Полная версия
Философский детектив
– Они, подобными, не то что мифами, а сказками, подготавливает почву, так сказать, готовят к открытию для себя окна возможностей, этот телепортал, где всякое желаемое, можно будет выдать за действительное и тем самым добиться для себя привилегированного положения.
Демосфен, как и всякий успешный и значимый, как минимум для себя политик, умел заглядывать в будущее, так что наличие в его обиходе таких заумных слов, как «телепортал», не должно никого смущать. Этим, наверное, и объясняется тот факт, что многих выдающихся политических деятелей и в особенности политэкономистов, недооцененных при их жизни, но очень, невзирая на запущенную подобными деятелями присказку: «О мёртвых, либо хорошо, либо ничего», с большой матерной буквы оцененных после неё, совершенно не понимают их современники, для которых эти все их словесные мудрствования даже кажутся каким-то бредом. «Чё он опять там нахер наплёл». – Даже самые верные соратники, зачастую не находили хоть какой-то толики разумности в высказываниях своего премьер-видного единомышленника, который в очередной раз так загнул, что, наверное, и сам ничего не понял из того, что сказал.
Когда как на самом деле, они просто умеют заглядывать в будущее и, вытаскивая оттуда повседневные для будущего слова, определенно забываясь от этого успеха, так совсем несвоевременно используют их. И из-за этого порочного круга, так и нет пророка в своем отечестве. Так что, можно сказать, что Демосфен определенно видел то, о чём говорил и, зная обиходную мудрость «всему своё время», пытался предотвратить физическое появление или материализацию всех этих пользовательских, нестерпимых для не достигших уровня понимания всего этого толерантного состояния души слов.
– Всё это политика, так что запомни. Нет никакого Гермафродита и точка. – Взгляд Демосфена всё столь же грозен, на что секретарь, умудрённый опытом, не спешит что-то отвечать, чего от него собственно не требуется, и только покачивая головой, всё также смотрит вглубь себя.
– Говоришь, рядом с ним было обнаружено послание? – закончив первую мысль, перевёл тему разговора Демосфен, который всё-таки что-то для себя понял, из всего до этого сказанного секретарем. Который, между тем, гад такой, не удосуживается отвечать, как того следовало, а теперь только лишь кивает в ответ.
– Ну и что за послание? – Демосфен просто поражается, почему ему ещё приходиться дополнять свой вопрос, который уже в себе подразумевал это дополнение. На что секретарь, теперь уже не смог ограничиться просто киванием, да и Морзе, даже ещё не был в перспективах, так что ему не оставалось ничего другого делать, как раскрыв рот, выдать требуемую информацию.
– Что я понял, прекрасно. Чего не понял, наверное, тоже. – Выданное секретарем вслух, вновь заставило Демосфена удивившись, сдавить складки на лбу, что надо заметить, ведёт к преждевременному появлению лобовых морщин (что поделать, такова участь всех думающих людей, которые в своих складках лба, несут в мир огромный груз мудрости).
– Мудрёно. – Только и нашёлся, что ответить Демосфен на это.
– А-га и несколько даже длинновато. – Секретарь всё-таки, несколько бестактен, раз забежав вперед батьки, уже начинает анализировать эту надпись. Что, конечно, не могло пройти мимо ушей Демосфена, чей взгляд наполнился суровостью, но внезапная возникшая в его голове мысль, вдруг разогнала эти сгущающиеся над головой секретаря тучи и Демосфен, как все великие мужи Эллады, обладавший большой рассеянностью, дабы не забыть эту озарившую его мысль, сразу же выдал её в свет.
– Если нет краткости в изречениях, то первое, что можно сказать, так это то, что он не латин. – Выдав эту истину, Демосфен, не смотря на то, что он в своих умозрениях вознесся к небесам, всё-таки бросил свой взгляд на секретаря. Ну а его реакция на этот раз была должной его ожиданиям, и секретарь, поразившись такой проницательности Демосфена, хоть и не рассыпался в должных комплиментах, но по его горящему и внимающему ему взгляду, было видно всё его потрясение, которое он испытал, услышав эту непреложность.
– И что вы ещё скажите? – секретарь не смог сдержаться и можно сказать, уже требовал новой порции откровений (в его вопрошающем предложении, уж очень явно не хватало обращения типа мастер, что на заре цивилизации, пока что ещё не вошло в обиход. Что, со временем, будет учтено последующими поколениями и взято на вооружение, правда, в основном приверженцами восточного пути или дао развития человечества).
– Так, раз он умеет писать, то он не безграмотен. – Демосфен своей логичностью рассуждений, просто сбивает секретаря с мысли, которая даже при самом ревностном неприятии этих заявлений Демосфена, не могла бы ничего существенно ему возразить.
– Ну, а раз он не безграмотен, то он однозначно гражданин Эллады. – Демосфен, следуя своей логической цепочке, не требует на неё ответов от секретаря, видимого благоговения которого перед Демосфеном, будет достаточно, с чем тот и продолжает своё умозрительное расследование. – В своем послании, этот преступник определенно претендует на мудрость, которая, как все знают в Элладе, преподается….– Демосфен внимательно посмотрел на секретаря, который поняв этот взгляд, добавил требуемое от него окончание: «Академиях Платона».
– А вот тут то, для нас уже открывается своё широкое поле для деятельности. – Демосфен проговорив, плотоядно облизнулся при виде рожи этого, не желающего делиться с ним электоратом Платона, к которому он явится с повесткой на допрос, а уж потом посмотрим, кто из нас больший умник.
– Вы это о чём? – не умеющий заглядывать в чужие мысли, а также видеть дальше своего собственного носа, секретарь на этот раз, своим недопониманием не вывел из себя Демосфена, а в некотором роде, вызвал в нём одобрение его тупизму, который в дозированных объемах обязательно должен присутствовать у каждого хорошего секретаря. Чем, наверное, Фабулус и пленил сердца архонтов, не любящих, как и всякий из людей, кого-то более умного, чем ты – наипоследнейший дурак. Или наипервейший? Что требует для себя обстоятельного рассудительного размышления. Ведь, если ты наипоследнейший дурак, то это, вообще, что собственно значит? Твою дурость или умность. Ну, а если ты наипервейший, то опять же встаёт этот же умозрительный вопрос. Хотя, если ты выбился в первейшие ряды, то это уже что-то значит. И выходит, что в данном вопросе, надо отталкиваться от этой числовой очередности, где всё-таки именно место красит и определяет человека и его дурость.
– Ну, ты же знаешь всех этих наших академических мудрецов. Стоит только должным образом подойти к делу, то тут уж, они так расстараются в обелении друг друга, что только и успевай запоминать, кто кого и чего, и так далее. К тому же, плюс ко всему и нашему преступнику, мы, даже не стараясь, обнаружим все тайные залежи мудрости наших академиков (Не зря же академию назвали так, в честь местности носящей название Академа, которая в свою очередь, получила свое имя в честь этого героя Академа, который и прославился лишь тем, что указал братьям Кастору и Полидевку место, где была укрыта их сестра Елена, похищенная Тесеем. В общем, одно слово стукач, что ожидаемо услышать и от этих продолжателей, если не его дела, то носящих его имя деятелей), найдём то, что уже не надеялись найти, обязательно раскроем несколько подготовленных заговоров с их активными членами, ну и главное, получим свои практические доказательства, любимому мною изречению: «всё тайное когда-нибудь становится явным». – Демосфен замолчал и, оскалившись, многозначительно посмотрел на секретаря, чья любовная связь с Клариссой будет скоро им раскрыта, и это дело всего лишь времени.
– Это, конечно, верно, но судя по поэтичности, так и сквозящей в этом послании, нельзя снимать со счёта и наши поэтические круги, в которых не в пример мыслителям, кипят страсти и бушует экспрессия. – Секретарь к раздражению Демосфена, вновь взялся, не только за своё использование непонятных для него слов, но и к тому же дерзнул на своё собственное мнение, идущее вразрез с его собственным. Что, конечно же, недопустимо, но между тем, Демосфен, по этой не сдержанности секретаря, понял для себя то, что этот Фабулус правильно воспринял его деморализующий взгляд, и этим своим дерзновенным выпадом, попытался сбить его с главной парализующей его сознание ревностной мысли. Отчего Демосфен, всё больше испытывающий трепет к своему проницательному уму, усмехнулся над этой наивностью Фабулуса, с его натужными попытками избежать неотвратимого рока, и преисполненный нисхождения к этой ничтожности, заявил:
– Ну, раз ты такой умный, так и займись этими поклонниками Мельпомены. Да и насчёт надписи, надо о ней должно позаботиться.
– Серьезно? – К удивлению Демосфена, секретарь, явно тайный театрал, определенно воодушевился этим его поручением. На что, ему, конечно же, сразу хотелось заявить что-нибудь наперекор, но архонту ничего в голову не пришло и поэтому пришлось повториться, правда, только утверждающе, за секретарем:
– Серьезно. – И как только Демосфен, этим своим ответом уполномочил секретаря на действия, то тот, по всей видимости, сразу потерял свой интерес к своему нахождению здесь (который, в общем-то, присутствовал только в стадии служебной необходимости), что и вылилось к потере выразительности его лицевых мышц, которые слившись в одну безучастную массу, теперь представляли из себя безликую маску, с которой разве захочется общаться.
Так и Демосфен, бросив ещё несколько своих уничижительных замечаний на счёт секретаря, на которые тому было до одного места, и не почувствовал в себе удовлетворения, тем самым, посчитав продолжение дальнейшего разговора пустым делом, ещё раз бросил свой запоминающийся взгляд на секретаря, и получив от того блок с дополнительной информацией о менее значимых происшествиях, как очередных стычках между фанатскими группировками сторонников Евклида и Архимеда, а также последующими задержаниями нескольких зачинщиков драк и других нарушителей общественного порядка, отправил-таки Фабулуса во свои восвояси.
– Ну, давай, придурок. – Внутренний Фабулус, разительно сильно отличался от своего внешнего благопристойного Фабулуса, имея не только не сдержанный язык, готовый поносить всех и вся, но и такие мысли, от которых, пожалуй, узнай вы о них, то ваш внутренний мир бы содрогнулся, узрев эту откровенность, которую когда-нибудь назовут апокалипсисом. Так что, не было ничего удивительного в том, что внутренний Фабулус, побуждаемый своей характерностью, таким нелицеприятным для Демосфена образом, попрощался с ним.
Впрочем, внутренний Фабулус, как он считал, а на это была масса своих побуждающих причин, где одной из самых главных, значилась оплошность Демосфена, так и не спросившего о принадлежности самого трупа, который, как уже выяснил («Поэтичность послания, всяко должна была вести к этому кружку трагиков», – озарила Фабулуса мысль, приведшая его в эти театральные места) Фабулус, был когда-то начинающим сочинителем, который, как опять же всё уже разнюхал Фабулус, был отвергнут Софоклом. «Посмотрим», – Фабулус, так многозначительно посмотрел внутрь себя, что если бы Демосфен, увидел этот его взгляд, то, пожалуй бы, даже вздрогнул.
– Достал уже, придурок. – Бросил в спину удаляющемуся Фабулусу слово Демосфен, который своим тождественным с Фабулусом идентифицированием самого секретаря, в чём виделась их схожесть умонастроений и даже определенная общность характеров. Хотя, возможно, всему виной, стало своё правило жизни, гласящее: «с кем поведешься, от того и наберёшься», а чего не жалко, так это всякой дурости, которую в первую очередь и хапают дорвавшиеся до бесплатного… однозначно сыра, соответственно находящегося в своем естественном местонахождении (на самом деле, это очень глубокая мысль).
После чего Демосфен, подуставший от этого общения с секретарем, сплюнул в лохань и уже было хотел потянуться, как внезапно озарившая (почему-то все эти внезапные озарения приводят к обратному эффекту, к потемнению в душе и глазах) голову Демосфена памятливая и испугавшая его мысль, как и было предначертано выше в скобках, омрачило его душу, заставив вырваться наружу эмоциональный выкрик:
– Антиоха!
После чего Демосфен в растерянности зачем-то посмотрел по сторонам, видимо стараясь где-то в углу обнаружить эту, имеющуюся хорошо прятаться Антиоху, и не обнаружив её, снова грохнулся на своё ложе.
«А где же Антиоха?» – потирая лоб, спросил себя Демосфен, который видимо опять приняв свой лоб за лампу Алладина, таким образом, пытался решить для себя эту загадку.
«А часом он, опять вчера не взялся за своё, и кнутом и своим пьяным примером, случаем не принялся воспитывать свою приёмную дочь Антиоху». – Мысли одна за другой, морщинами начали бороздить его взмокший от этих тягостных раздумий лоб.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.