРаскрытым спектром восприятияВсе поглощая понемногуЧтоб заменить Рембрандта патинуКричащей оптикой Ван ГогаBruxelles – Paris, 7 июля 2018«Рестораны карабкаются вверх по улочкам Канн…»
Рестораны карабкаются вверх по улочкам КаннГады моря в бою оставляют клешниС виноградников стекает вин океанБелых розовых что лучше идут в тениГордых пиний чьи круглые кроны на голубомЯрость солнца скрывают лучше любых зонтовЗащищая столики меж гранитных колоннВ честь героев в Африке павших за дело тоЧтоб на нашем светилась Африка берегуВ черных лицах в арабской картавости языкаЧтобы старую Францию как иголку в стогуОтыскать туристам задача была легкаCannes, 14 июля 2018 – День взятия БастилииФейерверк в Каннах
Расцвечивая неба чернотумалиновым, серебряным, зеленым,в течении мгновений, на лету,вставая, как нестойкие колонны,то кроны пальм, из точки расходясь,кидая в воздух золотые ветви,чтоб в высоте сгореть, но не упасть,перед толпой держали путь ракеты,и фейерверку не было конца,и музыка, чтоб зрелищу накалапридать, на все звучала голосаи, мнилось, выше залпы подымала,смотрящим действо придавая сил,всем без разбора, будь хоть перестарок…Что из того, как долго ты светил —считается лишь то, насколько ярок.Sanremo, 22 июля 2018Ханох Дашевский /Иерусалим/
Поэт, переводчик и публицист. Член Союза русскоязычных писателей Израиля (СРПИ), Международного Союза писателей Иерусалима, Международной Гильдии писателей (Германия), Интернационального Союза писателей (Москва), Литературного объединения «Столица» (Иерусалим). Родился в Риге. Учился в Латвийском университете. В 1971–87 гг. участвовал в подпольном еврейском национальном движении. В течение 16-ти лет добивался разрешения на выезд в Израиль. Был одним из руководителей нелегального литературно-художественного семинара «Рижские чтения по иудаике». В Израиле с 1988 г. Живет в Иерусалиме. Лауреат премии СРПИ им. Давида Самойлова (2017) за книгу «Из еврейской поэзии» (Москва «Водолей» 2016).
Хаим Нахман Бялик (1873–1934)
Перед закатом
Перевод с иврита
Обними мои плечи, ко мне приникаяПредзакатной порою,И окно в необъятный простор, дорогая,Распахнем мы с тобою.И лишь вспыхнет сиянье волшебной зарницыИ откроется взорам,Мы к нему устремимся, как вольные птицыК заповедным озерам.Полетим и исчезнем за багряной грядою,Словно голубь с голубкой,Где-то в пурпурном блеске, рядом с яркой звездоюОслепительно-хрупкой.То миры наших грез – золотые долиныДалеко во Вселенной;Из-за них наша жизнь стала игом чужбины,Стала вечной геенной.Те миры нас манили, как во мраке изгнаньяСвет отчизны желанной;И мерцали для нас, словно в знак состраданья,Тусклой ночью туманной.И печально мы вянем, как ростки, чье цветеньеНадломила неволя;И все ищем далекой звезды отраженьеСреди чуждого поля.Федерико Гарсиа Лорка (1899–1936)
Просьба о письме
Перевод с испанского
Любовь, как смерть, как зов из недр страданья,все тщетно жду, пока пришлешь хоть слово,хоть каплю влаги для цветка больного,чей стебель вянет в муках ожиданья.Но вечен воздух. Камень без дыханьяне может видеть мрака рокового.Не хочет сердце наслаждаться сновахолодным медом лунного сиянья.И в битве, где голубку тигр терзает,там кровь моя из вскрытых вен струится,и листья лилий в траур одевает.Так дай словам в мое безумье влиться,или оставь в ночи, что навеваетмне сон души, в котором тьма роится.Николоз Бараташвили (1817–1845)
Мерани
Перевод с грузинского
Дорога коня моего над землею взлетела,И ворон зловеще кричит за спиною моей.Лети, мой Мерани, лети! Нет полету предела!Сомненья мои и печали по ветру развей!Простор рассеки! Пронесись над скалой и потоком!Вперед, мой Мерани! Дни странствий моих сократи.От ливня и зноя не прячься в ущелье глубоком.Усталость мою не жалей и, как буря, лети!Пусть близких покину и голос любимой забуду,Пускай не увижу друзей и родного жилья,Где встречу рассвет – там страна моя будет повсюду,И тайну души только звездам поведаю я.Стон сердца тоскливый, как знак, что любовь не истлела,Отдам я порыву коня и волненью морей.Лети, мой Мерани, лети! Нет полету предела!Сомненья мои и печали по ветру развей!Пускай не схоронят меня на погосте родимом,И пусть не прольет моя милая слез надо мной,Мне выроет ворон могилу в краю нелюдимом,И вихрь мои кости с рыданьем засыплет землей.Падет вместо слез на могилу роса голубая,И только орлы будут в небе над прахом скорбеть.Взмывай же, Мерани, за грани судьбы улетая!Кто был непокорен – не станет покорным и впредь!Пусть грозы омоют мое неподвижное тело,Враг доли своей – не устану бороться я с ней.Лети, мой Мерани, лети! Нет полету предела!Сомненья мои и печали по ветру развей!Бесплодным не будет стремление сердца больного.И, может быть, чей-то отважный скакун за тобойПомчит, мой Мерани, по нашей дороге другогоВ последнюю битву, в сражение с черной судьбой!Дорога коня моего над землею взлетела,И ворон зловеще кричит за спиною моей.Лети, мой Мерани, лети! Нет полету предела!Сомненья мои и печали по ветру развей!