И дым отечества… Рассказы

Бетонные одно и двухэтажные дома с плоскими крышами чернели провалами не застекленных окон, создавая впечатление брошенных или недостроенных. Поражало отсутствие зелени и только кактусы на окраине и чахлые оливки скрашивали пейзаж.

Угадав мой немой вопрос, Надя сказала:

– Если где-то растут кактусы, значит там живут или жили арабы. Они собирают плоды кактусов и продают их на базаре или вдоль дорог. А деревья и цветы не выращивают. Это хлопотно и требуется много воды.

IV

Я уже заметил, гуляя по городку, что на улице вдоль газонов были протянуты пластмассовые тонкие трубы и вода через них по каплям поступала буквально к каждому зеленеющему дереву и кустику. Днем в гостеприимном доме наших хозяев собралась большая компания друзей, в основном бывших россиян. Среди них был мой давний знакомый Гена, приятно удивленный нашим приездом. После дружеских объятий и расспросов – «ну как там?», все вдруг засобирались в поход по холмам.

– У нас традиция, – сказал Михаил.

– Каждый Праздник Независимости мы с друзьями ознаменуем небольшой экскурсией по Холмам.

Мне нашли кроссовки, чтобы не бить на камнях выходные туфли. Мужчины пристегнули к поясам пистолеты, чем немало удивили меня. Оказывается живущие на бывших арабских территориях имеют право на ношение оружия. И пока женщины готовили на лужайке праздничный стол и шашлык из индейки, мы с детворой карабкались по еле заметным козьим тропкам между холмами, окружающими городок. Почти все приехавшие были с детьми и детвора стайкой весело щебетала впереди нас. В небе послышался шум моторов. Из-за холма вынырнула серая стрекоза вертолета и на мгновение зависла над нами. Гена помахал рукой пилотам.

Все в порядке – наши охраняют холмы. Вертолет с жутким рокотом отвалил за соседнюю вершину. Уже возвращаясь, на подходе к городку в лощинке, шагая по руслу высохшего ручья, мы встретили группу молодых парней и девушек – арабов. Девушки были в длинных юбках с платками на голове.

– Салам Алейкум! – машинально поздоровался я. В ответ послышалось нестройное «Салам», на лицах мелькнули улыбки. Мы разминулись на тропе. Кто-то сказал:

– Братья наши двоюродные. Спят и видят, как всех нас угробить.

Возвращались в молчании.

Шашлык из индюшки был сочным и вкусным. но мне почему-то захотелось пропахшего дымком с румяным бочком нашенского – российского, который только что хрюкал!

Последующие дни слились в одну бесконечную череду впечатлений и хлопот. Мы оформляли документы на получение пособия, устраивались на курсы изучения языка, искали квартиру. К нашему большому разочарованию, программа предоставляемых бесплатно домиков-вагончиков («караванчиков») для вновь прибывающих на постоянное жительство, уже закрылась, и нам так и не удалось найти дешевое жилье. Квартиры в городе были стоимостью от 300$ однокомнатная и выше. За газ, воду, свет и телефон оплата шла отдельно.

V

Я катил коляску с Мишкой по плиткам тротуара, изнывая от жары. Из дверей магазинчиков и булочных неслись незнакомые ароматы. Глаза рябило от обилия рекламных плакатов непонятного содержания на иврите. Найдя очередную маклеровскую контору, я оставил жену с сынишкой на скамеечке в скверике, а сам нa ломанном английском принялся втолковывать молодому парню, назвавшемуся Ави, что нам нужно.

– Сейчас вернется водитель, он вам покажет жилье.

Оплатив маклеру стоимость демонстрации жилья, которая включала проезд на машине к осматриваемым помещениям, мы поехали выбирать себе угол. Квартиры сдавались без мебели, без кухонных печей, без холодильников. Плату следовало вносить сразу за год вперед в лучшем случае – за полгода, плюс стоимость одного месяца маклеру. Посчитав все расходы на приобретение мебели и электроприборов, мы решили искать жилье за городом поближе к нашим гостеприимным хозяевам.

Ha прощание Ави оставил нам свою визитную карточку с обещанием поискать среди своих знакомых для меня работу. Пока я был у маклера Лену, сидящую нa скамеечке с ребенком, пожалел какой-то прохожий и предложил купить им поесть. Мы были поражены, неужели у нас такой жалкий вид?

Квартирку нам нашла Надя, в соседнем поселке, который заселяли относительно богатые поселенцы. В трехэтажной вилле бывшего советского гражданина, профессора математики Алекса и его жены Эльвиры, за 300$ в месяц мы сняли три комнаты с кухней и отдельным входом на втором этаже. Имелись кровати, холодильник, плита, и кое-что из мебели. Оплату коммунальных услуг и телефона хозяева брали на себя, но самое удачное то, что платить можно было вперед не за год, a только за три месяца. Постройка виллы на «новых территориях» обошлась хозяевам дешевле, чем трехкомнатная квартира в большом городе, но все равно огромные выплаты за мишканту (ипотеку) вынуждали их жить очень скромно и держать постояльцев.

VI

Загрузив в «Субару» пожитки, мы за два захода переехали в новое жилье, Наконец-то мы одни в «своей» квартире. Из окон все тот же пейзаж: холмы и оливки. На вершине соседнего холма, если присмотреться, виден дом Миши и Нади. Вилла стоит в сосновой рощице, вернее это ливанский кедр c рыжими, осыпающимися иглами и огромным количеством шишек.

Белая лестница ведет на верх холма, где расположена синагога и детская площадка с качелями из старых автомобильных покрышек и замысловатой полосой препятствий с подвесным мостиком, лесенкой и горкой с которой можно было соскальзывать на корточках на радость сынишке.

Соседние виллы принадлежат одна местному управляющему системой проф обучения, другая – какому-то строительному боссу. Возле его ворот всегда стоят если не экскаватор, то бульдозер. Хозяева наши очень доброжелательны, хорошо говорят на русском, и на иврите. В отличие от своей дочери, родившейся здесь, которая кроме нескольких слов русского не знает. Она сейчас служит в армии и. приехав на выходные домой, вешает на вешалку в прихожей автомат. Оказывается солдаты, отправляясь в отпуск, берут с собой личное оружие. Впоследствии я уже не удивлялся, встречая на автобусных остановках, на улицах и в банках вооруженных молодых людей и девушек. Мишку устроили в садик, находящийся тут же в поселке. А мы, утренним автобусом, отправились в ближайший городок Квар-Сабу в переводе – Деревня дедушки в Ульпан – учить язык.

Система обучения ивриту включала полугодичный бесплатный курс и следующий уже платный курс усложненной ступени для желающих углубить свои знания. Наша группа была уже сформирована, но отставали мы ненамного. Я с удивлением узнал, что наша учительница Далья, очень приятная молодая женщина совершенно не знает русского языка. Несмотря на это, ей прекрасно удавалось донести до нас смысл новых слов и правил грамматики, используя жесты, мимику и наглядные картинки в учебниках. В группе, состоящей из двух десятков человек самого разного возраста и профессий, были в основном выходцы из республик бывшего СССР. А так же одна девушка Габби из Югославии и еще одна – Шарон из Парижа, что меня почти убило. Я и представить не мог, что кто-то может эмигрировать из Франции. Но, как я узнал, здесь была замешана любовь. Жених Шарон, был израильтянином и она переехала к нему жить. Впоследствии, вовсю пользуясь автостопом, что здесь весьма принято при переезде между городками (совершенно бесплатно), я, общаясь с любезными водителями, встречал учителей из Чикаго, врача из Канады, и даже певца из Ирана!

Язык поначалу давался легко, но тут же напрочь забывался. Набрав небольшой словарный запас, я смело вступал в беседу при любом удобном случае. Понимали меня хорошо, но ответы моих собеседников ставили меня в тупик обилием незнакомых слов. И только после просьбы говорить помедленнее и использовать простые слова, и я понимал их. Как ни странно, этот минимальный уровень общения давал мне возможности шире углубится в языковые дебри. Зачастую выручало знание английского языка, так как здесь им владели все.

В полдень занятие в ульпане заканчивались. Мы покупали продукты в магазинах, поскольку ларек в нашем поселке не блистал широтой выбора, и, увешанные пакетами, спешили на автобус. Скорее домой, забрать сына из садика, работавшего всего до 13—00.

Мы все смелее пользовались автостопом. Уже не стесняясь спрашивали водителей в какую сторону они едут и, вместе с другими желающими, втискивались в гостеприимные автомобильчики.

– Смотри! – скосила глаза Елена.

Я пригляделся. Между передними сидениями у водителя лежал здоровенный гранатомет. Мужик видно был основательным и пистолетным пукалкам предпочитал серьезное оружие.

Садик Мишка не любил и, несмотря на то, что одна воспитательница знала русский язык жаловался, что дети в садике говорят не правильно! Он ревел по утрам, когда его вели в детский сад и весь день сидел в сторонке не принимая участия в играх, и не понимая сказок, которые воспитательница читала детям. Даже вооруженный автоматом солдат, охраняющий детей у входа в садик не производил на него никакого впечатления. Хотя время от времени дома он уже начинал выдавать словечки на ломаном иврите и даже как-то спел куплет из детской песенки, услышанной в садике.

Вечерами мы зубрили глаголы, грамматику и новые слова, читали газеты на русском языке, особенно рубрику «Работа». Везде требовалось знание языка. Нужны были помощники дантиста, сварщики СО2, девушки в стриптиз и по сопровождению за хорошую оплату, бармены юноши до 30 лет и т. д. Российские специальности, которыми я обзавелся – пока не требовались. На полную катушку печатались сплетни, обо всех известных и не известных мне сильных мира сего.

Когда вечерняя прохлада опускалась на поселок, и солнце, так и не дойдя до линии горизонта растворялось в рыжей дымке, занавесившей пол неба, мы отправлялись погулять с ребенком на детскую площадку. Как-то на качелях забыли новую Мишкину кофточку и очень удивились, найдя ее на следующий день на том же месте. Никто не стащил! Машины здесь оставляли на ночь прямо на улице и даже не на всех мигал огонек сигнализации. В продуктовых магазинах везде было самообслуживание. Ряды неизвестных продуктов в ярких упаковках, попробовать все не хватит ни денег, ни времени. Батареи прохладительных и спиртных напитков, набирай в тележку что хочешь и кати не выход, где девушки-кассиры (зачастую бывшие россиянки) получали деньги за товар, проведя штрих кодом по окошку кассы.

– Неужели не крадут? – спросил я.

– По мелочам практически нет. А вот банк ограбить – пожалуйста!

И действительно, газетные статьи пестрели сообщениями об ограблении банков. Некоторых даже по нескольку раз за неделю. Что и не удивительно. Многие граждане свободно носили оружие, проходя с ним в помещение банков мимо не реагирующей охраны. Банкиры зачастую предпочитали не тратится на охранную сигнализацию, а свои потери перекладывали на плечи клиентов, увеличивая проценты по кредитам. Машины все-таки иногда тоже угоняли. И если угнанный автомобиль попадал на палестинскую территорию, то о нем хозяева могли забыть навсегда. В палестинских городках, угнанные машины разбирали и продавали по запчастям, а местная арабская полиция смотрела на это сквозь пальцы.

Что касается кредитов – то это являлось системой существования граждан. Газеты были переполнены предложениями кредитования и предоставлением гарантий по кредитам. Получив постоянную работу и открыв банковский счет, через три месяца можно было брать кредит на покупку квартиры, машины, мебели или чего угодно. Кредит на квартиру давался на 25 лет. Ежемесячные выплаты первые 4 – 5 лет не превышали средней арендной платы за такую же квартиру, но потом постепенно росли, достигая довольно значительных сумм. Если к этому времени взявший кредит по какой либо причине (потеря работы, болезнь) не мог выплачивать деньги банк забирал имущество и, лишившийся всего человек оставался должен банку еще и за набежавшие проценты. Но местные жители смотрели на это как-то легко. Рассуждая, что 25 лет – большой срок или банк разорится, или заемщик умрет и кредит спишется, или еще что – нибудь…

Купленные в кредит квартиры зачастую сдавались в аренду хозяевами, жившими в полученных когда-то по приезде бесплатно сборных домиках, а арендной платой оплачивалась мишканта – ипотека. Поэтому вновь прибывшим на ПМЖ бесплатного жилья не предоставлялось, а выделенную на год материальную помощь приходилось тратить на съем жилья в аренду у приехавших ранее.

При том, что городки находились на расстоянии 20 – 30 минут езды друг от друга, многие снимали жилье в одном городе, работали в другом, а отдыхать ездили в третий. Так же были разбросаны и ведомственные учреждения. Зачастую, чтобы оформить нужную бумагу приходилось целый день потратить на переезды из одного городка в другой по конторам и офисам.

Настоятельно вставал вопрос о приобретении хоть какой нибудь машинки. Денег, привезенных нами с собой, от продажи квартиры в России хватало или на приобретение нового автомобиля довольно хорошего класса, а новые репатрианты, при наличии прав на вождение, даже освобождались от уплаты высоких таможенных пошлин на приобретаемую машину. Или на оплату третьей части стоимости недорогой квартиры в маленьком городке. В Ульпане кто-то упомянул, что самые дешевые квартиры в Тверии. Примерно на половину дешевле, чем в других городах из-за того, что там очень жарко.

Лиха беда жара! В ближайший выходной, оставив жену с сынишкой дома, я сел в автобус и поехал искать квартиру в Тверию – город стоящий на озере Кинерет, по водам которого аки по суху когда-то прошелся Иисус Христос. Теперь это озеро снабжает пресной водой всю страну.

VII

Жара действительно была сумасшедшая. Выйдя из кондиционированного салона автобуса, я был буквально оглушен навалившейся духотой. Город располагался на выжженных склонах кратера, находящегося намного ниже уровня моря. Внизу синело озеро. Солнце стояло прямо над головой. Прячась в узкой тени зданий я устремился к озеру. Побережье представляло собой сплошную цепочку ресторанов и кафе. На воде у берега стоял большой старинный парусный корабль так же приспособленный под ресторан.

Кучки туристов, разинув рот внимали экскурсоводам, a по зеленоватой глади

озера co скалистым противоположным берегом, скользил парусник с надписью «Лодка Иисуса», полный распевающих религиозные гимны, американских пенсионеров. Изнывая от невыносимой жары я, не снимая джинсов и майки, распугав разноцветных рыбок, плюхнулся в прохладную воду с пирса, где, несмотря нa надпись запрещающую купание, резвились стайка мальчишек. Немного освежившись, отправился осматривать жилье. Солнце, стоящее прямо над головой, мгновенно высушило одежду и принялось поджаривать кожу. Карабкаясь по крутым улицам со скудной растительностью, я начал понимать, почему квартиры тут стоят дешево. Намучившись вволю, осмотрев несколько типовых коробок, решил, что только рожденный нa экваторе, мог бы прожить здесь какое-то время не превратившись в шашлык.

Вернувшись на автобусную станцию я, спасаясь от пекла, прыгнул в первый попавшийся отходящий автобус, лишь бы оказаться поближе к кондиционеру. Автобус ехал до Хайфы.

Надо сказать, что всю страну с юга на север можно проехать за 5—6 часов поэтому, прибыв в большой северный порт Хайфу, я обнаружил солнце почти в той же самой точке небосвода.

Правда легкий ветерок и обилие зелени смягчали зной, который не шел ни в какое сравнение с адским пеклом в Тверии.

Позвонив по телефону землякам из России живущим в Хайфе и, не застав никого дома (день был рабочим), решил прогуляться вдоль берега. Я родился и всю жизнь прожил в городе у моря и поэтому при любом удобном случае стремился к голубым просторам, скучая по свежему дыханию волн. Даже глядя с балкона снимаемого нами жилья на дальние холмы, все представлял себе, что за ними раскинулось море, напоенное соленым ветром и криками чаек.

По автостраде проносились автомобили с наглухо закрытыми черными окнами оснащенных кондиционерами салонов, оставляя за собой звуковой шлейф из орущих не невероятной громкости музыкальных систем. Слева от автострады на зеленом от деревьев склоне горы тянулись улицы с коробками домов. У подножия среди экзотических цветов тянулось кладбище с белыми обелисками непривычной восточной формы. Справа за бетонным забором какого-то заводика виднелась синь моря.

Я, задумавшись, шел вдоль забора ощущая себя затерянной песчинкой в чужом мире, которому нет до меня никакого дела. Вдруг из открывшихся в ограде ворот вырвалась толпа людей и чуть ли не бегом ринулась впереди меня по тротуару. Первой моей мыслью было – воздушная тревога! Не имея с собой радио, я вполне мог не знать о ее объявлении. Тем более, что мысль о возможной бомбежке или еще о каких-либо военных или террористических действиях со стороны враждебного арабского окружения, подспудно хранилась в глубине сознания. Не долго думая я ринулся вслед за толпой, как мне казалось к бомбоубежищу. Но, обогнув наконец закончившийся забор, мы оказались на большой автостоянке, где люди бросились к своим автомобилям и, мгновенно трогаясь, стали вливаться в поток транспорта на автостраде. Моментально образовалась приличная пробка и, добежавшие последними надолго застряли, пропуская выехавшие перед ними автомобили. От души отлегло, пробка на дороге – не война! Я зашагал дальше, посмеиваясь над своей тревогой и вспоминая, что пробки по рассказам знакомых – это бич, вынуждающий водителей отправляться на работу чуть ли не на два часа раньше и возвращаться неизвестно когда.

Средиземное море было ярко синим с белопенной кромкой прибоя вдоль песчаного пляжа. Мелкий коричневый песок казался каким-то маслянистым. Времени окунаться уже не было, постояв у воды, я поспешил к своему автобусу, испытывая угрызение совести за свою оказавшуюся долгой отлучку от семьи и поклявшись себе в ближайший же выходной вывезти жену с сыном на море, тем более что Мишка уже давно об этом просил.

VIII

Автобус, плавно покачиваясь, мчался по автостраде. Рядом со мной сидел молодой парень в военной форме. Постепенно познакомились, разговорились. Саша оказался земляком. Приехал из России три года назад по обучающей программе «Наале». Четыре месяца учил язык для поступления на подготовительные курсы в Хайфский технион. Жил в общежитии в комнате на четверых, душ и туалет в коридоре. Кормили в основном овощами. Гулять без денег особенно негде, поэтому целыми днями зубрили слова нового для себя языка. Распорядок был монотонным: утром на занятия, в обед назад в общагу, после обеда снова на занятия. Через полгода стал понимать местных, но сам говорил с трудом. Отношения между приезжими из России и израильтянами были непринужденными, дружескими. В интернате жили около 150 человек, приехавших со всех концов бывшего Союза. В других городах подобные интернаты вмещали более тысячи человек со всего мира.

Саша рассказывал охотно, посматривая в окно на проплывающий мимо пейзаж. Через год в августе поступил в технион на факультет электроники. Экзамены сдал легко, получил комнату в общежитии, но жить в ней не стал: хватило по горло таборной жизни в интернате. Вместе со знакомыми ребятами снял отдельную квартиру. Вскоре ребята ушли в армию, не взяв отсрочку на учебу. Жить стало просторней. Проучился год, во время учебы подрабатывал садовником у местного коренного жителя израиля – «сабры», учеба хоть и оплачивалась государством, на еду денег почти не оставалось. Хозяин относился очень хорошо, во многом помогал. Летом пошел работать столяром на завод. Платили по миниму – 14 шекелей в час (около 30 рублей). Работал с 6 утра до 19 часов, стараясь заработать сверхурочные. Изготовляли двери, оконные рамы.

На втором курсе решил взять академический отпуск и пошел в армию. Сначала направили в тыловые части (что-то вроде российского стройбата) автомехаником. С 8—00 до 16—00 -ремонт машин в гараже, а потом дежурство по базе на кухне или на уборке помещений. На сон отводилось лишь 6 часов. Народ был разношерстный, в основном местные, из России почти никого. Много было всякой швали, воровали у своих же ребят, дрались, когда никто из командиров не видит, но дедовщины как таковой не было. Каждый за себя, как в джунглях. «Губы» тоже не было. Провинившихся оставляли без увольнительных или отправляли в военную тюрьму.

Командиры – в основном сверхсрочники, отпахавшие по три года на передовой, к тыловикам относились с пренебрежением. Им, жившим в палатках и блиндажах под огнем противника, было неприятно слушать нытье по поводу разбитых стекол в комфортных солдатских домиках.

Кормили хорошо и платили, как одиночке, 1400 шекелей в месяц на квартиру и расходы. Через четыре месяца подал рапорт на перевод в боевые части, но получил отказ. Примерно раз в две недели на выходной отпускали домой. Однажды после увольнения решил не возвращаться к этой шушере. Приехала военная полиция. Разговаривал с офицером через закрытую дверь. Он очень удивился, что я прошусь в боевые части, тогда как многие, наоборот, стараются попасть в тыловики – «джобники», так как из боевых частей можно уйти только по окончанию срока службы или по здоровью. Офицер пообещал помочь: привез в главное управление, но не арестовал, а через знакомых оформил перевод в боевые части морской пехоты.

После недельного отпуска с новым потоком молодого пополнения прибыл в город Кциот, в пяти километрах от египетской границы. Привезли ночью. Утром, когда проснулись, были поражены открывшейся картиной: насколько хватало взгляда, простиралась песчаная пустыня с редкими чахлыми кустиками. Казалось, что это инопланетный пейзаж из фантастического фильма. Стоял январь, температура ночью падала до ноля градусов, а днем поднималась до плюс пятнадцати. Дожди то срывались на пять минут, то неделю лили, как в тропиках.

Жили в палатке на двадцать человек, спали на раскладушках, впритык друг к другу. Новобранцев было около 250 человек. Из России – человек 70. Местные «сабры» относились к россиянам очень хорошо. Зная, что многие живут без родителей, они, возвращаясь после очередного увольнения, привозили гостинцы и щедро делились ими со всеми. В отгул отпускали каждую неделю. Выдали старое, списанное оружие со спиленными бойками, чтобы не имея навыков обращения, случайно не подстрелили друг друга. Постепенно привыкали к нарядам и армейской жизни, охраняли базу. Командиры шутили: скоро начнется обучение, тренировки и кроссы, к концу службы будете шутя пробегать по 100 километров с полной выкладкой.

Две недели отдыхали, а потом начался ад. Подъем в 4 утра, кросс, отжимание. Не так дыхнул – отжимайся, что-то не так сказал – все отделение отжимается. Выдали боевое оружие, стали ездить на стрельбище. Обращение, как в американской армии. Словесное психологическое давление: вы не солдаты, а строй навозников, салаги дерьмовые… Никто не знал имени командира – обращаться можно было только – «командир». Он гонял всех, как сидоровых коз. Подкрадывался к караульному сзади и гаркал в ухо, а когда перепуганный солдат оборачивался, то никого не видел, так как командир, поворачиваясь вместе с ним, уже опять был за его спиной. Уставали так, что перестали ездить в отпуск. Некоторые срывались, пытались стрелять в ненавистного командира, но старый «волк» всегда успевал укрыться и снова, как ни в чем не бывало, гонял отделение.

Три человека составляли звено, три четыре звена – класс. Командир класса занимался проблемами воинов. С ним можно было разговаривать более менее свободно, но все равно по стойке смирно.

Каждую неделю – марш бросок от 50 километров и все дальше и дальше. Стреляли из любого оружия, знали вооружение противника. Через четыре месяца сумасшедших тренировок – экзамен на сплоченность: «40х40х40». Марш-бросок на 40 километров, на спине привязана металлическая плита в 40 кг. Бежали ночью по берегу Средиземного моря, ноги на 40 см в воде. Если отстанешь и упадешь, самому встать невозможно – захлебнешься. Бежали плечом к плечу в полной тишине, если кто-то падал, сосед хлопал по плечу рядом бегущего и они вместе помогали товарищу подняться. Рядом по берегу на джипе ехала группа страховки. Если кто-то не добежит, проваливаются все и следующий экзамен через месяц будет уже: «50х50х50». Но все добрались благополучно, хоть и наглотались воды.

Весь класс получил неделю отпуска. Дней пять лежали пластом. Когда собрались после отпуска в части, всех построили и объявили, что планка поднимается: мы теперь дерьмовые салаги, а сосунки, и это было очень приятно. Теперь можно было смотреть на грудь командира, а не на его ботинки как раньше (за взгляд на колени лишали отпуска). Дистанция между нами и бывалыми воинами чуть-чуть сократилась. Мы думали, что раньше был ад, но он только начинался…

Я завороженно слушал Александра, рассматривая фотографии, которые он достал из своей необъятной сумки.

…Утром весь класс, нагрузившись скарбом, ушел в пустыню. Шли много часов, наконец командир, оглядевшись, сказал: «Здесь будет лагерь». Разбили палатки, поставили охрану и ушли еще дальше в пустыню. Здесь жили и тренировались. Поддерживаемые вертолетами, ходили в атаку на макеты базы и танков противника. Отрабатывали атаки днем и ночью до изнеможения. Хотя технике безопасности уделялось большое внимание, появились первые ранения: отрикошетившие от камней пули достали двоих. В палатки возвращались за неделю раза два, отсыпались по десять часов, и снова уходили на тренировки. Регулярно бегали марш-броски за награду – кокарду или значок, или право на лазерный прицел.