Любовь – не сахар, сахар – не любовь (сборник)

– Знаешь, я тебя понимаю, – задумчиво протянул он. – Я сам прыгал с нее не раз. Знал, что нельзя, опасно, и прыгал все равно. Феолент – такое удивительное языческое место. Тут все «нельзя», «не стоит», «неправильно», «неудобно» становятся хлипкими и глупыми. А правила приличия вообще кажутся абсурдом.

– Правила приличия, – усмехнулась я, – это наука о том, как максимально облегчить жизнь окружающим, тем самым испоганив ее себе. А главное, они находятся в коренном противоречии со всеми природными инстинктами. Правила приличия отличают нас от животных, но еще никем не доказано, что это отличие в лучшую сторону.

– Вот это да! – обрадовался Шурик. – Классно сказала. А ты любишь море?

Неизвестно отчего сегодня этот вопрос совсем не показался мне дурацким.

– Когда я смотрю на него, – искренне призналась я, – то постоянно вспоминаю, что когда-то вода покрывала весь земной шар и наши далекие прапрапредки вышли на землю из моря. А как иначе объяснить, что все мы влюблены в него генетически, априори, без всяких оснований? Ведь не море кормит нас, его водой нельзя даже напиться, а мы все равно рвемся к нему и в него. А потом, это же известный факт: новорожденные младенцы, которые ни сидеть, ни ходить не умеют, уже умеют плавать. Вот доказательство – тысячу веков назад мы все рождались в воде!

– А я и сейчас родился в воде.

– Да ну! – Я впервые обернулась, чтобы посмотреть на новоявленного дельфина. И незамедлительно пожалела об этом. Беседа, складывающаяся столь уютно и интересно, тут же показалась мне неуместной. Вид противоестественной человеческой махины сразу вызвал отторжение, тревогу, желание ретироваться и заткнуться. Я поспешно отвернулась. Лучше уж, как в «Аленьком цветочке», разговаривать с голосом невидимого чудовища.

– Я ведь родился в Севастополе, – продолжал Шурик. – И моя мама была страшной авангардисткой, ходила в специальный кружок беременных дамочек, которые рожали не в больнице, а в море.

При мысли, сколь болезненно должно быть производить на свет такую махину, я невольно содрогнулась и поморщилась. Нет, Шурик в общем неплохой парень, но ничего не могу с собой поделать – он вызывает физическое отвращение, как любое отклонение от нормы. И как только бедная Линда с ее узкими бедрами намеревается рожать ребенка от такого титана…

– И кстати, – окончил он, – родила меня без проблем. Я выскочил, словно пробка из бутылки шампанского. И сразу же поплыл!

– Я бы тоже хотела рожать в море… – мечтательно произнесла я, вглядываясь в горизонт и пытаясь представить себе того, единственного в мире человека, который когда-нибудь станет отцом моего ребенка.

Но образ упрямо отказывался материализоваться.

– Молодец! – Здоровенная грабля панибратски похлопала меня по плечу. Показалось мне или нет – его пальцы задержались на полмгновенья и погладили мою кожу.

Я сжалась и напряглась.

– Родишь такого же богатыря, как я!

Только этого мне не хватало!

– Жаль, Линда не хочет детей, – пожаловался Шурик, и, судя по интонациям, данный пассаж сильно его озадачивал.

– Почему?

– Говорит, при абсолютной любви дети – лишние. Они нужны лишь как затычка, если корабль дает течь.

Я пожала плечами. Что ж, заявление вполне в Линдином духе.

– Слушай, ты прости меня за вчерашнее… ну за то, что я не подал тебе руку на вокзале.

– Проехали, – поспешно отмахнулась я. – Мы ведь договорились: правила приличия на Феоленте…

– Да какие, к черту, правила! – почти рассерженно прервал он меня. И от удивления я снова обернулась.

– Без всяких правил, обе мои руки в твоем распоряжении. Просто потому, что ты мне нравишься.

Пораженная, я смотрела на него. Мы были в двух шагах друг от друга. Его скривленное резкой гримасой лицо выражало что угодно, но только не дружеские чувства. И это было неприятно. Он сверлил меня глазами, как изголодавшийся – бутерброд.

– А вот и оладушки…

Линда вплыла на террасу с подносом в руках. Я сразу почувствовала облегчение.

– Саша, ты, верно, сильно проголодался?

– Да, по-моему, он очень голодный, – виновато согласилась я, будто задержавшийся завтрак и впрямь мог объяснить его всплеск эмоций в мой адрес.

Шурик уселся к столу с видом пай-мальчика. Я смотрела, как невеста, грациозно держа в руках прозрачный кувшин, наливает жениху ярко-желтый апельсиновый сок из свежевыжатых фруктов. До чего же она хороша! Тонкая, словно соломинка в коктейле, с хрупкими запястьями, льняными волосами и лицом суровой готической мадонны. Сегодня на Линде был новый купальник: бирюзовый в нежных цветах, подвязанный легкой шифоновой юбкой той же расцветки (я видела их в Киеве в витрине магазина). И я с радостью заметила, что при одном взгляде на нее, наставницу, идеал, принцессу крови, взгляд жениха вновь обрел рабскую покорность.

Линда взыскательно поглядела на меня.

– Маша, ты совершенно безалаберно питаешься.

Я извинительно улыбнулась – слава богу, они снова заняты друг другом! – и, привычно застеснявшись сравнения с Леди Совершенство, пошла ощипывать свои несовершенные ноги.

* * *

– Машенька, давай ручку, – засуетился Шурик. – И ты, Линда, тоже…

Нет, не нравится мне все это!

В тот день мы провалялись на пляже до обеда. Хотя, пожалуй, определение «валяться» не подходило ни к кому из нас. Я мгновенно нырнула в море и понеслась к горизонту. Ноги, искусанные щипками пинцета, сразу стали легкими, гибкими, невесомыми. Проплыв сквозь Скалу-кольцо, я видела перед собой только безмерное синее пространство и ощущала себя им – сильной, независимой, свободной. А развернувшись к берегу – обреченной. Меня всегда поражало: почему плыть туда – так легко, а обратно – трудно? И это совершенно не зависит от расстояния, на которое ты заплываешь.

К тому же, дав обратный ход, я заметила, что мне навстречу опять гребет неугомонный Шурик.

– Ты точно не тонешь? – задал он свой любимый вопрос.

У него просто какой-то комплекс спасателя, как у собаки-водолаза!

К Линде слово «валяться» и подавно не подходило. Аккуратно подкрашенная, чистая, строгая, она сидела под зонтом в белой широкополой шляпе. Не девушка – обложка журнала, рекламирующего модели летнего сезона. Только там манекенщицы никогда не забывают втягивать живот, безупречно держат спину и так изысканно расставляют ноги. Их прически не съезжают набок, а грим не плывет от жары. Понятно – на то они и картинки! Но Линда была такой на самом деле…

Сегодня она захватила с собой маленький золотистый фотоаппарат и непрерывно отщелкивала нас с Шуриком. И это смущало меня. Она фотографировала нас совсем не так, как обычно снимают веселые компании на пляже – со смехом, улюлюканьем, требованием принять потешные позы, забраться друг другу на плечи… Так сосредоточенно и неумолимо можно было запечатлевать разве что казнь, с намерением сохранить для потомков свидетельство этого страшного преступления. И я чувствовала себя преступницей без всяких на то оснований.

– Маша, хочешь, половим крабов?

– Да.

Щелчок фотоаппарата.

Мы выискивали бассейны между камней и караулили крохотных морских монстриков, ловя и тут же отпуская их на волю за полной ненадобностью.

– Маша, а хочешь, поплывем к скале, насобираем мидий к обеду? Я быстро смотаюсь за маской…

– Хочу…

Еще щелчок.

Нет, пожалуй, основания были.

Я говорила: «Хочу», потому что мне было неудобно отказывать Шурику, подпрыгивающему от нетерпения, в преддверии всех этих нехитрых мальчишеских развлечений. Но главное – я говорила: «Хочу», потому что хотела ловить крабов, хотела мидий, хотела беспроблемно развлекаться, радуясь приморской жизни, чувствуя себя веселым беззаботным животным, отбросившим хвост цивилизации и выслеживающим свой подножный корм.

Щелчок, щелчок, щелчок!

Но я видела и другое – ситуация изменилась. И Линда сидела на своем камне, как идол, которому оказывают обязательный ритуал почтения, тут же забывая о нем. Шурик апеллировал лишь ко мне. Я старалась успокоить свою совесть: он просто знает, что его невеста не станет скакать по камням и нырять под скалы, вот и зовет меня в компанию. Но знала: вру.

Я помнила, как он глядел сквозь меня еще вчера утром – мне было с чем сравнивать. И достаточно хорошо знала мужчин, чтобы понять: Шурик исполняет передо мной вечный брачный танец самца, демонстрирующего самке, какой он классный и распрекрасный. И его поведение, еще не выходившее за рамки приличия, было уже неприличным по отношению к Линде. Мое, поскольку я не пресекала его, – ничуть не лучше. И волшебное действие Феолента вряд ли может служить нам оправданием.

Но пресечь – означало признать, что он ведет себя недопустимо. Кольнуть подруге глаза: «Твой жених – ловелас, держи его в узде!» А она держала себя столь отрешенно, спокойно, так ровно улыбалась нам своими идеальными зубами…

Щелчок.

Почему она ни разу не попросила нас сфотографировать ее?

– Линда, давай я тебя щелкну!

Она согласилась без всякого энтузиазма.

– А теперь вас вместе с Шуриком.

Массивный жених обнял свою тонкокостную невесту – так собаки исполняют приказание «к ноге!», – и улыбнулся мне во весь рот.

– Смотри в кадр! – обозлилась я.

Щелк.

– Линда, я не поплыву за мидиями, лучше посижу с тобой. Хорошо?

– Зачем? Вдвоем вы больше наловите. Давай… Мне тоже хочется мидий.

Но в то же время меня не покидало странное ощущение, что Линда наблюдает за нами, провоцирует нас своим бездействием, толкая друг к другу…

И это тревожное подозрение усилилось еще больше, когда после обеда из мидий подруга внезапно заявила, что собирается поехать в Севастополь проявить и напечатать пленку, и наотрез отказалась брать нас с собой.

* * *

Идти на пляж вдвоем с Шуриком я целомудренно отказалась. Он совращал меня как мог, сотрясая морским ружьем, обещая научить нырять «по-настоящему» и подначивая:

– Уверен, из тебя получится классный морской волк!

Сделав каменное выражение лица, я заявила: «У меня ужасно болит голова», – и ушла в спальню, громко клацнув замком изнутри. Открыв окно с видом на улицу (окна спальни Шурика и Линды выходили на море), я вылезла во двор, обошла дом и затаилась в кустах. Вскоре незадачливый жених продефилировал мимо, понурый и заметно сдувшийся. Дождавшись, пока он отойдет на безопасное расстояние, я умостилась на террасе, где без помех предалась угрызениям совести.

Зачем Линда уехала в город? Может, в глубине души снежная леди такая же нормальная, ранимая барышня, как я? Это же классический женский ход – уйти, чтобы любимый бросился тебя догонять. Трогательный и наивный. А мужлан Шурик не понял, отпустил ее и бескомплексно завеялся к морю.

И что прикажете делать мне?

Безусловно, самое разумное решение – собрать чемодан и убраться восвояси, оставив их вдвоем. Третий, известно, лишний. Вместе с ним сразу исчезнут все проблемы. И Линда с Шуриком снова начнут мурлыкать, ласкаться, лизаться… Но, отправившись к морю на две недели, бросить его через два дня! О, это выше моих человеческих сил.

Дурацкая ситуация! Словно стакан, заполненный выше краев, когда вода не ровная, а выпуклая и нависает над сосудом полусферой. И вроде бы еще не проливается, но донести до рта, не расплескав, уже невозможно… Нет ничего более отвратительного, чем подобный любовный треугольник – парень твоей подруги начинает заигрывать с тобой прямо у нее под носом. Я всегда непримиримо осуждала барышень, уводивших мужчин у своих приятельниц. Чужой мужик – табу. Угонщицы – бессовестные воровки, которые не моргнув глазом предают многолетнюю дружбу. И кстати, ничего хорошего из таких романов не получается. Если жених готов изменить невесте с первой затрепетавшей рядом юбкой, это отнюдь не означает, что ты – лучше ее, просто он – ловелас неисправимый. С таким счастья не сваришь. И боюсь я, Шурик из их числа. Только вчера нос от меня воротил, а сегодня уже охмуряет. Сработал тупой собственнический инстинкт – появилась новая баба, значит, должна быть моей.

Вот тебе и абсолютная любовь. Бедная Линда. Бедная я. (Ведь, как бы невинна ты ни была, ухаживания за тобой подруги именно тебе и не прощают.) Подлый Шурик! Так, сразу, испортить мне отпуск своим дурацким донжуанством. Тем паче, он мне совсем не нравится.

Да, там, на диком морском берегу, его сильная громоздкая туша становилась на удивление гармоничной, естественной, почти совершенной. Таким и должен быть первобытный человек. Шурик рожден для природной жизни Маугли и подводной Ихтиандра. И мог бы стать мне прекрасным другом. Мне было весело нырять с ним и наверняка понравилось бы заниматься с ним на пару подводной охотой, играть в теннис и баскетбол. Он мог бы научить меня плавать кролем и стрелять из ружья… Но не более! Стоило мне представить его на каком-нибудь ином фоне, например в спальне… Быр-р!

«Но нет ничего непоправимого», – утешила себя я, поудобнее устраивая свою задницу в плетеном кресле.

Ряд нехитрых действий расставит все по своим местам. Прежде всего нужно наотрез отказываться от всех соблазнительных предложений подлого соблазнителя. В конце концов, отправься я в отпуск вдвоем с Линдой, сидела бы паинькой с ней на камушке и не страдала бы от отсутствия крабов, мидий и морской охоты. Во-вторых, следует как можно чаще оставлять их вдвоем. Лучше всего отыскать себе какую-нибудь временную партию. Пляж, куда ходили мы, был безлюден. Но по левую сторону Скалы-кольца собиралось достаточно много народа. Решено! Завтра же отправлюсь туда и постараюсь подцепить ухажера. Со временными мужчинами у меня никогда не возникало проблем, сложность была лишь в том, как удержать их надолго. Но в данный момент она не актуальна.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Песня написана на стихи П. Д. Когана.