Ночь перед Рождеством 2020

– Толстым, что ли? – недоверчиво фыркнул чёрт.

– Да нет! Мужественным!.. Как кузнец Никола, например.

– Тебе нравится кузнец?! – возмутился гость. – Этот неотёсанный болван с бычьей шеей? Да его руками не девку мять, а баклуши в щепу ломать!

– Зато от него за версту веет мужчиной! – мечтательно взглянув в окно, вступилась за Николу Оксана. – Этакий богатырь! Как в былине, понимаешь?

– Красавица и чудовище! – Чёрт мелко затрясся от смеха.

– Никакое он не чудовище! Лицо у него открытое, для парня очень даже ничего…

– Гм… – Гость на мгновение задумался, потом глаза его недобро блеснули. – И давно ты об этом задумалась, милочка?

– Нет, – после небольшой заминки ответила девушка. – Только вчера. Родители говорят: ищи пару, мы же не вечные. Найду, нарожаю детей – старикам в радость. Будет им кому стакан воды подать, если слягут.

– Тебе ли с твоим лицом и фигурою на кузнеца обращать внимания! Он же грязный ходит, как…как трубочист! Стань моей, и я сделаю так, что твои родители будут жить в здравии ещё много лет. А хочешь перебраться в город – можно и туда, у меня всюду связи.

Оксана только отмахнулась, смеясь. Обиделся чёрт, зашипел про себя. Как на грех, оставалась ему последняя ночь бродить по земле, сбивать людей с пути истинного. Потом на целых двенадцать дней будет изгнан он в свою преисподнюю для лечения телесных и душевных ран. А за двенадцать дней может столько всего произойти! Без надзора-то…

Хочешь не хочешь, коли вознамерился получить в любовницы лучшую девку на селе, приходится из шкуры лезть, а своего добиваться. Такой добычей он мог бы переплюнуть в этом году всех других бесов. Уважение в преисподней многого стоит. Хотя бы взять те же льготы на кредитование денег и чудес…

«Ну, кузнец, берегись! Сотру я тебя в порошок!» – подумал чёрт, и поспешил распрощаться с Оксаной, обещав непременно свидеться с нею перед рассветом.

Мысли расправиться с кузнецом он поддался тем более охотно, что знал: вёл Никола ненавистный нечистому праведный образ жизни. Такого извести – настоящий подвиг для любого беса.

Отправился чёрт прямиком к Ларисе.

4

За широким столом, покрытым белоснежной скатертью, восседали Савелий и Александр Иванович, отец Ларисы.

Гостиная в большом деревенском доме была просторна и светла. В красном углу, как и полагалось, находились несколько икон, в том числе одна большая, потрескавшаяся от времени. Православные люди, как правило, не кичатся своей верой, но обычаи уважают и соблюдают. Кроме стола, выделялась своими размерами огромная стенка нежно-коричневого цвета – пережиток раннего капитализма, когда мебель можно было приобрести в любом магазине, даже хлебном, а денег у народа на это не находилось. Её полки украшали разные безделушки, милые женскому сердцу, но более свойственные ныне пришедшим в упадок и разрушение городам: всякого рода фарфоровые статуэтки, яркие коробочки из-под парфюмерии, которой давно уже не пахло в деревнях, застеклённые фотографии главы семейства и детей в школьные годы, и многое другое. Вдоль одной из стен располагался диван и два больших кресла, немного потёртые, но по сравнению с деревянными скамьями выглядевшие симпатичнее. Над окнами висели старинные, покрашенные серебрянкой, гардины, а на них – тюлевые занавески и ночные шторы, совсем немудрёные, но здесь выглядевшие уместно.

– Мы с тобой, Александр Иванович, люди интеллигентные, – сказал, продвинув пешку на две клетки вперед, отец Савелий. – Таких ещё поискать надо. В округе – шиш да маленько, а в селе и того меньше.

– Это верно, Савелий Игнатьевич! – в задумчивости почёсывая подбородок, ответил его соперник по шахматной партии. Имел он лицо суровое и бритое, чем отличался от большинства односельчан. Купил он когда-то по распродаже коробку китайских лезвий для безопасной бритвы. Так пользовался ими, почитай, десять лет, а извел мало. Объяснялось это просто: изобрёл Александр Иванович способ восстановления лезвий – нехитрый, но, как оказалось, действенный. После каждого бритья разбирал он станок и оттягивал пальцами невидимые (читай – воображаемые) зазубрины, словно расправляя их. Срок службы каждого лезвия вырос в пять-шесть раз. Изобретение своё Александр Иванович поначалу скрывал, а позже оно никому уже было ненадобно.

Глаза хозяина дома смотрели прямо, подчеркивая простой, но одновременно напористый характер.

– Ну, и задачку ты мне задал, однако… – почесывая подбородок, сказал он.

Александр Иванович был самым хозяйственным и зажиточным мужиком в селе. Подворье его размахнулось почти на полгектара земли. В нём даже лошади имелись – по нынешним временам роскошь необыкновенная. В колхозную бытность Александр Иванович исполнял обязанности агронома, но тесных отношений с руководством не завел, поэтому при развале хозяйства от общественной собственности ему достался только сломанный трактор, на который не позарились оптовые покупатели. Машину Александр Иванович починил, и с её помощью вспахивал огромные площади. Картошку, свёклу с капустой выращивал в таких количествах, что тоннами продавал заезжим коммерсантам или обменивал у них на солярку.

Опять же за соответствующую мзду помогал односельчанам с пахотой, отчего, кроме дохода, имел немалое уважение.

В одной из пристроек поселил он семью беженцев, и те исправно работали у него за харчи. Деваться в такое тяжёлое время людям было совершенно некуда. Отец Савелий назвал этот поступок актом милосердия, и постоянно упоминал в своих воскресных проповедях. Кроме того, оказался беженец бывшим мотористом, и собрал из брошенных жителями деревни автомобилей (бензина всё равно не было!) какую-то колымагу, напоминающую тягач. На нём возили из леса дрова и брёвна для нового строительства.

Имея такое хозяйство, работать приходилось и самому Александру Ивановичу, и жене его, и детям. Вечерами позволял он себе немного расслабиться и сыграть партию-другую со своим давним приятелем Савелием.

В лихие времена, когда власти начали проводить активную продразвёрстку, надеясь продлить агонию городов, грабители повадились и в их село. Вначале забирали излишки, потом дело дошло до того, что амбары и погреба подчищали полностью. Тут народ и взбунтовался.

На Руси издавна повелось: обиды людей копятся, потом переливаются через край, и тогда уже держись всякий, кто попадёт под горячую руку. Сельчане на одной из сходок порешили поставить на грабежах крест. В числе зачинателей этого почина был и Александр Иванович, человек неулыбчивый и неглупый. Тщательно подготовились, вооружились, кто чем мог, и однажды вырезали отряд продразвёрстки подчистую. Технику и тела утопили в болоте, а оружие растащили по тайникам. Причём расправу произвели в ночном лесу, комар носу не подточит. После этого их округу навсегда оставили в покое.

С тех пор был Александр Иванович выбран на селе старостой.

– Вот ты говоришь: слово Божье! – продолжая начатый ранее спор, сказал Савелий. – А я говорю, не хлебом единым сыт человек. Это к тому, что молитва молитвой, но нужны ещё и развлечения. Если заниматься самоистязанием, как когда-то делали святые, молодёжь опять побежит в город.

– Не побежит, – отмахнулся хозяин дома. – Куда ж ей бежать? От районного центра остался шматок, областного вообще в помине нет. Что она там будет делать? С голоду пухнуть?

– Заводы восстанавливать!

– Чтобы на заводе работать, инженеров сначала сыскать нужно. А где они нынче? Все легли под махину революции. Сложили головы.

– Это верно, люда полегло немало. Но вспомни, Александр Иванович, книги, которые мы в детстве читали. «Поднятую целину», «Как закалялась сталь». С чего тогда начинали строительство? С лопат.

– И возводили хозяйство на костях. Нету нынче такого количества людей на Руси, чтобы повторять тогдашнюю ошибку…

Игроки уже завершали партию, когда с мороза вернулась Лариса. Была она чуть ниже и объёмнее своей лучшей подруги, но, по мнению отца Савелия, полнота только добавляла ей шарма. Лицом же она уродилась недурна, даже симпатична, а большие глаза и вовсе затягивали мужиков, как в омуты. Маленький вздёрнутый носик делал её немного похожей на весёлого пухленького поросенка, а бойкий характер только подчеркивал это.

Имела Лариса одну слабость: дорогие украшения. Отец её баловал, покупая их каждую осень, и приговаривал, что это будет приданное к свадьбе. Иной раз надевала девушка то, что хранила в заветной шкатулке – ни дать ни взять королевна! Крутится, бывало, перед зеркалом, а у самой глаза горят: так ей блеск золота да каменьев нравится.

Сняв валенки у порога, но не сбрасывая тулупа, направилась она в свою комнату.

– Откуда, дочь, и куда? – спросил Александр Иванович строго. Своим детям он баловаться сверх допустимого не разрешал. Держал не в ежовых рукавицах, но под постоянным контролем. А любовь демонстрировал подарками.

– К Оксане пойду. Сегодня клуб открывается, правда, дядя Савелий?

– Правда, дочь моя. В Сочельник без песен нельзя, – отозвался тот, с удовольствием посматривая на девушку. «Сочная и пушистая, как булочка! – подумал про себя. – Так бы и съел». Греховные мысли нисколько не пугали Савелия, потому что, исполняя по воскресеньям роль священника, он научился всячески их избегать, а в остальное время, будучи мирянином, вполне мог себе позволить расслабиться.

«Чем не попадья? – мелькнуло у него в голове. – Конечно, Александр Иванович, старый пень, будет против, но и на старуху бывает проруха…» Тут ему вспомнилась замечательная походка Степаниды Ивановны, и святой отец озадаченно крякнул. Выбор был не из легких!

Жена его умерла от рака больше десяти лет назад, и за это время он мог бы найти ей замену, но что-то его всегда удерживало. «Промысел Божий!» – любил говаривать по этому поводу и особо не переживал. Всему своё время. Слава Богу, только разменял шестой десяток. Жить ещё да жить.

Не заметили мужики странного блеска в глазах девушки и, тем более, не обратили внимания, что тщательно прячет она в одном из своих карманов.

А лежали там невиданной красоты и ценности бриллиантовое колье и небольшая бутылка с желтоватой жидкостью.

5

Закрыв за собой дверь, Лариса прислонилась к ней, зажмурила глаза и перевела дыхание. Неужели это ей не привиделось?

Он заговорил с ней неожиданно. Большая часть пути к дому осталась позади. Снег под ногами привычно поскрипывал, а мороз понемногу щипал щёки. Мечтая о славном веселье сегодня ночью, она поначалу даже не обратила внимания, что рядом с ней на чистом полотне сугроба появились чьи-то следы. Невидимка шёл всего двух шагах слева. Лица его девушка не разглядела, хотя ощущала присутствие и отчаянно щурила глаза. Но голос, вкрадчивый и внушительный, сразу захватил всё её внимание.

– Ты достойна намного большего! Я могу открыть перед тобой мир такой неописуемой красоты, что всё, что ты видела прежде, померкнет! – шепнул он горячо.

Первой мыслью Ларисы было взвизгнуть, как делают большинство молодых девчонок, когда их пугают. Ведь ясное дело, что не может обычный человек говорить с нею в чистом поле, при этом не показываясь на глаза. Стало быть, это тот, кого в церкви упоминать не принято. И отпечатки его ног на снегу виднеются. Копыта, определённо копыта. А если так, то появление этого типа ничего хорошего не сулит. Он ведь всегда только обманом берёт…

Впрочем, то, что Лариса живёт сейчас не так, как ей хотелось бы, верно. Разве может то, что она видит вокруг, разжечь воображение? Летом работа да пьяные мужики, а зимой скукотища – только в гадании отдушину и найдёшь.

И чем дальше рассуждала девушка, тем острее себя жалела. Ничегошеньки она пока в своей жизни не видела.

Перед её мысленным взором тотчас возникла картина жаркой южной ночи, в которой рядом с ней будет находиться смуглый красавчик…Она видела такого в журнале. Его звали Мачо. Он обязательно окажется принцем крови со своей собственной казной и кучей драгоценностей, разбросанных по кроватям, тумбочкам и стеллажам. Они будут целоваться взасос и кататься по мягкому персидском ковру, щепаясь, шлёпая по ягодицам и щекотя друг друга. Она станет повязывать на его шее галстук – признак состоявшегося мужчины, а он – одевать ей цепи с кулонами, перстни и кольца – в знак вечной любви.

– Я исполню твои самые сокровенные желании. Ты не будешь знать слов отказа от мужчин. Поманишь пальцем – и все они падут к твоим ногам вместе с чемоданами, набитыми сокровищами.

– Алмазами и рубинами? – произнесла Лариса, не в силах разрушить воображаемую картину.

– Конечно! – обрадовался чёрт, найдя нужную струну. – Хочешь такой подарок, который прежде носили только царицы? – И в воздухе возникло сверкающее чудо.

Она засомневалась, было, но когда взяла из его рук колье и увидела, как блеснули грани бриллиантов в лунном свете, сердечко её задрожало. Это походило на сказку, где добрая фея одаривает маленькую девочку подарком, о котором та мечтала всю жизнь. И то, что роль феи выполнял обыкновенный чёрт, сейчас не имело никакого значения.

– Что я должна сделать? – Спросила Лариса, словно пребывая во сне, прямо на глазах становящимся реальностью.

– Сущие пустяки. Соврати кузнеца Николу и расскажи об этом подругам. Пусть все знают, что он гоняется за каждой юбкой.

Её будто швырнуло с неба в саму грязь, так что брызги разнеслись по просёлкам. Даже в рот попало, потому как от возмущения и произнести что-либо сделалось затруднительно – зубы слиплись. И замахнулась Лариса подарком, чтобы бросить его собеседнику прямо в лицо. Но, во-первых, лица-то так и не увидела, а во-вторых, через минуту обладания вещь уже срослась с нею. Расстаться означало вырвать частичку своего сердца. Застыла рука в воздухе, потом медленно опустилась.

И кивнула Лариса, сама не веря, что она это делает. Никогда бы в жизни про себя такого не подумала! Стыд-то какой! Как-то воспримут её поступок отец с матерью?

– Они поймут, не переживай. Именно этому и учили тебя всю жизнь.

Поплывшее сознание охотно подтвердило высказанную собеседником мысль. С раннего детства отец внушал ей, что единственное, ради чего стоит жить – это богатство. В мужья пророчили не бедного но достойного принца на белом коне, а сына азиатского шейха, пальцы которого были бы унизаны перстнями, а в ушах и носу висели алмазные подвески. Пусть даже не разбирающего по-русски.

– Ты не отнимешь его? – В глазах девушки появился лихорадочный блеск. Чёрт ухмыльнулся. Впрочем, девушка поняла это только по изменившейся интонации говорившего.

– У тебя есть время до рассвета. Не успеешь – колье исчезнет.

– Я… я успею! – выдавила из себя Лариса и бросилась бежать. Ей необходимо было хоть несколько минут побыть одной, чтобы осознать произошедшее. Уже на ходу она снова услышала слова невидимого искусителя:

– В кармане бутылка с эликсиром смелости. Выпей, если не будет хватать собственной…

6

Отвар бурлил ядовито-зелёными пузырями и наполнял кухню не совсем приятными запахами. Степанида Ивановна, поднеся ложку к носу, с довольным видом поморщилась и чихнула.

– Экая гадость! Славно пахнет, однако…

Из кузницы слышался мерный стук молота. Никола выполнял обещание, данное отцу Савелию: ковал какую-то железку для ремонта дизельного генератора. По опыту зная, что это затянется надолго, Степанида Ивановна тем временем готовила приворотное зелье. Посудачив утром со священником, она обдумала варианты кандидатур на роль невесты, и выбрала из всех Ларису, дочь Александра Ивановича. Деньги и уважение, окружающие самого богатого человека в селе, служили лучшим аргументом и доводом в пользу неё. Красота любой женщины тленна, а богатство родителей, если подойти к нему с умом, останется и детям, и внукам.

Как говорится, на ловца и зверь бежит. Не успела Степанида Ивановна проветрить кухню, как в ворота постучали, и к ним пришла Лариса собственной персоной. Пахнуло от неё морозной свежестью, и это убедило хозяйку, что в выборе она не ошиблась. Плотненькая, ладно сбитая – сладкая косточка для своры мужиков. Может быть, глупа немного, но это только по молодости. Жене и не нужно быть шибко умной, знала бы толк в экономии да хозяйство вела грамотно. А порода у Ларисы хороша, лучше не придумаешь. Пьяниц в родне нет, сумасшедших тоже. И самоубийств не случалось. Крепкая порода. К тому же работящая, нынче только такие и выживают.

Степанида Ивановна, конечно, удивилась приходу девушки, но виду не подала. А тут и сын вернулся из кузницы – усталый, но довольный собой. Бросил на скамью пахнущую дымом деталь и сдержанно поздоровался с Ларисой.

– Мама, а где у нас метла? Во дворе нет, в сенях тоже. Запропастилась куда-то!

– А ты, Коля, приветь гостью-то, – посоветовала хозяйка. – Не каждый день к тебе приходят такие красавицы… Насчёт метлы не помню ничего. Знаешь ведь, бесполезно у меня спрашивать: забывчивая я стала очень. Найдётся потом. Тем более, праздник нынче, сор из избы выносить не принято. Поди-ка, умойся лучше!

И пока тот плескался возле умывальника, позвала Ларису в гостиную да предложила чаю. А между делом брызнула туда десяток капель своего свежеприготовленного зелья.

По всему видно, Лариса волновалась. В ней клокотали какие-то чувства, которых Степаниде Ивановне сразу было не понять. В таком состоянии немудрено, что не заметила девушка никакого привкуса у чая, выпила до самого дна.

– Вот и хорошо! – обрадовалась хозяйка. – Не хочешь ли ещё?

Метаморфоза произошла с гостьей почти сразу же. Если вначале она смотрела на Николу блуждающим взглядом, а сама была погружена в собственные мысли, теперь её будто переложили кирпичик к кирпичику – снаружи вроде бы то же самое, а внутри уже всё другое. Она едва сдержала вздох, когда в гостиную вернулся Никола с мокрыми всклокоченными волосами. А после того, как предложил он ей пойти в свою комнату, вспыхнула вся и метнулась за ним, как мотылёк на огонь.

– Чудно что-то… – пробормотала Степанида Ивановна, покачав головой. Случалось ей однажды варить подобное зелье, только испытывала она его на кошках, которые после этого целую неделю миловались на крыше и честным людям спать мешали. Но не замечала она в тот раз такой быстроты действия.

Между тем, едва за ними закрылась дверь, Лариса словно превратилась во львицу на охоте. Она принялась молча надвигаться на опешившего кузнеца, так что тому пришлось отступать вокруг стола.

– Ты чего? – только и смог произнести Никола, оказавшись, наконец, прижатым к стене. Вместо ответа девушка бросилась на него и впилась губами в его губы смачными и долгим поцелуем. Их будто током обоих пробило! Кузнеца даже трясти начало. Он ровным счётом ничего не понимал, только деваться ему было уже некуда.

– Ты мой… – сказала Лариса и посмотрела на него взглядом голодной хищницы. – Ненаглядный! – Добавила после паузы, но всё равно это звучало двусмысленно. – Я вся трепещу, Никола! Послушай, как бьётся мое сердце.

Она прижалась к нему выпуклостями тулупа, и кузнец покраснел, как свёкла – густо и с лиловым оттенком.

– Ты… того… – сказал он сбивчиво и поднял руки, чтобы ненароком не коснуться пылающего рядом вулкана. – Не очень-то… – По его мнению, печь в кузнице не так палила, как лицо Ларисы и её пламенеющие глаза.

– Будь моим! – рыкнула девушка в ответ, обхватив его за талию, да так прижала к себе, что Никола разом выпустил весь воздух из легких и едва не задохнулся. Он упёрся гостье в плечи (в грудь постеснялся) и стал отпихивать её, чтобы просто глотнуть воздуха. А когда ему это удалось, прохрипел сипловато:

– Белены, что ли, объелась? Разве можно вот так сразу?..

Он был не очень-то далек от истины, потому что в состав приворотного зелья входила трава белена, любовно собранная и высушенная матерью под потолком сеновала – подальше от любопытных глаз.

– Можно! Мне всё можно! – ответила шёпотом девушка и закатила глаза в истоме. – Ты такой… такой…

– Какой? – наконец, нашёл в себе силы возмутиться Никола. – Мы знакомы едва-едва!

– Желанный! – Лицо Ларисы расплылось ослепительной улыбке, так что палящее пустынное солнце от зависти совершило бы над собой затмение.

– Да разве так бывает? Желанный – это когда два года под ручку ходят и записками обмениваются! Только потом… – Никола не договорил, потому что его перебили новым поцелуем, от которого у него закружилась голова.

– Чертовка! – только и смог пробормотать он, мотнув копной кудрявых волос.

– Я буду твоей прямо сейчас! – решительно сказала девушка. – Иначе вся растаю от желания.

– Ты же не Снегурочка!

– Всё равно! – упрямо ответила Лариса. – Я, может, даже нежнее и ранимее. Только ты не замечал меня, потому что на других девок смотрел.

– Каких других? – удивился кузнец. – Когда такое бывало?

– На Оксанку, вот каких!

– Свят, свят! Вот уж про кого…

И тут он осёкся. Потому что однажды, встретившись на улице с Оксаной и подивившись её гордому и независимому взгляду, какое-то время действительно думал о ней. Дело было летом, девушка надела в тот день голубое с оборками платье, и точёная фигурка проступала через него весьма заманчиво. Она несла вёдра с водой, и он предложил свою помощь, только до дома было уже близко, девушка отказалась.

Не позволил тогда себе кузнец долго тешиться иллюзиями. Убедил, что не имеет права. Хотя мать давно и настойчиво намекала ему, чтобы оставил прошлое за спиной…

– Вот видишь! – с горечью в голосе произнесла Лариса. Его опущенные глаза рассказали ей обо всём. – Бегаешь за другими, а не замечаешь, как я сгораю одна… – Она всхлипнула даже. – От страсти!

– Да что ты, я же не специально… так получилось… – виновато забормотал кузнец, не зная, провалиться ему от стыда сквозь землю или просто выбежать из дома и схорониться где-нибудь до рассвета.

– Тогда возьми меня, любимый! – вскричала девушка, отведя назад руки, словно крылья обречённого на падение лебедя, и подставив Николе своё распалённое лицо.

И тут, на счастье, кузнец вспомнил, что должен идти к Савелию, чтобы помочь ему в ремонте генератора.

– Никак не могу! Идти нужно. Иначе танцев сегодня не будет. – Засуетился он сразу.

Спасительная мысль заставила его взять девушку под мышки и, будто пустотелый манекен, легко отодвинуть в сторону.

– Собираюсь я. Савелий ждёт уже.

– Тогда я пойду с тобой! – взвизгнула слабым голосом Лариса.

Хотел кузнец вначале воспротивиться, а потом подумал: какой у него есть выбор? Всё равно ведь увяжется за ним, неминуемо увяжется. Поэтому и выбрал из двух зол меньшее. Пусть лучше на людях под ногами вертится, чем с глазу на глаз дурить будет.

– Пойдём, шут с тобой. Хотя какая от тебя помощь? – И махнул рукой.

Ночь выдалась замечательной. Месяц, пританцовывая, плыл по небу и хитро посматривал на людей. Их любовные куры казались ему забавными и глуповатыми. В его хозяйстве каждая звезда знала своё место и не пыталась пробиться вне очереди. Потому и жизнь наверху текла ровно, без особых потрясений. Впрочем, в любом стаде найдутся паршивые овцы, но с ними у месяца разговор был короткий: под зад мешалкой и лети, куда глаза глядят. Не можешь жить по законам мироздания – придётся падать на самое его дно и сгорать, сгорать от стыда и горя.

Впрочем, хотя никто из людей и не догадывался об этом, на земле действовали те же самые законы. Нужно было только разглядеть их…

7

Они вышли из избы, и двинулись по узкой тропке, пересекающей огромный пустырь. Впереди – размашистыми шагами – Никола, которому, казалось, и снег не мешал, сзади – Лариса. Она семенила и отчаянно пыталась не отстать. Пару раз теряла равновесие, но удерживалась на ногах, а однажды всё-таки споткнулась и повалилась в самый сугроб. Чертыхаясь, кузнец вытащил её оттуда, отряхнул и направился дальше, бормоча себе под нос, что «с девками на работе одни проблемы».

Однокупольная церквушка высилась на самом высоком месте села – там, где летом сходились дороги, ведущие в соседние деревни. Нынче, конечно, выбраться в мир можно было только на санях, и желающих сделать это не находилось. А зачем? Продукты свои, а что до товаров разных – дожидались лета, когда просохнут дороги и приедут в село редкие автомагазины. Поэтому на санях в основном отправлялись за сеном, оставляемым в зиму стожками на ближайших покосах: сеновалы-то были уже полны.

Рядом с церковью пристроился клуб. Это было одноэтажное здание с парой окон, с другой стороны подпираемое сараем, который как раз и использовался под сеновал. Дальше следовал двор и изба отца Савелия. Так что на службу тому никуда идти не приходилось, всё располагалось рядом.

Клуб разделялся на два помещения – танцевальный зал и подсобку, где находились печь и дизельный генератор.

Подсобка была построена широко и удобно. Тут, помимо печи и машины, имелся ещё огромный верстак, на котором стояли три керосиновые лампы, тиски, точильный станок, а рядом в беспорядке валялось огромное количество разных инструментов, начиная с гаечных ключей, отвёрток и заканчивая зубилами, зенкерами и стамесками. Высокий потолок поддерживали три березовых столба. Они служили для того, чтобы на полати – место между потолком и крышей – можно было сложить множество временно не нужных вещей, не боясь проломить доски потолка.