Этногенез Руси и славян. Давние памяти

– ремёсла: кузнечное, бронзолитейное, ювелирное, обработка кости, кожи, камня;

– разведение лошадей, крупного рогатого скота и свиней;

– земледелие;

– промыслы: охота и рыболовство;

решительно разводят его с обычным набором хозяйственного уклада финно-угорского населения, в котором велика роль охотничье-присваивающего и собирательного комплекса. Особенно резким диссонансом следует признать металлообработку и свиноводство. Это в целом решительно настораживает против «финской» интерпретации этноса городища, и если дословно следовать взвешенной оценке Седова, то городище было уже «славянизировано» с момента его появления, т.е. с 7—8 века… Ну, если туда не просочились какие-то «норманны».

Увы, не отечественные лингвисты, поражённые комплексом расово-этнической неполноценности, 200 лет безнадёжно извлекающие этноним «мЕря» из «мАрийцев», что по особенностям финно-уральских языков невозможно (А. Матвеев), а швед Б. Коллиндер установил, что тот легко и просто возникает из индоиранских языков, где столь легко «мА» переходит в «мЕ» в рамках одного и того же круга значений: «ср.-пер mērak‎ «молодой человек», др.-инд máryah «молодой человек, юноша», авест. marya- «юноша»». Сверх того оказалось, что бытующее мнение: «имя меря (иногда произносившееся и как неря) сохранилось до наших дней в некоторых топонимах, например озеро Неро близ Ростова, две реки Нерль, город Нерехта в Костромской области, река Нерская в Московской области или озеро Нерское в Солнечногорском районе Московской области, а также реки Нерехта (приток Клязьмы) в Ковровском районе Владимирской области, Нерехта (приток Солоницы) в Костромской области, Нерская в Московской области и Нерга в Ярославской области. Существует также множество деревень под названием Неря. В Ивановской области есть Нырское озеро и река Ныра. В древнем Новгороде был Неревский конец, наряду со Славенским (от ильменские словене). Однако, по мнению лингвистов и историков, корень нер- не имеет никакого отношения к этнониму меря. Данные топонимы образованы от древней основы нер-/нар-, широко распространённой в гидронимии севера Евразии: Нарев, Нара, Нарочь, Нярис, Нерусса и другие (сравни лит. nara «поток») … К этому следует добавить, что утаивает ссылка на «литовцев»: они, как и прочие «балты», будучи «финнами» по этногенезу (ДНК – куда тут денешься…),ассимилированные индоевропейцы по языку. Ныне опять популярна битая карта балто-славянской языковой общности – т.к. этого для моих текущих построений такой завязки вполне достаточно, то без возражений (последние см. у ак. О.Н Трубачёва) переведём их ближе к делу: древнейшая топонимика этого региона КУДА КАК БОЛЕЕ СЛАВЯНСКАЯ, ЧЕМ ФИННСКАЯ… А это опускает вопрос о характере ростовского этноса уже во 2 век, когда этноним «меренс» появился на слуху через готов и «Гетику» Иордана. И это тем более обосновано, что в последнее десятилетие археологические культуры Северо-Западного угла Волжско-Камского междуречья начинают связывать с динамизирующим фактором европеоидного населения Пьяноборской культуры 2 в. д.н.э. – 4 в. Нижнего Прикамья, которое (по моему мнению) при дальнейшем распространении во 2—7 веках реализовалось в Славкинско-Именковских культурах Среднего Поволжья. «Славянский характер» этих культур установил В. Седов, извлекающий из них, как следствие, Волынцевскую культуру 8 в., ПЕРВУЮ ДОСТОВЕРНО СЛАВЯНСКУЮ КУЛЬТУРУ ВОСТОЧНО – ЕВРОПЕЙСКОЙ РАВНИНЫ… Одно обстоятельство, столь затрудняющее исследователей: наличие на «Сарском городище» значительных количеств меди и ОЛОВА, которое традиционно связывают с далёкими Касситеритскими островами (Англией), ещё более привязывает этот регион к культурам зоны Урала – Приуралья. Геологическая литература (см. далее) свидетельствует о наличии месторождений рассыпного олова, самородного и рудного на всём протяжении Уральского хребта, достаточных для удовлетворения ограниченных потребностей по изготовлению представительских аксессуаров и ювелирных изделий, на что шли медь и олово в бронзолитейном производстве Сарского городища. Богатство железного оружия на городищах Пьяноборской культуры снимает вопрос и об источнике многочисленного оружия 7—10 века в Ростовской земле: до Нижнего Прикамья куда как ближе, чем до «франкских» мечей Рейна, которых недоставало даже пресловутым «викингам», отчего всю «героическую эпоху» их бандитизма преобладающим у них оружием являлся топор.

…Впрочем, вот материал из столь зачитаных – замусоленных записок Ибн-Фадлана, который сам по себе, без подвигов самарских археологов и теоретических сверхнапряжениях ак. В. Седова говорит о характере населения нижнего Прикамья в 9 в.

Из Большого Словаря Якута аль Хамави 12 в. /копия Записки ибн-Фадлана/:

1. «Итиль 8 есть имя великой реки, подобной Диджле 9, в стране Хазар и протекает мимо страны Русов и Булгар. Говорят, что Итиль есть столица страны Хазар, а река названа по ней. Читал я в книге Ахмеда Ибн-Фадлана Ибн-Аббаса ибн-Рашида Ибн-Хаммада, посланника Муктадира в страну Славян, т.е. к жителям Булгара. Рассказ Ибн-Фадлана и поручение, данное ему Муктадиром в Булгар, собраны в книге, известны, и находятся в руках людей; я видел многие копии с них».

2. «Булгар – город Славян, лежит на севере. Я читал записку, которую сочинил Ахмед ибн-Фадлан ибн-Аббас ибн-Рашид ибн-Хаммад, клиент Мухаммеда ибн-Сулаймана, посланник Муктадир-Биллахи к царю Славян, и в которой он описал все то, что он видел со времени отлучки его из Багдада до возвращения его туда. В ней он говорит: когда письмо Альмаса ибн-Шальки Балтавара, царя Славян, прибыло к повелителю верных Муктадир-Биллахи, в котором (письме) он просит (халифа), чтоб он послал ему такого мужа, который обучил бы его вере, наставил бы его в законах ислама, построил бы ему мечеть и поставил бы ему кафедру для утверждения на ней пропаганды во всей его стране и во всех областях его государства; просит он [86] также о сооружении крепости, в которой он бы защищался от царей-противников – то на все это он (халиф) согласился…

1. И ОЧЕНЬ РАЗУМНЫЙ КОММЕНТАРИЙ К НЕМУ: Ибн-Фадлан в своей записке везде называет Булгар Славянами. Придерживаясь нашего взгляда на географические и этнографические известия Арабов, мы не придавали бы большого значения и этому известию о происхождении Булгар, полагая, что наименование Славян служило у него [105] географическим термином для обозначения жителей северо-восточной Европы. Но в настоящем случае возникает еще другое затруднение при соображении, что наш автор, который играл значительную роль, как в Багдаде при принятии булгарского посольства и письма к калифу, так и в ответном посольстве к Булгарам, по всей вероятности руководствовался, называя последних Славянами, показанием самих Булгар. Предположение это можно подкрепить известием Шемседдина Димешки, что Булгары сами, на вопрос, предложенный им в Багдаде: из какого вы народа и что такое Булгар? ответили: народ смешанный из Турк и Славян. На основании этого можно принять за вероятное, что к Булгарам весьма рано вторгся славянский элемент, который сделался уже в X веке господствующим; но впоследствии мало по малу поглощался туземным населением, и этим можно объяснить то обстоятельство, что никто из следующих за ибн-Фадланом писателей, за исключением его кописта Якута и шедших по стопам последнего, не называет Булгар Славянами. Шафарик (29, 4), на основании того, что окончание на гары, горы, гуры и гиры встречается часто в именах племен, финно-уральских, как напр. Унгары, Утургуры, Кутригуры, Сарагуры и т. п., заключает, что и имя Булгар того же происхождения. Таким образом у волжских и дунайских Булгар смешение славянского племени с туркским (или Финским) привело к противоположным результатам; у первых Турки взяли перевес, а у вторых – Славяне. К такому результату пришел и Френ. Кроме него, этим вопросом занимались у нас другие ученые, как напр. Венелин, В. В. Григорьев, С. [106] Уваров, П. Кеппен.

2. НЕСКОЛЬКО ПРЕЖДЕВРЕМЕННЫЙ: Гипотезы Френа, что имя царя булгарского Балтавар (***) следует читать Балтимар (***), Владимир, и Сенковского, что Шальки Балтавар следует читать Василько (Силько) Владавац – известны. Для объяснения имен Блтвар или Блтваз и Слки или Шлки можно еще привести другие чисто славянские имена, так напр. для первого: Балдыж, Балдимер, Болдырь и Болебор, а для второго – Салка, Салко, Селак, Селко, Силек, Силка, Силко, Слуго, Сулко, Шило (уменьш. Шилько), Шолога, Шульга и т. д. Для имени Алмс или Алмш можно также привести имена Алмаз Альм (Альмуша), Ольма и т. д..

ПОПРАВЛЯЕМ КОММ. 2. Открытие Именковской культуры 2—7 в. снимает вопрос о том о раннем населении Нижнего прикамья – это были славяне-именковцы, в земли которых после разделения державы гуннов-кутригуров Кубрата между его сыновьями вторглась орда Серебряных Булгар в нач. 7 в. Но дойдя до Левобережья Камы они так и не пересекли её – славянское население ибн-Фадлана несомненно пребывало по обе стороны реки, и остаётся предполагать, оказалось достаточно сильным и сплочённым, чтобы остановить рост тюркизирующейся Волжской Булгарии на север. Было бы странным не предполагать в связи с этими событиями и вспышки мощной славянской миграции на Север, Северо-Запад и Запад. Западное направление сейчас уже отчасти признаётся – два других остаются в тени теоретического недомыслия, хотя чего бы легче: прыгнул в лодку и вот он, километр сберегающей воды за тобой.

М – да, знание первоисточников не по первоисточникам рождает много печалей…

Как и недомыслие в них!

Вот фрагмент из ибн-Фадлана о народе «вису», в котором усмотрели «весь»: «Главная пища их – просо и лошадиное мясо, не смотря на то, что в их стране много пшеницы и ячменя. Каждый, кто сеет что нибудь, берет это себе, царь же ничего не получает из этого; только они дают ему по бычачей шкуре с дому, а когда он приказывает отряду отправиться в набег на какую-нибудь страну, то и он получает часть добычи. У них нет другого масла, кроме рыбьего масла (жира), которое они употребляют вместо оливкового и кунжутного масла; посему они бывают сальны. Все они надевают калансувы. Когда царь их выезжает, то он бывает один, без мальчика (пажа) и без другого проводника. Когда он приходит на рынок. то каждый встает, снимает калансуву с головы и берет ее под мышку, а когда он проходит, они надевают калансувы на головы. Также все, кто входит к царю, малый и большой, даже его дети и братья, лишь только увидят царя, снимают калансуву и берут ее под мышку, затем поворачивают к нему головы свои и садятся, затем встают и не садятся, пока он не велит. Каждый, кто садится пред ним, садится на колени, не вынимает калансувы своей и не показывает ее, пока не выходит от царя, тогда надевает ее.» … Право, это же едва ли не царь Алексей Михайлович Тишайший со своими думцами, вдруг угнездившиеся на родо-племенной демократии, в условиях тайги пробавляющейся пшеничкой! Если подобрать, подтесать, сравнить с тем, что поблизости, то налицо лишь один прототип: русский/mille pardon,«славянский»/ мужик, вопреки всем ландшафтным зонам тянущий соху, лошадёнку и коровёнку вплоть до Заполярья; по необходимости на лодчонке – по пристрастиям с бреденьком (впрочем и кушать хочется).

Следует признать, по отсутствию фиксирования гласных в арабской письменности, лингвистическую неразличимость «весь» и «вису», но диковинное несовпадение нарисованного социально-хозяйственного уклада известной средневековой финно-угорской практике как – то уж очень выразительно.

Не углубляясь более того, что говорит летопись, можно утверждать, что будучи племенным центром некой «веси» древнее Белоозеро вряд ли много моложе «Сарского городища», т.е. несомненно старше Новгорода, и по крайней мере сопоставимо с археологической Ладогой. Более точная идентификация в настоящее время невозможна, город дважды переносился; как исходный племенной центр его полагают на северной стороне Белого Озера против средневекового городища и современного города, расположенных на южном берегу у истоков Шексны. Следует заметить, наличная гидронимия выразительно привязана к русскому языку и его сакральной составляющей, что побуждает предположение о более ранней и глубокой славянизации района, нежели Ростовская земля.

В целом выступает колеблющая всё построение летописца ситуация: на юге очевидный новострой конца 9 века переписывается в «мать всех городов русских», что объективно только для возникающего ближайшего днепровского окружения, но забрасывается датировкой в 6-й век, что бесспорны перебор; на севере без какого-либо зазрения сгибают «старобытных» новострою, демонстративному даже по имени Новгород, впоследствии вплоть до прямого вызова: Господин Великий Новгород.

Налицо прямо-таки раздутая до государственных размеров житейская ситуация: нувориш гордится: «Да Я Своими Руками!» – аристократ чванится: «Да За Мной Столетия Предков!»…Но в наличии-то только Два Выскочки, один честный – другой лжец…

Что особо настораживает в отношении Киева?

Его этиологическая легенда «Кий, Щёк, Хорив и сестра их Лыбедь», как и топонимика: Щекавица, Хоривица, Старокиевская гора, ручей Лыбедь задают исходно высокий Старинно-Сакральный уровень города – но такового нет, даже в несуразную «мать» он вписан княжой (не божественной?!) волей, и в развитии его назначенной «святости» на него переписывают небывалое: Безымянного славянского дунайского князя Юстиниановых времён, Византийский поход 860 года, посещение апостолом Андреем в 1 в. – по проторённой дорожке перейдёт в легенду об обретении белого клобука новгородским архиепископом, кое-что из готских легенд о конунгах, укрощённых собственными конями…

– Да только не было этого ничего, потому что до 890-х годов не существовало самого города – а и более того, в 882 году «Олег» мог вселиться в эти места только с согласия толи венгров, толи булгар, сцепившихся в схватке за черноморскую степь; и совершенно точно остаться здесь, ухватиться за «городок мал» только с разрешения болгарского царя Симеона Великого, разгромившего венгерскую орду Арпада, т. е. восстановившего контроль от Днестра до Дуная. Закрепиться, как младший «подручник» Симеона в неутихающей 200-летней войне гуннов-булгар с тюрками-хазарами…

И сразу в развитие естественный вопрос: это голое мифотворчество или за ним что-то роится?

Сразу надо отметить независимое наличие мифа, настолько стороннего, что летописцу пришлось «подтесать» его, опустить с божественного уровня на человеческий в рамки христианского эвгемеризма. И при этом встретить скрытое сопротивление: сам миф повествует о явлении богов к какому-то сакральному месту – и если боги и нереальны, то это место вполне материально, как материален храм, в котором молятся бог знает кому… Центр и Север Русской равнины переполнены топонимами «Извары» (санскрит: «место встречи с богами»)…

И как тут настораживает топоним «киев», который, кроме принадлежности к Громовнику должен быть освидетельствован и его особой избранностью к роду его занятий. Мы заворожены ипостасью Грома-Палицы-Кия, в то же время главным значением слова «кий» была не палица/дубина, а ударное орудие МОЛОТ, и в этом значении его хранит вполне земная плотницкая КИЯНКА.

Если посмотреть с точки зрения сменивших своё звучание понятий, то «Киев» на современном русском это «Молотов», место, изобилующее металлообработкой, ковкой, грохотом молотов – ЧЕГО В КИЕВЕ—894 НЕ БЫЛО…

А нет ли тут интеллектуального примысливания; была ли в Древнерусской практике подобной топонимика на основе «кий»?

– Да, была, и тут спасибо г-ну Мачинскому, который отыскал на Новгородчине урочище «Киево», но вместо обращения к академическому «Словарю древнерусского языка 11—17 века» т.7, обратился к польско-украинским местечковым «этимологиям», из которых прознал, что «киево» толи «ровное открытое место», толи «крутой холм» (прелестное разночтение: толи гора – толи равнина!), слепил их вместе и разгласил, что:

1. «Сарское городище» в действительности и есть «Киев – Куеба» арабских источников 9—10 веков, т.к. находится на плоской как блин равнине Неро-Нерли…

2. Киев на Днепре, это только «Крутой Холм» на реке, вследствие чего древних его насельников звали не по современному, в батюшку, киевлянами, а в ландшафтное соотношение «кыянами»…

Остаются только вежливые вопрошания к тени :

1. Определитесь, хотя бы на том свете, в рамках какого, польского или украинского языка вы ищете этимологию древнерусского понятия вместо обращения к доступным древнерусским источникам? Или вы предпочитаете перебрасывать его из руки в руку, как горячую картофелину?

2. И если вы определили для Днепра «Высокий пустой холм», по которому селятся «кыяне»/«живущие на холме», это совсем не значит, что ими не мог править некий несродный им Кий Божественный Молот – или вы забыли о разнице между родовой и соседской общиной: все мы христиане, но только назареи утверждают, что они потомки Иисуса…

…Но если бы г-н. Мачинский опирался на древнерусские источники, связывал бы топоним «кий-молот», с выразительной чертой Сарского городища, развитым металлургическим и бронзолитейным производством, его утверждения имели бы некоторый смысл, и опровергались только содержанием самого этиологического мифа: не находится места другим персонажам – увлечённый опровержением «Кия» для «кыян», он забывает о Щёке, Хориве, Лыбеди, т.е. о ещё 2 холмах и речке… Прикидка на «Сару» не работает. Т.е. источником именно этого этиологического мифа, использованного летописцем, был другой объект, и по той страсти, с которой «нестор» отстаивает реальность мифа в ПВЛ, нарастает убежденность в реальности и самого объекта…

БЫЛ ДРУГОЙ ГОРОД, КОТОРЫЙ ОБОКРАЛИ, ОБОБРАЛИ, ПЕРЕСНЯЛИ, ОТЗЕРКАЛИЛИ – понимай как хочешь…

Но где он?

Где его искать?

В БЫЛИНЕ О Святогоре – богатыре, ищущем счастья, Микула Селянинович советует: /Поезжай, богатырь, до Северных гор. У тех гор стоит железная кузница. В той кузне кузнец всем судьбу куёт, у него и про свою судьбу узнаешь/

Фантомы «мани» -хейского сознания и реальности «мани» -«мани»

В последние 2 десятилетия наблюдается выразительное смещение внимания исторического сообщества с юго – запада на север и северо – восток Русской равнины, где «норманисты» и русофобы вдруг нашли новые точки приложения своих усилий: наряду с «Альдейгьёборгом» классической картины возник вдруг ореол «Русского каганата» толи к писано – переписанной Новгородчине, толи к «Сарскому городищу», которое, поди ж ты, в прописаниях г-на Прицака стало едва ли не «Царским», а у г-на Мачинского просто «Киевом-на-Нерли»… И как-то скучно-буднично, без именитых зарубежных имён, барабанных заголовках на первых полосах везде сующейся прессы, происходит вхождение в действительно извлекаемое «археологически – лингвистическое» золото последних 3-х десятилетий: открытие и атрибуция славянского характера Поволжских археологических культур 2—7 в. Славкинско-Именковского круга; разрастающееся подозрение, что Волжско-Булгарская государственность 6—9 веков до принятия ислама, да и не так сразу после того, являлась, в полном соответствии с определением «ас-сакалиба» арабских источников, СЛАВЯНСКОЙ, и только религиозно-политический выбор хана Альмоша развёл её с «Русью» и Славянским миром в целом. Выбор вполне обоснованный, с опорой на цветущий всеми достижениями Исламский мир, торговлей с которым определялось общее благосостояние Волжской Булгарии; выбор крайне рискованный, обернувшийся отторжением части социума – немедленно ушли заволжские угры и камские гунны-чуваши – , и постоянным неприятием окружающего мира: иудео-хазарского на юге, языческого со всех прочих сторон… В 13 веке недоброжелательный мир, сомкнувшийся вокруг изолированной, залетевшей далеко-далече страны-птицы, равнодушно оставит её в одиночестве перед Азией, севшей на коня – выбор оказался запредельный… Но тогда, в 9 веке, вполне естественный, как и выбор в 10-м изгоя-братоубийцы Владимира веры Богатого Константинополя над Бедным Римом… Ах, какая прелестная летописная картинка приводится в столбце ПВЛ под названием «Испытание Вер», более похожая на «Торг верой» – но выбор вполне политически взвешенный: Константинополь рядом – Рим далеко…

…Ах, как много значил этот выбор: христианство обладало каким-то особым источником энергии одиночества, и та же Абиссиния, на 1000-летие заключенная в Исламскую изоляцию, потерянная и забытая Европой до уровня легенды о «царстве пресвитера Иоанна» где-то за Индией, выстояла и вернулась сама собой в открывшийся мир – что бы сталось, если в чуткое ухо «руси» на столетие раньше зазвучало с Камы-Волги Новое Слово? А если бы и осталось теплиться в Заволжских скитах, подбирая путников с дороги? 1000 лет ходит-ищет неприкаянная Клюевская Русь «мудрых рахманов» за горами великими – начала бы собираться здесь… Увы, вместо того, чтобы стать вратами в преобразуемую сливающуюся Северную Евразию ислам стал капканом, захлопнувшим Волжскую Булгарию в экзотический анклав/цветок/факторию Табасарана и Багдада, подвешенную на тонком стебле колеблемого спросом торгового пути. Нет сомнения, что порыв неофитов порождал неистовое мессионерство во вне, но специфически мусульманское: «Нет бога, кроме аллаха – и мой меч пророк его» – ислам не знает апостолов, исторически он явился не проповедниками, а армиями. Христианство умирает в Крестовых походах – ислам родился в них.

И рождал ещё более яростное неприятие за священные колоды в лесу уже потому, что они ничему не мешают – перед тем, что сгибает инаковость в стадо тому, что равнодушно твоей любви, упованиям, боли, любопытству; что требует только исполнения службы-ритуала, за что и воздаёт тем, что НЕ СТАЛОСЬ КУПИТЬ В ЖИЗНИ СЕЙ: вкусной еды, сладких жён; может, и запретного вина?…ПОСТОЯНСТВУ ТЕЛЕСНЫХ УТЕХ ВМЕСТО ЛЮБВИ-СМЕРТИ; РАССУДОЧНОСТИ БОЛЬШИНСТВА, ВЕДУЩЕЙ ПО НАКАТННОЙ ДОРОГЕ ЖИЗНИ, ПРОТИВ МОЛНИЙНОГО БЕЗУМИЯ ОБРЕЧЁННОЙ НА ОДИНОЧЕСТВО ГЕНИАЛЬНОСТИ, ПЕРЕНОСЯЩЕГО ЧЕРЕЗ ВДРУГ РАЗВЁРЗШИЕСЯ ПРОПАСТИ…

Торговля не рождает культуры – она паразит на разделении труда, порождённого развитием культуры; её побудительный стимул не удовлетворение потребностей, а спекулятивная наценка над себестоимостью. Как следствие, торговля не создаёт стран – сама по себе она создаёт только фактории, и конгломераты факторий; она внутренне враждебна всему тому, что сверх этого, и закономерна вражда Тира к Тирским царям, Карфагена к Баркидам и Ганнибалу; вавилонское купечество предало национальное государство Набонидов персам – ближайшим доверенным лицом поляков в 1610—1612 годах стал Федька Андронов, по слову которого они сожгли Москву… Это естественно – неестественны Козьмы Минины 1612-го и Иваны Яковлевы 1854-го, отдающие капиталы на Ополчения… Как-то не рассматривается, что замечательно расцветающие демократические торговые компании Коринф и Афины старательно преуспевали в провалах любой национальной идеи соединить эллинскую народность в общенародную государственность; опрокинули всех, будь то Афины, Спарта, Фивы, Ахайя – и только железом Рима приведены в единство эллиноговорящей провинции.

М-да, на какой же уровень размышлений подталкивает этот Волжско-Камский материал: Язычество, Христианство, Ислам, Плавильный котёл Евразии Гуннской, Тюркской, Славянской, Чингизидовой, Русской… Ведь здесь завязывалась Сестра – Близнец коллизии Балкан: такая же Гунно-Болгарская Орда, только более мощная, старшая, не «Чёрная», а «Серебрянная», вооружённой рукой, но без предубеждений и комплексов, покоряет Именковские славянские социумы, втягивает в возникшую государственность уральских угров (будущий ужас Европы: мадьяры, савиры и проч.) и…

Ничего!

В континентальном плане НИЧЕГО!

И это на фоне Багровой эпопеи Первого Болгарского царства от Аспаруха до Симеона, 300 лет соперничавшего с Византийской империей и едва не обратившей её в Болгарскую – само ставшее официально признанной Константинополем Империей: от Днепра до Адриатики, от Дуная до Пелопоннеса… Того, что долго не признавали за Великими: франком Карлом и германцем Оттоном.

То, что казалось почти немыслимым на Дунае – страна-соперник, равный Византии, Халифату, Аварскому и Хазарскому Каганатам – , состоялось; то, что грезилось и роилось между Волгой и Уралом – объединённая Евразия до Карпат, Кавказа, Океанов – не мелькнуло даже проблеском восходящих гроз… И через 100 лет 200 тысяч всадников застоявшейся Венгерской Орды унесутся с заволжских степей в кровавый поход-побег на Европу – где опять столкнутся с булгарами, уже как злейшие враги… Нарождавшаяся Соединённая Государственность Славян (титул её главы «царь ас-сакалиба»), Гуннов, Венгров вдруг затрепетала, утратила порыв и опала – нет, «серебряные болгары» просуществовали сами по себе не без славы, не без смысла, не в беспамятстве: удержались ещё 300 лет на хлебно-богатом Балтийско – Каспийском пути международной торговли; выстояли перед Хазарами, Святославом Храбрым, Владимиром Святым, Всеволодом Большое Гнездо; разгромили триумфаторов Калки в 5-дневном сражении 1223 года: из 30 тысяч монгол вырвались и ушли в степь только 4 тыс. – и погибли все в отчаянной схватке лета 1236 года, 7 месяцев терзая Армии 12 царевичей-чингизидов: на всю Северо-Восточную Русь сталось едва 42 дня…