НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА! Поэма покаяния

Александру Твардовскому

Когда в колхозы толпами сгонялиУже во всём обманутых крестьян,Ты в этом факте осознал едва лиДля родины губительный изъян.Ты верил – этим будем мы гордитьсяИ что победы самый верный знакНе палец, что по сути единица,А только пальцы, сжатые в кулак.Но ты уже не маленькую малостьПрочувствовал, что навсегда осталосьВ душе среди других святых идей —Чтоб не по воле чьей-нибудь сжималасьРука в кулак, а только по своей.И вот в «Стране Муравии» мы видим,Как по одной из тысячи дорог,На власти большевистские в обиде,В своей телеге едет Моргунок.Россия! Жаром залитые дали!Но вот, всё тем же солнышком палим,На вороном коне товарищ Сталин,Нежданно возникает перед ним.Куда, мол, путь? Какая дума в сердце?А взгляд и впрямь отточено-стальной.И видит Моргунок – не отвертеться.«Не буду врать тебе, отец родной.Мне так хотелось к сорока годишкамПостроить на отшибе хуторок.Не для того, чтоб кланять горб излишкам,А чтоб во всём – как мне подскажет Бог.Но тут такая буча заварилась,Что и отшиба нынче не найдёшь.Немало мне с лошадкой исходилось,И всё коммуния – одно и то ж!И ты, отец наш, дай ответ,Чтоб люди зря не спорили:Конец предвидится, ай нетВсей этой суетории?И жизнь – на слом,И всё на слом —Под корень, подчистую.А что к хорошему идём,Так я не протестую.Лишь об одном я, Моргунок,Прошу, товарищ Сталин,Чтоб и меня и хуторокПокамест что – оставить.И объявить: мол, так и так,Чтоб зря не обижали;Оставлен, мол, такой чудакОдин во всей державе…»Покуда неудачник-хуторянинПеред отцом державным речь держал,Куда-то неожиданно упрянулОтец земель, народов и держав.И хоть поэма дальше повествует —Пристать к коммуне должен Моргунок,Но сердце понимает, сердце чует,Не мог он к сатане пристать, не мог.Он разделил печальную дорогуС твоим отцом и с матерью твоей,Да и с твоей, – когда судили строгоТебя, поры советской соловей.Как исступлённо активисты вузаТебя винили, подкулачный брат,Во всех грехах Советского Союза,В чём ты, конечно, не был виноват.Но как потом могуществом поэтаВсё тем же Моргунком на взлёте силТы гневному отрепью отомстил —И Сталинскую премию за этоКак бы на зло неправде получил.Но и потом, над сталинскою кривдойУже с великой мудростью смеясь,В поэме ядовитой и нехитройСвоих гонителей ты бросил в грязь.Они из комсомольских пиджачишек,Мечтая о свершениях больших,Повырастали до высоких шишекВ костюмах элегантных а ла шик.И уж не в комсомольские играя,А в игры коммунистов всей земли,Они заместо сказочного раяСтрану к могильной жизни привели.В этом царстве-государствеВсё на лжи и на коварстве,И, как в жарком далеке,Всё у власти в кулаке.Но как Сталин не старался —В матерь этак, в матерь так! —В кулаке, видать, осталсяУничтоженный кулак.Тёркин – «дальше тянет нить,Развивая тему:– Ну, хотя бы сократитьДанную Систему?Поубавить бы чуток,Без беды при этом…– Ничего нельзя, дружок,Пробовали. Где там!Кадры наши, не забудь,Хоть они лишь тени,Кадры заняты отнюдьНе в одной Системе.Тут к вопросу подойти —Штука не простая:Кто в Системе,Кто в Сети —Тоже Сеть густая.Да помимо той Сети,В целом необъятной,Сколько в Органах – сочти!– В Органах – понятно.– Да по всяческим СтоламСписок бесконечный,В Комитете по деламПерестройки Вечной…Ну-ка, вдумайся, солдат,Да прикинь попробуй:Чтоб убавить этот штат —Нужен штат особый.Невозможно упредить,Где начёт, где вычет.Словом, чтобы сократить,Нужно увеличить…»Пока ещё ты сталинским диктатомПровалы нашей жизни объяснял,Но был святым, ну а точнее – свя́тым,Кого отец учителем считал.Тебе казалось, если б только встал онНад мешаниной злых и добрых дел,То сразу бы во всём, в большом и малом,Все до одной ошибки разглядел.И в тот же миг, склонившись над штурвалом,Друзьям на радость и на зло врагам,Повёл страну по яростным отваламК совсем другим, счастливым берегам.Ещё не знал ты о письме, в которомДобряк Ильич советы призывалПройтись расстрелом по церковным сворам,Чтобы народ от веры враз отстал.И ужас, если б он из мавзолеяОднажды вышел и глаза открыл —Террор, еще опаснее и злее,Российские просторы б затопил.Ты этого не знал ещё, однакоС любой неправдой шёл открыто в бой.Неясно было, чем грозила драка,Да Истина была перед тобой:«Спроста иные затвердили,Что будто нам про чёрный деньНе ко двору все эти были,На нас кидающие тень.Но всё, что было, не забыто,Не шито-крыто на миру.Одна неправда нам в убыток,И только правда ко двору!» 10.12.15 г., Святки Использованы выдержки из поэм Твардовского «Страна Муравия», «Тёркин на том свете», «По праву памяти»

Ненужный разговор

Мне только раз обидно стало…

Мне только раз обидно стало,Что нет в запасе ни рубля…Тогда в больнице ты лежала.Был день рожденья у тебя.И как на зло цветов на рынкеЯ отыскать никак не мог.Вдруг – гладиолусы в корзинке,Почти десятка – за цветок.Вот взять бы все! Чтоб выше шапки,Чтоб шёл к тебе не налегке,Да не купить цветов охапку,Когда негусто в кошельке…А ты одна в большой палате,Вдоль тела слабая рука,И не совсем, наверно, кстатиТри целлофановых цветка.Ты улыбнулась. ЗадрожалиТвои ресницы. Боль сильней.И так беспомощно лежалиЦветы на тумбочке твоей.

Встреча

Когда-то мы учились вместе,Сидели за одним столом,Одни и те же пели песни,Делились хлебом и вином.И вот у сцены, меж рядами,Мы с ним стоим и смотрим в пол —В том зале, где беседу с намиКак член обкома он провёл.«Ну что, не очень вам наскучил?» —«Да нет, нормально, по уму». —«Возьми-ка вот на всякий случайВизитку с адресом». – «Возьму».«Что слышно нового о наших?» —«Представь, не вижу никого». —«А мне пришло письмо от Паши,Совета просит моего…»«А что?» – «Да сына взять в солдатыДолжны…» – И мы опять молчим,Как будто в чём-то виноватыДруг перед дружкою мы с ним.Как будто связываем нитку…«Ну ладно. Чао. Побегу.Я, впрочем, дал тебе визитку.Звони. Чем надо – помогу…»

Мечтаешь день и ночь о чуде…

Мечтаешь день и ночь о чуде,Шуткуешь всё – так вот тебе:Сосед, что справа рыбу удит —Майор, работник КГБ.В гражданском он:трико, кроссовки,Вполне демократичный вид.И от поклёвки до поклёвкиВсё говорит и говорит.«Чуть что – заваривают кашу.Недавно – с площади звонок:Мол, крикуны руками машут.Подъехали – и в «воронок»!Кататься любишь, лезешь в бучу,Люби и саночки возить…Мы их, крикливых-то, научим,Как демократию любить…»И он усы рукою крутит,И острый взгляд его горит.И не поймёшь, не то он шутит,Не то он правду говорит.

Аргумент

Драчуном я не был,Но, однако,По причинам сложным и простымНе однажды попадал я в дракуИ учён был кулаком крутым.Правда, делал выводы едва ли,Вновь случался повод на беду…Драки никогда не примиряли,Драки только множили вражду.И сейчас, когда те дни остыли,Всё-таки хотел бы я узнать:Что же меж собою мы делили?Что пытались миру доказать?Ведь сейчас об этом знает всякий:Даже в самый кризисный моментВряд ли правоту докажешь дракой,Тут покрепче нужен аргумент.

Вот и мать у меня отгостила…

Вот и мать у меня отгостила.Скрылся поезд, прощально звеня.И вся воля моя и вся силаКак-то враз покидают меня.И лишь в сердце, как птицы, ютятсяПромелькнувшие чувства, слова…Вот сидим мы. Давно за двенадцать.Но ясна и свежа голова.– Уж, поди, на подходе и книжка?Ты писал, что закончил её…– С книжкой, мама,не то чтобы слишком… —Я скрываю смущенье своё.– А уж мы её ждали да ждали.Почитать собирались с отцом.Да, видать, не житьё без печали…– А печаль ты запей-ка винцом.– А и вправду! – долитую рюмкуМать, прищурившись, пить не спешит,И смеётся, и сонному внукуШевелюру рукой ворошит.– А уж мы накатались с Дениской!Как помчимся, аж сердце замрёт.Высоко ты живёшь или низко,А кабинка как раз довезёт… —И, лицо по-старушьи наморщив,Мать молчит, и туманится взгляд.– Это что же, вот так вот вахтёршиЦелый день под лифтом и сидят? —Я смеюсь. Я про лифт объясняю,И уже улыбается мать:– То-то я удивляюсь, чудная,Что нигде никого не видать… —А потом, после крепкого чая,Мать стоит у ночного окна,И, должно быть, по дому скучает,Хоть гостит ровно сутки она.Освещённые отблеском лунным,Там, внизу, с обжитой вышиныГородские цветочные клумбыХорошо ей, наверно, видны.Потому и теплеет во взглядеИ спокойнее сердцу в груди:– А соседи-то наши в оградеНасадили цветов – не пройти!Да и чем заниматься на свете?Старики ведь. Силёнок уж нет.Березуцкой, молодке-то, Свете,А и той пятьдесят уже лет.Всё стареем, сынок, всё стареем.Так, глядишь, насовсем и уйдём,И в свой час лебедой да кипреемК вам на землю из тьмы прорастём… —Сквозь озноб нелегко улыбаться,Только всё же спешу я сказать,Что задача, чтоб книжки дождаться,Ну, а там до второй подождать.Но слабеют и воля, и силы,И шугой на рекестынет кровь…Вот и мать у меня отгостила.Доведётся ли встретиться вновь?

Ненужный разговор

Соваться пришёл?

А. ПЛАТОНОВ. «Котлован»Он отвык от таких разговоров —Ни стакана с водой, ни листков,Ни трибуны по грудь,за которойСловно пропасть до первых рядов.Там, за пропастью, —смутно, невнятно,Как порою бывает в кино,Скучных лиц молчаливые пятнаРасплывались в большое пятно.И тревожиться было не нужно,Что основа доклада стара —Там, за пропастью, хлопали дружно,С той же громкостью, что и вчера…Тут же, в цехе, без явной причины,Словно с ясного неба гроза,И суровые чьи-то морщины,И колючие чьи-то глаза.И не ладятся что-то вопросы,И ответы на них невпопад,И усмешка, скользнувшая косо:Мол, не больно-то встрече ты рад…И, закончив беседу, из цехаОн поспешно к машине идёт.И мучительней каторги ехатьНа другой многолюдный завод.

Наше общее время уходит…

Отцу и матери

Наше общее время уходит,Как сквозь сети уходит вода.Я ещё не состарился, вроде,Но уже постарел навсегда.Мне смеяться пока ещё в радость,Но печаль растворилась в крови.Это ваша нежданная старостьОпустилась на плечи мои.И, шагая дорогою дальнейПо осенним пожухлым полям,Это вашей улыбкой прощальнойУлыбаюсь я прожитым дням.И тревожная мысль, словно бремя,Как под сердцем ножа лезвиё —Что пройдёт наше общее время,А за общим пройдёт и моё.Может, это и мудро, и просто,И чего уж поделаешь тут,Только сердце сжимается остроВ быстротечном потоке минут…

В чужом застолье

Жадно пьёт он дешёвое зелье,И беседа его весела,Но минута – и снова похмелье,И он мрачно сидит у стола.И, слезу уронив на рубашку,Говорит, заикаясь спьяна,Что живёт он – душа нараспашку,А душа – никому не нужна.Что поэтому, может, и спилсяИ пришёл на случайный порог.Если к худшему мир изменился,Как же добрым остаться он мог?Ведь поэзия – высшая проба,Это совесть эпохи и страх…И какая-то дикая злобаВдруг блеснёт в помутневших глазах.И стакан, тёмным зельем налитый,Он поспешно к губам поднесётИ, как будто опилом набитый,Головою на стол упадёт.И смотрю я, сомненьями мучась,Как он спит, отрешённо дыша…Вот ещё одна горькая участь,Потерявшая веру душа…

Зов родства

Когда мы были помоложеИ жили в местности одной,У тёти Ани с дядей ГошейМы собирались в выходной.А в свой черёд – у дяди КолиИ так, подряд, у всей родниШумело весело застолье,Горели за́ полночь огни.Сначала как бы для отвагиПод приглушённый смех и гамТяжёлый ковш шипучей брагиХодил, боченясь, по рукам.Потом в стаканы водку лилиИ рыбный резали пирог,И впрок хозяюшку хвалили,И ели вновь, и пили в срок.И дядя Митя сыпал штучки,Чем не забудется вовек:Мол, Сонька – золотая ручка,А Лёнька – Божий человек.Но шла гулянка к середине,И вот в нахлынувшей тоскеМы пели песни о рябинеИ замерзавшем ямщике.И, в чью-то долю проникая,Мы пели с болью в голосах,Как брёл степями ЗабайкальяБродяга с ношей на плечах.И вдруг врывалась в грусть тальянка,И выходил смельчак к крыльцу,И захмелевшая гулянкаС притопом двигалась к концу.Ах, как плясала тетя Аня!Как дед Андрей присядкой шёл!Как всплески водкииз стаканаФонтаном брызгалина стол!Как всё качалось и летело!И, – милая родня моя, —Кому какое было делоДо зимней вьюги бытия!Мы расходились под гармошку,И долго-долго нам воследИз полуночного окошкаГорел и лился ровный свет…Теперь и чаще, и нежданнейДоходят вести до меня,Что к дяде Гоше с тётей АнейВсё реже сходится родня.Одних уж нет на белом свете,Другие слишком далеко…Неужто так и наши детиОт нас разъедутся легко?И приносить им будут вестиВ конвертах грустные слова?И соберёт ли всех нас вместеПолузабытый зов родства?

Сквозь ветер декабрьский, хмельной…

«Груз – 200»

1Сквозь ветер декабрьский, хмельной,Рок, песни —Натужно гудит над страной«Груз-200».2С небес безголосо вопятО местиЗастылые трупы ребят —«Груз-200».3Кошмары афганских потерьВоскресли.«Тюльпанами» звали. Теперь:«Груз-200».4В беспамятстве мать голоситВ предместье.Застрелен чеченцами сын.«Груз-200».5Застрелены мать и отецС ним вместе.Безжалостны цинк и свинец.«Груз-200».6Жених никогда не придётК невесте.Невеста винтовку берёт.«Груз-200».7Руины – последний редут,Как в Бресте…И беженцев толпы бредут.«Груз-200».8Но цепко попутал ужеГнев, бес лиСатрапов, кому по душе«Груз-200».9Им грезится Новый Союз,Хоть тресни,И груз им, понятно, не в груз —«Груз-200».10Забудем ли о палачах?О чести?На веки у нас на плечах —«Груз-200».

Я плачу от бессилья…

Я плачу от бессилья.Война, опять война.Ах, мать моя Россия,Кровавая страна… 8 декабря 1994 года, первые гробы из Чечни

Ни за что на свете не пойму я…

Ни за что на свете не пойму я,Хоть пробьюсь над этим целый век,Как разбойно на судьбу чужуюПоднимает руку человек.Не пойму, какой метелью лютойЗло во тьме души его поёт.Кто ему в жестокую минутуПраво на бесчувствие даёт.Почему ни разу в миг ненастьяСумрак дум его не обожгло, —Что страшнее в мире нет несчастья,Если человеком правит зло.Что одна единственная вера,Стоящая смысла бытия —Не убить ни птицу и ни зверя,Не ступить ногой на муравья…

Сергею Есенину

Прочитал я первый том стихов Есенина и чуть не взвыл от горя, от злости. Какой чистый и какой русский поэт.

Максим ГорькийРазошлись запоздалые гости.Отогнав нетерпения дрожь,На диван возле шляпы и тростиТы садишься и гранки берёшь.Невесёлое счастье поэтаДушу, будь ты хорош или плох,В книжки вкладывать. Новая, эта —Первый том из намеченных трёх.Но какою щемящею силойТипографские дышат листы! —Не забытою родиной милой,Где в тоске и дома и кресты.Роковыми годами скитаний,Где, взрослея, вскипала душаПротив бритвенных жизненных граней,Каждый шаг свой в крови верша.Сердце ныло, звенело, страдало,Но ему не знаком был страх.Где жестоких прозрений начало?Может, в этих давнишних строках?«Худощавый и низкорослый,Средь мальчишек всегда герой,Часто, часто с разбитым носомПриходил я к себе домой.И навстречу испуганной мамеЯ цедил сквозь разбитый рот:– Ничего! Я споткнулся о камень,Это к завтраму всё заживёт»…Но в далёком незрелом началеИ сегодняшний брезжил день —Во вселенской смертельной печали,Божий свет превращающей в тень.“Как тогда, я отважный и гордый,Только новью мой брызжет шаг…Если раньше мне били в морду,То теперь вся в крови душа”…Били больно, расчётливо, гнусно:«Что ж ты всё о себе да себе?Напиши – вот сегодня искусство! —О российской свободной судьбе.За отжившей свой век деревнейТы не видишь, как новый векВызревает надёжней, чем кремний,Чтоб свободой дышал человек».Но и взглядом ты видел и сердцемСквозь густую словесную тьму,Что свободы скрипучая дверцаОткрывает дорогу в тюрьму.Открывает дорогу в забвенье,Открывает дорогу в ничто.Кто из русских такое смиреньеВ сердце впустит? Смирится кто?И в кремлёвскую волчью стаю,Как великий российский пророк,Ты швыряешь «Страну негодяев»,Главарей посшибавшую с ног.Гэпэушники в пене и в мыле.Всё настойчивей, всё смелейНамекали, пугали, просили:«Извинись перед ними, Сергей!»Мол, одними лишь чувствами дышишь,И от этого скользкая жизнь.А по пьянке чего не напишешь.Извинись, дорогой, извинись!Но обман ты ухватывал чуткоИ бросал им шутя, на бегу:«Я ведь всё-таки Божья дудка.Ничего изменить не могу».И тогда тебе так сказали:«Сам к себе ты излишне строг.Этот год проживёшь едва ли,Подводи, дорогуша, итог».Эх ты, жизнь! Ты и вправду приснилась!И отлит уж для сердца свинец,И сидишь ты, без права на милость,Самый лучший российский поэт.До последней решающей драки,Где ударят сильней, чем под вдох,Надо выправить свежие гранкиПервой книжки из плановых трёх.Пусть твой взгляд уже не увидитЭтой книжки, ведь дело не в том,Но есенинский все-таки выйдетХоть один, но классический том! —Вдруг разбил тишину «Англетера»Ключ, упав из двери на паркет.Вот те раз! – воровская манера?Но не вор там, не вор там там, нет.Дверь пинком хулиганским открылась.Гэпэушники – хуже, чем тать.«Всё б ты, божья свистулька, трудилась.Но пора уж и совесть знать!»И врастяг рукояткой наганаВ переносье ударил главарь.И вскипела смертельная рана.Вкус железа во рту, как встарь.И уже прошептал ты не маме,А в чужой и хохочущий сброд:«– Ничего! Я споткнулся о камень,Это к завтраму всё заживёт».Процитированы строфыиз стихотворения Есенина«Всё живое особой метой…»

Экспромты

1О РУСЬ! СОЖЖЁН ТВОЙ ТРЕБНИК…О, Русь! Сожжен твой требник,Безумцы правят бал.Очередной волшебникТебя околдовал…2РОССИЯ – ЭТО НЕ МОСКВА…Россия – это не МоскваИ не пути, Кремлём указанные,А это Божии слова,В начале Новой Эры сказанные. 30.05.12 г., день 3РУСЬ! РОССИЯ!ТОНЕШЬ ТЫ В РАЗВРАТЕ…Русь! Россия! Тонешь ты в разврате.А вокруг цветение и синь.Помолись за нас, о Божья Мати!Ты прости грехи нам, Божий Сын! 30.05.12 г., день

Стихи о всеобщем терроре

Когда святой порыв к свободеТеррором по кремлёвской модеДержавный объявляет хлыст, —По сути, по своей природе,Он самый главный террорист.Когда над нацией изгоевКровавый занесён топор, —Скажите, что это такое,Как не разбой и не террор?И если снова брат на брата,И ложью кровоточит жизнь,И крахом будущность чревата, —То это ли не терроризм?В стране, где душно и нечисто,Где не видать сквозь ложь ни зги,Мы все для власти террористы,Изгои, нелюди, враги.Как пасынки в округе отчей,Уже отвыкнув от зарплат,Бастует террорист рабочий,Бунтует террорист солдат.И, новой ложью одурманен —И на земле, и без земли —Пьёт водку террорист крестьянинВ своей отверженной дали.И, кланяясь прохожим низко,На леденящем сквознякеСтоит старуха террористкаС подачкой нищенской в руке.

Когда опустится рука…

Когда опустится рука,Когда померкнет тайна слова,Я собираюсь в путь.Я сноваК себе иду издалека.О, этот путь себя к себеЧерез ошибки и паденья,Как сквозь ночные наважденьяК огнюв возникшей вдруг избе.И вот я вновь в родном краю,За расставание повинный,Под белой вьюгой тополинойНа берегу рекистою.И, поднимая над бедой,Река за всё меня прощает.И очищает,очищаетСвоей прозрачною водой.И, как в былые времена,Я полон свежих сил.И сноваТаинственно мерцает слово,Как светлый камешек со дна.

Не нравится служить народу?

Шесть лет молчала муза…

Шесть лет молчала муза,Шесть вековечных лет.Советского СоюзаУже в помине нет.И только кровянистоЗнамёна той страныВ руках у коммунистовНа митингах видны.Их партия распаласьИмперии под стать,И только и осталосьБузить, митинговать.И нараспашку груди,И злой огонь в словах.Но мимо,мимолюдиС усмешкой на губах.Они навоевались,Вот здесь им гнев и злость.Не в маленькую малость, —В смертельную усталостьИм это обошлось…

Всё прочитал. Мороз по коже…

Всё прочитал. Мороз по коже.Но он нажал на тормоза:«Да нет, такого быть не может,Наврут, что хочешь, за глаза…»А ночью, от раздумий жалкий,Крутился с боку на бок, всталИ, прикурив от зажигалки,Опять статьи перечитал.Потом пошёл в гараж, к машине,И в засветлевшей тишинеСорвал его портрет в кабинеИ сжёг на газовом огне.

Поспорили, поговорили…

Поспорили, поговорили.И жизнь по старым колеямПошла, как будто мы забыли,Как этот путь достался нам.Овраги, рытвины, болота;И лишь под горку иногда,Как тень бывалого полёта —Чуть убыстрённая езда.Так вправду мы забыли, что ли,Как, расплескав застойный быт,На тройках проносились в поле,Лишь только свист из-под копыт?!..Но обступившие болотаЧадят дурман со всех сторон,И беспробудная дремотаНас то и дело клонит в сон.Трусит лошадка без разбегаВ обвислой сбруе, как в колье.И сочно чавкает телегаВ залитой грязью колее…

Виктору Астафьеву

Ах, земляк ты мой родной,Землячище!Как хотел ты шар земнойСделать чище.И чтоб русская земляТо и делоОт ворья и от хамьяНе скорбела.По-сибирски наповал,В дни разрухиКак ты всем им раздавалОплеухи!Как от строчек болевыхПоимённоПунцовели морды их,Как знамёна.Но ушёл ты в синь и тишь.Над рекоюПод могильною лежишьПод плитою.И кипит навернякаДух твой вечный:Как там люди? как река?Лес заречный?А река плеснёт волной,Столь же мутной,Только более хмельнойИ мазутной…

Не люблю одного человека…

Не люблю одного человекаЗа большую неправду его.В суматохе безбожного векаОн, как в сказке, достиг своего.Скрыв и мысли, и чувства, и страсти,И дела, от которых озноб,Раз! – и он оказался у властиИ корону надвинул на лоб.И старушки болезные рады,Бьют поклоны: «Какой молодой!»И расправы, враньё, и парады,И война закружили страной…Пусть не принято так на параде,Но, срывая молчанья кольцо,О большой непридуманной правдеЯ скажу ему нынче в лицо.

Из записной книжки

1НЕ НРАВИТСЯ СЛУЖИТЬ НАРОДУ?…Не нравится служить народу?Сподручней дьяволу в угоду?Но помнить, право же, не в труд,Что есть ещё и Божий суд! 1.10.13 г., день 2Я ДО НЫНЕШНИХ ДНЕЙ СОМНЕВАЛСЯ…Я до нынешних дней сомневался,Как с мечом мне по жизни идти.Боже мой! Как же я ошибался!Ты прости мне сомненья мои. 4.11.12 г., ночь 3НАХРАПИСТУЮ ЛОЖЬ ВЛАСТЕЙ…Нахрапистую ложь властейГосподь – настанет срок – осудит.Да будет это поскорей!Да поскорее будет! 15.01.13 г., вечер

Нет в России политзаключённых

Нужно мыслить без страха.

Послушай, мой дорогой:

Мы уберём Номаха,

Но завтра у них будет другой.

Сергей ЕСЕНИН. «Страна негодяев»Нет в России политзаключённых.И откуда им, нехристям, быть?Власть по числам нечётным и чётнымНе устала народ свой любить.Нипочём ей дорожные кочки —Самолёты по тучкам летят.У Медведева круглые щечки,И лоснится у Путина взгляд. 3.10.13 г., день

Кого мы только не бранили…

Кого мы только не бранилиЗа то, что нёс стране беду…Но Русь мы сами погубили,Тогда, в семнадцатом году.

Теперь до смерти будут сниться…

Теперь до смерти будут снитьсяИ эта улица и дом,И двор наш, и соседей лица,И шум протоки за углом.И не стареющие вроде,Каким бы лётом жизнь ни шла, —Отец у грядок в огородеИ мать на кухне у стола.И плот сосновый, и протока,И синий катер «Ленгидэп»,И в майку спрятанный до срокаПрихваченный из дома хлеб.Песок на солнце раскалённый,Воды зелёной пелена,Когда жарою опалённыйНырнёшь за камушком со дна.И леденящая прохлада,И ты, как пробка, рвёшься прочь…И что ещё для сердца надо,Чтоб с болью помнить день и ночь!

Из проволок колючих кружева…

Кэгэбэшное правленье устарело,Но из проволок колючих кружеваВсё плетёт, хотя уже и неумело,Ну, да этим вечно славилась Москва. 9.10.12 г., день

Из протоиерея Димитрия Троицкого

Про Истину забыла Русь.В загоне Истина повсюду.Но горе, если устрашусьИ возвещать о Ней не буду. 28.02.15 г., Апостола от 70-ти Онисима

Утонула седая дорога…

Утонула седая дорогаВ тишине задремавших полей.Далеко до родного порогаВ знойный полдень идти мне по ней.Долго вёрсты забытые мерить,Капли пота стирая с лица.Выбиваться из сил.И не верить,Что дороге не будет конца.

Стансы

Я более всего за то себя браню,Что не в слезах прошу у Бога благодати,И строчки, те, что я сегодня сочиню,Не знаю точно, кстати будут иль некстати.Я слишком поздно стал на узкую тропу,И хоть успел усвоить суть Христовых истин,Я из себя не выдрал прошлого скобу,И этим прошлым и растерзан, и освистан.Я к свету Господа так искренне стремлюсь,Но жутким прошлым,словно ножиком, изрезан,И, словно заново, как ты, рождаюсь, Русь,И, словно кандалы, в душе моей железо.Я знаю мне в пути своих не хватит сил,И я прошу у Господа, пока не поздно,Чтоб Он от прошлого меня освободил,И научил меня молиться Небу слёзно.И чтоб России с болью справиться помог,И чтобы дал ей позабытой благодати,И чтобы родники рождённых сердцем строкЛишь только кстати были,были только кстати. 30.12.11 г., ночь

Вот и сникла душа под напором…

Вот и сникла душа под напоромГрубых сил, подкосивших вконец.За кладби́щенским серым заборомУспокоились мать и отец.Раньше знал, что по старому следу,Пусть уже не таким молодым,Я под осень к ним в гости приеду,И мы вновь за столом посидим.Поболтаем – сердца нараспашку,И я всем – коньячку подолью,И отцу – подарю я рубашку,Ну, а маме – платок подарю.И казалось, не кончатся речи,А с речами и рыбный пирог;И опять при случившейся встречеЯ ступлю на родимый порог.Но смешались дороги и вехи,И ушла молодецкая стать,И мне не к кому больше приехать,Да и денег, увы, не собрать.На сиротскую боль обречённый,На земле я не долгий жилец…Жаль, что я до сих пор не крещёный,Был бы Бог мне и мать, и отец.