Поганая Молодежь. Чтобы красиво танцевать, нужно красиво одеваться

– Вот так, – сказала завуч Зарецкая и вышла из класса.

Из всего нашего звена школьных друзей, на поиски Сергея Сергеевича, естественно, хотел идти только Медведь. Ни я, ни Киля, не имели объективных причин для этого мероприятия.

Свои часы вождения трактора Киля давно уже проиграл мне в покер, а я, заблаговременно взвесив риски, обменял их Медведю на лишнюю неделю пользования нашим общим мобильным телефоном – «Эриксон 1018», с толстой черной антенной торчащей вверх и похожей на чей-то указательный палец. Таким образом, от поиска Сса выигрывал только Медведь, но дружба есть дружба.

Дом Сса мы легко обнаружили по припаркованному во дворе школьному трактору, который был наполовину перекрашен из синего в темно-синий цвет. Пригреваемый осенним солнцем, возле деревянного сарая с покосившейся крышей, царственно расположившись в когда-то снятом с «Жигулей» рваном автомобильном кресле, мирно дремал Сергей Сергеевич. Обнаружив отдыхающего педагога, мы с Килей вопросительно посмотрели на Медведя.

– Что и требовалось доказать, идем обратно, – произнес я.

– Может все таки разбудим? – произнес Медведь.

– Медведь, не думаю, что это хорошая затея, – предостерег я друга.

– Может, попробуем все-таки…? – не унимался Медведь.

Медведь умоляюще посмотрел на меня и Килю.

– Иди пробуй, тракторист! Сам нас сюда тащил. Зря что ли шли, – произнес Киля и начал карабкаться по колесу в кузов трактора МТЗ-80.

Забравшись в кузов, Киля выпрямился в полный рост, сладко потянулся и затем произнес:

– Может прокатимся хоть разок на этом пылесосе, – сказал Киля.

Я сел на ступеньку трактора и стал наблюдать, как Медведь осторожно подкрался к посапывающему Сергею Сергеевичу.

– Сергей Сергеевич, – сквозь зубы протяжно процедил Медведь.

– Так он ничего не услышит, ты громче, громче давай, – командовал Киля из кузова трактора.

– Сергей Сергеевич!!! – вдруг заорал Медведь.

В ответ Медведю, Сс безучастно издал протяжный храп.

– Ты ближе попробуй, ближе подойди, – не унимался Киля в кузове трактора.

Медведь вплотную приблизился к Ссу.

– Сергей Се.., – успел произнести Медведь.

– Киля, неееет… – прокричал я, наблюдая как гнилое яблоко, брошенное Килей из кузова трактора, врезается в голову Сергея Сергеевича.

Врезавшись в голову педагога, яблоко, подобно гранате разлетелось в разные стороны на мелкие осколки. От полученного удара, Сергей Сергеевич откинул свою голову на подголовник автомобильного кресла, издав при этом протяжный храп.

– Ты совсем спятил! – заорал я на Килю.

– Я в Медведя хотел? – виновато произнес Киля.

– Дегенерат, какая разница в кого ты хотел! – крикнул я, а Медведь в это время, подобно молодой рыси, уже карабкался на крышу кабины МТЗ-80.

– Вешайся Киля!!! Не дай ему спрыгнуть!!! – крикнул мне Медведь на весь двор и, как рестлер из восьмибитной компьютерной игры, прыгнул в кузов трактора.

Киля хотел спастись бегством и слезть по колесу трактора, но был остановлен обстрелом яблоками, который я прицельно вел по нему с земли.

Праведный суд Медведя был нарушен бормотанием, вдруг, проснувшегося Сергея Сергеевича.

– Завязывайте, Сергеич проснулся! – крикнул я Киле с Медведем.

Уже через минуту, мы сгруппировались возле Сергея Сергеевича. Окружили его со всех сторон, в попытке разобрать смысл произносимых им фраз.

– Подвиг… Где мой подвиг? – бормотал себе под нос Сергей Сергеевич, густо разбавляя свою речь непечатными словами.

– Сергей Сергеевич, здравствуйте, – дружно пропели мы в один голос.

– Вы, вы кто такие? – выжал из себя Сс.

– Это мы, ваши ученики, – пропели мы.

– Садитесь, – сказал Сергей Сергеевич.

Мы продолжали стоять, так как сесть можно было только на землю, а СС опять попытался абстрагироваться от нас, и сидя в кресле перевернулся на другой бок.

– Сергей Сергеевич, проснитесь, мы от завуча, от Зарецкой, – произнес я, теребя педагога за плечо.

– Мой подвиг, – ответил мне Сс.

– Какой еще подвиг! У нас экзамен будет или нет! – не выдержал Киля.

– Это сейчас, какой хочешь тебе, только деньги им на почте давай, а читать все равно нечего, а раньше… Где мой подвиг! – рявкнул Сергеевич в ответ Киле.

– Какой еще подвиг? Сергей Сергеевич, – спрашивал Сса уже я.

– Как какой? Мой подвиг? Мой? – кричал Сергеевич.

Из сарая с канистрой в руках появился Медведь.

– Тут полканистры солярки и в баке тоже есть. Может заведем технику? – предложил Медведь.

– А дальше что? – спросил я.

– Отгоним трактор к школе, спасем экзамен Медведя и все такое, – сказал Киля и затем пошел следом за Медведем к трактору.

Когда Медведь вынул весь хлам из кабины МТЗ-80, то стало ясно, что так просто, трактор мы не заведем.

– «Пускача» нет, – раздосадовано произнес Медведь.

– Чего нет? – интересовался Киля.

– Трос такой, чтобы завести трактор, – пояснил Медведь.

– Спроси у Сса про «пускач»! – деловито сказал мне Киля.

– Сергей Сергеевич, где «пускач» от трактора? – без особого энтузиазма спросил я у задремавшего учителя.

– Придешь за сельской молодежью, получать, она тебе твою сельскую молодежь и дает… подвиг…, – тихо ответил мне СС.

– Какая молодежь? Какой подвиг? Где «пускач»? – неожиданно крикнул в ухо ССу, подошедший к нам Киля.

– Мой подвиг! Где?! Я ее спрашиваю!!! Где!!! Ее… – продолжил свою тираду Сергей Сергеевич.

– Кого ее? Где «пускач» от трактора? – крикнул Киля в ухо Ссу.

– Зинку!!! Кого же еще!!! – ответил ему тот.

Я оттолкнул Килю от Сергея Сергеевича, так как больше уже не мог терпеть этот гестаповский допрос. Сергей Сергеевич продолжил что-то бормотать себе под нос, но если раньше, его бормотание было реакцией на резкие вопросы-выпады Кили, то теперь, эти послания больше напоминали мантру, звучавшую без остановки, тихим сплошным гулом.

– Нет здесь «пускача» нигде, куда он только его засунул, – подытожил свое недовольство ситуацией Медведь, расхаживающий кругами вокруг трактора.

– Разговори его, ты же можешь, потяни за ниточку, – обратился ко мне Медведь.

– Сам тяни, умник, – ответил я, но тут же пожалел.

– Где «пускач»?! – снова рявкнул Киля в ухо Ссу.

– Ладно, давай я, а ты принеси Сергеевичу воды из колодца, – сказал я Киле, сжалившись над педагогом.

– Сергей Сергеевич, вот вы приходите к Зинке, и, – начал я свои расспросы.

– На почту, а не к Зинке… я прихожу… Нужна мне твоя Зинка…, – с затухающей амплитудой громкости выдал мне Сергей Сергеевич.

– На почту? Зачем? – настойчиво спрашивал я, теребя за рукав изрядно промасленной телогрейки, засыпающего Сса.

– За сельской молодежью. А подвига то и нет! – громко крикнул СС, сделав яркий акцент на слове «нет».

– И вы…, – продолжил я свой нежный допрос.

– Где мой подвиг! Бесплатный подвиг? – вдруг опять разошелся Сергеевич.

– А Зинка? – пытался я еще больше раззадорить Сса.

– Она молчит, краснеет, глазками бегает по прилавку, загляните на неделе, загляните на неделе, – произнес Сс.

– Ииии…, – протяжно процедил я.

– И ничего, сама, наверное, уже мой подвиг кому-то отдала. А где его взять? Нигде не купить!!! Хрен тебе, а не подвиг, – произнес Сс.

Я взял из рук у подошедшего Кили ведро воды, и поднес интервьюируемому. Сергей Сергеевич стал жадно пить воду.

– Ну что? Узнал где «пускач», – спросил меня Киля.

– Еще нет, но первый шаг пройден. Он все про какой-то подвиг, Зинку и почту мне поет.

– Тетя Зина Петрова, с почты, на почте работает, – вдруг неожиданно сообразил Киля.

– Точно. А «Сельская молодежь» – журнал такой раньше был, тогда все правильно, – вложил я свой пазл в разгадку ребуса загаданного нам Сергей Сергеевичем.

– Тетя Зина и сейчас там работает, – сказал Киля.

– А что за подвиг тогда? – спросил я.

– Да, какая разница, «пускача» все равно нет, – добавил подошедший к нам Медведь.

Сергей Сергеевич допил из ведра воду и вместо того, чтобы взбодриться, отключился. Проверив пульс Сергея Сергеевича, мы отнесли учителя, вместе с автомобильным креслом, прямо в дом, дверь которого почему-то оказалась не запертой.

– Ну, что, по домам, без «пускача» все равно не заведем технику? – довольно произнес я.

– Можно еще с «толкача» попробовать, – предложил Медведь.

– Точно, улица под уклоном, нам только из двора вытолкать, а дальше он и сам пойдет, – воодушевился Киля.

– Киля! Угомонись! – пытался я облагоразумить друга, но все было бесполезно.

Вытолкав с неимоверными усилиями трактор из двора на улицу, в кабину решено было посадить меня. Киле Медведь не доверял, а сам сесть за руль никак не мог, так как восемьдесят процентов усилий по перемещению трактора принадлежало именно ему.

Медведь и Киля протолкали МТЗ-80 через пол улицы прежде чем обнаружили абсолютную несостоятельность идеи. Двигатель трактора молчал. Я вылез из кабины, а Медведь принялся колдовать над техникой, попеременно то откручивая, то опять закручивая всевозможные винты и гайки на силовом агрегате трактора.

– Медведь, может хватит на сегодня экспериментов? – обратился я к другу, но тот, вместо того чтобы ответить, только недовольно отмахнулся рукой.

Попытка завести трактор повторилась еще раз. Повезло больше, двигатель чихнул и опять затих. Медведь снова откинул защитный кожух силового агрегата, и снова нырнул под двигатель трактора.

– Медведь?! Короче я домой, – начал канючить я, предчувствуя беду.

– Давай еще раз и все, по домам, – обратился ко мне Киля, наблюдая мою тревогу.

Киля был прав, третья попытка удалась, и вторую половину улицы, наш МТЗ-80 действительно прошел легко. Впившись двумя руками в обмотанную синей изолентой баранку, я пытался удержать несущийся по грунтовой дороге трактор. Через грязное лобовое стекло на меня смотрели расширенные глаза Медведя, который уже не пытался спрыгнуть на обочину дороги. Киля ехал на крыше кабины, вцепившись в нее всем чем только можно было вцепиться.

Трактор летел с горы набирая скорость, а я все бил, и бил, двумя ногами по одеревеневшей педали тормоза. Наконец, техника дернулась, мотор взревел, а дорога закончилась, и, сломав деревянный забор в конце улицы, мы дружно полетели с обочины вниз, пока не приземлились в болото.

***

Школьные дни остались позади. Килю с Медведем забрали служить в армию, а мне удалось поступить в областной университет. Однажды, приехав на выходные домой, я зашел в местное отделение почты и услышал диалог между работниками этого учреждения:

– Ну, и что делать с его пенсией? – возмущалась одна сотрудница.

– Что, прямо никого у него не осталось? – спрашивала у нее другая.

– Никого, – отвечала третья.

– Ни детей, ни внуков? Зинаида Львовна? – спрашивала первая.

– Ни жены, ни детей, ни внуков, всю жизнь проработал в школе, – повторила Зинаида Львовна, возвратившаяся из подсобного помещения с посылкой в руках.

– Здравствуйте тетя Зина! Я за бандеролью. Пришла? – произнес я.

– Здравствуй, – ответила мне тетя Зина голосом не содержавшим в себе никаких эмоций.

– Так, а что мне с его пенсией делать? А? Зинаида Львовна? – спросила подчиненная тети Зины.

– Положи ее пока в конверт, на конверте напиши «Сергунов С. С.», – ответила тетя Зина.

Зинаида Львовна ушла в подсобное помещение за посылкой. Рядом со мной, за прилавком, морщинистый пенсионер заполнял какой-то бланк и разговаривал сам с собой. На пенсионере была выцветшая сетчатая кепка с орлом и гордой надписью «USA».

– Сейчас все так, включишь телевизор, а там мужик в пиджаке, интересно так рассказывает, а потом, как запоет, – кряхтя произнес пенсионер, – Думаешь, во певец, а это депутат государственной думы. Во как!

– Держи, – тетя Зина протянула мне посылку.

– Зинаида Львовна, как его фамилия, еще раз? – переспросила подчиненная тети Зины.

– Сергунов С. С., в бланке у тебя все есть, – ответила тетя Зина.

– С Сергеем Сергеевичем что-то стряслось? – спросил я.

– Умер твой Сергей Сергеевич, – ответила тетя Зина.

– Как умер? – спросил я.

– Обыкновенно, как все умирают, – ответила тетя Зина, затем после паузы добавила, – А какой красавец в молодости был, стройный, руки золотые, стахановец, весь поселок за ним бегал, а вот оно все как обернулось, как жизнь то закрутила…

– Страну развалили, колхоз развалили, рыбоконсервный комбинат сначала разворовали, а потом и тот развалили, родину продали, – произнес пенсионер в кепке с надписью «USA», и затем спросил, – Зинка, где тут нужно расписываться теперь?

Зинаида Львовна пальцем указала пенсионеру на графу для подписи, посмотрела на меня, и сказала:

– Помню, придет на почту, журнал он выписывал такой «Сельская молодежь». А мы с девчонками второй журнал, который бесплатно прикладывался, с названием таким еще дурацким… ну этот…

– Подвиг? – произнес я.

– Да, он самый, – удивленно ответила тетя Зина, – Значит мы этот «Подвиг» спрячем, а сами говорим мол потеряли, и потом решаем, кто вечером его мамке домой отнесет. Чуть ли не до драки доходило, а вот оно все как в жизни у Сережи обернулось… как все закрутило…

6. ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОГО ЗАБОРА

Решетка за которой спрятали крохотное стеклянное окошко контрольно пропускного пункта – КПП, была выполнена из круглой металлической арматуры в виде лучистого солнца, и от полукруга, в правом нижнем углу, тянулась своими прутьями к основанию оконной рамы.

Я постучал в этот зарешеченный иллюминатор, окошко открылось.

– Килина позови, – произнес я.

Окошко закрылось. Ступеньки к окошку были сделаны очень высоко, а само оно находилось очень низко, и чтобы увидеть того, кто был по другую сторону решетки, необходимо было согнутся пополам, как бы отдавая дань учреждению.

– Нет такого, – произнес голос из вновь открывшегося окошка.

– Есть, ищи лучше, – ответил я и стал ждать, прислонившись плечом к кирпичной стене КПП.

Эта, на первый взгляд, обыкновенная стена, на самом деле, скрывала за собой целую вселенную, которая пряталась здесь по очень простому, матрешечному, принципу. Матрешка другого мира находилась по ту сторону забора, ровно за Контрольно Пропускным Пунктом с зарешетчатым окном. С одной стороны этого забора, по тротуару неспешно разгуливали прохожие, с другой, чеканили по асфальту кирзовые сапоги и доносилось гулкое: «Расскажи о чем задумался солдат, может вспоминаешь в поле росы, край родной, да яблонь белый сад, и сиренью пахнущие косы.»

Из-за туч, с гражданской стороны забора, в небо выглянуло солнце и день превратился в весенний, от чего на душе сделалось еще более паршиво. Наконец, дверь КПП отворилась и на крыльцо вышел мой школьный друг – Киля, младший сержант, уже успевший к этому времени дослужиться до рядового. Воинская карьера Кили, по простым причинам, с первого дня своей службы все время стремилась по ступенькам служебной лестницы не вверх, как это положено, а вниз. На плечах у Кили была накинута армейская шинель серо-зеленого цвета, а на его лице были явные признаки недосыпа. Я вынул из кармана рюкзака несколько пачек сигарет и протянул их другу. Киля взял только две.

– Остальное лучше в следующий раз, – сказал Киля.

– Как у тебя дела? – спросил я.

– Да, какие тут могут быть дела, полигона ждем. Одна большая новость. Как сам? Как учеба?

– Да, так, – неопределенно произнес я, и затем продолжил, – А, да, я тебе еще «мобилу» принес, аппарат конечно убитый, но батарея вроде держит.

Я начал рыться в рюкзаке в поисках подарка, а Киля спросил:

– Что-то ты брат исхудал на гражданке. Работаешь где сейчас?

– Типа того, – опять неопределенно ответил я, – С универа отчислился на днях.

– Чего так, ты же вроде не планировал? – спросил Киля.

– Киля, реши задачку, – предложил я.

Киля удивленно посмотрел на меня, а я продолжил:

– Студент физико-технического факультета должен с утра до вечера быть в университете, иначе его отчислят, стипендия у такого студента, десять долларов, общежитие ему не положено, так как в условиях задачи сказано, что живет он слишком близко от университета, на расстоянии тридцати километров, а нужно жить на расстоянии семидесяти, при размере области-острова где-то радиусом в триста. Доплата к стипендии, нашему студенту, как малообеспеченному, составляет еще тридцать долларов, а на месячный проезд из города «N» в город «K» он тратит сто долларов. Вопрос: сможет ли на эти деньги прожить студент в городе «К»?

– Ну, если будет питаться вместо еды солнечной энергией, как Порфирий Иванов, то возможно и сможет, – улыбнулся Киля.

Я тоже улыбнулся в ответ и сказал:

– Правильно, так как сто вычесть сорок, получается шестьдесят долларов, которых не хватает на дорогу из города «N» в город «K», да плюс, а точнее минус, еще нужно на что-то питаться, и во что-то одеваться. Вот и получается, что ничего не получается.

– Понятно, – задумчиво произнес Киля, – А если подрабатывать где?

– Да, кому ты нужен? Не в Нью-Йорке живем. Где ты подработаешь? – ответил я, – Наподрабатывался уже за два года, кидалово одно везде. Со стройки деньги до сих пор жду, а другие работки у меня такие, что кони двинуть можно. Надоело все.

– Понятно, – произнес Киля, – Может с универом все таки поспешил?

– А какой смысл. Какой из меня физик? – ответил я, – Да и сколько уже можно этот жир грузить.

– Какой еще жир? – переспросил Киля.

– Обыкновенный, по двадцать килограмм брикет. Ночь на станции вагоны грузишь, если до утра дотягиваешь, то деньги дают. Если не выдержал, то все досвидос гонорару, такая вот у меня сейчас работа, чтобы на учебу ездить, романтика блин, – ответил я.

– Хуже чем в армии, – задумчиво произнес Киля, затем добавил, – Дела.

– Не говори, но ладно о грустном, прорвемся, – сказал я и достал из рюкзака изрядно потертый мобильник.

Киля взял телефон и сказал:

– За «мобилу» тебе отдельное спасибо, – Киля похлопал меня по плечу, и затем нажал кнопку включения мобильного телефона.

Телефон выдал скромную мелодию.

– Особенно за полифонию, – добавил Киля.

– Тут ее нет, – ответил я, и тоже похлопал друга по плечу.

Мы оба улыбнулись.

– Ты это? – спросил Киля, – В следующий раз когда приедешь?

– Думаю через недельку заскачу, – ответил я, – Звони теперь если чего надо, подвезу. От Медведя тебе «респект» кстати, на той неделе к нему в «автобат» заезжал.

– Уважуха, – сказал Киля, – Как он там?

– Так же, как и ты здесь, служит, – ответил я.

7. СТАНЦИЯ СОРТИРОВОЧНАЯ

Еще со старого немецкого моста с могучими железными дугами, что нависал над черной паутиной, сплетенной из рельсов, шпал и железнодорожных фонарей, можно было легко наблюдать, как к серой бетонной платформе, рядом с которой покоилась вереница блекло-красных, местами ржавых, товарных вагонов, подобно муравьям в муравейник, стекалась людская толпа.

Я спустился под мост и зашагал вдоль железнодорожных путей по разбитой булыжной дороге. Через десять минут мои ноги достигли пункта назначения, а перед глазами открылась следующая картина.

Неподалеку от платформы, возле сваленных грудой строительных плит, потрепанный жизнью худосочный интеллектуал, лет шестидесяти, переодевался в старое синее трико с вышитым на груди гербом «Союза Советских Социалистических Республик». Этот пенсионер снимал с себя свой заношенный пиджак черного цвета, галстук, и, такую же выцветшую от времени, синюю рубашку, наряд, который этим днем не принёс ему лучшей работы, чем та, которая ждала всех нас впереди. Недалеко от пенсионера, на бордюре перрона, сидела группа крепеньких подростков лет 17-ти. Один из этих ребят, рыжеволосый крепыш, похожий на случайно выпавшего с лошадиной повозки крестьянского сына, задумчиво грыз яблоко.

Собравшихся около платформы людей было где-то человек сто. Каждый расположился кто как смог. Кто-то сидел на земле, кто-то стоя покуривал дешевенькие сигареты, кто-то поглядывал на наручные часы, а кто-то, облокотившись о фонарный столб печально смотрел в сторону булыжной дороги. Основную массу пришедших составляли мужчины средних лет. Кое как одетые, обросшие щетинами и бородами, они, как грязные воробьи сбились в серую кучу в предвкушении начала работы.

Через пол часа ожидания, со стороны дороги, послышался звук автомобиля, неспешно едущего по ухабистой брусчатке. Похоже было на то, что водитель никуда не спешил и со знанием фарватера аккуратно объезжал выбоины дороги. Через какое-то время, в поле зрения показался и сам автомобиль. Это был новенький пикап «Митсубиси L-200», который деловито зарулил прямо в толпу собравшихся.

Из машины выпрыгнул низкорослый лысый человек плотного телосложения, похожий на злого гнома, одетого в добротную кожаную куртку. Толпа с вопрошанием тут же окружила гнома, а он, не обращая ни на кого никакого внимания, подобно линкору, разрезающему морские волны, деловито зашагал к одному из товарных вагонов.

– Расступитесь! – сказал гном подойдя к вагону и открыл его створки, – Стали, стадо баранов!

Люди расступились, и властелин толпы ловко запрыгнул в вагон, затем развернулся лицом к собравшимся и начал вещать:

– Фуры будут подъезжать прямо сюда, так что так, доходяги, берем коробки и складываем их туда, в вагоны, – сказал гном и жестом руки указал внутрь пустого вагона, – Двое сверху с машин подают, остальные принимают и носят. Все ясно?

– Сколько платишь? – спросил кто-то из толпы.

– По семьсот на руки, как в объявлении, – ответил гном, – Деньги утром, но только тем, кто останется до конца, сразу говорю, никаких авансов, перекуров, и прочей херни. Все ясно?

Люди молчали. Тогда властелин толпы повторил еще раз свой вопрос:

– Я спрашиваю, все ясно!

– Сколько фур разгрузить нужно? – спросил рыжеволосый крестьянский сын и выкинул в сторону огрызок яблока.

– Столько, сколько нужно будет, – ответил гном, – Еще вопросы?

– Обед будет? – выкрикнул из толпы какой-то замызганный гражданина с пропитым лицом и взъерошенными волосами на голове.

– Посмотрим, если успевать будете, – ответил гном.

– Денег на обед то дашь? – спросил из толпы высокорослый бородач в тельняшке.

Толпа засмеялась, а гном пристально посмотрел на бородача и с вызовом произнес:

– Может за тебя еще и разгрузить все это добро?! Еще раз объясняю, для тупых, то есть для вас олени, деньги получите не раньше, чем закончатся машины. Не надо ныть и клянчить, кто не остается грузить до утра, тот остается без зарплаты. Ну, все, за работу, – скомандовал гном и спрыгнул с вагона на землю.

Время перевалило уже за полночь, а фуры все никак не хотели заканчиваться. Они приезжали по булыжной дороге одна за другой, проседая под тяжестью своих грузов. Машины подходили с интервалом где-то в двадцать минут. Если случалось так, что мы не успевали разгрузить предыдущий грузовик, до приезда следующей фуры, то гном торопил нас всех матом, пытаясь, таким образом, ускорить процесс.

С каждым часом грузчиков становилось все меньше и меньше, а двадцатикилограммовые коробки, что мы таскали, становились все тяжелее, и бегать с ними приходилось все быстрее, и быстрее.

– Грузим, какую-то дичь, – сказал мне рыжеволосый крестьянский сын, закидывая подобно баскетбольному мячу коробку с жиром на верхний ярус пирамиды, сооруженной внутри вагона из других аналогичных коробок.

– Какая разница что грузить, – ответил ему я и поставил коробку на железный пол вагона.

– Не скажи, – возразил крестьянский сын, – Грузили бы что-нибудь нужное, то можно было бы прихватить с собой коробочку какую, а этот жир, кому он только нужен.

– Так бы ты и прихватил на глазах у этого цербера из L200, – возразил я и посмотрел на этикетку на коробке, где была, до этого момента ни разу меня не беспокоящая надпись: «Сухой растительный жир в порошке».

– Ну, не прихватил бы, так здесь поел тогда, на той неделе горошек в банках грузили, так и сами наелись, да и вообще, тебе кстати горошек не нужен? В банках? – спросил у меня крестьянский сын по дороге к грузовикам.

– Нет, не нужен, – ответил я, – Мне деньги нужны.

– Деньги всем нужны, – ответил крестьянский сын, и затем добавил, – Ты бы не усердствовал так с коробками, а то до утра не дотянешь.

– Не учи ученого, – ответил я, и взвалил себе на плечо очередной ящик с жиром.

На станции «Сортировочная», я был давно уже не новичок, и прекрасно знал, что грузить коробки с жиром, это совсем не фитнес, а скорее марафон на выживание. Отличие от спортзала очень простое, там ты выкладываешься за полтора, два часа, и идешь счастливый в душ, а здесь, твоя главная задача беречь свои силы всеми возможными и невозможными способами, иначе не видать тебе утром денег. Там – «быстрее, выше, сильнее», а здесь, надо действовать, как однажды заповедовал нам герцог Уинстон Черчилль, который сказал: