12 самых страшных тайн

– Пожалуйста, проходите. Я не мог дождаться момента, когда мы останемся одни.

Седовласый пронзил меня насквозь взглядом опытного каталы, еле сдерживая усмешку, молча удалился, бесшумно прикрыв за собой дверь. Я осторожно присела на край диванчика. Мы оказались совсем рядом, как давние друзья.

– Вам что-то нужно, чтобы начать сеанс немедленно? Хотите чаю? Элитный…

– Нет, спасибо. Я так попробую. Вы не левша?

– Нет, я обыкновенный.

– Тогда сначала левую руку – на ней – что судьбой записано. А на правой то, что вам удалось изменить своей волей, действием в течение жизни.

Я взяла его холёную ладонь, теперь она была тёплой, близкой, родной и совсем не звёздной. Дверь в информационное поле не нужно было открывать пинком. Она распахнулась сразу. И я увидела напуганного страдающего человека, от которого все чего-то хотят, а он никому не может ничего дать, он даже своей жизнью не управляет. Такая же марионетка, и все нити тянутся вверх. И ещё бесконечные переезды, круговерть лиц, городов, поездов и на этом фоне – страдания, страдания, страдания живого безответно любящего сердца…

Я говорила ему, говорила обо всем, что вижу: трудоголизм и затюканное детство, наличие глупых фобий и даже то, что его огромная, как небо, неразделённая любовь одного с ним пола. Не утаивая ни малейшей подробности, даже то, что ему так и не ответят взаимностью. Узнать о том, что его используют, но не любят, было бы для него слишком жестоко. Шафран впивался в меня своими проникновенно-грустными, всё понимающими глазами. Будто пил и не мог напиться:

– Да, вы правы. Всё так. Всё так. Но что же мне делать? Он собирается жениться, я в отчаянии!!!

С какой лёгкостью в этот момент я могла бы поддеть на самый элементарный знахарский крючок беззащитного в своей обнажённости, полностью доверившегося мне человека. Воспользуйся! И звёздный олух твой на веки вечные! – шептал всё тот же омерзительный, скользкий, эгоистичный червь, что раздувался теперь до размеров удава, мечтающего проглотить слона.

Ну, ты же знаешь, что сейчас нужно говорить Шафрану: «Случай непростой, много сил сопротивляется вашему совместному счастью. Возлюбленного вашего приворожила коварная женщина. Но помочь можно. И я готова в первое же полнолуние приступить к лечению». А дальше хоть верёвки вей. Беспроигрышный вариант. Шафран впился в своего избранника по-полной, в той же степени он будет нуждаться в тебе. Поначалу изредка наезжать на сеансы. После твоих советов, конечно же, появятся положительные изменения в отношениях. И дело пойдёт. Влюблённые ведь до того глупы, что принимают желаемое за действительное. Знаменитость в твоих руках. Ты можешь подбить его на что угодно. Разводить лоха на деньги бесконечно, стать лучшим, незаменимым другом и советчиком, даже руководителем. Недаром так откровенно подозрительно на тебя поглядывал его ушлый директор. Вы сможете жить в одной квартире. Он может запросто жениться на тебе для возбуждения прилива новых чувств у предмета страсти на основе самого беспроигрышного раздражителя – ревности. И ты с лёгкостью будешь вертеть им бесконечно…

Подожди! Вдруг возопил, как белый медведь в жару, светлый духовный оппонент хитроумного шептуна. Что ты делаешь? Неужели тебе не жаль этого милого, так искренне, отчаянно влюблённого человека, а ведь ты всегда называла его своим любимым певцом. Подумай, доставит ли тебе удовольствие обманывать и помыкать? А совместная жизнь… ты только представь на минутку…

На людях вечный визуальный раздражитель – предмет всеобщей жгучей бабской зависти. В постели – бесчувственный манекен, только внешне похожий на живого человека. А так же дружелюбный, но несгибаемый товарищ (и ничего больше!) при свете дня. Вскоре ты начнёшь его ненавидеть… и мстить. Жить невыносимо. Ты же это понимаешь? Насильно мил не будешь. Невозможно заставить любить, желать, дорожить… Как заслужить любовь? Стать его хорошей привычкой? Смиренно нести с собой по жизни горький ком осознанной нелюбви страстно желанного человека… и постепенно превращаться в развалину, ведь горькое это знание будет медленно, но верно разрушать изнутри… У вас нет совместного будущего, но у каждого по раздельности оно прекрасно!

Вдруг в голове отчётливо всплыл знакомый до боли образ Павлика с его неизменными прогулками в парке каждую субботу, ежедневными супчиками и воскресным рыбным пирогом, завтраками-ужинами, где он и сыра сверху натрёт на мелкой тёрочке, и зелёный листик петрушки приладит на каплю красного кетчупа. «У нас с женой – разделение труда. Я готовлю, она ест, я мою посуду!» И радостный такой…

Вот и сейчас в моих мыслях он пылесосил, старался, сопел. Молодой ещё совсем, а брюшко уже отчётливо наметилось, и лысинка ранняя потихоньку пробивается. И чего, скажите на милость, ковёр елозить каждый день? Неужели поинтереснее занятия найти нельзя?

Хочешь так же? Давай грузи знаменитые уши. Он готов. Впился в тебя, не дыша. Будешь ему пожизненным Павликом, соратником по партии, другом и братом… но звездой пленительного счастья – никогда! Мне вдруг так стало горько и обидно за себя и за моего брошенного, не заслуженно обиженного, но такого родного и самого хорошего на свете Павлика. Я набрала побольше воздуха в лёгкие и решилась сказать моему дорогому клиенту горькую правду о его самом животрепещущем вопросе. Как в омут с головой:

– Невозможно заставить любить, желать, дорожить… Как заслужить любовь? Стать хорошей привычкой? Смиренно нести с собой по жизни горький ком осознанной нелюбви страстно желанного человека… и постепенно превращаться в развалину, ведь горькое это знание будет медленно, но верно разрушать изнутри… Вскоре вы начнёте его ненавидеть… и мстить. Жить невыносимо. Насильно мил не будешь. У вас нет совместного будущего, но у каждого по раздельности оно прекрасно!

– Без божества,

Без вдохновенья,

Без слёз, без жизни, без любви…

Сплагиаздил у кого-то, не помню…

Он посмотрел безумными, полными боли глазами Ивана Грозного, только что убившего своего сына, точь-в-точь как с картины Сурикова:

– Я вам так признателен! Спасибо вам огромное от всего сердца, я никогда не забуду вас… Как я могу отблагодарить?

– Там в коридоре стоит чудесный, талантливый мальчик. У него необыкновенно чистый голос! Поверьте – сама слышала. Он очень нуждается в вашей помощи. Пожалуйста, помогите ему!

– Ну, что ж… Таланту нужно помогать, бездарности пробьются сами!

На выходе из концертного зала, меня догнала раскрасневшаяся Китикэт. Бесцеремонно сунув руку мне в карман, вынула оттуда громоздкий мобильник. Когда она успела его подсунуть, ума не приложу?

– Светик, я у тебя чуть не забыла свой дражайший аппарат. Мерси за аренду хранилища! Ну, давай, пока-пока! – Кити как-то слишком поспешно растворилась в вечерних сумерках. «Даже не поинтересовалась, о чём мы говорили с Шафраном! – намерилась я оскорбиться, да передумала, – Ну, что с неё взять. Прыгает, как стрекоза. Одним словом журналюшка!»

Дождь припустил с каким-то отчаянным остервенением. Выйдя на родной остановке с наркозависимым бедолагой на плакате, я укрылась от хлёсткого ливня в маленьком круглосуточном магазинчике, что служил пожизненной выручалочкой, всем кому не хватило. Бомж-сатирик перебрался в укрытие. И тихо посиживал в углу на полу.

Несмотря на отвратительную погоду, на душе у меня было как-то удивительно легко и радостно. Но к радости примешивалось неясное предчувствие новой нежной и обязательно счастливой любви. Нервное напряжение ещё до конца не оставляло, и жутко хотелось курить:

– Девушка, дайте мне сигареты супер лёгкие, пожалуйста.

– Деушшк, а мне водку супер-печень, пожалсста, – моментально в тон мне отреагировал из-под полы юморной бродяга. Мы все дружно прыснули смехом.

Дома я подробно рассказала Павлику свою невероятную эпопею. Он слушал меня очень внимательно, впившись преданными щенячьими глазами. И роднее, ближе нас не было никого в целом мире. А следующим вечером по телевизору в Катькиной программе, на фоне видеоряда со знакомого концерта услышали следующее:

– Мы идём по коридорам шикарного нового шоу-центра. Эксклюзивное интервью, только для зрителей нашей программы, любезно согласился дать супер-популярный певец, серебряный голос страны – Лев Шафран! Здравствуйте, можно пройти?

– Пожалуйста, проходите. Я не мог дождаться момента, когда мы останемся одни.

– Мы начинаем сеанс аудиосвязи из гримёрки самого Шафрана, только что давшего единственный концерт в нашем городе. Лев Валентинович, вы готовы?

– Вам что-то нужно, чтобы начать сеанс немедленно?

– Только ваше драгоценное внимание! Мы читали в прессе о недавнем алкогольном скандале в гостинице в столице Латвии. Как вы относитесь к спиртным напиткам? Что можете порекомендовать нашим телезрителям?

– Хотите чаю?

– Понятно. Как вы оцениваете концертную площадку, предоставленную вам, и наш шоу-центр «Европа» в целом?

– Элитный…

– Как вы можете прокомментировать свою работу в новом концертном туре? Вам рукоплещет вся страна. Вы какой-то необыкновенный волшебник?

– Нет, я обыкновенный.

– Скажите, почему вы согласились на встречу только со мной и готовы говорить только с программой «Экспресс»? Неужели это правда, что вы смотрите нашу программу и высоко цените её формат, молодёжную направленность и свободный стиль ведения?

– Да вы правы. Всё так. Всё так.

– Верны ли слухи, что бас-гитарист вашей группы неожиданно покинул вас накануне масштабных гастролей? И вы в порыве гнева даже приложили руку? Да так, что он вынужден был обратиться в правоохранительные органы?

– Но что же мне делать? Он собирается жениться, я в отчаянии!!!

– Как вы оцениваете творчество вашего вечного оппонента – эксцентричного певца Олеандра? Что движет им, когда он копирует вашу манеру поведения на сцене, гардероб, берёт песни из вашего репертуара?

– Без божества,

Без вдохновенья,

Без слёз, без жизни, без любви…

– Вы как-то реагируете на подобные происки со стороны коллег по цеху? Мы слышали, что вы обратились за помощью к известным столичным адвокатам?

– Ну, что ж… Таланту нужно помогать, бездарности пробьются сами!

– Как вы объясните появление в вашем репертуаре песни «Атласное сердце», чья мелодия полностью копирует известный западный хит?

– Сплагиаздил у кого-то, не помню…

– Мы составили рейтинг среди телезрителей нашей программы, исходя из которого ваша песня «Атласное сердце» лидирует всю первую декаду месяца!

– Спасибо вам огромное от всего сердца…

– Лев Шафран дарит нам своё пылающее «атласное» сердце! У вас очень плотный гастрольный график. Скажите, наш город чем-то запомнится?

– Я никогда не забуду вас…

– Да! Действительно сегодня Шоу-центр «Европа» был переполнен. Давно эти стены не видели такого аншлага. Зрители кричали: «Браво!» и, несмотря на высокую цену билетов, ушли с концерта с отличным настроением!

– Я вам так признателен!

– А на протяжении всего пребывания Шафрана в нашем городе рядом со звездой первой величины была программа «Экспресс» и я, ваша Кити.

– Как я могу отблагодарить?

– Ну, конечно же, исполнением хита нынешнего сезона! В завершении репортажа послушайте музыкальный подарок – лидер хит-парада «Атласное сердце» от Шафрана для всех телезрителей программы «Экспресс». С вами была Кити и лучезарный Шафран!!! Оставайтесь с нами.

Я остолбенела… Так вот значит, Кити подбросила мне в карман включенный диктофон! Ну, и стерва! Далеко пойдёт. Таким карьера в шоу-бизнесе точно обеспечена. Всех обошла! И меня в том числе, и Шафрана заодно размазала… А меня-то как подставила, это выходит я Шафрана на весь свет ославила, обманула!!! Кошмар!

Меня бросило в жар, и я не находила себе места. Успокоил меня непробиваемо уравновешенный Павлик в своей неподражаемой меланхоличной манере:

– Хорошо ещё, что эта проныра ваш гадательный диалог не пустила в эфир, как есть. А ведь могла бы!

Но следующий сюжет программы «Экспресс» оказался не менее травматичным для моей надорванной психики. В нём всё та же безпардонная Кити нагоняла туману и мистического ужаса в связи с присутствием в наших краях международной БЕСовской команды экстрасенсов. Но в сюжете народ с закрытого семинара демонстративно отворачивался от камеры, никто не хотел разговаривать с ней, охрана вежливо, но твёрдо указывала на дверь. Всеобщее нежелание огласки возбуждало в Кити жгучее и злобное любопытство. Она вертелась вокруг профилактория, фонтанируя дикими предположениями о том, что вероятно за этими ободранными стенами рядового учреждения творятся невиданные оргии с человеческими жертвоприношениями.

Наконец фантазёрке повезло: зрители программы увидели ещё один персонаж кроме намозолившей глаза корреспондентки. Юноша с фигурой недокормленного сироты старательно забивал кузов внедорожника объёмными круглыми, словно от свадебных тортов коробками, из которых то и дело пикантно выглядывали кружева и длинные перья.

Несмотря на то, что картинка противоречила образу, запечатлённому в памяти, грациозные кошачьи движения не оставляли места сомнениям – это Летучая Мышь!!! Без грима, при безжалостном свете дня мой загадочный партнёр оказался не феерическим страстным Демоном, а щуплым страшненьким аборигеном китайского рынка с тонкими кривыми ножонками в стоптанных сланцах. Он не прятал глаз от камеры, как другие участники магического семинара, а отважно с вызовом глядел на зрителей программы «Экспресс», широко щерился, демонстрируя миру хитрую и одновременно злую улыбку китайского мандарина.

После этих невероятных стремительных событий прошёл насыщенный и щедрый на крутые повороты год. Какими смешными и нелепыми кажутся теперь с высоты нынешних изменений те дни, потрясшие когда-то меня своей нереальной сказочной романтикой.

Сегодня получила по электронной почте два письма. Одно из Новой Зеландии от Капы. Подруга снова жаловалась на скуку, отсутствие полноценного общения, на тупых занудных соседей, на бюрократическую волокиту с документами, на ненавистного старого и скупого супруга – клона актёра Семёна Фарады, на бессонницу, на дороговизну фарфоровых зубов и на бессмысленность существования.

Второе письмо было коротким, посланным с ноутбука Женькой Соловейчиком, застрявшим в каком-то тьмутараканском аэропорту. Он мотался с одних гастролей на другие, работая на разогреве у Шафрана. Упёртый парень попёрся покорять столицу. Лев Валентинович в ту пору нежился в тёплых водах Чёрного моря и, конечно, не вспомнил о том, что обещал юному дарованию посодействовать на вступительных экзаменах. К счастью, злополучную телепередачу он также не удостоил своим великосветским вниманием. А фанатичный Соловейчик, свято веруя в силу звёздного слова, взял, да и поступил-таки в вожделенную гнесинку.

Пообтесался в стольной, поголодал, помыл по ночам посуду в Макдональдсе, научился без стеснения лезть в глаза, расхваливая свои достоинства, потрясая великосветскими знакомствами. Это уж потом Шафран Великолепный соизволил пригласить парнишку на подпевки по настоятельному совету уважаемого педагога по вокалу. Вот и подрабатывает теперь Женька на каникулах, внедряется в артистическую среду.

А у нас с Павликом родился любимый сын Лёвушка. Вот он сейчас наелся и лежит, тихонько покряхтывает от удовольствия. Но если проголодается, то может завопить на такой высокой ноте, что невольно приходит на ум его тёзка, мой добрый знакомый – ранимый и забывчивый популярный супер-голос страны, король всея попсы. Ну, а самое главное, Павлик мой сейчас такой счастливый… лучший в мире папа и муж!!!

Изысканный бродит Жерар…

рассказ

Поэту Евгению Тангейзеру,

так рано и трагически ушедшему…

Ты плачешь? Послушай…

далёко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф

Николай Гумилёв

Не помню, когда я впервые увидела Жерара? Даже если настойчиво перебирать в уме события десятилетней давности, не вспомню, увы…

Его образ живой ароматной дымкой незаметно вполз в нашу жизнь и, перемешавшись с воздухом, стал частью общей атмосферы. Скорее всего, это произошло на какой-нибудь из окололитературных тусовок.

Удивительно, но по прошествии многих лет представляю Жерара с такой обострённой точностью, что звучит в голове его ломкий подростковый голос. Тихо и медленно, словно пробуя на вкус каждое слово, Жерар упивается своими стихам, как тогда, в дикой, трудной и полной надежд молодости…

На собраниях «Поэтического кафе» Жерар слыл законченным пижоном и самовлюблённым выпендрёжником. Все, конечно же, прекрасно знали, что никакой он не Жерар, а попросту Женька. Да и сами графоманские мистерии происходили вовсе не в кафе, а в читальном зале городской муниципальной библиотеки № 4 с попустительства пышногрудой директрисы, тайно пописывающей слёзные вирши.

Сообщество возомнивших себя писателями чётко делилось на два непримиримых лагеря.

1. Старая гвардия сталинской закалки, что выйдя на заслуженный отдых и случайно зарифмовав два глагола «пытать – страдать», вдруг открыла в себе невероятные, дремавшие доселе литературные таланты. Привычные к тяжкому труду ветераны принялась по-стахановски, не щадя живота своего, тоннами фанатично бурить поэтическую руду.

Пенсионеры активно напрягали общественное терпение беспомощными с поэтической точки зрения, но остросоциальными по содержанию длиннющими одами на злобу дня, что читались непременно с величайшим пафосом. Практически каждая встреча кружка единомышленников была ознаменована презентацией вновь изданной тонкой брошюры, богато иллюстрированной фотографиями из семейного альбома автора.

2. Их оппоненты: малочисленная кучка желчных непризнанных гениев, едва вышедших из подросткового возраста, но уже ощутивших всю остроту суицидальных состояний на почве униженной социумом непомерной гордыни.

Вяло кучкующийся молодняк, тяготеющий к обособленному самоистязанию, стойко держал оборону против воинствующего дилетантизма, вооружившись багажом гуманитарных знаний, непонятным богемным сленгом и надменно-презрительным отношением к миру. Позднее, устав противостоять ретроградной косности и облегчённо вздохнув, молодое поколение массово мигрировало в обе столицы нашей Родины. Покинув провинцию, вчерашние дети вставали на взрослый денежный путь, не вспоминая более о проказах словоблудия.

Изысканный Жерар не вписывался ни в одну из группировок. Во-первых, ему было уже за тридцать, но на вид он вовсе не имел возраста, а навсегда застыл в категории «молодой человек». Для старшей возрастной категории он был слишком начитан, а от молодёжной тусовки выгодно отличался общительностью и дружелюбностью. Хотя Жерар пребывал в том деятельном возрасте, в каком никто, кроме законченных гуманитариев, не вспоминает о высокой поэзии. Тем более в годину голодных бунтов, когда шахтёры колотили касками о рельсы, а «скованное одной цепью» население было «связанно одной целью» – выжить!

То памятное лихолетие ознаменовалось соревнованием в длительности невыплаты зарплат. Частенько звучали такие диалоги:

– Да нам полгода на работе денег не платят!

– Ну, прям удивил, а мы скоро год на дядю работаем…

Какие уж тут стихи…

А у Жерара замшевый пиджак с вышитым на лацкане гербом одного из элитарных клубов Великобритании.

Местные рифмоплёты гуртом на Пушкина молятся, а этот отщепенец всё каких-то Бальмонтов цитирует… как-то всё это не по-товарищески!

Курильщики, озверевшие от никотинового голода, израсходовав талоны на сигареты «Астра», учатся крутить козьи ножки с купленной на базаре махрой. А Жерарчик томно мнёт в музыкальных, унизанных кольцами пальцах янтарный мундштук с невероятно длинной и тонкой сигареткой непривычного кофейного цвета. Пыхнув пару раз мятным дымком, хозяин волшебной курительной палочки укладывает её в старинный портсигар…

Очумелым от нездешнего блеска, убогим зрителям «театра одного актёра» и в голову не могло прийти, что, откинувшись с зоны год назад, Жерарчик живёт на пенсию старенькой мамы, сигарету выклянчил у иностранца на улице и курит её уже несколько месяцев только при большом скоплении публики. Главное – хорошенько блеснуть чешуёй!

Настоящей гордостью Жерарчика было его часто, громко и неуместно пропагандируемое сходство с молодым Пастернаком. И хоть сам Пастернак немало бы удивился столь смелому заявлению, некоторые черты были явно общими, но больше смахивали на карикатуру, чем на отражение.

Жерарчик всеми силами пытался создать имидж утончённого принца, что слишком не соответствовало бычьему нраву времени девяностых. Всё в нём было чересчур: лицо слишком узкое и смуглое, профиль слишком горбонос, тёмные кудри слишком длинные, слишком начитан, манерен, рафинирован – весь на изломе, нервный, восприимчивый – с неба упал…

Идеалом мужской красоты тех недалёких, но старательно забытых лет, был брутальный лысый качёк в малиновом пиджаке с золотой цепью на шее (и то, и другое – бычье), вместо мозгов – гиря. Кстати, они у нас вот такие – самоуверенные – до сих пор весьма востребованы, только авто стали круче, пиджаки от кутюр, а вместо мозгов – всё та же гиря.

Жерарчик числился изгоем не только в среднестатистической компании, но и в стане собратьев по перу. Самое возмутительное, чего никак не могли ему простить, то, что гнусный отщепенец был явно талантлив и, несмотря на потоки желчной критики, продолжал активно фонтанировать стихами.

Особенно оскорбительным для социума стало частое издание творений психа-одиночки в периодической печати, а так же в единственном и оттого самом уважаемом литературном журнале нашего города. И это в то самое время, когда другие, несомненно, более достойные и заслуженные люди, вынуждены отказывать себе во всём и годами копить пенсию на типографские расходы.

Читать свои распевные стихи, грассируя, чуть заметно покачиваясь в такт, словно упиваясь полётом, Жерарчик мог бесконечно, влюблённо, любому встречному на улице.

Однажды ночью, удачно разродившись новым произведением и не найдя свободных ушей, он позвонил в приёмный покой больницы. С подкупающей детской наивностью без обиняков сообщил, что только что написал гениальное стихотворение, а поделиться не с кем. Его, конечно, со всей прямотой тут же послали (в оздоровительных целях, как и положено мудрым служителям Гиппократа). Но Жерарчик поднапрягся, включив своё нездешнее обаяние на полную катушку.

Кончилось тем, что очарованные молодые врачицы прислали за ним машину скорой помощи, и поэтичный полуночник до утра развлекал их стихами и романтическими бреднями. Впоследствии Жерарчик сошёлся с одной из этих впечатлительных медичек, и они полгода снимали квартиру, естественно на её деньги.

Вообще-то заветную фразу: «Давай поженимся!» слышали от него почти все знакомые дамы (некоторые неоднократно). В устах Жерарчика это означало: «Позаботься обо мне, пожалуйста!» или «Можно я у тебя немного поживу? Я буду мягким и пушистым, а платить за всё будешь ты…»

Но сколько ни оттачивал Жерарчик в себе аристократизм, окружая собственную персону флёром загадочности, всё же слухи о его судимости доползли до кругов пишущей братии. В нашем городе, где нет метро, сплетни мчат быстрее вагонов подземки. Поговаривали, что под судом Жерарчик побывал не единожды и сидел в общей сложности четырнадцать, а то и все шестнадцать лет.

Сногсшибательная новость имиджу «принца в изгнании», надо сказать, совсем не вредила, а наоборот, только добавляла трагизма одиозной фигуре. Ведь глядя на утончённые манеры рафинированного юноши, бесконечно цитирующего поэтов серебряного века, невозможно было даже предположить в нём зека-рецидивиста! А вот образ страдающего по ложному обвинению в кандалах перед эшафотом подходил Жерару как нельзя лучше. Тем более, что ни на какие провокационные вопросы местный граф Монтекристо не отвечал.

Хотя многое становилось объяснимо: эйфория жизнелюбия вернувшегося с войны, несовременно возвышенное отношение ко всем без исключения женщинам. И даже вечная повязка на левой руке, видимо, скрывала не шрамы от перерезанных на почве несчастной любви вен, а банальные лагерные татуировки, что не вязались с авторской трактовкой собственного образа.

Но всё же, главным даром Жерарчика была даже не поэзия, а необычайная психологическая гибкость – талант влезть под шкуру до уровня мимикрии. Он мог расположить к себе любого. Говоря с человеком, Жерар отчасти сам становился собеседником. Пойманный в сети визави неизменно попадал под чары и уж не уходил без платы. Всё шло в дело, Жерарчика угощали, привечали: там чашка кофе… тут денег в долг без отдачи… с паршивой овцы хоть шерсти клок.