Полная версия
Душа не успокоится во век
Борис Эскин
Душа не успокоится вовек…
Эскин Борис
Творческая биография
Родился 5 октября 1937 года в городе Днепропетровске (ныне Днепр, Украина). С началом Отечественной войны семья эвакуировалась на Урал. Отец, капитан гвардии Михаил Моисеевич Эскин, воевал на Кавказе, под Сталинградом, трижды был ранен, закончил боевой путь в Берлине.
Борис Эскин окончил днепропетровскую среднюю школу № 33, а затем Индустриальный техникум.
По окончании театральной студии (под руководством выдающегося педагога и теоретика сценического искусства В. И. Ковалевского) был приглашен на работу в Днепропетровский русский драматический театр им. М. Горького.
С 1960 года – актер театра Черноморского флота.
После ухода из театра Борис Эскин работал литературным консультантом в газете Черноморского флота «Флаг Родины», руководит эстрадным коллективом Севастопольского Матросского клуба, возглавляет Молодежный театр.
С 1965 по 1974-й годы – сотрудник газеты рыбаков и моряков юга страны «Труженик моря».
Окончив в 1969 году вечернее отделение Приборостроительного института (факультет судовых силовых установок), плавает на промысловых и транспортных судах котельным машинистом, мотористом, механиком. Тогда же увидели свет первые книги: сборники стихов «Рабочий океан» и «Травы пахнут морем», книги очерков «По закону моря» и «Плывет в океане завод», три повести для юношества (в соавторстве с М. Лезинским), вышедшие в Москве и в Крыму: «Мальчишка с бастиона», «Сын бомбардира, «Живи, Вилор!»
Десять лет, начиная с 1974 года, работал собкором редакции Всесоюзной программы радио «Для тех, кто в море». Много трудится на телевидении в качестве сценариста и ведущего передач.
Около пяти лет заведовал литературной частью Севастопольского театра им. Луначарского. Потом был назначен помощником мэра города по вопросам культуры.
В 1991 возглавил Севастопольскую телерадиокомпанию.
В 1994 году с женой и матерью репатриировался в Израиль, жил в Димоне, в пустыне Негев. В 1996-м переехал в Нацерет-Илит, на север страны.
В Нацерет-Илите Эскин создает театр «Элит», ставит спектакли на исторические и бытовые темы, редактирует газету «Город, проснись!»
Член Союза писателей Израиля, член Интернационального Союза писателей, лауреат премии Союза писателей Израиля им. Давида Самойлова, лауреат ряда литературных международных премий.
По лучику судьбы…
«Еще одна блаженная попытка…»
Еще одна блаженная попыткаУпрямо удержаться на канате,Протянутом между распятым прошлымИ не воскресшим будущим моим.Я снова оступаюсь на тропе,Проложенной по лезвию обрываОт безнадежности одной к другой.Руками распростертыми пытаюсьЗа пустоту пространства ухватиться.Отчаявшись, теряю равновесье,И падаю, цепляясь за канат.Барахтаюсь беспомощно над плахойАрены, что в тисках амфитеатраМгновенно сжалась в черную дыру…Я зависаю в лютой тишине,Заряженной испугом и восторгом,Сочувствием, насмешкой, раздраженьем,Которые спрессованы до взрываАплодисментов, расценивших этоПадение, как остроумный трюкВсех обманувшего канатоходца,Скользнувшего по лучику судьбы…«А тьма была до звезд и даже выше…»
А тьма была до звезд и даже выше,И ледяная белая шрапнельСтрочила по асфальту и по крышам,Безумствовала черная метель.Она студёным пронеслась пожаромПо землям, не остывшим от жары.И ветер гнал по трекам тротуаровСухих кустов планетные шары.И было так, как, может, в Миг творенья,Когда Небытия связалась нить,Когда Творца постигло вдохновенье,Чтоб этот мир в мгновенье сочинить.Свихнулась ночь и становилась злее.Луны огрызок превратился в слизьНа благостных подмостках ГалилеиНевиданные страсти взорвались.Дуй ветер, дуй! Свирепствуй в царстве дури,Не церемонься в королевстве лжи!Разыгрывай шекспировскую бурю,Кроши напропалую и блажи!…Срывало с фарисеев покрывала,Сметало кучи прелые грехов.А сердце спотыкалось и дрожалоИ млело в предвкушении стихов…«Мои стихи на русском языке…»
Мои стихи на русском языке.И снятся сны по-прежнему на русском.На русском память – свет на маяке —Сигналит о веселом и о грустном.И даже если в череде открытийЯзык пророков мне познать дано,Сумею радоваться на иврите —Страдать на русском буду все равно.«Я не ищу слова – они меня находят…»
Я не ищу слова – они меня находят,Изводят и зовут, заполоняют сны.Строка моя – курок недремлющий на взводе,Обоймы метких рифм по гроб припасены.Сражаюсь сам с собой. Все демоны печалиКружатся над душой, в могильный рог трубя.Не сдамся до конца, не разобью скрижали,Последний грамм свинца оставлю для себя.Дано прожить отныне жизнь другую…
«Благодарю за вечную печаль…»
За все – рассудку вопреки —
благодарю тебя, Россия»
Цви МагенБлагодарю за вечную печаль,Благодарю за позднее похмелье,За белую ромашковую даль,За черные твои поверья;За стон луны и за немой прибой;За то, что было безысходно тошноИ безрассудно радостно порой,И безобразно страшно; и за то, чтоЗаглядывать не пристрастила в святцы,И что от лжепророков отвратила,За то, что вынуждала притворяться,За то, что сытости не обучила…Благодарю тебя за твой язык:Торжественный и терпкий, и медвяный,Благодарю за крест мой вечный – стих,За Пушкина благодарю, за Левитана.За то, что греб, как будто в полусне, —Полувластитель, полураб галеры…За русской женщины любовь, что мнеДарована судьбою вместо веры.За иудеев деда и отца,Не усложнявших истины простые;За то, что я в России родился,За то, что не умру в России.За ревностных друзей и за врагов,Которым я прозрением обязан.За сбереженья прожитых годов,Которые и пепел, и алмазы.За все подачки и за униженья,За то, что Молох постигал вблизиИ за признание, и за гоненья,И за изгнание —Благодарю, Россия!«Рассвет. Аэропорт Бен-Гуриона…»
Рассвет. Аэропорт Бен-Гуриона.Еще ты полувольный-полупленный.Отныне по неведомым законамКружить твоей планете во Вселенной.В разлив зари, застенчивой и нежной,Несется, околдованный дорогой,Автобус, переполненный надеждой,Автобус, распираемый тревогой.Забвение – Всевышнего награда.За окнами – библейская пустыня,Где кактусов колючие каскадыМеж валунов угрюмых к ночи стынут,Где вдалеке холмы на марше строгом,И тонут пальмы в розовой купели…Вот и земля, обещанная Богом!Земля обетованная… но мне ли?«Жар тишины и леденящий зной…»
Жар тишины и леденящий зной.Тупое солнце, как гнилая дыня.Я – невидимка. Нет меня со мной.В душе – пустыня.Небритые холмы из обожженной глины.На желтой сцене – смерча фуэтэ.А, может быть, податься в бедуины —Алеко на верблюде и в фате!Свихнуться в этой сауне пустыни,Не знать былых привычек и одежд…Горбатый горизонт – сплетённая корзина.Могильники страданий и надежд…Ну, вот и все.О лысый Вертер, влип ты!Дымятся лавы сумрачных баранов,Кучкуются тоскливо эвкалиптыУ сиротливой ленты автобана.Пустыня-грёза – безысходный Негев!Песчинка я в песках. Сдаюсь без боя.Тону в дырявом Ноевом Ковчеге.Цена покоя.Зачем? Чего искал? —Бессмыслица отныне.Земли обетованной благодать!В пустыню занесло.И занесла пустыня.Не откопать.«Пока не празднует душа…»
Пока не празднует душаЗаветных праздников еврейства,Все кажется лишь лицедейством,Не стоящим и полгроша.В душе пропахана межа.В окно к счастливому семействуПодглядываю чуть дыша,Завидуя их иудейству,Их детской радости бездонной,Их незаслеженному чувству,Их Богом данному искусству!..А я по-прежнему бездомный,Чужой на празднествах святыхБессмертных пращуров моих.«Из пекла Негева…»
Ларисе и Эдуарду Фроловым
Из пекла Негева[1] – в снега Хермона[2]!Придумщик сумасшедший Исраэль[3].Еще с утра – хамсинная Димона[4],Из пыльных бурь – в колючую метель.Внизу, в ущелье – малахит кудрявыйВовеки нестареющих лесов.Стада песков и снежных баб оравы.Страна пустынь и заливных лугов.Гора Хермон в заоблачной запаркеНа ипостасях лета и весны.Я на краю затерянной на карте,Как мир огромной, маленькой страны!Первая свеча
Я зажигаю первую свечу.Еще лишь первую, но не простую —Свечу бесстрашия, свечу святую.На крыльях боли в прошлое лечу.И с высоты, где родился ТАНАХ[5],В моей души пространстве заэкранном,Как будто дно сквозь толщу океана,Виднеется палеозойский страх.Извечный страх изгоев-йегудим[6],Постылый страх быть пойманным с поличным,Постыдный страх не оказаться лишним,Не оказаться первым, а вторым.Себя победой обрекал на крах,Не вписан в измерении трехмерном, —Ведь даже нашей храбростью чрезмернойНезримо правил неизбывный страх…Я зажигаю первую свечу,Переходя в иное измеренье,Страшась (опять, опять!), что, к сожаленью,Окажется оно не по плечу.Мне в Хануку[7] дарует шанс судьба —В сердечном лабиринте иудеяВысвечивать Йегуду Маккавея,По свечке выжигать в себе раба.Радуга над Стеной Плача
Настойчиво сквозь старенькое ситоПроцеживает небо облака,Надеясь, что однажды будут смытыС камней печальных горечи века.Тысячелетнего терпенья глыбы,Страданий тысячеголосый лад…А над Стеною в вышине горятСемь звуков радуги и семь улыбок!Повисла звонкая дуга над нами,Прорезав облаков молочный дым,Повисла над бумажными кипами,Над черным опереньем харедим.[8]Повисла радуга – причуда света,Прочнейший мост от неба до земли!По этому мосту от стен ЗаветаК великим истинам святые шли.Я прижимаюсь мокрою щекойК изваянным и счастьем, и тоскойТем глыбам, что тепло сынов ДавидаЕще хранят. И плачу от стыда,И от беспомощности, и обиды,Что не был иудеем никогда,И от того, что был всегда евреем,Что Родине был вечно не родным.Я плачу по тому, что не согреет:По юности надеждам неземным,По приднепровским плавням и лиманам,По колдовству причерноморских рощ —Я плачу по годам самообмана,Я плачу… или это просто дождь?Стена скалою нависает грозной,И струйки грустно шепчутся со мной.Я плачу, что пришел к ней слишком поздно…А радуга не меркнет над Стеной!Баллада о последнем зелоте[9]
1Какое тревожное слово – зелоты!Какое кинжальное, звонкое слово!Земные страданья, земные заботы,К зелотам, к зелотам всхожу я назло вам!Наверно, Всевышнему так было надо:Нежданно-негаданно странная силаЗмеиной тропою к руинам Мецады[10]К зелотам, к зелотам меня заманила!К ознобному звуку: «Царь Ирод, царь Ирод!..»Великий строитель и рая, и ада,Ты выстроил, прячась от целого мира,Дворец в поднебесье и крепость Мецаду.И думать не думал, в надменных покояхЗемлей иудейской всевластно владея,Что башни скалы неприступной укроютЗелотов – мятежных сынов Иудеи.2Безумствуют римские легионерыВ развалинах Иерусалимского Храма.Идет на подмостках обители ВерыПоследнее действие дьявольской драмы.Но в час роковой перед вечным изгнаньемПоследней надеждой, последним оплотомМецада, Мецада взошла на закланьеС последнею горсткою гордых зелотов…Не месяцы – годы продлится осада.Но Рока проклятие неумолимо.И только победа, и только МецадаНужны императору грозного Рима.Там воины все – от младенца до старца.Там тысяча Богу единому верных.И только молитвой осталось сражатьсяС армадой язычников жестокосердных.3Последняя ночь оставляет Мецаду.Последнее утро вползает по склонам.Последнюю строят слова баррикаду:– Собратья!Неужто увидеть дано нам,как стая шакалов, от крови хмельная,у нас на глазах наших жен распинает!Что выберем:жизнь и пожизненно рабство,иль вечной свободыпосмертное братство?!Зелоты!Давайте окажем друг другусегодня последнюю в жизни услугу:и в час Авдалы[11] на исходе субботыв могилы с собой унесем мы свободу.Оставим врагам, захватившим Мецаду,запасы воды и обильные склады.Пусть видят,ворвавшись в пустующий город:на смерть нас подвигли не жажда и голод!4И вот уже брошен безжалостный жребий.Он десять святых палачей назначает.Свершает молитву последнюю ребе.И – каждого смерть, как награда, венчает.Их десять осталось. Безумных евреевВ одеждах, пропитанных кровью и потом.Последней приходит черед лотереи.И жребий последнего выбрал зелота.Знакомое что-то в упругой фигуре,В пытливых бровях и глазах его карих,В еще без сединки шальной шевелюре…Мне страшно. Похож на меня этот парень!Мне страшно. Гоню от себя наважденье.Нелепо!Немыслимо!И непонятно,И жутко представить, что был до рожденья,Что жил ты когда-то,И неоднократно…5Свершилось. На площади – тысяча трупов.Он в мире один. Бесконечно последний.Последние руки.Последние губы.Последнее небо и день этот летний.…Прощальный закат будет так целомудрен,И в странной тиши застрекочут цикады,И солнце прольется на буйные кудриПоследнего воина мертвой Мецады.Взметнутся на башнях дымы ошалело.Враги в опустевшую крепость ворвутся.Избравшие гибель пожизненным деломИзбравшим свободу они ужаснутся.И склады с едой, и в дворцовых подвалахСокрытые Иродом камни и злато,Прохлада бассейнов в таинственных скалахНаграда заждавшимся римским солдатам.Но им, торопливо трофеи гребущим,Живой ни одной не дождаться награды!..Я знаю, что в жизни своей предыдущейЯ был тем последним зелотомКонец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Негев – пустыня на юге Израиля.
2
Хермон – гора на севере страны.
3
Исраэль – так звучит название государства на иврите.
4
Димона – город в пустыне Негев, где часто бывают сухие жаркие ветры – хамсины.
5
ТАНАХ – священное иудейское Писание.
6
Йегудим – евреи (иврит).
7
Ханука, Маккавеи – праздник в честь освобождения Иерусалима от римских оккупантов во 2 веке до н. э. войском Йегуды Маккавея.
8
Харедим – ортодоксальные верующие.
9
Зелоты – непримиримые борцы с римским владычеством.
10
Мецада (Масада) – крепость, построенная царем Иродом на труднодоступной скале в районе Мертвого моря.
11
Авдала – особая молитва для отделения праздничной субботы от наступающих будней.