Последняя тайна рейха

Пассажиры уходящей машины видели весь этот кошмар, но ничем не могли помочь сослуживцам, которые один за другим гибли под плотным огнем. Полуторка с красноармейцами резко затормозила, встала поперек проезжей части. Автоматчики били с бортов, забрасывали эсэсовцев гранатами. У тех не было ни единого шанса. Полегли все.

Погоня продолжалась, пулеметчик не умолкал. Сейчас, под занавес войны, бойцы Красной армии редко испытывали недостаток боеприпасов. Машина с диверсантами ушла метров на триста, когда пули разнесли задний борт, ранили солдата и превратили шину в кучу лохмотьев. Под жуткую ругань грузовик съехал в кювет, отвалился правый борт. Один из эсэсовцев не удержался, выкатился наружу с жутким воем.

– Всем к машине! – надрывал глотку оберштурмфюрер. – Солдаты, убейте этих зарвавшихся дикарей, захватчиков нашей земли! Занять оборону!

Мысли сотрудника контрразведки метались.

«Да, диверсанты должны быть уничтожены! Но вместе с ними красноармейцы убьют и тебя, и особо опасного фашистского агента. Тогда ты точно не выполнишь задание, поскольку будешь отныне и навеки хладным трупом».

Диверсанты спрыгнули с кузова, открыли огонь по петляющей полуторке. Оберштурмфюрер покатился в водоотводную канаву, выкрикивая команды.

Недавние арестанты спрыгнули с кузова на обочину, куда-то ползли. Свистели пули, выбивали фонтаны земли. Чернозем скрипел на зубах.

Местность на этом краю поля имела хоть какие-то укрытия, борозды и бугры. Здесь подрастала трава. Уже почти рассвело. Эсэсовцы прятались, где и как могли, вели огонь короткими очередями.

Гранатометчик скрючился за простреленным задним колесом. Он неловко извернулся, наводил на цель фаустпатрон. А она неслась к нему, набирая скорость, гремела и подскакивала. Советский пулеметчик как раз отстрелялся и менял дисковой магазин. Дробно работали ППШ. Охнув, завалился на бок эсэсовец за соседним колесом. Из-под каски хлынула кровь.

Машина была уже близко. Гранатометчик выжидал. Он не был бараном, понимал, что изувечить машину никак нельзя. Иначе они сами останутся без транспорта. Эту полуторку нужно просто остановить.

Наконец этот парень выстрелил. Взрыв прогремел сбоку от левого борта, обвалил край водостока. Осколки ударили в кабину, смяли железо, продырявили борт. Закричали раненые советские автоматчики. Распахнулась изувеченная дверь кабины, на дорогу вывалился мертвый шофер. Машина, потерявшая управление, проехала еще метров двадцать и остановилась.

Обе стороны понесли тяжелые потери. Несколько красноармейцев перемахнули через задний борт, залегли на дороге. Эсэсовцы старались не стрелять по машине. Горстка советских солдат отползала, скатывалась в канаву. Их осталось совсем мало.

Потанин отплевывался, кашлял. Земля забила его глотку. Рядом за бугром ворочался Чепурнов, что-то бурчал себе под нос. Невдалеке от него валялся смертельно раненный эсэсовец, подрагивал, распахнутые глаза затягивала муть. Из ощеренного рта вытекала струйка крови. Рядом лежал автомат.

Чепурнов вдруг приподнялся и рванулся вперед как за порцией бесплатной водки. Видимо, он хотел схватить оружие. Потанин возмущенно ахнул. Какая-то сила вырвала его из борозды. Он навалился на Чепурнова, прижал его к земле и сам чуть не стал покойником. Целый ворох пуль пронесся над его головой, срезал часть волос и опалил загривок!

Это вновь заработал советский пулеметчик. Прицельная очередь, выпущенная эсэсовцем, отбросила его от кабины, заставила замолчать навсегда. Перестрелка продолжалась, но силы красноармейцев таяли. Диверсанты осмелели, поползли вперед, начали подниматься, перебегать.

Потанин скатился с Чепурнова, схватил его за шиворот, затащил в борозду. Они лежали рядом, тяжело дышали, тупо глядели друг на друга. Выстрелы, гремевшие совсем рядом, не препятствовали их задушевной беседе.

– Ты совсем охренел, Глеб? – прохрипел Потанин. – Пострелять вздумалось? Не навоевался еще?

– Вот черт! – Чепурнов словно очнулся, стал как-то судорожно себя ощупывать. – Это что же получается, друг мой ситный? Ты мне жизнь спас, что ли?

– Да никакой ты мне не друг, – буркнул Потанин. – Не знаю, как так вышло, машинально полез. Но вроде того, спас, да. Самого чуть не прибило. А от твоей башки могла одна мякоть остаться. – Он нервно хихикнул, обнажил сравнительно целые, хотя и основательно прокуренные зубы.

Челюсть Чепурнова перекосилась. Видимо, это означало дружескую улыбку.

– Ладно, спасибо, приятель, сочтемся.

– Очень на это надеюсь, – заявил Потанин.

Эсэсовцев осталось всего пятеро. Они наседали. Оберштурмфюрер уже сидел за капотом полуторки и показывал знаками: двое налево, двое направо. Два красноармейца корчились в неглубокой канаве позади машины, отстреливались последними патронами. Уползти с этого поля они не могли. Эсэсовцы подбирались к ним, посмеивались, палили на каждое шевеление.

Вскрикнул боец, подстреленный в плечо, стал ругаться, крыл матерными словами фашистскую Германию, на что ее последним представителям было глубоко плевать. Диверсанты нашпиговали красноармейца свинцом, а потом развлекались, стреляя по последнему. Сперва пули пробили его руки, а потом и колено. Он рухнул на корточки, пытался ползти. В итоге офицер вскинул «Парабеллум», повалил его одним выстрелом, сунул пистолет обратно в кобуру и начал нервно ковыряться в портсигаре.

Потанин совершенно обессилел, лежал, откинув голову. Ему приходилось терпеть. Он мог схватить тот самый автомат, к которому недавно рванулся Чепурнов, и даже убить парочку солдат. Другие тут же пристрелили бы его. Он умер бы с чувством невыполненного долга, но с чистым сердцем. Сейчас же в душе офицера контрразведки СМЕРШ царила полная тьма.

– Ну, что, товарищ капитан, ты все еще будешь утверждать, что по недоразумению попал за решетку? – с насмешкой в голосе поинтересовался Чепурнов.

– По чистому недоразумению, – подтвердил Потанин. – Ума не приложу, как эти ищейки меня выследили. Научились работать, твари! Думал, хана, мне уже не выбраться. А тут еще и ты, то ли подсадной, то ли из своих. Кабы не пришли эти ребята с такой помпой, я точно подох бы. Они ведь за тобой, да, Глеб?

– Да уж не за тобой, – с усмешкой проговорил Чепурнов. – Кто бы ты ни был, а своим хозяевам уже не нужен. А я еще пригожусь, устрою себе теплое и безоблачное будущее.

– Надеешься, все можно вернуть?

– Да куда там, не идиот же я. – Нервный тик обозначился под заплывшим глазом фашистского агента. – Одолели нас Советы, недооценили мы их. Ситуацию уже не поправить. Но у нас же хватит мозгов на то, чтобы обеспечить себе теплое и безоблачное будущее. Разве нет? – Чепурнов усмехнулся и осведомился: – Так что за перец ты такой, Олег Петрович? Почему я тебя не знаю?

– Да и хорошо, что не знаешь, – огрызнулся Потанин. – Вовсе ни к чему тебе, Глеб Викторович, знать всех людей полковника Фердинанда фон Шефера.

Чепурнов аж присвистнул.

– Ух, куда ты замахнулся, дружище. Не врешь часом? – Он удивленно уставился на Потанина. – Но ведь полковник Фердинанд фон Шефер… Он разве не мертвый?

Легенда сотрудника СМЕРШ была составлена, конечно, с размахом. Полковник военной разведки Фердинанд фон Шефер не только выжил после памятного мятежа полковника Клауса Штауффенберга сорок четвертого года. Он сохранил и упрочил свои позиции в Абвере, заручился личной поддержкой бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга, курировавшего теперь военную разведку по линии РСХА. Барон фон Гертенберг лично знал Шефера и считал его своим другом. Такой немалой чести мог удостоиться далеко не каждый чин в структуре черного ордена СС.

– Ты прав, дружище. Полковника Шефера больше нет с нами, – сказал Потанин и тяжело вздохнул. – Я лично вместе с командой спасателей пытался вытащить его из здания на Оберштрассе в Рутце, куда попала бомба. Но извлекли мы, увы, лишь бренные останки. А ты каких будешь? – осведомился он и исподлобья уставился на Чепурнова.

– Не стоит тебе об этом знать. – Чепурнов колебался, кусал губы.

На удочку, заброшенную контрразведкой СМЕРШ, могла в обозримой перспективе попасться крупная рыба. Но оставалось много условий, сложностей и преград, практически неодолимых.

Они поднялись, выбрались из канавы и побрели к трофейной машине, сохранившей, благодаря мастерству гранатометчика, свои ходовые качества.

Диверсионная группа и здесь одолела Красную армию. Эти люди знали свое дело. Но победа была пирровой. Уцелели лишь пятеро диверсантов. Они стащили с дороги тела красноармейцев, полезли в кузов.

Молодой оберштурмфюрер Гельмут Бруннер, бледный как привидение, исподлобья смотрел на недавних арестантов. Его мысли очень даже неплохо читались. Мол, что такого необыкновенного в этих грязных русских? Почему я положил ради них почти всю свою группу?

– Шевелись! – заорал он. – В машину! Какого черта копаетесь?

Погони не было. Полевая дорога была чиста. Одинокая машина и трупы вокруг нее. В четырехстах метрах на восток еще две подбитые полуторки и мертвые тела.

Там же, на востоке, из-за горизонта выбиралось солнце. Пройдет еще минута-другая, и оно озарит округу ослепительным блеском.

Дважды повторять оберштурмфюреру не пришлось. Мужчины в советской форме засеменили к машине под грозным взглядом эсэсовского офицера, перевалились через борт.

Глава 3

Больше их никто не преследовал. Советское командование долго запрягало, разбиралось в ситуации, отправляло людей и технику не в те концы. Враг этим пользовался. Полуторка неслась по проселочной дороге, мимо оврагов, перелесков, заброшенных деревушек. Приближался дальний лес.

Диверсанты умели управлять не только немецкой техникой. Водитель уверенно вертел баранку. Бруннер находился в кабине.

Арестантов хмуро разглядывали трое грязных пропотевших громил. У них явно чесались не только кулаки, но и пятки. Общаться по душам в таких условиях не было никакой возможности.

Потанин вцепился в борт, вертел головой. Бои в этой местности еще не шли, природа была нетронутой. С юга доносилась канонада.

Внезапно справа в овраге прогремел взрыв. Водитель машинально дернул баранку, и полуторка чуть не съехала в кювет. Пассажиры в кузове повалились на его дно. Раздался противный, тянущий за нервы звук падающей мины, и снова грохнул взрыв, теперь уже ближе. Грузовик окатило землей. Стреляли явно не с востока.

Распахнулась дверь кабины. Бруннер стоял на подножке и яростно жестикулировал правой рукой. Обстрел прекратился, но он продолжал семафорить, рискуя оказаться под колесами.

Ландшафт усложнился, местность шла волнами. Дорога теперь тянулась между земляными валами.

На проезжую часть выскочили немецкие автоматчики, тоже стали махать руками. Водитель врезал по тормозам. Солдаты вермахта выглядели, мягко говоря, не очень. На этой неделе они не брились и не стирались, а вот шнапса, судя по опухшим лицам, им хватало.

Бруннер спрыгнул с подножки, вступил в недолгую полемику с ними. Военнослужащие отдали ему честь и убрались обратно в свой овраг.

Путешествие продолжалось.

Вскоре последовала еще одна проверка, на этот раз весьма въедливая. Бруннер шелестел бумагами, хрипло каркал. Солдаты вермахта осматривали кузов, стараясь не встречаться глазами со злыми эсэсовцами. Присутствие в машине людей в советской форме пока не вызывало вопросов.

«Скоро здесь все будут ходить в ней», – подумал Потанин.

Бетонные надолбы, колючая проволока, долговременные огневые точки через равные промежутки, минные поля на простреливаемых местах. Этот участок своей земли немцы собирались оборонять до последнего. Траншеи, пулеметные гнезда, усталые лица с равнодушными глазами.

На опушке леса в землю зарылась батарея полевых орудий. Из леса высовывались стволы самоходных установок «Фердинанд». Там же стояла и парочка «Тигров». Танкисты в черной униформе сидели на броне, что-то ели, курили. Отделение солдат в полном облачении волокло к опушке снарядные ящики и одноразовые гранатометы, связанные в пучки. Они отошли на обочину, пропустили грузовик. Тот факт, что машина советская, их нисколько не удивил.

«Интересно, эти солдаты знают, что сейчас реально происходит в Берлине и других частях Германии? – размышлял Потанин. – Или же им врут, как и всегда? Дескать, все под контролем, войска союзников застряли на Эльбе, большевистские орды остановлены под Берлином и успешно добиваются танковыми армадами. Вот-вот нанесет сокрушительный удар то самое вундерваффе, чудо-оружие, о котором так долго и надрывно вещал Гитлер. А если бы узнали всю правду, то остались бы тут, защищали бы свои аморальные ценности?»

Этот лес был напичкан людьми и военной техникой. Потанин было подумал, что в принципе хватило бы пары тяжелых бомбардировщиков, чтобы сравнять его с землей, но сразу же понял, что не все тут так просто. Он несколько раз замечал среди деревьев земляные отвалы, как на карьерах. Там находились бункеры-бомбоубежища. В небо смотрели стволы зениток.

Вскоре дорога расширилась. КПП со шлагбаумом, очередная дотошная проверка. На сей раз ее проводили тоже солдаты СС, отборная публика, которой нечего терять, поскольку в плен таких не берут. Лица землистые, движения машинальные, тяжелые взгляды, которые непросто выдержать нормальному человеку.

Снова лесная опушка, поля, перелески, в низине крыши небольшого городка, ратуша со шпилем. Вереница складских строений в стороне от дороги. Рычали шеститонные «Мерседесы», нагруженные с верхом. Водитель полуторки съехал на обочину, пропуская колонну самоходных установок «Ягдпантера». Ее замыкал грузовик, в кузове которого плечом к плечу сидели вооруженные люди. Но не солдаты, одеты по гражданке, очень молодые либо, наоборот, явно перешагнувшие за порог призывного возраста. Это был так называемый фольксштурм, гражданское ополчение, набираемое в добровольно-принудительном порядке. У этих людей тоже не было энтузиазма в глазах, зато хватало тоски, даже обреченности.

За складами приютилось несколько «Пантер». Люди в черных комбинезонах кантовали тяжелые бочки с горючим. Нефтеносные районы Румынии были захвачены советскими войсками еще в конце прошлого лета, и немецкая техника теперь работала на синтетике. Это топливо было ужасное, потреблялось его много, оно выводило из строя узлы и целые агрегаты.

По дороге снова прошла колонна танков и самоходок. За ней проехал командирский «хорх» с зачехленным верхом.

– Эти люди будут стоять до последнего, – процедил Чепурнов, провожая глазами колонну. – Как русские держались в сорок первом, так и они будут драться сейчас, в сорок пятом.

У майора контрразведки Потанина – фамилию он сохранил свою, дабы не плодить сущности сверх необходимости, прибыл на север Германии из далекого венгерского Мишкольца – имелось особое мнение на этот счет, но он отделался скупым кивком.

Люди в машине расслабились. Эсэсовцы уже не смотрели с ненавистью на людей в советской форме.

Машина шла на запад через леса и поля, мимо мелких населенных пунктов. Количество встречной техники значительно уменьшилось. Боевые резервы Германии были не бесконечны. Иногда встречались небольшие колонны военнослужащих. Рота вермахта встала на привал вдоль обочины. Солдаты уже позавтракали, лежали на траве, смотрели в небо, обнимая карабины и пулеметы МГ-42, прозванные в советских кругах «косторезами».

Природа менялась, зеленели поля, голубели живописные озера. Равнины переходили в плавные возвышенности. Нарядно смотрелись небольшие дубравы и буковые рощицы. Бензина пока хватало. Войны здесь не было. Это был какой-то нереальный по красоте уголок европейской природы.

На севере показались скалы. Самую мощную из них венчал старинный замок с остроконечным шпилем на главной башне. Он был помпезный и мрачный, таял в дымке вместе со скалами. Рыцари тевтонского ордена? Но фашисты их не жаловали. В годы правления нацистов орден фактически попал под запрет.

«Где мы, интересно? – подумал Потанин. – Это все еще Передняя Померания или уже Мекленбург? Явление, как ни крути, любопытное. Вся Европа под колпаком. На востоке громада Красной армии, на западе союзники тоже не сидят без дела. Берлин вот-вот падет. Территория, контролируемая немцами, неуклонно сжимается. Остаются лишь отдельные уголки. Здесь, похоже, один из них. – Он недоуменно вертел головой. – Вот где заповедники-то надо устраивать!»

В мозгу офицера контрразведки СМЕРШ работал не только хронометр, но и измеритель пройденного расстояния. Скорость машины – километров пятьдесят. Умножаем ее на время, то есть полтора-два часа. Расстояние от линии фронта продолжало расти.

Примерно в десять часов утра советская полуторка, над бортами которой мерно покачивались немецкие каски, въехала в небольшой городок. Здесь все было чисто, аккуратно, зеленели газоны. Опрятные двухэтажные домики жались друг к другу. Однако улицы казались вымершими. Возможно, люди удалились в окрестные леса. Или же они под влиянием лживой нацистской пропаганды бросили свои дома и имущество и подались на запад.

На площади, расположенной в центре городка, стояли полтора десятка мотоциклов с колясками, оснащенными пулеметами. Их экипажи сгрудились у какого-то кукольного здания и, видимо, ждали указаний.

Ветра совсем не было. С навеса над крыльцом уныло свисал нацистский флаг – красное полотнище с черным крестом в белом круге. На афишной тумбе красовались обрывки каких-то воззваний.

Полуторка остановилась на другом конце площади. Хлопнули двери кабины, из нее выбрались утомленный водитель и оберштурмфюрер Бруннер.

– К машине! – скомандовал офицер.

Солдаты попрыгали из кузова, начали доставать из карманов сигареты.

На брусчатку спрыгнули и люди в советской форме. Чепурнов подошел к Бруннеру, они стали приглушенно общаться, потом дружно уставились на Потанина, который мялся у кузова бедным родственником.

Появление людей в советской форме не осталось незамеченным. Заволновались мотоциклисты на другом конце площади. Они недоуменно переговаривались, делали злобные лица. Двое рискнули приблизиться. Они шли вразвалку, разминали кулаки.

«Сейчас они морды нам, большевикам, будут бить», – подумал Потанин.

Один из этих солдат что-то сказал Бруннеру.

Тот мигом побагровел и заявил:

– Отставить! Это наши люди! Не важно, в какой они форме. Вы что себе позволяете?

Солдаты поколебались, потом один из них сплюнул, другой одарил Чепурнова и Потанина колючим взглядом. Оба неохотно побрели обратно.

Бруннер подошел к Потанину.

– Вы кто такой? – спросил он, выпячивая нижнюю губу. – Понимаете по-немецки? Что вы делали в русской тюрьме?

– Да, герр оберштурмфюрер, я понимаю по-немецки, и в моих жилах течет доля немецкой крови, – проговорил сотрудник контрразведки СМЕРШ, щелкнул каблуками, расправил плечи. – Меня зовут Алекс Мазовецкий, я пять лет служу в Абвере, выполняю задания немецкого командования. В сороковом году я с отличием окончил разведывательную школу, расположенную в городе Славица, Западная Галиция. Непосредственный руководитель и куратор – полковник Фердинанд фон Шефер. После его трагической гибели я выполняю задания майора Отто Штрауба из восьмого отдела РСХА. Именно его инструкциям я следовал в Восточной Померании, перед тем как был схвачен ищейками СМЕРШ. Я очень благодарен, оберштурмфюрер, вам и вашим людям за то, что вы вытащили меня. Мне обязательно нужно встретиться с майором Отто Штраубом.

– Да неужели? – пробормотал Бруннер.

Сотрудник СМЕРШ ходил по самому краю и прекрасно это знал. Выпускник разведывательной школы Алекс Мазовецкий жил и здравствовал еще не так давно. Он пользовался полным доверием фон Шефера, который действительно погиб на Оберштрассе в городке Рутце. Мазовецкий перешел под начало прожженного лиса Отто Штрауба, но тот недолго наслаждался работой с опытным агентом. Мазовецкий был убит при задержании рядом со штабом Девятнадцатой армии.

Отто Штрауб об этом мог и не знать. Не до того ему было. Он пропал четыре дня назад в пригороде осажденного Берлина. Сослуживцы считали его погибшим. Но на самом деле майора без шума прибрала советская контрразведка и буквально за сутки очень даже неплохо разговорила, узнала даже то, на что никак не рассчитывала.

Бруннер поколебался, но все-таки вытащил из кармана пачку, предусмотрительно выбил из нее сигарету и осведомился:

– Закурите?

– Охотно, господин офицер, благодарю вас. – Потанин взял сигарету, прикурил от огонька зажигалки, протянутой ему. – Весьма признателен, герр оберштурмфюрер.

– Мы не возражаем, если вы воссоединитесь, так сказать, со своим куратором Штраубом, господин Мазовецкий, – с важностью проговорил Бруннер. – При условии, что вы действительно тот, за кого себя выдаете. Дело за малым – выяснить, где находится в данное время упомянутый майор.

– Последние инструкции я получал из Берлина, из здания, расположенного на Принц-Альбрехтштрассе, – проговорил Потанин и намеренно сделал так, чтобы голос чуть дрогнул.

В упомянутом здании до штурма города трудились более трех тысяч сотрудников. Сомнительно, чтобы какой-то Бруннер знал всех поименно.

– Вы это серьезно? – осведомился тот и скептически хмыкнул. – Полагаю, вы, господин Мазовецкий, знаете, что сейчас происходит в Берлине.

– Да, я понимаю, герр оберштурмфюрер, что положение там не очень обнадеживающее. – Потанин сделал скорбную мину. – Я в курсе событий, по крайней мере знаком с информационными сводками, распространяемыми советскими агентствами. Они могут приукрашивать, но факт остается фактом, и от него никуда не деться. Ситуация в Берлине очень серьезная. Я знаю, что вероятность увидеться с майором Штраубом крайне мала, но… – Он замолчал, покраснел и продолжил: – Не поймите меня неправильно, господин офицер, я не собираюсь проникнуть в Берлин, чтобы сдаться советским властям. Я мог бы просто остаться в камере, а не бежать с господином Чепурновым. Это, согласитесь, глупо. Майор Штрауб – мой непосредственный начальник, я обязан выполнять его приказы, до последнего буду надеяться на то, что он жив и борется за рейх… – Он хотел еще что-то добавить, но не нашел подходящих слов.

– Да, господин Мазовецкий, я вам сочувствую, – сказал Бруннер, внимательно обследовав его честное лицо. – Знаете, кого вы мне напоминаете? В Японии было такое понятие «ронин». Это воин-самурай, оставшийся по ряду причин без своего сюзерена. Или, того хуже, тот погиб именно по его вине. Впрочем, это, конечно же, не ваш случай. Ронин мучается, не может найти себе пристанища, отказывается служить другим.

– Я служу рейху, герр оберштурмфюрер, – заявил Потанин и приосанился.

– Да, разумеется, – совершенно серьезно сказал Бруннер. – Мы все до последнего вздоха служим рейху, какие бы опасности над ним ни витали. Но вынужден вас огорчить. Вы не попадете в Берлин и вряд ли свяжетесь со своим руководством. Майор Штрауб вас, понятное дело, не ждет. Давайте называть вещи своими именами. В лучшем случае он уже погиб. В худшем – бежал к англо-американцам, и ему уже не до вас. Это крах, господин Мазовецкий. Давайте будем честны перед собой. Великая Германия возродится, но, увы, не в ближайшие месяцы.

– Но я не намерен сдаваться, – пробормотал Потанин.

– Вам никто этого и не предлагает, – сказал Бруннер, сухо улыбнулся и осведомился: – Какого рода сведения вы добыли для майора Штрауба? Надеюсь, это не список германских должностных лиц, продавшихся Западу или СССР? Такие персоны сейчас никого не волнуют.

– Нет, господин офицер, совсем наоборот. – Потанин замолчал, сделал вид, что колеблется, но все-таки продолжил: – Это список офицеров Красной армии в звании не ниже майора, которые согласны сотрудничать с представителями английской и американской разведок. Как правило, это люди, от которых что-то зависит. Они владеют государственными секретами. Информация получена от агента, приближенного к штабу Второго Белорусского фронта, и сомневаться в ее достоверности не приходится. Контакты с союзниками там случаются постоянно.

– Вы меня удивили, господин Мазовецкий, – сказал Бруннер и озадаченно почесал переносицу. – Зачем эти сведения Отто Штраубу?

– Не знаю, господин офицер, могу лишь догадываться.

– Интуиция мне подсказывает, что эти догадки будут верными. – Бруннер язвительно усмехнулся. – Полагаю, ваш хозяин собирался бежать на Запад, да не с пустыми руками. И где этот список?

– Здесь. – Потанин постучал себя по голове.

Этот ход был безошибочен. Если Бруннер работал на Гертенберга, то не мог не знать, что для того данные сведения тоже интересны. Именно то, что доктор прописал.

– Резюмируем, господин Мазовецкий, – сказал Бруннер. – Берлина вам не видать, извините, как своих ушей. Ваш сюзерен скорее всего уже далеко. Если не погиб в берлинской мясорубке. Но у вас есть уникальная возможность продолжить служить рейху.

– Это какая же? – осведомился Потанин.

– Вы поедете с нами, – заявил офицер. – Прошу учесть, что это не просьба и не предложение. Вы поедете с нами, – повторил он. – Мне очень жаль, но у вас нет выбора.