Нацистская Германия против Советского Союза: планирование войны

Вторая видовая историографическая группа – монографии и коллективные труды, в которых нашли отражение вопросы, связанные с непосредственной военной и политической подготовкой Третьим рейхом войны против СССР.

В книге отечественного исследователя В. А. Анфилова «Начало Великой Отечественной войны (22 июня – середина июля 1941 года)»[15], посвященной наиболее трудному периоду войны, рассмотрен ряд вопросов подготовки нацистской Германии к войне против СССР (глава 1). Автор характеризовал Советский Союз как главного политического и идеологического противника режима А. Гитлера. Германские генералы после оккупации большей части Европы и укрепления своего промышленного потенциала рассчитывали на скоротечность войны против СССР. Ведущая роль по разгрому сил Красной армии отводилась люфтваффе (бомбардировка и налеты, как следствие – дезорганизация противника) и бронетанковым войскам (нанесение мощных танковых ударов с последующим окружением). Кригсмарине должны были играть пассивную роль и лишь обеспечивать морские коммуникации без какого-либо содействия вермахту на прибрежных направлениях (с. 13–14). Работа В. А. Анфилова стала одним из первых отечественных трудов по анализу событий, предшествовавших Великой Отечественной войне и ее началу.

На Западе в это время вышла в свет монография Дж. Ф. Ч. Фуллера[16], отчетливо отражавшая англосаксонское видение исследуемой проблематики. Дж. Ч. Фуллеру было присуще рассмотрение событий Второй мировой войны сквозь призму развития стратегии как военного искусства (например, «стратегия сокрушения», «стратегия истощения», «генеральное сражение» и т. д.). Для Дж. Ч. Фуллера как представителя британо-американской историографии характерно отведение СССР второстепенной роли в планах Германии по установлению мирового господства, что не подкреплено необходимым фактологическим материалом. В главе «Германия изменяет оперативно-стратегическое направление» в пункте «Вторжение в Россию» автор дает детальную характеристику планам Третьего рейха по подготовке вторжения в СССР. Дж. Ч. Фуллер считал, что ввиду сжатых, неразвернутых положений плана «Барбаросса», конкретные цели Германии можно определить, лишь исходя из анализа военных операций сил вермахта. Безусловно, фюрер не ставил задачу по оккупации всей территории России, занимавшей 1/6 части суши. Также не планировался полный захват европейской части страны Советов. Германия собиралась довольствоваться захватом ключевых Московского, Ленинградского, Донецкого промышленных районов, сельскохозяйственных угодий Украины, нефтеносных районов Кавказа, и таким образом свести военно-промышленный потенциал СССР до нуля. По мнению британского исследователя, главным в этой цепочке являлся Кавказ, и гитлеровцы совершили крупную ошибку в том, что не смогли вовлечь Турцию в войну и использовать ее территорию как еще один плацдарм (с. 156–157). С точки зрения Дж. Фуллера, наиболее удачным планом нападения на СССР являлся проект генерал Э. Маркса. А. Гитлер, с точки зрения англосаксонского автора, в итоге не выбрал какого-либо направления как приоритетного, что привело к распылению сил. Именно это обстоятельство и стало основной причиной поражения Германии в противостоянии с СССР. Ошибка была совершена ввиду недооценки состояния Вооруженных сил Советской России. А. Гитлер предполагал до наступления зимы мощным ударом разгромить Красную армию и занять Москву, а если советская сторона не согласится на мир, то на следующий год перенести тяжесть наступления на Кавказ. По мнению Дж. Фуллера, Германии следовало бы закончить войну «стратегией сокрушения», но никак не начинать ее таким образом, что привело к скоротечному истощению сил вермахта (с. 159–160).

К 20-летию Победы вышла работа С. П. Соловьева «Замыслы и планы»[17]. Автор отмечал, что первое обсуждение «восточной проблемы» состоялось 30 июня 1940 г., через четыре дня после падения Франции. Войну на Востоке можно было начать только с обеспечением южного стратегического фланга. «Оккупацию Греции и Югославии предполагалось осуществить за несколько дней до начала главного вторжения, как в свое время были оккупированы Дания и Норвегия перед началом вторжения во Францию» (с. 108).

31 июля 1940 г. на совещании Гитлера с высшим генералитетом окончательно была выдвинута цель восточной кампании – «уничтожение жизненной силы России». «Если до сих пор шла только общая наметка мероприятий дезинформации, то 31 июля все это было приведено в строжайшую систему» (с. 111). Первый вариант оперативной части вторжения получил наименование «Отто». Согласно первоначальному плану «Отто», «были спланированы два удара, в результате которых с выходом южной стратегической группировки на Днепр и северной – в район северо-западнее Москвы – планировалось осуществить концентрический удар силами обеих групп армий навстречу друг другу с замыканием гигантских «клещей» в районах южнее Москвы. После этого предполагалось выделить часть сил для овладения Кавказом» (с. 140). Автором столь дерзкого плана являлся ранее упоминаемый нами генерал Э. Маркс.

С. П. Соловьев писал, что в дальнейшем была признана ошибочность таких стратегических шаблонов, так как в расчет не бралась сильнейшая советская группировка на Украине. Генерал Г. фон Зоденштерн (будущий начальник штаба группы армий «Юг») предложил свое видение вторжения. Основная его идея в основе своей исходила из плана генерала Э. Маркса. Но планировалось создать еще одну – центральную группу армий в составе 17 дивизий – для «дожима» советских войск в районе Белоруссии. И все же и данный план был окончательно переработан генералом Ф. Паулюсом в сентябре 1940 г., а в декабре 1940 г. в целях секретности план «Отто» сменил название на «Барбаросса» и был утвержден Гитлером.

«План “Барбаросса” значительно отличался от проектов генералов Э. Маркса и Г. фон Зоденштерна. Основная его идея состояла в нанесении мощных рассекающих ударов на нескольких участках южнее и севернее Припятских болот с развитием наступления на ленинградском, московском и киевском стратегических направлениях с одновременным окружением и уничтожением в нескольких “котлах” всего первого стратегического эшелона советских войск, сосредоточенного западнее рек Днепр, Западная Двина» (с. 148). После выполнения стратегических задач, исходя из условий достигнутого положения, конечным рубежом вторжения значилась линия Архангельск – Астрахань. Особенность плана заключалась в том, что операции вторжения групп армий вермахта были спланированы на окружение советских войск, хотя в целом стратегическое наступление происходило по расходящимся направлениям. По мнению автора, в первую очередь германские стратеги не учли колоссального экономического потенциала Советского Союза, народного патриотизма. Нацисты были убеждены в реальной возможности разгрома первого эшелона Красной армии и выхода на оперативный простор, что им и не удалось сделать в результате блицкрига. Налицо была явная переоценка опыта западноевропейской кампании. «Весь смысл противоречия в планировании состоял том, что группировки вторжения должны были гнаться всеми командными инстанциями вперед, как можно дальше на восток, даже ценой уклонения от боя, не заботясь ни о создании надежного фронта окружения, ни о борьбе с окруженным или отходящим противником» (с. 174). План «Ост» по немецкой колонизации Восточной Европы и выселению ее исконных жителей С. П. Соловьев считал приложением к плану «Барбаросса». В ходе контрнаступления советских войск под Москвой планы гитлеровской Германии на «молниеносную войну» были полностью перечеркнуты.

Помимо труда С. П. Соловьева, к 1965 г. было опубликовано второе издание книги начальника Института военной истории МО СССР член-корреспондента Академии наук СССР генерал-лейтенанта П. А. Жилина «Как фашистская Германия готовила нападение на Советский Союз»[18]. В ней «значительно полнее, чем в первом, говорится о подготовке фашистской Германии к войне против СССР»[19]. Автор впервые в отечественной историографии попытался обобщить все выводы о причинах и ходе подготовки гитлеровской Германии к войне против СССР. Вместе с тем на содержании работы П. А. Жилина сказалось влияние эпохи «холодной войны», императивы политико-идеологического противоборства: красной линией в книге проходит идея о стремлении стран капитализма «использовать германский фашизм в качестве ударной силы, с помощью которой они надеялись разделаться с Советским Союзом» (с. 15). П. А. Жилин считал, что десантная операция «Морской лев» служила как прикрытием для подготовки к нашествию на Восток, так и носила политический характер, выступая средством нажима на Великобританию. Планировалось молниеносным ударом уничтожить Советское государство, прежде чем Британская империя сможет достигнуть мобилизационного пика.

Борьба на Востоке должна была носить кардинально иной характер, нежели на Западе. «Войну против СССР фашистские главари рассматривали как борьбу двух идеологий» (с. 90). Планом «Ост» «предусматривалось в течение 30 лет переселить в Западную Сибирь из Польши, Чехословакии, Украины, Белоруссии и Прибалтики значительную часть населения и заселить эти территории немецкими колонистами» (с. 90).

Согласно П. А. Жилину, главная ошибка гитлеровцев заключалась в «недооценке состояния и возможностей экономики Советского Союза, а это решающим образом повлияло на общий ход войны и ускорило поражение фашистской Германии» (с. 95). Автор отвергал версию о том, что замысел нападения на СССР был единоличным творением фюрера, считая причастным к этому и высшее военное руководство Германии. Критике подвергается гипотеза о «превентивности» войны: идея о войне на Востоке зародилась еще в 1920-е гг., о чем свидетельствуют заявления Гитлера о необходимости расширения жизненного пространства в сторону Уральского хребта.

П. А. Жилин являлся противником теории оппозиционности генералитета к намерениям фюрера в войне с Советским Союзом, доказывая, что военные полностью разделяли агрессивные взгляды руководства Третьего рейха. Но все же идея о нападении осенью 1940 г. была отвергнута, ввиду надвигавшейся зимы и на тот момент недостаточно развитой инфраструктуры в Польше и Румынии. Подготовка к вторжению условно разделена П. А. Жилиным на два периода: с июля по 18 декабря 1940 г. (подписание директивы № 21 – план «Барбаросса») и с 18 декабря 1940 г. до начала войны. «Первый период подготовки включал разработку Генеральным штабом стратегических принципов ведения войны; определение сил и средств, необходимых для нападения на СССР; проведение мероприятий по увеличению вооруженных сил Германии и изучение предстоящего театра военных действий» (с. 126). Немецкие генералы были уверены в непобедимости стратегии блицкрига. Разгром вооруженных сил должен был привести к развалу политической системы, отказу экономики и полному поражению Советского государства. В то же время намечались серьезные противоречия в порядке выполнения задач по разгрому СССР. «Если Гитлер считал, что в первую очередь надо достичь экономических целей – захватить Украину, Донецкий бассейн, Северный Кавказ и таким образом получить хлеб, уголь и нефть, то Браухич и Гальдер на первый план выдвигали уничтожение советских вооруженных сил» (с. 145).

Активно Третьим рейхом велась дезинформационная работа. Переброска войск на Восток тщательно маскировалась под видом подготовки к десанту на Британские острова. «В штабах групп армий в феврале – марте 1941 г. проводились военные игры, на которых по этапам проигрывались действия войск и порядок организации их снабжения» (с. 153). Таким образом, подготовка к нападению приближалась к финальной фазе. Была проведена серия инспекционных поездок военного и государственного руководства в штабы групп армий.

В своей статье «Военная подготовка нападения германского империализма на Советский Союз»[20] директор Института военной истории ГДР профессор Р. Брюль доказывает, что Германия активно готовилась к войне против СССР, целью которой была ликвидация социалистического общественного и государственного порядка. Одна из ключевых идей статьи – личная ответственность и даже доминирующая роль высшего военного командования Третьего рейха за планирование, подготовку и реализацию на территории Советского Союза ликвидации необходимых условий для жизни и беспощадного массового уничтожения населения, то есть за геноцид. В этих целях он приводит факты тесного сотрудничества управления по руководству военной экономикой главного командования вермахта с крупными промышленниками в отношении Советского Кавказа; разработки именно военными деятелями теорий тотальной войны и блицкрига; подготовки операций против советского флота уже в 1936 г. и эффективного использования ВВС для нанесения удара по СССР уже в 1938 г.; реализации с середины 1930-х гг. пропаганды в духе антисоветской истерии в военных СМИ и восхваление агрессивных действий против Советской республики в официальной военной историографии; подготовки совместно с другими фашистскими организациями комплекса мероприятий по политико-идеологической деморализации советского населения и Красной армии; участия военных историков немецкого Генерального штаба в попытках оправдать агрессию, помимо прочего, тем, что Советский Союз не является якобы ни государством, ни участником международно-правового сообщества западноевропейских стран (с. 61–65).

Проанализировав мероприятия Третьего рейха в области планирования агрессии и оккупации СССР, Р. Брюль выявил их следующие характерные черты. Во-первых, руководящие военные органы нацистской Германии оказывали активную и неограниченную поддержку в осуществлении политических целей агрессии. Во-вторых, они приняли решающее участие в разработке преступных приказов, которые оправдывали террор и насилие в отношении советских граждан (например, указ о военной подсудности в районе «Барбаросса» («приказ о подсудности», подписанный В. Кейтелем 13 мая 1941 г.). В-третьих, военное руководство Третьего рейха активно участвовало в детальной разработке главной экономической цели агрессии: наряду с уничтожением Советского государства уничтожить и социалистическую экономическую систему, разграбить страну и превратить уцелевшее население в рабов (с. 64–65).

Не остались без критики автора из ГДР и попытки западногерманской историографии оправдать преступления Третьего рейха и особенно его руководящих органов. По его мнению, уже тогда фальсификаторы истории пытались снять всякую ответственность с тех военных органов и руководящей верхушки, которые определяли политику нацистской Германии. Мало того, жертвы агрессии объявлялись соучастниками совершенных над ними преступлений (с. 67).

Тенденцией в западногерманской историографии в 1960-1980-е гг. (в рамках консервативного направления) стали попытки обосновать тезис о том, что в развязывании войны против И. В. Сталина решающую роль играли не «программные» установки А. Гитлера, а сложившаяся военно-стратегическая обстановка, определяющим фактором которой стала «чреватая агрессией» против Германии внешняя политика Советского Союза[21]. Соответственно, в этих условиях военно-политический курс Гитлера носил во многом реагирующий, превентивный характер. Подобный тезис стал впоследствии активно эксплуатироваться историками «ревизионистской» школы в различных странах. В частности, исследователь Э. Нольте в статье «Прошлое, которое не хочет проходить» («Vergangenheit, die nicht vergehen will») настаивал на том, что преступления нацистов не уникальны, они блекнут на фоне ужасов гражданской войны в России, коллективизации и «красного» террора. В 1987 г. шумная рекламная кампания была развернута в связи с выходом книги Э. Нольте «Европейская гражданская война 1917–1945 гг.»[22], в которой автор утверждал, что германская агрессия против СССР была «компонентом объективно обоснованной и решающей борьбы». Тезис о «превентивной войне» Э. Нольте считал вполне допустимым, хотя и «требующим дополнительных доказательств». Подобная позиция вызвала неприятие представителей исторического сообщества даже в ФРГ[23].

Близкие Э. Нольте взгляды высказал и другой германский историк, профессор Кёльнского университета А. Хильгрубер. В статье «Двойной закат. Крах германского рейха и конец европейского еврейства» этот автор утверждал, что поражение нацизма стало равнозначным поражению Европы, а немецкая армия, демонстрируя самоотверженность, до последнего «спасала население рейха» от «большевистского потопа» (Р. 118). Соответственно, война Германии против СССР носила цивилизаторский характер, ее подлинным смыслом являлась защита европейской цивилизации от славянских и азиатских орд. Именно Германия, сражаясь против Советского Союза, в отличие от западных держав-союзников, представляла вплоть до 1945 г. интересы Европы, констатировал А. Хильгрубер[24]. В своей аргументации историк исходил из того, что Германия со дня основания Германской империи в 1871 г. выполняла системообразующую функцию на европейском континенте, выступая в роли своеобразного «посредника между Балтикой и Черным морем»[25]. Раздел Германии в результате Второй мировой войны означал, по мнению ученого, утрату в лице Германии ключевого, центрального элемента в европейском порядке. В отношении тезиса о «превентивной войне» А. Хильгрубер был более осторожен. Еще в 1982 г. он сам убедительно опроверг «ревизионистские» интерпретации, характеризуя их как «возврат к трактовкам, которые признаны устаревшими»[26].

Аргументация Э. Нольте и новая позиция А. Хильгрубера вызвала неприятие у большинства профессиональных историков, поскольку основывалась, по их мнению, на устаревших доводах, которые уже несколько десятилетий назад артикулировались неонацистскими организациями. В числе этих аргументов попытка обоснования «превентивного» вынужденного характера войны против Советского Союза, обусловленного необходимостью защиты Европы от «большевистской угрозы» и, в связи этим, стремление переложить ответственность за войну на Советский Союз. Фактически позиция Э. Нольте и его сторонников сводилась к тому, что Третий рейх вел «правильную» войну и в целом защищал интересы Европы, в отличие от других стран Запада, которые, вместо того чтобы поддержать близкую по цивилизационным основаниям Германию, сделали ставку на сотрудничество с чуждым коммунистическим режимом[27].

В 1985–1986 гг. вышла получившая широкую известность книга австрийского философа и историка Э. Топича «Война Сталина», в которой автор утверждал, что Советский Союз в 1939–1941 гг. преследовал «империалистические цели» по отношению к своим западным соседям, предъявил в ноябре 1940 г. Германии «ультимативные требования», и в сложившейся обстановке последней ничего не оставалось, как предпринять «упреждающий удар», чтобы «своевременно себя спасти»[28].

Ключевым у Э. Топича стал тезис о том, что «политический смысл Второй мировой войны сводится к агрессии Советского Союза» против западных демократий, а роль Германии и Японии состояла в том, что они служили военным инструментом Кремля. Э. Топич выдвинул версию о том, что советское руководство якобы «само спровоцировало» Гитлера на нападение, дабы «предстать перед всем миром в качестве жертвы агрессии»[29].

Э. Топич, а также консервативный публицист Г.-К. Кальтенбруннер заявили о том, что новые исследования могут представить «серьезные доводы для подтверждения того, что не только Гитлер стремился к расширению жизненного пространства на Востоке, но одновременно и Сталин готовил контрнаступление». При этом, однако, делалась оговорка, что «пока еще нет точных научных доказательств того, что русский подход действительно являлся превентивной войной»[30].

«Психополитический»[31] анализ возможных действий Сталина отвлекал от расистско-идеологического содержания «восточной программы» нацистского рейха. Игнорировались также не соответствующие доказываемой версии источники и документы. Историки и публицисты консервативного толка, например, старались обойти молчанием такой важный для данного контекста источник, как опубликованные дневники Й. Геббельса, содержание которых неопровержимо доказывало агрессивную направленность подлинных намерений А. Гитлера по отношению к СССР[32]. Концепцию Э. Топича поддержали ряд историков, в частности, австрийский историк X. Магенхаймер, приписавший агрессии вермахта «превентивные функции»[33].

Вместе с тем итогом исследований авторитетных историков Г. Вайнберга, X. Тревор-Ропера, Э. Йеккеля, А. Куна о внешнеполитической программе, целях войны и стратегии Гитлера стал вывод о том, что намерение фюрера напасть на СССР не вытекало исключительно из военной ситуации 1940 г., но являлось органическим следствием его «восточной программы», выработанной до 1933 г.[34] Эти исторические исследования показали, что агрессивная политика Третьего рейха была последовательным осуществлением сформулированной еще в 1920-е гг. «восточной политики»[35]. Решение о нападении на СССР полностью соответствовало главной цели Гитлера, изложенной в «Майн кампф» (1924) и во «Второй книге» (1928), равно как и в его заявлениях после вступления в должность канцлера в январе 1933 г. Преобладающая позиция, которой придерживались в тот период авторитетные немецкие историки, сводилась к следующему: «В июне 1941 г. началась не превентивная война, но реализация Гитлером его подлинных, идеологически мотивированных намерений, в структуру которых были включены традиционные гегемонистские требования»[36].

Полемика сторонников и противников концепции «превентивной» войны продолжилась в рамках так называемого спора историков, (Historikerstreit), развернувшегося в ФРГ в 1986–1987 гг. и ставшего очередным рубежным моментом в развитии немецкой историографии, посвященной проблемам подготовки войны Германии против СССР. Этому событию предшествовала кампания в периодических изданиях неонацистского толка, которая пыталась представить агрессию А. Гитлера против СССР как «крестовый поход» в защиту Европы от большевизма и параллельно оправдать политику нацистского режима относительно евреев и славян. Один из военных журналов ФРГ, в частности, утверждал в 1985 г., что «главной заслугой немецких солдат, воевавших в России», было «отражение коммунистической угрозы, продолжавшееся вплоть до высадки англичан и американцев на западе Европы»[37].

Летом 1986 г. в консервативных средствах массовой информации ФРГ появились материалы, в которых нападение вермахта на СССР именовалось «превентивной войной»[38], прозвучали требования переосмыслить характер операции «Барбаросса». Возобновление дебатов о «превентивной войне» вело к размыванию границ между выводами, содержащимися в публикациях авторов – апологетов нацистского режима и в работах серьезных исследователей. Речь шла, по сути, о попытке формирования новой концепции национальной истории Германии.

С помощью тезиса о «превентивной войне», по мнению германского историка В. Ветте – сторонника объективного подхода в исследовании исторических событий, – «гитлеровский режим надеялся избавиться от обвинений в агрессивной политике в глазах общественного мнения, и в особенности – в глазах собственного народа»[39]. Эту точку зрения поддержали такие немецкие историки, как В. Дейст, М. Мессершмидт, Г. Е. Фолькман, изложившие свои взгляды в книге «Причины и предпосылки Второй мировой войны»[40]. Схожей позиции придерживаются авторы трудов «Была ли война войной Гитлера?» под редакцией Х.-П. Ульрике и Р. Кюнля[41] и «Не только война Гитлера. Вторая мировая война и немцы» под редакцией К. Клесмана[42].

«Модифицированные» версии о «превентивной войне» были опровергнуты на ряде международных научных конференций, прошедших в этот период[43]. Особый интерес в этой связи представляет также книга «Два пути на Москву. От пакта Гитлера – Сталина до операции “Барбаросса”»[44], подготовленная историками, представлявшими десять заинтересованных в объективном изложении проблемы стран. В книге рассматриваются особенности планирования нападения Германии на СССР, роль Битвы под Москвой, которая привела к «срыву блицкрига как стратегической цели Германии в войне против Советского Союза». Немецкие историки Г. Р. Юбершер и В. Ветте в книге «Нападение на Советский Союз. Операция “Барбаросса”»[45] отметили сходство процессов, развернувшихся в последние годы в российской и германской исторической науке, сопровождающихся переосмыслением ряда прежних оценок причин и хода Второй мировой войны, смещением проблем, связанных с подготовкой агрессии Германии против Советского Союза, в центр публичных дискуссий не только в германском, но и в российском обществе.

Приверженцы тезиса о «превентивной войне», резюмирует немецкий историк Б. Бонвеч, не располагают доказательной базой, их доводы, отмечает историк, «хромают на обе ноги»[46]. Убедительно показал несостоятельность подобного подхода и израильский историк Г. Городецкий[47].

Заметной вехой в развитии либерального исторического направления в германской историографии (ФРГ) стала монография «Вермахт в нацистском государстве» известного историка М. Мессершмидта. Опираясь на ряд не известных до этого документов, историк дезавуировал распространенный тезис о якобы существовавшей скрытой оппозиции немецкого генералитета завоевательным планам А. Гитлера, в том числе и в отношении Советского Союза. Историк убедительно показал активное участие немецкого генералитета в подготовке и осуществлении плана «Барбаросса», в основной массе разделявшего уверенность фюрера в возможности скоротечной победоносной войны против Советского Союза. М. Мессершмидт пришел к выводу о том, что «образ мышления военной верхушки был неотделим от образа мышления и деятельности нацистского государства»[48]. Выводы ученого вызвали ожидаемое неприятие на консервативном фланге западногерманской исторической науки, а также со стороны радикальных западногерманских «солдатских союзов» и бывших гитлеровских генералов. Историка обвинили в нанесении «оскорбления немецким вооруженным силам»[49]. Однако подобные обвинения носили необоснованный характер. После войны высший генералитет, по мнению немецкого историка Р. Мюллера, попытался возложить единоличную ответственность за допущенные просчеты и ошибки на А. Гитлера. Первой из подобного рода работ стала выпущенная в 1949 г. брошюра бывшего начальника штаба сухопутных войск генерал-полковника Ф. Гальдера «Гитлер как полководец»[50]. Ф. Гальдеру, по оценке Р. Мюллера, удалось тщательно замаскировать важные факты о «предварительном планировании войны против СССР», в котором самое деятельное участие приняли немецкие военачальники. Установка о единоличной ответственности Гитлера, о непричастности к его преступлениям немецкой правящей элиты на несколько десятилетий стала «несущей конструкцией исторической литературы». Доминирующим подходом стало «сокрытие инициатив командования вермахта по подготовке Восточного похода»[51].